замахнулся на Эрни. Не знаю, чем это могло кончиться для Эрни -
вероятно, полицией и конфискацией его драгоценного автомобиля, - но каким-то
образом я успел схватить Ральфа за запястье.
   Маленькая  свиноподобная  девочка  завизжала   и   заплакала.   Маленький
свиноподобный мальчик замер с широко открытым ртом. Эрни,  который  в  школе
пробегал накуренное место со скоростью  охотничьего  пса,  даже  не  моргнул
глазом. Он явно хотел, чтобы это случилось.
   Ральф повернулся ко мне - его взгляд обжигал ненавистью.
   - Ну ладно, маленькое дерьмо, - прошипел он. - Ты не первый.
   Я напряг силы и удержал его руку.
   - Не надо, дружище, - негромко сказал я. - Запаска в багажнике.  Дай  нам
пять минут, чтобы поставить ее и убраться с твоих глаз. Пожалуйста.
   Через какое-то время удерживать его  запястье  стало  немного  легче.  Он
оглянулся на детей - маленькая  девочка  всхлипывала,  а  маленький  мальчик
смотрел на него широко раскрытыми глазами - и наконец принял решение.
   - Пять минут, - согласился он и, опустив руку, бросил злобный  взгляд  на
Эрни. - Тебе чертовски повезло, что  я  не  вызвал  полицейских.  Они  здесь
забыли, что такое инспекция, и пускают в ход дубинки, когда им вздумается.
   Я ожидал, что Эрни опять скажет какую-нибудь дерзость, но,  вероятно,  он
забыл не все, что знал о благоразумии,  -  Извините,  -  произнес  он.  -  Я
погорячился, Ральф снова оглянулся на детей.
   - А ну, живо домой! - заорал он. - Чего вам здесь нужно? А-та-та хотите?
   Дети вскочили с земли и побежали домой.
   - Пять минут, - повторил он, недобро взглянув на нас.
   Позже вечером, сидя за столом со своими  друзьями  и  потягивая  холодное
пиво, он мог бы рассказать им, как твердо  держал  себя  с  этим  поколением
наркоманов и сексуальных маньяков: "Да,  ребята,  я  сказал  им,  чтобы  они
убирались прочь от моего дома,  пока  я  не  сделал  им  а-та-та.  И  вы  не
поверите, с какой  скоростью  они  подхватили  свой  дерьмовый  драндулет  и
пустились бежать без оглядки". А потом он мог бы закурить "Лаки страйк"  или
"Кэмэл".
   Разумеется, домкрат Лебэя не годился ни к черту, и мне  пришлось  сходить
за своим. Мы приподняли "плимут" (несколько ужасных секунд мне казалось, что
задний покореженный бампер вот-вот  оторвется  от  проржавевшего  кузова)  и
сняли старое колесо. Затем мы поставили новое, затянули  крепежные  гайки  и
опустили домкрат: Я с облегчением взглянул  на  машину,  снова  стоявшую  на
дороге. И тут ко мне вернулось чувство, которое я испытал  в  гараже  Лебэя.
Мой взгляд упал на новую  шину  "файрстон",  высовывавшуюся  из-под  правого
заднего крыла. На резине еще оставались заводские наклейки  и  яркие  желтые
отметки, нанесенные мелом парня со станции техобслуживания.
   Я вздрогнул: передать чувство какой-то фатальности, овладевшее мной, было
бы невозможно. Это было так, точно я увидел змею, которая сбрасывала  старую
кожу и уже начинала вылезать из нее, поблескивая новой чешуей.
   Ральф стоял в дверях дома, посматривая на нас. В  одной  руке  он  держал
гамбургер, а в другой - банку пива.
   - Ну, как тебе этот парень? -  шепнул  я  Эрни,  бросая  в  багажник  его
испорченный домкрат.
   - Настоящий Роберт Рэдфорд. - пробормотал он, и мы оба рассмеялись -  как
люди,  вырвавшиеся  из  довольно  напряженной  ситуации.   Нам   требовалась
какая-нибудь разрядка. Эрни был похож на ребенка, которому попала смешинка в
рот.
   - Над чем это вы,  подонки,  смеетесь?  -  взревел  Ральф.  Он  вышел  на
крыльцо. - А? Вы хотите, чтобы у вас от смеха был рот  до  ушей?  Подождите,
сейчас я вам это устрою!
   - Быстро сматываемся, - бросил я  Эрни  и  опрометью  бросился  к  своему
"дастеру". Я все еще не мог удержаться от смеха, он  лишь  сильнее  разбирал
меня. Я упал на переднее сиденье и  включил  двигатель.  "Плимут",  стоявший
впереди, взревел и окутался синим облаком выхлопных газов.  Но  даже  сквозь
его грохот я мог слышать, как хохотал Эрни,  который,  судя  по  всему,  был
близок к истерике.
   Ральф, ругаясь, шел через газон. В руках он все еще  держал  гамбургер  и
пиво.
   - Над чем вы смеетесь, уроды? А?
   - Ты, козел! - триумфально прокричал Эрни,  и  "плимут"  подался  вперед,
отсалютовав очередью  оглушительных  выстрелов.  Я  нажал  на  газ  и  резко
крутанул  руль,  чтобы  избежать  столкновения  с  Ральфом,   который   явно
намеревался совершить убийство. Я все еще смеялся, но это был уже нездоровый
смех. Теперь он больше походил на стон.
   - Я убью тебя, урод! - ревел Ральф.  Я  снова  нажал  на  акселератор  и,
проезжая мимо Ральфа,  показал  ему  конфигурацию  из  кулака  и  вытянутого
среднего пальца.
   - На, выкуси! - прокричал я.
   Он пытался догнать нас:  несколько  секунд  он  бежал  по  дороге,  потом
остановился и швырнул вслед недопитую банку с пивом.
   - Что за безумный день, - чуть позже сказал я вслух  и  испугался  своего
голоса, дрожавшего, как от слез. У меня во рту был соленый привкус. - Что за
безумно хреновый день.

***

   Гараж на Хемптон-стрит представлял собой вытянутое здание со  стенами  из
рифленого железа и грязной  рифленой  крышей.  Спереди  красовалась  броская
надпись: ЭКОНОМЬТЕ ДЕНЬГИ! ВАШИ  ТЕХНОЛОГИИ,  НАШИ  ИНСТРУМЕНТЫ!  Ниже  была
другая надпись, сделанная буквами  поменьше:  Аренда  стоянки  в  гараже  на
неделю, на месяц, на год.
   На заднем дворе Дарнелл  устроил  свалку  старых  автомобилей.  Она  была
окружена теми же листами рифленого железа  пятифутовой  высоты,  из  которых
состояли стены и крыша гаража.
   Я  слышал,  что  Уилл  Дарнелл  был  связан  с   торговлей   наркотиками,
процветавшей в колледжах и школе Либертивилла, а еще я слышал, что он был на
короткой ноге с некоторыми темными людишками из Питсбурга и Филадельфии.
   Я не совсем верил этим слухам, но знал, что если вам нужны  были  дымовые
шашки или ракеты на Четвертое июля, то вы могли купить их у Дарнелла.  Кроме
того, мой отец говорил, что двенадцать лет назад, когда мне было всего  пять
лет, Дарнелла обвинили как соучастника в кражах автомобилей,  которые  после
перекраски продавались в Нью-Йорке. Постепенно эти  обвинения  забылись,  но
отец утверждал, что Уилл Дарнелл был замешан и  в  других  махинациях  -  от
разграбления проезжих трейлеров до подделки драгоценностей.
   Держись подальше от этого места, Дэннис, сказал мой отец всего год назад,
а вскоре моя первая развалюха потребовала двадцать  долларов  за  стоянку  в
гараже Дарнелла, где я пытался заменить карбюратор.  Эксперимент  закончился
полной неудачей.
   Держись подальше от этого места, вспомнил я предостережения  моего  отца,
когда в сумерках въезжал следом  за  Эрни  в  главные  ворота  гаража.  Свет
передних фар выхватывал разбросанные автомобильные части, обломки кузовов  и
инструменты, и от их хаотического  нагромождения  я  почувствовал  себя  еще
более подавленным, чем прежде. Я вспомнил, что не позвонил домой, и подумал,
что отец с матерью уже давно интересуются, в каком проклятом  месте  я  могу
так долго пропадать.
   Эрни притормозил перед  большой  дверью,  над  которой  было  намалевано:
СИГНАЛИТЬ ДЛЯ ВХОДА. Рядом с ней находилось небольшое окошко, зашторенное  и
освещенное изнутри. Мне захотелось уговорить Эрни уехать отсюда  и  оставить
машину на одну ночь возле моего дома. Я живо представил, как мы  вваливаемся
к Уиллу Дарнеллу и его дружкам, пересчитывающим краденые цветные  телевизоры
или перекрашивающим угнанные "кадиллаки".
   Эрни вышел из машины и подошел ко мне. Он выглядел смущенным.
   - Дэннис, ты не можешь посигналить вместо меня? - спросил он. -  Кажется,
у Кристины не работает гудок.
   - Конечно.
   - Спасибо.
   Я дважды просигналил, и вскоре большая дверь гаража отворилась. В дверном
проеме стоял сам Уилл Дарнелл. Он поманил Эрни, и "плимут" въехал внутрь.  Я
развернул свою машину, выключил двигатель и последовал за ними.
   Было уже довольно поздно, и под высокими сводами  стоял  полумрак.  Вдоль
стен  тянулись  длинные  стеллажи  с  инструментами,   которые   могли   вам
пригодиться, если  у  вас  не  было  собственных.  Потолок  был  перегорожен
несколькими стальными брусьями.
   Всюду белели надписи: ПРЕЖДЕ ЧЕМ  ВЕРНУТЬ  ИНСТРУМЕНТ  -  ПРОВЕРЬ  ЕГО  И
ПРИВЕДИ В ПОРЯДОК;  или:  ОПЛАТИТЕ  СТОЯНКУ  ЗАРАНЕЕ;  или:  КРАЖА  И  ПОРЧА
ИНСТРУМЕНТА НЕ РЕКОМЕНДОВАНА. Были дюжины других объявлений; куда бы  вы  ни
повернулись, одно или два из них обязательно бросались  вам  в  глаза.  Уилл
Дарнелл был большим любителем надписей.
   - Двадцатая стоянка! Двадцатая! - орал Дарнелл на Эрни. - Ставь ее туда и
глуши, пока мы все не задохлись!
   "Мы все" относилось к  группе  людей,  сидевших  за  карточным  столом  в
дальнем углу помещения. Они смотрели на новое приобретение Эрни с удивлением
и отвращением.
   Эрни подогнал машину к двадцатой стоянке, припарковал и  выключил  мотор.
Сизое облако выхлопных газов стало медленно рассеиваться.
   Дарнелл повернулся ко мне. Он был одет в матросскую блузу и  брюки  цвета
хаки. Складки жира свисали над ремнем и под подбородком.
   - Детка, - произнес он своим скрипучим голосом, - если это ты продал  ему
такой кусок дерьма, то тебе должно быть стыдно за себя.
   - Это не я продал. - По какой-то абсурдной причине я  решил,  что  должен
был оправдываться перед этим жирным боровом, как не оправдывался даже  перед
собственным отцом. - Я пробовал отговорить его.
   - Тебе нужно было быть настойчивей.
   Он пошел туда,  где  стояла  машина  Эрни.  Несмотря  на  астму,  Дарнелл
двигался плавной, почти женственной походкой человека, который долгое  время
страдал от излишнего  веса  и  подобную  перспективу  видел  перед  собой  в
будущем. И, несмотря на астму, он принялся орать на Эрни, когда тот  еще  не
успел повернуться к нему лицом.
   Как ребята, курившие в школьных коридорах, как Ральф с Бэйзн-драйв и  как
Бадди Реппертон (боюсь, нам скоро  придется  поговорить  о  нем),  он  сразу
невзлюбил Эрни - это была, так сказать, ненависть с первого взгляда.
   - Эй, какого хрена ты снова пригнал свой драндулет, да еще без шланга?  -
кричал он. - Еще раз, и тебя здесь больше не будет, ясно?
   - Да, - Эрни вобрал голову в плечи. На  этот  раз  у  него  не  было  сил
сопротивляться. - Я... Дарнелл не дал ему договорить.
   - Тебе нужен шланг для выхлопных газов, он стоит  два  пятьдесят  в  час,
если заплатишь вперед. И я скажу тебе кое-что еще, мой молодой друг.  Хватит
мне дерьма от таких умников, как ты. Это место для работы, а не для  всякого
хлама. Я не разрешаю курить здесь. Если  захочешь  подымить,  то  ступай  на
задний двор.
   - Я не...
   - Не перебивай меня, сынок. Не перебивай, а слушай, - сказал Дарнелл.
   Теперь он стоял прямо перед Эрни, высокий и тучный. Эрни выглядел жалко.
   Я снова начал выходить из себя. Не помню, сколько раз  это  случалось  со
мной с тех пор, как мы подъехали к дому  Лебэя  и  увидели,  что  проклятого
"плимута" на лужайке не было.
   Дети - угнетенный класс; за несколько лет вы полностью усваиваете  манеру
бедного   дяди   Тома   и   послушно   склоняете   голову    перед    такими
детоненавистниками, как Уилл Дарнелл: да, сэр, нет, сэр, ладно, хорошо.
   Я схватил Дарнелла за руку:
   - Сэр!
   Он повернулся ко мне. Я заметил за собой, что чем меньше люблю  взрослых,
тем с большей готовностью говорю им "сэр".
   - Что?
   - Вон там люди курят. Попросите их бросить сигареты.
   Я показал на парней, сидевших за столом. Над ними висело облако табачного
дыма.
   Дарнелл посмотрел на них, а затем снова на  меня.  Его  лицо  было  очень
мрачным.
   - Юноша, ты стараешься сделать так, чтобы твой приятель  вылетел  отсюда,
как пробка?
   - Нет, - сказал я. - Сэр.
   - Тогда заткни свою мычалку.
   Он опять повернулся к Эрни и продолжил:
   - Я умею отличать машину от кучи металлолома. Тебе  предстоит  испытание,
детка. Не знаю, сколько  ты  будешь  с  ней  возиться  и  во  что  тебе  это
обойдется, но клянусь, я выверну тебя наизнанку.
   Какая-то тупая ярость охватила меня. Я мысленно умолял Эрни  съездить  по
морде этому жирному борову так, чтобы потом  нам  пришлось  во  все  лопатки
удирать отсюда и больше не думать  появляться  здесь.  Вероятно,  картежники
Дарнелла  не  остались  бы  в  стороне  от  такого  поворота  дел,  и   этот
очаровательный вечер скорее всего для нас закончился  бы  в  приемном  покое
больницы Либертивилла.., но это стоило того.
   "Эрни, - мысленно говорил я. - скажи ему, чтобы  он  заткнулся,  и  давай
уберемся отсюда. Не поддавайся ему, Эрни. Не давай делать из себя дерьмо. Не
будь рохлей, Эрни, -  если  ты  выстоял  перед  своей  матерью,  то  сможешь
выстоять и перед этой самодовольной задницей. Только  в  этот  раз  не  будь
рохлей".
   Эрни долго молчал, опустив голову, а потом сказал:
   - Да, сэр.
   Эти слова он произнес так тихо, что их почти не было слышно.
   - Что ты сказал?
   Эрни поднял глаза. Его лицо было  смертельно  бледным.  В  глазах  стояли
слезы. Я не мог их видеть и отвернулся. Картежники прервали игру и наблюдали
за тем, что происходило на двадцатой стоянке.
   - Я сказал: да, сэр, - наконец произнес Эрни дрожащим голосом.
   Он как будто только что подписал свой смертный приговор. Я опять взглянул
на "плимут", который стоял рядом вместо  того,  чтобы  быть  выброшенным  на
свалку, находившуюся на заднем дворе. Я все больше ненавидел его за то,  что
он делал с Эрни.
   - Хорошо, убирайтесь отсюда, - сказал Дарнелл. - Мы закрываемся.
   Эрни побрел прочь, ничего не видя перед собой. Он бы  наткнулся  на  гору
старых покрышек, если бы  я  не  схватил  его  за  руку  Дарнелл  подошел  к
карточному столу. Усевшись за него, он  что-то  проговорил  своим  скрипучим
голосом. Его приятели разразились дружным хохотом.
   - У меня все в порядке, Дэннис, - сказал Эрни, как будто я его спрашивал.
Он сжал губы, а потом еще раз сказал:
   - У меня все в порядке, Поехали домой, Дэннис. У меня все в порядке.
   Он был моим другом,  но  я  готов  был  возненавидеть  его.  Мы  вышли  в
прохладную темноту.  За  нами  шумно  захлопнулась  дверь.  Так  мы  отвезли
Кристину в гараж Дарнелла. Неплохая поездка, а?

6/ ВОЗВРАЩЕНИЕ

   Мы сели в мою машину, и я вырулил со двора. Странно, но было  уже  девять
часов. Вот так летит время, когда вы заняты чем-нибудь приятным. В небе сиял
полукруглый месяц. Рядом с ним я не заметил ни  одной  звезды,  может  быть,
потому, что мне было не до них.
   Первые два или три квартала мы проехали в полном молчании, а  потом  Эрни
вдруг разразился рыданиями. Я ожидал чего-нибудь подобного, но его  отчаяние
и безутешность испугали меня.
   Я сразу сдался. Ему не нужны были мои слова. И то, что я  сначала  принял
за его реакцию на испытанное унижение, на самом деле оказалось чем-то  более
глубоким. Горько всхлипывая и  размазывая  слезы  по  лицу,  он  то  и  дело
бормотал какие-то слова, которые я постепенно стал понимать.
   - Я доберусь до них, - шептал он между всхлипами и стонами. - Я  доберусь
до этих сукиных детей, Дэннис. Я  заставлю  их  пожалеть...  Я  заставлю  их
съесть это... СЪЕСТЬ ЭТО... СЪЕСТЬ!
   - Ну перестань, - не выдержал я. - Эрни, остановись.
   Однако он не желал останавливаться.  Зарыдав  еще  громче  и  заскрежетав
зубами, он принялся стучать кулаками по приборной доске моего "дастера".  От
таких ударов вполне могли остаться заметные следы.
   - Увидишь, я доберусь до них!
   Озаренное бледным светом луны и мелькающими  уличными  огнями,  его  лицо
казалось таким исступленным и диким, точно рядом со мной находился  какой-то
одержимый колдун. Таким я его не знал. Эрни куда-то сгинул, ушел скитаться в
каких-то холодных далях, которые Бог ради собственных  развлечений  сотворил
для таких людей, как он. Таким я не хотел его знать. И  я  мог  только  лишь
беспомощно сидеть и надеяться,  что  Эрни,  которого  я  знал,  когда-нибудь
вернется. А это произошло не скоро.
   Наконец истерика опять сменилась рыданиями. Ненависть прошла, и теперь он
только плакал. Его всхлипы и стоны были еще безутешнее, чем раньше.
   Я сидел за рулем своей машины, не зная, что мне делать. Я бы хотел сейчас
очутиться в каком-нибудь другом месте - хоть  в  банке,  где  мне  почему-то
объявили о закрытии моего счета, или  перед  платным  туалетом,  страдая  от
поноса и  не  имея  ни  одного  цента  в  кармане.  Пусть  это  было  бы  не
Монте-Карло. Но пусть я был бы старше. И еще лучше - не я, а мы оба.
   Впрочем, я знал, что нужно делать. Неохотно, не  желая  делать  этого,  я
повернулся к нему и, обняв одной рукой, прижал его к  себе.  Его  горячее  и
мокрое лицо уткнулось мне в грудь. Так мы  сидели  минут  пять,  а  потом  я
подвез его к дому и высадил там. После этого я поехал к себе.  Позже  мы  ни
разу не вспоминали о том, как я обнимал его. Нас никто не видел, но полагаю,
что со стороны мы выглядели как парочка гомиков. Я  обнимал  его  и  не  мог
понять, почему так случилось, что я был единственным другом Эрни.  Поверьте,
тогда он был почти противен мне.
   И как раз тогда я - впервые и еще неосознанно - подумал, что, может быть,
Кристина тоже станет его другом. Не уверен,  что  мне  это  пришлось  бы  по
нраву, особенно после того, как мы целый день мучились с ней.
   Когда мы подъехали к обочине возле его дома, я сказал:
   - С тобой все будет в порядке, Эрни? Он принужденно улыбнулся:
   - Да, со мной все будет в порядке. -  Его  глаза  грустно  посмотрели  на
меня. - Дэннис, тебе надо было  вступить  в  какую-нибудь  благотворительную
организацию. В фонд безработных, а может, в Общество по  борьбе  с  раковыми
заболеваниями. Во что-нибудь такое...
   - Ах, брось ты.
   - Ты знаешь, что я имею в виду.
   - Если ты имеешь в виду, что ты рохля, то мне это известно.
   Из передней двери дома вырвался сноп света, а из него опрометью  вылетели
Майкл и Регина, - вероятно, они были готовы увидеть полицейских,  приехавших
сообщить им, что их сын попал в дорожную катастрофу.
   - Арнольд? - громко позвала Регина.
   - Ну, пока, Дэннис, - проговорил Эрни, теперь уже по-настоящему грустный.
- Уезжай, хватит тебе дерьма на сегодня. - Он  вылез  из  машины  и  покорно
произнес:
   - Привет, мам. Привет, пап.
   - Где ты был? - спросил Майкл. - Молодой человек,  вы  хоть  знаете,  как
перепугана ваша мать?
   Эрни был прав. Я мог обойтись без сцены  воссоединения  семьи.  Развернув
машину, я увидел  в  зеркальце,  как  они  набросились  на  него,  обреченно
дожидавшегося своей участи,  и  смешно  потащили  к  месту  расправы.  В  их
целеустремленных  действиях  не  было  ни  одного   резкого   движения   или
необдуманиого жеста. Они заботились о том, чтобы не причинить ему  вреда,  -
он был вещью, сохранностью которой они дорожили больше всего на свете.
   Я включил радио. На ультракоротких волнах все еще продолжалась  программа
рок-уик-энд, и "Силвер баллей бэнд" пели песню, которая называлась  "Все  то
же самое". Слушать ее мешали помехи в эфире, и я настроил приемник на матч с
Филадельфией.
   Филадельфия проигрывала. Можно было спокойно ехать домой.

7/ ПЛОХИЕ СНЫ

   Когда я приехал домой, мои  отец  и  сестренка  сидели  на  кухне  и  ели
сандвичи с жженым сахаром. Я сразу почувствовал голод и вспомнил, что еще не
ужинал.
   - Где ты был. Босс? - спросила Эллани, не отрывая глаз от  "16",  "Крим",
"Тайгер бит" или чего-то в этом роде. Она называла меня Боссом  с  тех  пор,
как я в прошлом году открыл Брюса Спрингстина и сразу стал его  поклонником.
Предполагалось, что это прозвище подходило мне больше всего.
   В четырнадцать лет Эллани уже начинала уходить из детства и  превращаться
в полноценную американскую красавицу - высокую, темноволосую и голубоглазую.
Но летом 1978 года она обладала всеми особенностями заурядного подростка.  В
девять она начинала с Донни и Мэри, в  одиннадцать  переключалась  на  Джона
Траволту (однажды я  по  ошибк