сиденье Кристины. "Видишь что-нибудь зеленое? Видишь
что-нибудь зеленое? Видишь что-нибудь зеле..." - голос затих, превратился  в
какое-то шипенье, тело покрылось  язвами  и  нарывами,  а  глаза  затянулись
бледно-молочной пленкой катаракты, отчего казалось, что на них упала  мутная
тень. И все это разлагалось, истлевало у него на глазах  и  испускало  такой
запах, какой он почувствовал в Кристине, какой почувствовала Ли,  но  только
сейчас  тот  был  намного  хуже,  отвратительнее  и  сильнее  -  смрад   его
собственной гниющей плоти, смрад смерти, и Эрни завопил  и  вопил,  пока  по
радио Литл Ричард надрывался и орал "Тутти-Фрутти", а  потом  волосы  совсем
выпали, слезла кожа, и только  кости  торчали  из  лохмотьев  футболки,  как
гротескные белые карандаши. Губы исчезли, зубы раскрошились и выпали, он был
мертв и все-таки жив, - как Кристина, он был жив.
   "Видишь что-нибудь зеленое? - прошамкал он. - Видишь что-нибудь зеленое?"
   И тогда Эрни застонал.

38/ СНОВА ДЖЕНКИНС

   Через час Эрни зарулил в гараж. Его попутчик - если  у  него  вообще  был
попутчик - давно исчез.  Исчез  и  запах;  несомненно,  он  был  всего  лишь
иллюзией. "Если все время проводишь среди говнюков, - подумал Эрни, - то все
начинает вонять дерьмом". Понятно, что такая мысль весьма обрадовала его.
   Уилл ужинал за широким окном своего офиса. Не поднимаясь из-за стола,  он
вяло помахал рукой. В ответ Эрни дважды нажал на гудок и припарковался.
   Несколько минут он сидел в машине, слушая радио и поглядывая  в  ветровое
стекло. Бобби Хелмс пел "Рок на колокольне", и диктор объявил, что его песня
вошла в горячую десятку сезона. Эрни улыбнулся и почувствовал  себя  гораздо
лучше. Он не мог припомнить в подробностях то, что  видел  (или  думал,  что
видел), да ему и не хотелось ничего вспоминать. Что бы с ним  ни  случилось,
подобное уже  не  повторится.  Он  был  уверен  в  этом.  Люди  научили  его
воображать себе всякую чушь.  Вероятно,  они  были  бы  счастливы,  если  бы
узнали.., но он не собирался доставлять им такое удовольствие.
   Он вылез из машины  и  направился  к  офису.  В  этот  момент  отворилась
небольшая дверь рядом с проездом для автомобилей, и через  порог  переступил
человек. Это был Дженкинс. Снова Дженкинс.
   Он увидел Эрни и поднял руку.
   - Привет, Эрни.
   - Добрый вечер, - сказал Эрни. - Могу что-нибудь сделать для вас?
   - Ну, не  знаю,  -  неопределенно  проговорил  Дженкинс.  Он  внимательно
осмотрел Кристину. - А ты хочешь что-нибудь сделать для меня?
   -  Не  очень,  -  признался  Эрни.  К  нему  вернулось  его   подавленное
настроение.
   Руди Дженкинс улыбнулся, явно не собираясь обижаться.
   Он протянул руку. Эрни только взглянул  на  нее.  Ничуть  не  смутившись,
полицейский повернулся к Кристине и снова принялся тщательно изучать ее.
   Затем снова повернулся к Эрни.
   - Тебе не кажется, что с Реппертоном и двумя его дружками случилось нечто
странное? - спросил он.
   - Я был в Филадельфии. На шахматном турнире.
   - Я знаю, - сказал Дженкинс.
   - Иисус! Какого же черта вы меня допрашиваете?
   Дженкинс вздохнул. Улыбка сползла с его лица.
   - Ты прав, - проговорил он. - Я и в самом деле допрашиваю  тебя.  Из  тех
парней, что избрали твою  машину  для  упражнения  в  вандализме,  трое  уже
мертвы. Так же, как и парень, оказавшийся во вторник  рядом  с  Реппертоном.
По-моему, очень много совпадений. У меня есть повод, чтобы допрашивать тебя.
   Эрни посмотрел на него злым и одновременно удивленным взглядом.
   - Насколько я знаю, произошел несчастный  случай..,  они  были  нетрезвы,
превысили скорость и...
   - Там был еще один автомобиль. - сказал Дженкинс.
   - Откуда вам это известно?
   - Во-первых, на снегу остались  следы  протекторов.  К  сожалению,  ветер
почти замел их. Но на одном из сбитых ограждений в Скуантик-Хиллз обнаружены
частицы красной краски. "Камаро",  принадлежавший  Реппертону,  был  другого
цвета. Он был голубым.
   Он смерил Эрни глазами.
   - На коже Уэлча тоже были найдены следы красной  краски.  Эрни,  до  тебя
что-нибудь доходит? Машина ударила его с такой силой, что краска врезалась в
кожу.
   - Вам нужно выйти на улицу и начать считать красные автомобили, - холодно
сказал Эрни. - Ручаюсь, что вы насчитаете их не меньше двадцати, прежде  чем
доберетесь до Бэйзн-драйв.
   - Конечно. - Дженкинс еще раз вздохнул. - Но мы отослали наши  находки  в
лабораторию ФБР в Вашингтоне,  там  есть  образцы  всех  красок,  когда-либо
применявшихся в Детройте. Сегодня пришел ответ Угадай, что в нем было?
   У Эрни застучало в висках.
   - Раз вы здесь, то могу предположить, что краска  была  "красная  осень".
Цвет Кристины.
   - Молодец, соображаешь, - хмыкнул Дженкинс.
   Он закурил сигарету и посмотрел на  Эрни  сквозь  табачный  дым.  От  его
добродушного настроения ничего не осталось; взгляд был каменным.
   Эрни в преувеличенном отчаянии схватился за голову.
   - Красная осень! Цвет Кристины, но в него также красили "форды" с 1959 по
1963 год, как, впрочем, и "тандербердсы", и "шевроле" с 1962-го по 1964-й, а
в середине пятидесятых можно  было  купить  даже  "рамблер"  цвета  "красной
осени". Я больше полугода изучал каталоги старых машин. Цвет "красная осень"
был раньше очень  популярен.  Я  это  знаю.  -  Он  пристально  взглянул  на
Дженкинса, - и вы тоже это знаете. Разве нет?
   Дженкинс не ответил; он продолжал смотреть на Эрни все  тем  же  каменным
взглядом, от которого Эрни было не по себе. Еще полгода назад он не выдержал
бы его и сдался. Но теперь он скорее рассвирепел.
   - Что вам нужно, мистер Дженкинс? Что вы имеете против  меня?  Почему  вы
прицепились к моей заднице?
   Теперь Дженкинс улыбнулся.
   - Что я имею против тебя? А что ты думаешь о перворазрядном убийстве?
   - Я не понимаю почему...
   - Ты многое понимаешь. Ты МНОГОЕ ПОНИМАЕШЬ! - заорал на него Дженкинс. Он
швырнул сигарету на пол и наступил на нее. - Трое из парней, разбивших  твою
машину, мертвы. "Красная осень" обнаружена в обоих случаях. Это значит,  что
убийца управлял машиной, покрашенной в  цвет  "красная  осень".  Машиной,  у
которой по крайней мере капот и передние крылья были  покрашены  в  "красную
осень"! А ты сдвигаешь очки на нос и говоришь, что не  понимаешь,  о  чем  я
говорю.
   - Я был в Филадельфии, - спокойно сказал Эрни.
   - Детка, - понизав голос, произнес Дженкинс, - вот это  хуже  всего.  Вот
это по-настоящему плохо пахнет.
   - У меня сегодня еще много работы. Убирайтесь  отсюда  или  арестовывайте
меня.
   - Пока что, - проговорил Дженкинс, - мне нужно поговорить с тобой.
   - Я был на турнире! - почти простонал  Эрни.  -  Я  четыре  года  хожу  в
шахматный клуб!
   - Ходил, - поправил его Дженкинс,  и  Эрни  замер.  -  Да,  я  говорил  с
мистером Слоусоном. Он сказал, что первые три года ты не пропускал ни одного
занятия, даже когда простужался или плохо себя чувствовал. Ты  был  надеждой
клуба, Эрни. Но в этом году ты забросил шахматы и...
   - Я был занят. У меня была машина.., и девушка...
   - Мистер Слоусон сказал, что очень удивился, увидев тебя на  турнире.  Он
думал, что ты уже не появишься ни в клубе, ни на соревнованиях.
   - Я же говорю...
   - Да, ты говоришь. Но интерес к шахматам возник у тебя  только  на  время
поездки в Филли, - а затем снова пропал. По-моему, это очень плохо пахнет  -
Не вижу ничего дурного в краткой поездке на шахматный турнир.
   - Увы, она выглядит, как заранее припасенное алиби.
   Гул в его голове начал перерастать в тупую пульсирующую боль. Ему было не
по себе - почему этот кареглазый полицейский обвиняет его в том, к  чему  он
не имел никакого отношения? Ведь все было на  так,  совершенно  не  так!  Он
ничего не подозревал и не запасался никаким алиби. Он был удивлен не меньше,
чем любой другой, когда из  газеты  узнал  о  случившемся.  Еще  бы  ему  не
удивиться. Все это было так же странно, как его лунатическая паранойя, и
   (все-таки  как  ты  поранил  себе  спину,  Эрни?  и,  кстати,  ты  видишь
что-нибудь зеленое? ты видишь...)
   Он на мгновение закрыл глаза, потому что весь мир  покачнулся  перед  его
глазами, и он увидел зеленое ухмыляющееся и  расплывающееся  лицо  с  быстро
истлевающими губами, которые говорили:
   "Ну поехали! Заводи мотор, и давай  покатаемся.  И  давай  отплатим  этим
говнюкам, которые искорежили нашу  машину.  Давай  размажем  по  земле  этих
засранцев, - что скажешь, сынок? Давай врежем  им  так,  чтобы  в  городской
больнице из них пинцетом выковыривали осколки костей. Что скажешь? Поймай по
радио хорошую музыку, и давай покатаемся. Давай..."
   Он пошатнулся, оперся на Кристину - на ее твердую,  прохладную,  надежную
поверхность - и все вещи в мире снова встали на свои места. Он открыл глаза.
   - По-настоящему я убежден только в одном, -  сказал  Дженкинс.  -  И  она
очень субъективна. В этот раз ты совсем другой, Эрни. Жестче,  что  ли.  Как
если бы прибавил себе лет двадцать.
   Эрни засмеялся и с облегчением услышал, что  его  смех  прозвучал  вполне
натурально:
   - Мистер Дженкинс, вы отлично справляетесь с работой детектива.
   Дженкинс не засмеялся.
   - В прошлый раз ты показался мне каким-то потерянным.., или, может  быть,
несчастным, но старающимся найти выход. Теперь  я  чувствую,  что  говорю  с
совершенно другим человеком. И далеко не с самым замечательным.
   - По-моему, наш разговор окончен, - неожиданно  сказал  Эрни  и  пошел  к
офису.
   - Я хочу знать, что произошло, - крикнул ему вслед Дженкинс. -  И  я  это
узнаю! Поверь мне.
   - Сделайте любезность, убирайтесь отсюда побыстрей, - бросил через  плечо
Эрни. - Вы сумасшедший.
   Он поднялся в офис, закрыл дверь  и  заметил,  что  его  руки  совсем  не
дрожали. Не говоря ни слова Уиллу, он подошел к окну и проследил за тем, как
Дженкинс вышел из гаража.
   - Полицейский? - спросил Дарнелл.
   - Да.
   - Реппертон?
   - Да. Полицейский думает, что я имею какое-то отношение к нему.
   - Несмотря на то, что был в Филли? Эрни покачал головой.
   - По-моему, это его не волнует.
   "Смышленый полицейский, - подумал Уилл. - Он знает что факты загадочны, и
его интуиция подсказывает ему, что есть нечто еще более загадочное,  поэтому
он ищет правду, хотя пройдет миллион лет;  прежде  чем  он  найдет  ее".  Он
вспомнил о пустой машине, которая сама  собой  припарковалась  на  двадцатой
стоянке. Ключ в замке зажигания, повернувшийся сам собой.  Предупредительный
рев двигателя.
   Думая обо всем  этом,  он  посмотрел  на  Эрни  и  решил,  что  спокойное
выражение его лица на самом деле не совсем спокойно.
   - Сегодня вечером для меня есть какая-нибудь работа? - спросил Эрни.
   - На сорок девятой стоит "бьюик" 77-го года.  Проверь  у  него  соленоид.
Если он в порядке, то другой работы для тебя не будет.
   Эрни кивнул и вышел.  Уилл  проводил  его  взглядом  и  опять  подумал  о
Кристине. Эрни предстояла поездка в Нью-Йорк. Дарнелл хотел отправить его на
своем "крайслере": в  отсутствие  Эрни  можно  было  посмотреть  Кристину  и
узнать, что с ней случилось.

39/ У ЭРНИ НЕПРИЯТНОСТИ

   На следующий день детективы из полиции Пенсильвании  Рудольф  Дженкинс  и
Рик Мерее пили кофе в офисе с давно не крашенными стенами.
   - По-моему, нам нужно дождаться уик-энда, - сказал Дженкинс. -  Последние
четыре месяца его "крайслер" ездит в Нью-Йорк  с  регулярностью  раз  в  три
недели.
   - Но, насколько я понимаю, махинации Дарнелла не имеют отношения к твоему
делу.
   - Они имеют  прямое  отношение  к  моему  делу,  -  ответил  Дженкинс.  -
Каннингейм что-то знаете Если он будет в моих руках, то я выясню, что именно
ему известно.
   - Думаешь, у него есть сообщник? Кто-то воспользовался его машиной и убил
троих ребят, пока он был на шахматном турнире?
   Дженкинс покачал головой:
   - Нет, черт возьми! У парня только один достаточно надежный друг, и он  в
больнице. Я не знаю, что я думаю, но в деле была  замешана  машина..,  и  он
тоже был замешан.
   Дженкинс поставил кофе  на  стол  и  показал  палец  человеку,  сидевшему
напротив него.
   - Когда мы опечатаем гараж, вызови экспертов, и пусть  они  прощупают  ее
вдоль и поперек.  Мне  нужно,  чтобы  ее  подняли  на  лифте  и  внимательно
посмотрели каждый дюйм - нет ли там вмятин, трещин, пятен  свежей  краски..,
или крови. Мне это нужно, Рик. Всего лишь одну каплю крови.

***

   Утром в субботу трое  полицейских  постучались  в  двери  большого  дома,
принадлежавшего Биллу Апшо. Дверь отворил Апшо.  На  нем  был  банный  халат
Из-за спины доносилась музыка - по телевизору показывали утреннюю  субботнюю
программу.
   - Кто это, дорогой? - окликнула его жена, готовившая завтрак в кухне.
   Апшо посмотрел на предъявленные ему  бумаги  и  почувствовал,  что  может
упасть в обморок. На одном из ордеров было указано,  что  все  записи  Апшо,
относившиеся к уплате налогов в гараже Дарнелла,  подлежат  конфискации.  На
всех бумагах  стояли  подписи  Генерального  прокурора  и  Верховного  судьи
Пенсильвании.
   - Кто это, дорогой? - повторила  вопрос  жена,  и  один  из  детей  вышел
посмотреть на гостей. Его глаза округлились.
   Апшо попробовал заговорить, но смог  издать  только  невнятный  хрип.  Он
давно  ждал  этого,  и  вот  теперь  это  случилось.  Один  из   полицейских
представлял  федеральное  ведомство  -  отдел  по  незаконным  операциям  со
спиртными напитками, табачными изделиями и огнестрельным оружием.
   - По нашим сведениям, ваш  офис  расположен  в  вашем  доме?  -  произнес
федеральный полицейский.
   Билл открыл рот, чтобы ответить на вопрос, и снова издал невнятный хрип.
   - У нас верная информация? - терпеливо спросил полицейский.
   - Да, - прохрипел Билл Апшо.
   - И еще один ваш офис находится по адресу Монроэвилл, Фрэнкстаун, 100?
   - Да.
   - Дорогой, кто это? - спросила  еще  раз  жена,  появившись  в  прохожей.
Увидев троих незнакомых мужчин, она испуганно схватилась за воротник  своего
домашнего халата.
   Внезапно Апшо подумал чуть ли не с облегчением: "Это конец всего".
   Ребенок, вышедший посмотреть на гостей, неожиданно  разревелся  и  убежал
под защиту телевизора, по которому началась очередная серия мультфильма  про
Супердруга.

***

   Полчаса спустя  Руди  Дженкинс  и  возглавляемая  им  дюжина  полицейских
появились  на  Хемптон-стрит  Несмотря  на  предпраздничные  дни,  гараж  не
пустовал, и, когда Дженкинс поднес к  губам  мегафон  и  произнес  несколько
слов, в его сторону повернулись сразу двадцать или тридцать голов.
   - Это полиция штата Пенсильвания, - прокричал Дженкинс и поймал  себя  на
том, что его глаза были устремлены на красно-белый "плимут",  припаркованный
на двадцатой стоянке. Внезапно ему почему-то стало холодно. Нахмурившись, он
снова поднес к губам мегафон:
   - Внимание,  гараж  объявляется  закрытым!  Повторяю,  гараж  объявляется
закрытым! Если ваши транспортные средства на ходу, то можете забрать  их,  -
если нет, то, пожалуйста, спокойно покиньте помещение! Гараж закрыт!
   Опустив мегафон, он  посмотрел  в  широкое  окно  офиса  и  увидел  Уилла
Дарнелла, который разговаривал по телефону. Джимми Сайке стоял у автомата  с
кока-колой.   На   простом   лице   Джимми   застыло   смешанное   выражение
замешательства и отчаяния - он был похож на  готового  расплакаться  ребенка
Билли Апшо.

***

   - Вы поняли ваши права? Мне не нужно повторять  их  еще  раз?  -  спросил
детектив Рик Мерее. За его спиной четверо  полицейских  переписывали  номера
машин, оставленных в гараже.
   - Да, -  сказал  Уилл.  Его  лицо  было  внешне  спокойно.  О  внутреннем
состоянии говорило только тяжелое, прерывистое дыхание.  В  правой  руке  он
держал ингалятор.
   - Вы хотите что-нибудь сказать? - спросил Мерее.
   - Только в присутствии моего адвоката.
   - Твой адвокат может  застать  тебя  в  тюрьме  Харрисбурга,  -  произнес
Дженкинс.
   Уилл презрительно взглянул на Дженкинса и ничего не сказал.  В  помещении
гаража полицейские опечатывали все окна и двери гаража.  Им  было  приказано
оставить свободной только небольшую дверь рядом с въездом для автомашин.
   - Вас не будет здесь очень долго, Уилл, - проговорил Мерее. - Может быть,
вам придется побывать в тюрьме.
   - Я знаю тебя, - сказал Дарнелл, пристально глядя на него. - Твоя фамилия
Мерее. Я хорошо знал твоего отца. Он был самым подкупленным  полицейским  со
времен Джорджа Вашингтона.
   В лицо Рика Мерее бросилась кровь. Он поднял руку.
   - Не надо, Рик, - сказал Дженкинс.
   - Можете шутить, ребятки, сколько вам влезет, - проговорил Дарнелл.  -  Я
вернусь сюда через две недели. И если вы этого не знаете, то вы даже глупее,
чем выглядите.
   Он  посмотрел  на  них.  Его  взгляд  был  умным,   саркастическим..,   и
затравленным. Внезапно он поднес ко рту ингалятор и глубоко вздохнул.
   - Уберите отсюда этот мешок с дерьмом, - сказал Мерее.  Он  все  еще  был
бледен.

***

   - С тобой все в порядке? - спросил Дженкинс. Пятнадцать минут спустя  они
сидели в полицейском "форде". Выглянуло солнце,  и  на  улицах  ослепительно
сиял тающий снег. Гараж был опечатан.
   - Этот ублюдок намекал на моего отца, - медленно проговорил Мерее. -  Мой
отец застрелился, Руди. Напрочь разнес себе голову. И я  всегда  думал..,  в
колледже я читал... - Он пожал плечами. - Мало ли полицейских съедают  пулю?
Взять хотя бы Мелвина Парвиса. А он был человеком, который засадил в  тюрьму
Диллинджера...
   Мерее зажег сигарету и судорожно затянулся.
   - Дарнелл ничего не знает. - сказал Дженкинс.
   - Как бы не так! - проговорил Мерее. Он опустил окно и выбросил сигарету.
Затем снял микрофон с приборной доски и поднес ко рту:
   - Наряд два вызывает четырнадцатого.
   - Четырнадцатый слушает - Четырнадцатый, как там наш почтовый голубок?
   - Он на восемьдесят четвертом шоссе, подъезжает к Порт-Джервису.
   Порт-Джервис находился на пути из Пенсильвании в Нью-Йорк.
   - Нью-Йорк предупрежден?
   - Там все готово.
   - Берите его, пока он не доехал до Миддлтауна. И возьмите у него талон об
уплате дорожной пошлины. Лишняя улика нам не помешает - Четырнадцатый понял.
   Мерее положил микрофон на место и улыбнулся:
   - Раз мы возьмем его на пути  в  Нью-Йорк,  то  делом  должны  заниматься
федеральные власти. Но за нами право первого хода, - разве не чудесно?
   Дженкинс промолчал. В этом деле он не видел ничего чудесного - начиная  с
ингалятора Дарнелла и кончая отцом Мерее, выстрелившим себе в рот. Дженкинса
охватило какое-то смутное предчувствие того, что все закончится не так,  как
началось. Он вдруг ощутил себя на полпути к какому-то мрачному  финалу  всей
этой истории. И захотелось побыстрее закончить ее.
   Его преследовала навязчивая и безумная мысль: что когда он в  первый  раз
говорил с Эрни Каннингеймом, то разговаривал с тонущим  человеком,  а  когда
встретился с ним во второй раз, то разговаривал с утопленником.

***

   Облака в небе рассеялись, и у Эрни улучшилось настроение.  Он  чувствовал
себя хорошо, когда оказывался вдали от Либертивилла, вдали от.., всего.  Его
приподнятого состояния духа не ухудшало даже знание о контрабандном грузе  в
багажнике "крайслера". По крайней мере сегодня это были не наркотики.
   Он включил радио, и его пальцы стали постукивать по рулю в такт  какой-то
современной мелодии. Декабрьское солнце ярко сияло на капоте. Эрни улыбался.
   Он все еще улыбался, когда  машина  с  эмблемой  полиции  штата  Нью-Йорк
обогнала его и начала прижимать к обочине. Из громкоговорителя на  ее  крыше
раздался резкий металлический голос:
   - Внимание, "крайслер"! "Крайслер", на правую сторону! На правую сторону!
   Эрни посмотрел налево, и улыбка сползла с его губ. Он уставился в  черные
очки человека, сидевшего в машине. На человеке была полицейская форма.  Эрни
посмотрел вперед. У него пересохло во рту. Он едва удержался от того,  чтобы
не рвануть р