рожали пальцы, он  сбился,  нажал  на  рычаг  и  начал
снова.
   За окном ревел двигатель  Кристины.  Она  продолжала  штурмовать  снежную
насыпь.  В  третий  раз  послышался  удар  в   сугроб   и   звук   передачи,
переключившейся на задний ход. В широкое панорамное окно  комнаты  ударились
комья снега, подхваченного ветром. Уилл старался  дышать  медленно,  но  ему
мешал какой-то комок, подступивший к горлу.
   Наконец в трубке телефона раздались длинные гудки.  Первый...  Четвертый.
Пятый.
   Взревел двигатель Кристины. Послышался тяжелый удар.
   Восьмой гудок. Девятый. Никого нет дома.
   "Дерьмо",  -  прошептал  Уилл  и  бросил  трубку.  Его   лицо   покрылось
смертельной бледностью, а ноздри раздувались, как у зверя, услышавшего запах
огня. Его сигара уже погасла. Он швырнул ее на  ковер  и  вновь  поспешил  к
окну. Рука нащупала ингалятор, лежавший в кармане халата.
   Лучи передних фар ослепили его, и он поднял одну  руку,  чтобы  заслонить
глаза. Кристина еще раз протаранила сугроб и вернулась на исходную  позицию.
Еще немного, и брешь была бы пробита.
   Снова вспыхнули фары - Кристина врезалась в сугроб, выбив  большой  белый
ком с противоположной стороны. Передние колеса увязли, и одно мгновение Уилл
думал, что она не сможет выбраться из плотного месива льда  и  снега.  Затем
задние колеса нашли какую-то точку опоры.
   Она отъехала назад.
   Уилл почувствовал, что ему не хватает воздуха.  Судорожным  движением  он
поднес ингалятор ко рту и сделал несколько вздохов. Полиция. Ему нужно  было
позвонить в полицию. Они могли приехать. Дома он в безопасности. Дома он...
   Набрав скорость,  Кристина  ринулась  на  сугроб  и  на  этот  раз  легко
преодолела его - лучи  ее  фар  на  мгновение  охватили  крышу  дома,  затем
скользнули вниз. И она очутилась на дорожке, ведущей  к  террасе.  Она  была
совсем близко. Да, но она не могла больше ничего сделать, она.., не могла..,
нет!..
   Кристина даже не замедлила хода. Она срезала полукруг дорожки,  огибавшей
то, что летом было цветочной клумбой, и, набирая скорость,  помчалась  прямо
на широкое панорамное окно, перед которым стоял Уилл Дарнелл.
   Он отпрянул и упал, споткнувшись о кресло.
   Весь дом вздрогнул от удара. Оконное стекло рухнуло,  и  сразу  сверкнули
осколки, посыпавшиеся на ковер вместе со штукатуркой и  снегом.  Яркие  фары
Кристины превратили комнату в подобие залитой светом телевизионной студии, а
потом  она  подалась  назад,  громыхая   искореженным   передним   бампером,
поломанной решеткой и крышкой капота.
   Ловя воздух  отрытым  ртом,  Уилл  поднялся  на  четвереньки.  Он  смутно
осознавал, что если бы не упал, то осколки толстого стекла пронзили  бы  его
ребра. Путаясь в  полах  распахнувшегося  халата,  он  кое-как  добрался  до
телефона и набрал "О".
   Кристина откатилась назад по собственным  следам,  оставшимся  на  снегу.
Едва коснувшись задним бампером сугроба  на  дорожке,  она  вновь  помчалась
вперед,  и,  пока  она  набирала  скорость,  ее  капот  и  передний   бампер
выправлялись, а на хромированной решетке исчезали трещины. Затем  она  вновь
протаранила стену  под  панорамным  окном.  Заскрипело  и  треснуло  дерево.
Подоконник разлетелся на две части, и на мгновение ветровое стекло Кристины,
сразу покрывшееся трещинами, заглянуло  в  комнату,  как  единственный  глаз
какого-то мифологического чудовища.
   - Полиция! - прохрипел Уилл в трубку, и тут же почувствовал, что  у  него
перехватило дыхание. Пояс на его халате развязался. Из черной дыры  в  стене
дул ледяной холод. Деревянные балки торчали, как обрубки  костей.  Могла  ли
она попасть в дом? Могла ли?
   - Извините, сэр, я вас не слышу, - сказал оператор. - Говорите громче,  у
нас сегодня очень плохая связь.
   "Полиция", - хотел закричать Уилл, но его  горло  издало  только  сильный
звук выпущенного воздуха. О Господи, он задыхался! Почему так сдавило грудь?
Где ингалятор?
   - Сэр? - осторожно спросил оператор.
   Ингалятор лежал на полу. Уилл выпустил трубку телефона и нагнулся.
   Взревев двигателем, Кристина снова разогналась и врезалась в дом. На этот
раз деревянная панель не выдержала. Стена проломилась, и искореженный  капот
машины очутился в комнате. Она была внутри, он чувствовал  ее  жар  и  запах
выхлопных газов.
   Днище Кристины наткнулось на что-то, и она дала задний ход, унося на себе
остатки оконной рамы и куски штукатурки. Однако она смогла  вернуться  через
несколько секунд и теперь могла.., могла...
   Уилл схватил ингалятор и опрометью бросился к лестнице.
   Миновав половину ступенек, он вновь услышал рев двигателя и оглянулся.
   С высоты зрелище походило на  ночной  кошмар.  Он  увидел,  как  Кристина
набирала скорость, мчалась по заснеженной снегом поляне,  -  видел,  как  на
ходу, словно пасть красно-белого аллигатора, открывался и закрывался тяжелый
капот. Затем она  мощным  ударом  протаранила  остатки  стены  под  окном  и
ворвалась в комнату, разметая по ней мелкие щепки и куски деревянной панели.
Лучи ее фар взметнулись под потолок, опустились, и теперь она  была  внутри,
она была  в  его  доме,  и  сразу  погас  свет,  потому  что  она  разорвала
электрический кабель, проложенный в стене. За ней осталась огромная, черная,
зияющая пустота.
   Уилл завопил, но не услышал собственного голоса, заглушенного сумасшедшим
воем ее двигателя. Глушитель,  который  поставил  на  нее  Эрни  -  одна  из
немногих вещей, которые он  действительно  поставил  на  нее,  -  отлетел  в
сторону вместе с частью выхлопной трубы.
   "Фурия" взревела, развернулась в комнате, сшибла  кресло  и  рванулась  к
лестнице. Под полом что-то заскрипело, и Уилл мысленно закричал:
   "Да! Проломись! Ну проломись же! Пусть эта проклятая машина провалится  в
подвал! Посмотрим, как она будет выбираться из него!"
   Однако пол выдержал, по крайней мере на этот раз.
   Оставляя на ковре белые зигзагообразные отпечатки  протекторов,  Кристина
промчалась через комнату и ударилась в лестницу. Уилла  отбросило  к  стене.
Ингалятор выпал из руки.
   Кристина отъехала  назад,  раздавила  телевизор  "Сони",  хлопнувший  под
колесами трубкой кинескопа, и  снова  рванулась  вперед.  От  последовавшего
удара лестница покосилась. Увидев  прямо  под  собой  покореженный,  горячий
кузов, Уилл стал карабкаться наверх. Он задыхался от выхлопных газов, ему не
хватало воздуха и ингалятора.
   Он добрался до последней ступеньки раньше, чем Кристина еще раз врезалась
в лестницу. У него кружилась голова и бешено колотилось сердце.  "Наверх,  -
стучала в его висках спасительная мысль. - Наверх, в мансарду. Там  я  сумею
найти выход. Да, там я.., о Боже... Боже... О БОЖЕ..."
   Внезапно острая боль пронзила все его тело. Сердце  как  будто  проткнули
сосулькой. Левая рука сразу  отнялась.  Он  пошатнулся.  Одна  нога  сделала
неловкий  взмах  над  пустотой,  и  он  полетел  вниз,  хватаясь  рукой   за
развевающиеся полы халата.
   Он упал прямо под колеса Кристины.  Она  с  размаху  наскочила  на  него,
тяжелым ударом отбросила к лестнице, отъехала назад и  еще  раз  наехала  на
безжизненное тело.
   Из-под пола доносился  все  усиливающийся  скрип  деревянных  балок.  Она
остановилась посреди комнаты, как будто прислушивалась. Две ее  камеры  были
спущены, третья прогнулась, и обод  почти  касался  изжеванного  ковра.  Вся
левая сторона кузова была вмята внутрь.
   Затем рычаг переключения скоростей повернулся и замер в положении заднего
хода. Двигатель взревел, и она поползла к бреши в стене дома.  На  снегу  ее
задние колеса долго не могли найти сцепления. Из-под днища вырывались  клубы
едкого темно-серого дыма.
   Вырулив  на  дорогу,  она  повернула  в  сторону  Либертивилла.   Коробка
скоростей была повреждена, и от дома Уилла Дарнелла  Кристина  отъезжала  на
первой передаче. На заднем бампере и на  крышке  багажника  несколько  минут
переливались красноватые блики. Они погасли, когда она удалилась на четверть
мили.
   Она двигалась медленно, ее водило  из  стороны  в  сторону,  как  старого
пьяницу, бредущего по аллее. Густой снег несся  ей  навстречу.  Дул  сильный
ветер.
   Одна из ее разбитых передних фар замигала и осветила дорогу.
   Одна из спущенных покрышек начала наполняться воздухом, затем - другая.
   Исчезли клубы едкого темно-серого дыма.
   Двигатель перестал чихать и заработал ровно и мощно.
   Стал выпрямляться помятый капот, на ветровом стекле сначала  уменьшились,
а потом совсем пропали многочисленные трещины; ободранные  места  на  кузове
вновь становились красными, как будто наполнялись кровью.
   Зажглась вторая передняя фара -  одна  лампа  за  другой;  теперь  машина
уверенно прокладывала  дорогу  в  буре,  бушевавшей  над  занесенной  снегом
землей.
   Счетчик пробега ровно и без остановок крутился в обратную сторону.
   Сорок пять минут спустя она стояла в пустом гараже, уже не принадлежавшем
Уиллу Дарнеллу.
   В темноте слышался треск остывающего метала.

ЧАСТЬ 3

КРИСТИНА - ПЕСЕНКИ ТИНЭЙДЖЕРОВ О СМЕРТИ

42/ ЛИ СНОВА НАНОСИТ ВИЗИТ

   За пятнадцать минут до прихода Ли я еще раз прочитал питсбургскую газету,
на первой полосе которой была напечатана  фотография  дома  Уилла  Дарнелла.
Глядя на снимок, можно было подумать, что какой-то сумасшедший наци на своей
"Пантере" протаранил стену несчастного особняка. Мне снова стало не по себе.
Его вид говорил о  случившемся  больше,  чем  заголовок  -  СТРАННАЯ  СМЕРТЬ
ПОДОЗРЕВАЕМОГО В ПРЕСТУПЛЕНИИ. СООБЩНИКИ ЗАМЕТАЮТ СЛЕДЫ? Однако  нужно  было
пролистать несколько страниц, чтобы узнать еще кое-что. Вторая  статья  была
значительно меньше, потому что Уилл Дарнелл "подозревался в преступлении", а
Дон Ванденберг  был  всего  лишь  неприметным  рабочим  на  бензозаправочной
станции.
   УБИТ СЛУЖАЩИЙ АВТОСТАНЦИИ - было написано в  заголовке.  Далее  следовала
только одна колонка  текста.  Он  заканчивался  высказыванием  шефа  полиции
Либертивилла, который предполагал, что наезд  совершил  какой-нибудь  пьяный
или накурившийся наркотиков водитель. Ни та,  ни  другая  статья  не  делали
попыток связать две смерти, разделенные десятью милями  пути  по  занесенной
снегом дороге. Но я мог сопоставить оба происшествия. Я не хотел, но не  мог
ничего не видеть. И  разве  утром  мой  отец  не  посмотрел  на  меня  своим
прищуренным взглядом, перед тем как  с  мамой  и  Элли  ушел  из  дома?  Мне
показалось, что он намеревался сказать что-то, - и я не знал,  чем  мог  ему
ответить. Когда он ушел, я вздохнул с облегчением.
   В дверь позвонили.
   - Входите, открыто! - прокричал я и не без труда встал на костыли.
   Входная дверь отворилась, и в ее проеме появилась Ли:
   - Дэннис?
   - Да, входи.
   Через прихожую мне было  видно,  как  она  затворила  за  собой  дверь  и
откинула  назад  капюшон  своей  короткой  красной  дубленки.  На  ней  были
темно-синие брюки, которые очень шли ей.
   Расстегнув дубленку, она проговорила:
   - Садись. Не стой, как задумавшийся аист, на этих штуковинах.
   - Ничего смешного, - проворчал я, тяжело плюхнувшись в кресло. Если у вас
загипсована половина тела, то вам не удастся двигаться, как актерам в  кино;
вы не сможете сесть  так,  как  Гэри  Грант,  собирающийся  угостить  Ингрид
Бергман коктейлем на вечеринке в Рице. - Я изнемогаю от жажды  комплиментов,
а ты не можешь даже похвалить меня.
   Она повесила дубленку и прошла в комнату. Я с удовольствием  рассматривал
ее ладную фигурку в голубом свитере.
   - Как ты, Дэннис?
   - Спасибо. Лучше.
   - Я рада.
   Остановившись возле софы, она взглянула на меня. Я почему-то вспомнил  об
Эрни и отвел глаза. Помолчав, она спросила:
   - Дэннис, а что ты думаешь.., о нем? Тебя ничего не беспокоит?
   - Беспокоит? Лучше было бы сказать - пугает - Что ты знаешь о его машине?
Он ничего не говорил тебе?
   - Подожди, не все сразу, -  запротестовал  я.  -  Слушай,  ты  не  хочешь
чего-нибудь выпить? У нас кое-что есть в  холодильнике.  -  Я  потянулся  за
костылями.
   - Сиди и не двигайся, - сказала она. - Мне хочется чего-нибудь, но я сама
схожу. А что принести тебе?
   - Имбирного лимонаду, если он еще остался. Она пошла на кухню, и я  вдруг
почувствовал излишнюю тяжесть в желудке, похожую на  какую-то  тошноту.  Для
тошноты такого рода  есть  название.  Думаю,  она  называется  "влюбиться  в
девушку твоего лучшего друга".
   Вскоре она вернулась с двумя стаканами льда и  двумя  банками  канадского
имбирного лимонада.
   - Благодарю, - сказал я, беря свою банку и стакан.
   - Нет, это я благодарна тебе, -  проговорила  она,  и  ее  голубые  глаза
немного потемнели. - Если бы я осталась наедине со всем этим.., то я..,  ну,
не знаю.
   - Ладно, - сказал я. - Может быть, еще не все так плохо.
   - Да? Ты уже знаешь про Дарнелла?
   Я кивнул.
   - А о другом? О Ванденберге?
   Значит, она тоже сопоставляла события.
   Я снова кивнул.
   - Понятно, Ли, ты думала о Кристине, да? Но тогда скажи: почему?
   Она довольно долго не отвечала. По-моему, она не могла ответить. Я видел,
как она боролась с собой, как напряженно смотрела в стакан, который  держала
обеими руками.
   Наконец она очень тихо произнесла:
   - Мне кажется, она пыталась убить меня. Я ожидал чего угодно,  но  только
не этого.
   - Что ты имеешь в виду?
   Она стала говорить,  сначала  медленно,  потом  быстрее,  пока  слова  не
посыпались из нее. Я не буду их повторять, потому что уже  пересказывал  эту
историю; замечу только, что не слышал ее больше ни от кого, кроме Ли. И даже
вспоминая тот вечер, она не на шутку перепугалась. Она побледнела,  она  все
время потирала локти, как будто ей было холодно. Мне тоже было страшно.
   Замолчав, она  принужденно  улыбнулась,  словно  извиняясь  за  очевидную
абсурдность того, о чем поведала. Однако мне было не до смеха. Я  подумал  о
трагической  смерти  Вероники  и  Риты   Лебэй.   И   я   продолжал   делать
сопоставления.
   Затем она рассказала об ультиматуме, который поставила  Эрни  -  она  или
машина. И вкратце описала реакцию Эрни. После той вспышки ярости он  уже  не
встречался с Ли.
   - А потом его арестовали, - добавила она, - и я стала думать о  том,  что
случилось с Вадди Реппертоном и двумя другими ребятами.., и с Уэлчем...
   - А теперь с Ванденбергом и Дарнеллом.
   - Да. Но не только. - Она допила лимонад из стакана и  налила  еще.  Край
консервной банки мелко застучал по стеклу. -  Когда  я  звонила  тебе  перед
Рождеством, мои мама и папа были в гостях у папиного босса. И я  нервничала.
Мне казалось.., казалось.., ох, не знаю, что мне казалось.
   - По-моему, знаешь.
   Она поднесла руки ко лбу и потерла виски, словно у нее вдруг  разболелась
голова.
   - Пожалуй, да. Я думала об этой машине. О том, как она выезжает на  улицу
и сбивает их. Но если она в тот рождественский  вечер  покидала  гараж,  то,
вероятно, у нее было полно других забот, без того чтобы трогать моих ро... -
Она резким движением поставила стакан на стол. - Почему я все время говорю о
ней как о живом существе? - воскликнула она. По ее щекам  потекли  слезы.  -
Почему? Ну почему?
   Я знал, как мог бы ее немного успокоить, но не мог этого  сделать.  Между
нами был Эрни - и какая-то часть меня самого.
   Но это было тогда, другое дело - сейчас.
   Я поднялся на костылях, проковылял к софе  и  достал  из  тумбочки  пачку
салфеток. Несколько штук я дал Ли. Она поблагодарила меня. Затем я плюхнулся
рядом с ней и, не слишком восторгаясь собой, обнял ее одной рукой.
   Она вздрогнула.., а затем позволила прижать себя к моему плечу. Некоторое
время мы просто молчали и сидели, боясь лишний раз шевельнуться, - по-моему,
она тоже опасалась себя самой. Или чего-то  еще.  На  противоположной  стене
размеренно тикали часы. Яркий солнечный свет падал из обоих окон, выходивших
на  разные  стороны  дома.  Буря  улеглась  еще  ночью,  и  теперь  в  синем
безоблачном небе ничего не напоминало о ней. Только на поляне остались холмы
сугробов, поднимавшиеся тут и там, как насыпи  над  какими-то  похороненными
зверьками.
   - Запах, - наконец сказал я. - Ты правда ощущала запах?
   - Он там был! - ответила она, отстраняясь от меня.  Я  убрал  руку  -  со
смешанным чувством разочарования  и  облегчения.  -  Он  правда  был  там..,
отвратительный, ужасный смрад. - Ее глаза смотрели на меня:
   - А что? Ты тоже его ощутил?
   Я покачал головой.
   - И все-таки, что ты знаешь об этой машине? - спросила  она.  -  Ты  ведь
что-то знаешь. У тебя на лице написано.
   Тогда настала моя очередь  задуматься,  и  почему-то  я  мысленно  увидел
картину из какой-то научной книжки. Вообще от научных  книг  трудно  ожидать
картинок, но как кто-то однажды сказал мне, существует множество направлений
и методов общественного образования.., собственно, этим кем-то был сам Эрни.
Так вот, на картине были изображены два атома, на огромной скорости мчащиеся
друг к  другу.  Раз!  Вместо  груды  обломков  (и  их  атомной  "неотложки",
подбирающей ошметки поврежденных нейтронов) вы получаете критическую  массу,
цепную реакцию и одно большое адское месиво.
   Затем я решил, что воспоминание об этой картинке было вовсе не лишним.  Я
попытался быстро ответить на вопрос: что сделала бы полиция, если бы ей было
известно то, о чем знали мы с  Ли?  Привлекла  бы  к  суду  привидение?  Или
машину? Или привлекла бы чье-нибудь внимание ко мне и Ли?
   - Дэннис?
   - Я думаю, - сказал я. - По-твоему, паленым не пахнет?
   - Что ты знаешь? - снова спросила она.
   Столкновение. Критическая масса. Цепная реакция. Преисподняя.
   Я думал о том, что, сложив наши разрозненные знания, мы могли  что-нибудь
предпринять. Сделать какое-нибудь действие. Мы...
   Мне вспомнился мой сон: машина, стоящая в гараже Лебэя, мотор, набирающий
и сбавляющий обороты, вспыхнувшие передние фары, визг покрышек.
   Я взял ее руки в свои.
   - О'кей, - сказал я. - Слушай. Эрни купил эту  машину  у  парня,  который
потом умер. Парня звали Ролланд Д. Лебэй. Мы увидели ее  стоящей  перед  его
домом...
   - Перед чьим домом?
   - Перед домом Лебэя. И мне сейчас кажется.., что он до того хотел,  чтобы
она оказалась у Эрни, что отдал бы ее даром, если бы не было другого выхода.
Как будто Эрни увидел машину и что-то понял, а потом  Лебэй  увидел  Эрни  и
понял то же самое.
   Ли убрала свои руки из моих ладоней и снова начала потирать локти.
   - Эрни сказал, что заплатил...
   - Заплатил. И продолжает платить. Если Эрни вообще еще  существует  -  Не
понимаю, что ты имеешь в виду.
   - Я тебе кое-что покажу.  Через  несколько  минут  Но  сначала  небольшая
предыстория, ладно?
   - О'кей.
   - У Лебэя были жена и дочь. Давно, еще  в  пятидесятых.  Дочь  умерла  на
обочине дороги. Она подавилась гамбургером.
   Лицо Ли стало белым, потом еще белее,  такой  цвет  бывает  у  молока,  с
которого сняли сливки.
   - Ли! - быстро проговорил я. - С тобой все в порядке?
   - Да, - хрипло сказала она и попыталась выдавить из себя  улыбку  -  Я  в
порядке. - Она встала. - Где тут у вас ванная комната?
   - В конце холла, - сказал я. - Ли, ты ужасно выглядишь.
   - Меня тошнит, - жалобно  произнесла  она  и  торопливым  шагом  пошла  в
ванную.
   Я закрыл уши руками, чтобы не слышать, как ее рвало.

***

   Когда она вернулась, то была уже не такой бледной. На ее  щеках  блестели
капли воды.
   - Прости меня, - сказал я.
   - Ничего. Просто я.., опешила. - Она слабо улыбнулась. Затем поймала  мой
взгляд и проговорила:
   - Только скажи мне, Дэннис. Это правда? Это действительно правда?
   - Да, - ответил я. - Правда. Но не  вся.  И  я  не  знаю,  стоит  ли  мне
продолжать.
   - Я хочу, чтобы ты рассказал все.
   - Мы можем пропустить это место, - сказал я, не очень поверив ей.
   Ее встревоженные глаза все так же смотрели на меня.
   - Было бы безопасней.., ничего не пропускать,  -  запнувшись,  произнесла
она.
   - Его жена покончила с собой вскор