икого
не увидел. Господи, да куда же они все подевались? Отправились  во  Фрайбург
отведать пиццы? Или в "Деревенское кафе" на молочный коктейль?
   - Что ты хочешь? - крикнул я старику. - Хочешь, чтобы я больше не  лез  в
твои дела? Хорошо, не буду!
   Он рассмеялся:
   - По-твоему, я только вчера родился, Нунэн? Я и не ожидал, что моя уловка
сработает.
   Даже если бы я говорил искренне, он бы мне не поверил.
   - Мы хотим посмотреть, как долго ты продержишься  на  плаву,  -  добавила
Уитмор и лениво так, по высокой траектории, бросила камень. Он не долетел до
меня пять футов.
   Они решили меня убить, подумал я. Решили убить.
   Точно. Не просто убить, но и не понести за это  никакой  ответственности.
Безумная мысль мелькнула у меня в голове. Я  вдруг  увидел  Роджетт  Уитмор,
прикрепляющую объявление к доске "МЕСТНЫЕ НОВОСТИ" у "Лейквью дженерел":

   ВСЕМ МАРСИАНАМ Тэ-Эр-90! ПРИВЕТ!
   Мистер МАКСУЭЛЛ ДИВОУР, всеми  любимый  марсианин,  даст  каждому  жителю
Тэ-Эр СТО ДОЛЛАРОВ, если никто  из  них  не  появится  на  Улице  в  ПЯТНИЦУ
ВЕЧЕРОМ, С СЕМИ ДО ДЕВЯТИ ЧАСОВ. Там также нечего  делать  и  нашим  "ЛЕТНИМ
ДРУЗЬЯМ"! И помните: ХОРОШИЕ МАРСИАНЕ все одно  что  ХОРОШИЕ  МАРТЫШКИ!  Они
ничего не ВИДЯТ, ничего не СЛЫШАТ, ничего не ГОВОРЯТ!

   Я не мог в это поверить, несмотря на мое более чем плачевное положение..,
и все-таки едва ли не верил. Или ему дьявольски везло.
   Усталость тянула вниз. Кроссовки стали еще тяжелее. Я  попытался  стянуть
одну, но в результате опять хлебнул озерной воды. Они  стояли,  наблюдая  за
мной. Дивоур время от времени прикладывался к маске, что лежала  у  него  на
коленях.
   Я не мог ждать  наступления  темноты.  В  западном  Мэне  солнце  заходит
быстро, как, видимо, и в любой гористой  местности,  но  сумерки  не  спешат
переходить в ночь. И еще до того, как станет совсем темно, на востоке  может
взойти луна.
   Я уже представил себе свой некролог в "Нью-Йорк тайме" под заголовком

   ПОПУЛЯРНЫЙ АВТОР
   РОМАНТИЧЕСКИХ ДЕТЕКТИВОВ
   ТОНЕТ В МЭНЕ

   Дебра Пинеток даст им фотографию  с  обложки  готовящегося  к  публикации
"Обещания Элен". Гарольд Обловски скажет все, что положено, и  проследит  за
тем, чтобы сообщение о моей безвременной кончине появилось  и  в  "Паблишере
уикли". Расходы он поделит с "Патнамом" пополам, и...
   Я ушел под воду, вновь хлебнул воды, выплюнул. Бешено  замолотил  руками,
заставил себя прекратить это  безобразие.  Слышал,  как  на  берегу  смеется
Уитмор. Сука, подумал я.
   Облезлая су...
   Майк, позвала Джо.
   Ее голос прозвучал у меня в голове, но это был не тот  голос,  который  я
представлял себе, когда мне хотелось мысленно поговорить с ней,  чтобы  хоть
как-то скрасить одиночество. И словно в подтверждение этому, справа от  меня
раздался сильный всплеск. Я развернулся на него, но не увидел  ни  рыбы,  ни
расходящихся по воде кругов. Зато увидел другое - наш плот, стоящий на якоре
в какой-нибудь сотне ярдов от меня, окруженный окрашенной закатом водой.
   - Я не смогу доплыть до него, крошка, - прохрипел я.
   - Ты что-то сказал, Нунэн? - крикнул с берега Дивоур и  приложил  руку  к
одному из заросшему волосами уху.  -  Повтори  громче!  Или  ты  уже  совсем
выдохся!
   А Уитмор все смеялась.
   Сможешь. Я тебе помогу.
   Я уже понял, что плот - мой  единственный  шанс.  Другого  поблизости  не
было, а добросить до него камень Уитмор не под силу. И  я  поплыл  к  плоту,
хотя руки сделались такими же свинцовыми, как и ноги. Всякий  раз,  когда  я
чувствовал, что сейчас камнем пойду ко  дну,  я  выдерживал  паузу,  говорил
себе, что спешить некуда, что здоровья у меня хватит, и  все  будет  хорошо,
если я не поддамся панике.  Древняя  старуха  и  еще  более  древний  старик
двинулись следом, но смех на берегу стих, потому что они тоже увидели,  куда
я направляюсь.
   Долго, очень долго, плот не приближался ни на йоту. Я говорил  себе,  что
это оптический обман, причина которого в сгущающихся сумерках, в цвете воды,
из багряной превращающейся в чернильно-черную, но  доводы  эти  звучали  все
менее убедительно по мере того, как  тяжелели  руки,  а  воздух  отказывался
проникать в легкие.
   Нас  разделяло  тридцать  ярдов,  когда  левую  ногу  свела  судорога.  Я
повернулся  на  бок,  как  тонущая  лодка,  попытался  дотянуться  до  ноги.
Наглотался воды. Меня тут же вырвало. Одной  рукой  я  схватился  за  живот,
вторая все тянулась к ноге.
   Я  тону,  с  удивительным  спокойствием  подумал  я.  Так,  значит,   это
происходит.
   И тут рука ухватила меня за загривок  в  том  самом  месте,  куда  угодил
камень Уитмор, и дикая боль тут же вернула меня в реальность,  подействовала
лучше,   чем   укол   эпинефрина   <адреналина   гидрохлорид   -   оказывает
стимулирующий, возбуждающий эффект.>. А другая рука ухватилась за мою  левую
ногу и ее обожгло, как огнем. Судорога прошла, я вынырнул на поверхность и с
новыми силами поплыл к плоту. Еще несколько, как мне показалось,  секунд,  и
я, тяжело дыша, уже держался за перекладину лесенки,  ведущей  на  плот,  не
зная, то ли я выживу, то  ли  сердце  разнесет  мне  грудь,  как  осколочная
граната. Наконец легкие начали возмещать недостаток кислорода,  и  я  понял:
худшее позади. Выждав еще минуту-другую,  пока  успокоится  сердцебиение,  я
вылез на плот в последних остатках сумерек. Какое-то время я стоял, глядя на
запад, а вода потоками стекала с доски. Затем  я  повернулся  к  ним,  чтобы
показать, что их затея провалилась. Но свою победу мне пришлось  отмечать  в
одиночестве. Улица опустела. Дивоур и Роджетт Уитмор ушли.

***

   Возможно, ушли. Потому что, а я это хорошо помню, большая часть Улицы уже
спряталась в темноте, и знать этого я не мог.
   Скрестив ноги, я сидел на плоту, пока не взошла луна, ловя  каждый  звук,
следя за каждым движением. Просидел, по моим прикидкам, не меньше  получаса.
Может, минут тридцать пять. На  часы  я  посмотрел,  но  они  ничем  мне  не
помогли. Стрелки застыли на половине восьмого: в тот самый момент их  залило
водой. Так что к  убыткам,  причиненным  мне  Дивоуром,  я  мог  добавить  и
стоимость "таймекс индигло" - 29 долларов и 75 центов.
   Наконец я осторожно спустился по лесенке и медленно поплыл  к  берегу.  Я
отдохнул, голова не гудела (хотя  затылок,  то  место,  куда  угодил  камень
Роджетт, саднило) и меня уже не удивляло, что такое могло случиться наяву  и
со мной. Пожалуй, последнее более всего поразило меня. Я и представить  себе
не мог, что богатый компьютерный барон попытается утопить  меня,  таким  вот
образом свести счеты с романистом, который перешел ему дорогу.
   Могло ли это решение спонтанно возникнуть в голове Дивоура? Случайной  ли
была наша встреча? Учитывая внезапность его появления у  меня  за  спиной  -
вряд ли. Скорее всего он держал меня под наблюдением  с  четвертого  июля..,
может, с другого берега за мной следили люди,  оснащенные  хорошей  оптикой.
Параноидальный бред, мог бы сказать я..,  да  только  эта  парочка  едва  не
утопила меня в  озере  Темный  След,  как  ребенок  топит  в  луже  бумажный
кораблик.
   Я решил, что плевать мне на тех, кто мог  наблюдать  за  мной  с  другого
берега. Я решил, что плевать мне на этих стариканов, если  они  и  поджидают
меня, прячась за деревьями. Я плыл, пока ноги не коснулись растущих  на  дне
водорослей, пока не увидел поднимающийся к "Саре-Хохотушке" склон.  А  потом
встал, поморшился от холодного ветерка, хромая вышел из  воды,  одной  рукой
прикрывая голову от возможного града камней. Но камни в меня не полетели.  Я
постоял на Улице. Вода стекала с джинсов и рубашки на  утоптанную  землю,  я
посмотрел направо, потом налево. Похоже, в этой части озерного  периметра  я
пребывал в гордом одиночестве. Я поглядел на воду.  В  слабом  лунном  свете
темнел квадрат плота.
   -  Спасибо,  Джо,  -  вырвалось  у  меня,  и  я  начал   подниматься   по
железнодорожным шпалам. Одолев половину лестницы, я остановился.  Никогда  в
жизни я не чувствовал такой усталости.

Глава 18

   Я поднялся на террасу,  вместо  того  чтобы  обойти  дом  и  войти  через
крыльцо. Двигался я по-прежнему с трудом, ноги стали раза в два  тяжелее.  В
гостиной я с изумлением огляделся, словно отсутствовал лет  десять  и  нашел
все, как было: Бантер на каминной доске, "Бостон гпоуб" на  диване,  сборник
кроссвордов на комоде у стены,  тарелка  с  остатками  овощного  рагу  -  на
кофейном столике. Пожалуй, только тут я осознал, что же со мной случилось: я
вышел на прогулку, оставив в комнате привычный беспорядок, и едва не  погиб.
Вернее, меня едва не убили.
   Меня бросило в дрожь. Я проследовал в ванную северного крыла, снял мокрую
одежду, швырнул в ванну и повернулся к зеркалу над раковиной. Выглядел я как
участник потасовки в баре,  потерпевший  поражение.  Длинная,  с  запекшейся
кровью, царапина на бицепсе. Приличных  размеров  синяк  на  левой  ключице.
Кровавая, уходящая за ухо царапина на шее - след  камня  с  кольца  красотки
Роджетт.
   Я взял зеркальце для бритья и с его помощью обследовал затылок.  "Неужели
до сих пор не дошло? Видать, череп у тебя слишком толстый" - так, бывало,  в
детстве кричала на меня мать. Теперь я  благодарил  Бога,  что  относительно
толщины черепа она не ошибалась. Место  соприкосновения  с  тростью  Дивоура
походило на усеченный конус потухшего вулкана. А об удачном попадании Уитмор
напоминала рваная рана, которую следовало зашить, если  я  не  хотел,  чтобы
остался шрам. Кровь налипла на волосы, стекла на шею. Кто знает, сколько  ее
вытекло, пока я "купался" в озере?
   Я налил в сложенную лодочкой ладонь перекиси водорода, плеснул  на  рану,
как лосьон после бритья. Ожгло так, что я  едва  подавил  крик.  Когда  боль
утихла, я смочил в перекиси ватный тампон и промыл остальные раны.
   Потом я принял душ, надел футболку и чистые джинсы и прошел в холл, чтобы
позвонить шерифу округа. Искать  номер  телефона  мне  не  пришлось:  номера
полицейского управления Касл-Рока и управления шерифа округа Касл  Билл  Дин
заботливо выписал на отдельный листок, вместе с номерами  пожарной  команды,
службы "скорой помощи" и еще одного, по которому за полтора бакса каждый мог
узнать три слова из сегодняшнего кроссворда в "Тайме". Листок этот висел  на
стене над столиком с телефонным аппаратом.
   Я быстро набрал три первые цифры,  а  потом  сбавил  скорость.  А  набрав
955-960, и вовсе опустил руку. Так я и стоял в холле, прижав трубку к уху, и
представлял себе еще один заголовок,  не  в  респектабельной  "Тайме",  а  в
отдающей желтизной "Нью-Йорк пост".

   ПИСАТЕЛЬ - ПРЕСТАРЕЛОМУ
   КОМПЬЮТЕРНОМУ МАГНАТУ:
   "АХ Ты ХУЛИГАН!"

   И тут же фотографии, моя, на которой я выгляжу чуть моложе своих  лет,  и
столетнего Макса Дивоура. "Пост", уж  конечно,  позабавит  своих  читателей,
рассказав им,  как  Дивоур  (вместе  со  своей  напарницей,  пожилой  дамой,
которая, если ее намочить в воде, потянет фунтов  на  девяносто)  сбросил  в
озеро писателя, годящегося ему во внуки,  и,  судя  по  фотографии,  мужчину
стройного, сильного и подтянутого.
   Телефону надоело держать в памяти шесть цифр, и он сбросил их:  в  трубке
вновь послышался длинный гудок. Я оторвал трубку от  уха,  несколько  секунд
сверлил взглядом, а потом положил на рычаг.
   Я не плачусь по поводу ехидного, а то и  злобного  отношения  прессы,  но
держусь с ней настороже. Точно так же  я  веду  себя,  когда  вижу  бродячую
собаку. Кто знает, что  у  нее  на  уме.  Людей  творческих,  чья  работа  -
развлекать народ, Америка превратила в проституток высшего класса, и  пресса
поднимет  на  смех  любую  знаменитость,  посмевшую  выразить   недовольство
проявленным к ней отношением. "Хватит жаловаться! -  хором  вопят  газеты  и
ти-ви (в голосах слышатся триумф и негодование). - Неужели ты  думаешь,  что
тебе платят такие бабки только за умение петь или вертеть задом? Ты не прав,
засранец! Мы платим, чтобы удивляться, когда у тебя все получается, каким бы
делом ты ни занимался, и радоваться, когда ты окажешься по уши в  дерьме.  А
твое дело - работать нам на потребу. Если ты перестанешь нас  забавлять,  мы
всегда сможем убить тебя или съесть".
   Разумеется, по-настоящему съесть они не могли. Но могли опубликовать твою
фотографию без рубашки и написать, что ты очень  уж  разъелся,  могли  вести
бесконечные разговоры о том, сколько ты пьешь,  какие  принимаешь  таблетки,
хихикать насчет того вечера, когда в "Спейго" ты посадил на колени  какую-то
старлетку и ткнулся языком ей в ухо, но  съесть  -  нет.  Поэтому  трубку  я
положил не из-за того, что "Пост" могла обозвать меня плаксой, а Джей Лено -
вдоволь похихикать надо мной в своем ток-шоу. Истинная причина заключалась в
отсутствии доказательств. Никто нас не видел. А уж  алиби  для  себя  и  для
своего личного секретаря Макс Дивоур нашел бы без труда.
   И еще  одно  обстоятельство  остановило  меня:  допустим,  шериф  пришлет
Джорджа Футмена, он же "папуля", чтобы взять у меня  показания  о  том,  как
злобный старик спихнул в озеро маленького Майка. Как бы они  потом  хохотали
втроем!
   И позвонил я не шерифу, а Джону Сторроу, чтобы он сказал мне, что  я  все
сделал правильно, как того и требовала логика  событий.  Чтобы  он  напомнил
мне, что так поступают лишь оказавшись в отчаянном положении (ради  этого  я
даже  согласился  бы  забыть  их  смех,  смех  людей,  получающих   максимум
удовольствия от разворачивающегося перед ними действа),  и  в  отношении  Ки
Дивоур ничего не изменилось: иск ее деда по-прежнему безнадежен.
   На квартире Джона  мне  ответил  автоответчик,  и  я  оставил  сообщение:
"Позвоните Майку Нунэну,  ничего  срочного,  но  можете  звонить  и  поздней
ночью". Потом я позвонил ему на работу, держа в уме постулат Джона  Гришема:
молодые адвокаты работают,  пока  не  валятся  с  ног.  Выслушал  инструкцию
автомата-регистратора   и   нажал   на   панели   телефона   три    клавиши,
соответствующие первым трем буквам фамилии Джона.
   В  трубке  щелкнуло,  потом  раздался  его  голос,  к  сожалению,   вновь
записанный на пленку: "Привет, это  Джон  Сторроу.  На  уик-энд  я  уехал  в
Филадельфию, повидаться с родителями. На работе буду  в  понедельник,  потом
уеду по делам. Со вторника по пятницу меня скорее всего можно будет  застать
по телефону..."
   Номер, который он продиктовал, начинался с цифр 207-955, то есть  с  кода
Касл-Рока. Я понял, что речь идет об отеле,  скорее  всего  о  том,  где  он
останавливался и раньше.
   - Говорит Майк Нунэн, - сказал я в  трубку  после  звукового  сигнала.  -
Позвоните мне, как только сможете. Я оставил сообщение и на  вашем  домашнем
автоответчике.
   Я  отправился  на  кухню,  чтобы  взять  пива,  но,  остановившись  перед
холодильником, начал возить магниты  по  передней  панели.  Он  назвал  меня
сутенером. "Эй, сутенер, а где же твоя шлюха?"  А  минутой  позже  предложил
спасти мою душу. Забавно,  однако.  Алкоголик,  предлагающий  приглядеть  за
твоим баром. "Он говорил о вас  очень  доброжелательно",  -  как-то  сказала
Мэтти. "Ваш прадед и его прадед срали в одну выгребную яму".
   Пиво так и осталось в холодильнике, а я вернулся к  телефону  и  позвонил
Мэтти.
   - Привет. - Опять я услышал голос с магнитофонной ленты.  Мне  везло  как
утопленнику. - Это я, но в данный момент меня или нет дома, или  я  не  могу
подойти к телефону.  Оставьте  сообщение,  хорошо?  -  Пауза,  неразборчивый
шепот, потом громкий голос Ки:
   - Оставьте йадостное сообсение! - Их общий смех оборвал звуковой сигнал.
   - Привет, Мэтти, это Майк Нунэн. Я хотел... Не знаю, как  бы  я  закончил
эту фразу, но заканчивать ее мне и не пришлось. Потому что  после  щелчка  в
трубке послышался голос Мэтти:
   - Привет, Майк.
   И этот печальный, обреченный голос так разительно  отличался  от  голоса,
записанного на пленку, что  я  на  мгновение  лишился  дара  речи.  А  потом
спросил, что случилось.
   - Ничего. - Она заплакала. - Все. Я потеряла работу. Линди меня уволила.

***

   Разумеется, Линди обосновала свои действия. Мэтти,  мол,  не  уволили,  а
сократили в рамках программы экономии средств. Однако если бы я  заглянул  в
список спонсоров библиотеки, то нашел бы в нем мистера Макса Дивоура. Причем
его пожертвования каждый год наверняка составляли кругленькую сумму. И  свое
дальнейшее пребывание в списке он  обусловил..,  короче,  Линди  Бриггс  все
поняла и отреагировала адекватно.
   - Не следовало нам разговаривать у нее на глазах, - вздохнул я,  понимая,
что Мэтти уволили бы, даже если  б  я  не  приближался  к  библиотеке  и  на
пушечный выстрел. - Мы должны были предусмотреть такой исход.
   - Джон Сторроу предусмотрел. - Мэтти всхлипнула. - Он  сказал,  что  Макс
Дивоур постарается загнать меня в угол. Предупредил, что ему очень  хочется,
чтобы на вопрос судьи о моем месте работы, я бы  ответила:  "Я  безработная,
ваша честь". Я ответила Джону, что миссис Бриггс никогда не пойдет на  такую
подлость, особенно по отношении к девушке,  которая  дала  блестящий  анализ
мелвилловского "Бартлеби>. Знаете, что он на это сказал?
   - Нет.
   - Он сказал: "Вы еще слишком молоды". Мне показалось, что это  прозвучало
очень уж снисходительно, но он оказался прав, так?
   - Мэтти...
   - Что мне делать, Майк? Что мне делать? - Похоже,  паника  перебралась  в
трейлер на Уэсп-Хилл-роуд.
   Я подумал более  чем  хладнокровно:  А  почему  бы  тебе  не  стать  моей
любовницей? Официально я найму тебя "ассистентом по подготовке  материалов",
так что будет чем отчитаться перед налоговым управлением. Я тебя одену,  дам
пару кредитных карточек на текущие  расходы,  куплю  дом,  и  прощай  ржавый
трейлер на Уэсп-Хилл-роуд. А в феврале мы  сможем  слетать  на  какой-нибудь
тропический остров.
   Разумеется, Ки получит достойное образование, и каждый  год  на  ее  счет
будет  перечисляться  приличная  сумма.  И  я  буду  очень   осмотрительным.
Приезжать буду раз или два в неделю,  и  попозже,  после  того  как  девочка
заснет.
   Сейчас от тебя потребуется только одно: сказать "да". А  потом  позволить
мне делать все, что я пожелаю.., всю ночь, не говорить  "нет",  не  говорить
"хватит".
   Я закрыл глаза.
   - Майк? Вы меня слышите?
   - Конечно. - Я коснулся шишки на затылке и поморщился от боли.  -  Все  у
вас будет хорошо, Мэтти. Вы...
   - Трейлер не оплачен! - Она едва сдерживала рыдания. - Я еще не  оплатила
два счета за телефон, и они грозят отключить его. В джипе  барахлит  коробка
передач, гремит задний мост! Я смогу оплатить еще  неделю  пребывания  Ки  в
летней библейской школе, миссис Бриггс выдала мне жалованье за  три  недели,
которые я имела право отработать до увольнения, но на что тогда я  куплю  ей
туфельки? Она так быстро из всего вырастает.., у нее дырявые шорты и.., чуть
ли не все трусики...
   Вот тут она зарыдала в голос.
   - Я позабочусь о вас, пока вы снова не встанете на ноги, - успокоил я ее.
   - Нет; я не могу допустить...
   - Можете. И  допустите,  ради  Киры.  А  потом,  если  захотите,  сможете
рассчитаться со мной. Если вам так будет угодно, мы будем вести счет каждому
потраченному мною доллару. Но я обязательно позабочусь о вас. -  И  тебе  не
придется раздеваться в моем присутствии. Я тебе это обещаю.
   - Майк, вам нет нужды брать на себя такую обузу.
   - Может, и нет, а может и есть. Но я позабочусь о вас. И попробуйте  меня
остановить! - Я позвонил, чтобы рассказать ей о том, что со мной  произошло,
разумеется, с юмором, но уже понял, что об этом не стоит и  заикаться.  -  С
иском об опеке мы разберемся в  самое  ближайшее  время,  и  если  здесь  не
найдется человека, который взял бы вас на работу, я найду такого в Дерри.  А
кроме того, скажите мне откровенно - у вас еще не возникло  желания  сменить
обстановку?
   Ей удалось выдавить смешок:
   - Скорее да, чем нет.
   - С Джоном вы сегодня гово