обогнал  меня.  Меня  обдало  не  холодным  воздухом  из
разбитого окна, а теплым, как из  тоннеля  подземки.  Порыв  этот  скинул  с
рукописи сборник кроссвордов, но папье-маше, прижимавшее страницы  рукописи,
осталось на месте. И как только я посмотрел на рукопись, колокольчик Бантера
умолк.
   В темной гостиной послышался голос. Слов я не разобрал. Да  и  что  могли
означать слова? Что мог означать еще один сигнал, еще один горячий привет из
Потустороннего Мира?
   Прогремел гром, я вновь услышал голос. На этот раз, потому что  генератор
окончательно сдох и лампы погасли, погрузив гостиную в серую  темноту,  одно
слово мне удалось разобрать: Девятнадцать.

***

   В нерешительности я потоптался на месте,  потом  начал  поворачиваться  и
поворачивался, пока не оказался лицом к рукописи романа  "Друг  детства".  И
тут меня осенило. Мне открылась истина.
   Речь шла не о сборнике кроссвордов, не о телефонном справочнике.
   О моей книге. Моей рукописи.
   Я шагнул к столу, хотя и помнил о том, что вода перестала наполнять ванну
в северном крыле. С отключением генератора перестал качать и  насос.  Ничего
страшного, решил я, воды уже набралось достаточно. Теплой  воды.  Я  искупаю
Киру, но сначала надо кое-что сделать. Заглянуть на девятнадцатую  страницу,
а потом, возможно, и на девяносто вторую. Я мог просмотреть и ее, потому что
рукопись моя оборвалась на сто двадцать третьей. Со шкафа, в котором у  меня
хранились несколько сотен грампластинок, я схватил  ручной  фонарь,  включил
его, направил на стол. Белый круг лег на рукопись. В сумраке этого  дня  луч
ручного фонарика по яркости не уступал лучу прожектора.
   На странице  девятнадцать  Тиффи  Тейлор,  девушка  по  вызовам,  ставшая
впоследствии Реджиной  Уайтинг,  сидела  в  своей  студии  с  Энди  Дрейком,
вспоминая тот день, когда Джон Сэнборн (так  называл  себя  Джон  Шеклефорд)
спас ее трехлетнюю дочь, Карен. И вот что я прочитал  под  раскаты  грома  и
струи дождя, бьющие в сдвижную дверь, которая вела на веранду.

   FRIEND, by Noonan/pg.19 over that way, I was sure of it" , she said, "but
when I couldn t see her anywhere, I went to look in the hot tub" She  lit  a
cigarette. "What I saw made  me  feel  like  screaming,  Andy  -  Karen  was
underwater. All that was out was her hand.  the  nail  were  turning  purple
After that. I guess I dived in, but I  don't  remember;  I  was  zoned  out.
Everything from then on is like a dream where stuff runs  together  in  your
mind. The yard-guy - Sanborn - shoved me aside and dived. His foot hit me in
the throat and I couldn't swallow for a week. He yanked up on Karen s arm. I
thought he d pull it off her damn shoulder, but he got her. He got  her"  In
the gloom, Drake saw she was weeping. "God. Oh God, I thought she was  dead.
I was sure, she was"

   <ДРУГ, роман Нунэна / стр. 19.
   "Она не могла вылезти, я в этом не сомневалась. - сказала она. - но я  не
увидела ее и пошла к бассейну. - Она закурила. - А открывшееся мне  едва  не
заставило меня закричать. Энди, Карен ушла под воду! На поверхности осталась
только ее рука, и ногти уже начали синеть. Потом... Наверное, я  прыгнула  в
бассейн,  но  не  помню;  я  впала  в  транс.  Все,  что  произошло   потом,
вспоминается мне как страшный сон. Этот парень, Сэнборн,  оттолкнул  меня  в
сторону и прыгнул в бассейн. Ногой он ударил меня по шее с такой силой,  что
я еще неделю ничего не могла глотать. Он дернул Карен за руку.  Я  подумала,
что вырвет руку из плечевого сустава, но он вытащил девочку. Вытащил  ее  из
воды. В полумраке Дрейк видел, что она плачет. - Боже, о Боже. Я думала, что
она умерла. Я в этом не сомневалась" (англ.).>.

   Я сразу все понял, но все-таки прикрыл! блокнотом левое поле страницы.  И
прочитал; первые буквы каждой строки, как слово  кроссворда,  записанное  по
вертикали. Получилось, что ответ, который я так  долго  искал,  давным-давно
ждал меня в моей же книге:

   owls undEr stud 0

   И если не обращать внимания на отступ на и горой строчке снизу,  выходило
совсем уж замечательно:

   owls undEr studio

   <Совы под студией (англ.).>

   Билл Дин, мой сторож, сидит за рулем своего пикапа..
   Приехав сюда, он преследовал две цели: поздравить с возвращением в  Тэ-Эр
и предупредить насчет Мэтти Дивоур. Теперь с этим покончено, и  он  готов  к
отъезду. Он улыбается мне, демонстрируя дешевые вставные зубы. "Если у  тебя
будет возможность, поищи сов", - говорит он мне. Я спрашиваю его, зачем  Джо
потребовалась пара пластмассовых сов, и он отвечает, что вороны  боятся  сов
и, видя их, не устраивают из крыш сортир. Я принимаю это объяснение,  мне  и
без него есть о чем подумать, но... "Она словно приезжала только  для  того,
чтобы распаковать сов..." - говорит он. И мне и в  голову  не  приходит,  во
всяком случае, тогда, что по индейскому поверью совы нужны  и  для  другого:
они отгоняют злых духов. Если Джо знала,  что  пластмассовые  совы  отгоняют
ворон, она наверняка знала и про духов.
   Моя жена всегда, собирала такие вот крупицы  информации.  Моя  любопытная
жена. Неисчерпаемый кладезь всяких полезных, и не очень, сведений.

   Гремел гром. Сверкали молнии.  Я  стоял  в  гостиной,  держа  рукопись  в
трясущихся руках.
   - Господи, Джо, - прошептал я, - что тебе удалось узнать?
   И почему ты мне ничего не сказала?
   Но ответ я, похоже, знал. Она не сказала мне, потому что чем-то я походил
на Макса Дивоура; наши прадеды срали в одну выгребную яму. Но она ничего  не
сказала и своему родному брату. Меня почему-то это успокоило.
   Я начал пролистывать рукопись, и по коже побежали мурашки.
   Прежде чем переехать во Флориду, Джон Шеклефорд жил в  Студио-Сити,  штат
Калифорния. Первая  встреча  Дрейка  и  Реджины  Уайтинг  прошла  в  студии.
Последний известный адрес  Рэя  Гаррети:  Апартаменты-студио,  на  Ки-Ларго.
Лучшая подруга  Реджины  Уайтинг  -  Стеффи  Андервуд.  Муж  Стеффи  -  Тоул
Андер-вуд. Тут  -  двойное  попадание  в  десятку  .
   Совы под студией.
   И так везде, на каждой странице, все равно что имена, начинающиеся с  "К"
в телефонном справочнике. Вновь  монумент,  только  построила  его  не  Сара
Тидуэлл, тут сомнений быть  не  могло,  а  Джоанна  Арлен  Нунэн.  Моя  жена
незаметно от бдительного надзирателя отправляла мне  послания,  молясь  всем
сердцем, что я их замечу и пойму.
   На девяносто второй странице Шеклефорд беседовал  с  Дрейком  в  тюремной
камере для встреч с посетителями. Он сидел, зажав руки между коленями, глядя
на цепь, сковывающую его лодыжки, отказываясь посмотреть Дрейку в глаза.

   FRIEND, byNoonan/pg. 92 only thing I got to  say.  Anything  else,  fuck,
what good would it do? Life s a game, and I lost. You want me  to  tell  you
that I yanked some little kid out of the water, pulled her up, got her motor
going again? I did, but not because I m a hero or saint...

   <Единственное, что я могу сказать. Говорить что-то еще смысла нет.  Жизнь
- это игра, и я оказался в проигравших. Вы хотите, чтобы  я  рассказал  вам,
что вытащил маленькую девочку из  воды,  а  потом  помог  ей  запустить  тот
моторчик, что бьется в груди. Да, помог, но не потому, что  я  -  герой  или
святой...>

   Дальше  я  читать  не  стал.  Зачем?  Первые  буквы  строк,  как   и   на
девятнадцатой странице, складывались в то же послание:  owls  under  studio.
Наверное, я мог бы найти его же и  на  других  страницах.  Я  вспомнил,  как
радовался, когда осознал, что психологического барьера больше нет и я  вновь
могу писать. Барьер исчез, все так, но не потому, что  я  разрушил  его  или
нашел обходной путь. Его уничтожила Джо. Джо разделалась с ним, но отнюдь не
для того, чтобы я и дальше мог  писать  второсортные  детективы-триллеры.  Я
стоял под вспышками молний, чувствуя,  как  кружатся  вокруг  мои  невидимые
гости, и вспоминал миссис Моугэн, мою первую учительницу. Когда наши  усилия
написать на  классной  доске  буквы  английского  алфавита  не  приводили  к
желаемому результату, она накрывала детскую  ручку  своей,  а  уж  две  руки
выводили на доске то, что и требовалось.
   Вот так и Джо помогала мне.
   Я пролистывал рукопись и повсюду  натыкался  на  ключевые  слова,  иногда
расположенные друг над другом так, чтобы прочитать их не  составляло  труда.
Как же она старалась заставить меня услышать.., а я не желал ничего  делать,
не докопавшись до причины.
   Я  положил  рукопись  на  стол,  но,  прежде  чем  успел   придавить   ее
пресс-папье, яростный порыв ледяного ветра налетел на меня и разметал  листы
по всей гостиной. А если б мог, разорвал бы их на мелкие клочки.
   Нет! - вскричал источник арктического холода, когда я взялся за  рукоятку
фонаря. Нет, сначала закончи свою работу!
   Ледяной ветер бил мне в лицо - словно кто-то невидимый стоял передо  мной
и дышал на меня, набирая полную грудь воздуха, словно тот плохой  волк,  что
один за другим сдувал дома трех поросят.
   Зажав фонарь под мышкой, я поднял руки и резко хлопнул в ладоши.  Ледяные
выдохи прекратились. Теперь холодным воздухом тянуло лишь из разбитого окна.
   - Она спит, - объяснил я призраку, который никуда не делся,  лишь  затих,
наблюдая за мной. - Время еще есть.
   Вышел я через дверь черного хода, и ветер тут  же  взял  меня  в  оборот,
сгибая пополам, едва не валя с ног. В качающихся деревьях  я  видел  зеленые
лица, лица мертвецов. Дивоура, Ройса, Сынка Тйдуэлла. Но чаще всего я  видел
лицо Сары.
   Она мерещилась мне повсюду.
   Нет! Возвращайся!  Незачем  тебе  искать  сов,  сладенький!  Возвращайся!
Заверши начатое! Сделай то, ради чего пришел!
   - Я не знаю, ради чего пришел, - ответил я. - И пока  не  выясню,  ничего
делать не буду!
   Ветер взвыл, словно я нанес ему смертельное оскорбление, громадная  ветвь
отломилась от сосны, что росла справа от дома, обрушилась на  крышу  "шеви",
прогнула ее, а потом свалилась на землю рядом со мной.
   Хлопать в ладоши не имело смысла. Здесь был ее  мир,  не  мой...  Правда,
находился я на самой его границе. Но с каждым шагом  к  Улице,  к  озеру,  я
углублялся в мир, где ткань времени истончалась и правили призраки. О  Боже,
что стало тому причиной?
   Тропинка к студии Джо превратилась в ручей. Не пройдя и десятка шагов,  я
споткнулся о камень и повалился набок. Небо пропорол зигзаг молнии, раздался
треск: обломилась еще одна ветка, что-то полетело на меня.  Я  поднял  руки,
закрывая лицо, откатился вправо, подальше от тропинки. Ветка упала  за  моей
спиной, а меня потащило по скользкому от  мокрой  листвы  и  иголок  склону.
Наконец, я сумел подняться. Ветвь на тропе размерами  превосходила  ту,  что
помяла крышу моего автомобиля. Окажись я  под  ней,  от  меня  мало  бы  что
осталось.
   Возвращайся! - злобно, надрывно шипел ветер.
   Заверши начатое! - неслось с Улицы. Займись своим делом! -  обращался  ко
мне сам коттедж, стонущий под порывами ветра. Занимайся  своим  делом  и  не
лезь в мои!
   Но Кира и была моим делом.  Кира,  моя  дочь.  Я  поднял  фонарь.  Стекло
треснуло, но лампочка, как и  прежде,  ярко  горела.  Сгибаясь  под  ветром,
прикрывая рукой голову от падающих веток, я двинулся к студии  моей  умершей
жены.

Глава 27

   Поначалу дверь не желала открываться. Ручка  поворачивалась  легко,  и  я
знал, что дверь не заперта, но то ли дерево разбухло от проливного  дождя..,
то ли ее подпирали изнутри. Я отступил на шаг, чуть пригнулся  и  с  разбега
навалился на дверь плечом. На этот раз она подалась, немного, но подалась.
   Значит, она. Сара. Стояла с другой стороны  двери  и  не  давала  мне  ее
открыть. Как ей  это  удавалось?  Как  гребаный  призрак  мог  противостоять
физической силе?
   Я подумал о грузовичке с надписью "БАММ КОНСТРАКШН" на борту..,  и  мысль
эта неожиданно стала тем заклинанием, что позволило мне увидеть  пересечение
Шестьдесят  восьмого  шоссе  и  Сорок  второй  дороги.  В   затылок   пикапу
пристроился седан каких-то старушек, за ним - еще три или четыре автомобиля.
Во всех без устали работали "дворники",  лучи  фар  прорезали  стену  дождя.
Автомобили  застыли  вдоль  обочины,  словно  выставленные  на   продажу   в
автосалоне. Но происходило это в другом месте, где не было  ни  покупателей,
ни продавцов, лишь старожилы, молча сидевшие в своих машинах. Старожилы, как
и я, впавшие в транс. Старожилы, ставшие источниками энергии.
   Она подпитывалась от них. Грабила  их.  Точно  так  же  она  использовала
Дивоура.., и, разумеется, меня. Многие феномены, свидетелем которых я  стал,
создавались моей же собственной психической энергией.  Забавно,  знаете  ли,
когда думаешь об этом.
   А может, тут более уместно употребить другое слово: "страшно".
   - Джо, помоги мне, - попросил я, стоя  под  проливным  дождем.  Сверкнула
молния, на мгновение превратив воду  в  расплавленное  серебро.  -  Если  ты
любила меня, помоги.
   Я отступил на шаг и вновь навалился на дверь. На этот раз  никто  мне  не
противостоял, и я буквально влетел в студию, зацепившись голенью за  дверной
косяк и рухнув на колени. Но удержал фонарь в руке.
   На  мгновение  вокруг  меня  повисла  тишина.  Словно  силы  и  призраки,
присутствие  которых  я  чувствовал,  готовились  к  новому  поединку.  Все,
казалось, застыло, хотя в лесу, по которому - со мной или без меня -  любила
бродить Джо, по-прежнему лил дождь, а ветер гудел в деревьях -  безжалостный
садовник, ломящийся напролом, за час выполняющий ту работу,  которую  другой
делал бы десять лет. Потом дверь захлопнулась, и тут оно все и  началось.  Я
видел все в слабом свете фонаря - включил его  автоматически,  не  думая  об
этом.  Какое-то  время  я  не  понимал,  что  происходит,  видел  лишь,  как
полтергейст уничтожает все то, что напоминало мне о жене. Сотканный ею ковер
сорвало со стены и теперь швыряло из угла в угол. От кукол отлетали  головы.
Стеклянный абажур под потолком разлетелся вдребезги, осыпав меня  осколками.
Задул ветер, холодный, но к нему тут же присоединился другой поток,  теплый,
даже горячий, и они сплелись в вихре, словно изображая бушующий  за  стенами
ураган.
   Миниатюрная копия "Сары-Хохотушки", сработанная из зубочисток  и  палочек
от леденцов, которая стояла на книжном  шкафу,  взорвалась  изнутри.  Весло,
прислоненное к стене, поднялось в воздух и, как копье, полетело мне в грудь.
Мне пришлось броситься на пол, чтобы избежать  столкновения.  В  мои  ладони
впились рассыпанные по ковру осколки,  но  под  ковром  я  нащупал  какой-то
выступ. А весло тем временем ударилось в стену за моей спиной и переломилось
надвое.
   Теперь уже банджо, на котором училась играть моя жена, взмыло  в  воздух,
дважды перевернулось, выдало несколько аккордов,  а  потом  все  пять  струн
лопнули одновременно. Банджо перевернулось в третий раз, и его с невероятной
силой швырнуло об пол. Корпус разлетелся на щепочки, колки разнесло в разные
стороны.
   К вихрю прибавились какие-то  звуки,  яростные,  звенящие  от  ненависти,
потусторонние голоса. Я бы слышал жуткие крики, будь у  призраков  голосовые
связки. Пыльный воздух кружился в свете моего фонаря, какие-то  жуткие  тени
то сближались, то отдалялись. Мне показалось,  что  я  услышал  хрипловатый,
прокуренный  голос  Сары:  Убирайся,  сука!  Вон  отсюда!  Тебя  это   не...
Последовал удар (неслышный, конечно), воздух столкнулся  с  воздухом,  затем
раздался пронзительный вопль. Я его узнал, я уже слышал  его  глухой  ночью.
Кричала Джо. Сара причиняла  ей  боль,  Сара  наказывала  ее  за  непрошеное
вмешательство, и Джо кричала.
   - Нет! - Я вскочил. - Отстань от нее! Оставь ее в  покое!  -  и  двинулся
вперед, размахивая фонарем, словно хотел отогнать Сару  от  Джо.  Мимо  меня
пролетел рой баночек с засушенными цветами, травами, грибами. Они  ударились
о стену, посыпались на пол. Ни одна в меня не попала - чья-то невидимая рука
отводила их в сторону.
   А потом в воздух поднялся стол Джо со сдвижной крышкой. С полными ящиками
он весил не меньше  четырехсот  фунтов,  но  взмыл  вверх,  словно  перышко.
Разнонаправленными потоками воздуха его качнуло сначала вправо, потом влево.
   Джо закричала вновь, на этот раз не от боли, а от злости, а я попятился к
закрытой двери, из последних сил,  вымотанный  донельзя.  Выходило,  что  не
только Сара могла подпитываться энергией живых. А потом стол  полетел  через
комнату. Того, кто оказался бы перед ним, размазало бы по полу. Летел  он  с
невероятной скоростью. Раздался  разрывающий  перепонки  крик,  недовольство
выражала уже Сара, я это знал точно, и стол пробил  стену,  открывая  доступ
дождю и ветру. Крышка соскочила и повисла на одной петле,  словно  высунутый
язык. Все ящички вылетели из пазов. Катушки с нитками, мотки пряжи,  иголки,
путеводители, справочники, блокноты - все высыпалось, как осколки  костей  и
пучки волос из перевернутого гроба с давно истлевшими останками.
   - Прекратите! - простонал я. - Прекратите, вы обе. Достаточно.
   Но я бы мог ничего им не говорить. Если  не  считать  дождя  и  ветра,  в
развалинах студии моей жены я пребывал в гордом одиночестве.  Одно  сражение
закончилось. Следующее еще не началось.

***

   Я  присел,  сложил  пополам  зеленый  ковер,  стараясь  не   разбрасывать
насыпавшиеся на него осколки абажура. Под ковром  открылся  люк,  ведущий  в
подпол-кладовку. Моя рука нащупала под ковром петлю люка. Я знал о кладовке,
и у меня в голове мелькала мысль о том, что сов следует  искать  в  ней.  Но
потом навалились всякие события, и про кладовку я забыл.
   Я ухватился за утопленное в  доски  кольцо,  потянул,  готовый  встретить
упорное сопротивление, но люк открылся очень даже легко. А от запаха,  волна
которого накатила на меня, я просто остолбенел. Пахнуло  не  затхлостью,  во
всяком случае вначале, а любимыми духами Джо. Но тут же духи сменили  другие
запахи: дождя, корней, мокрой земли. Не слишком  приятные  запахи,  но  куда
лучше, чем тот, что я учуял на Улице, у той чертовой березы, наклоненной над
озером.
   Я направил  луч  фонаря  вниз.  Три  ступеньки.  Что-то  квадратное,  как
выяснилось чуть позже, старый унитаз. Я вспомнил, что  Билл  и  Кенни  Остер
перетащили его сюда то ли в 1990-м, то ли в 1991 году. Металлические  ящики,
завернутые в пленку. Старые пластинки и газеты. Двухкассетный  магнитофон  в
полиэтиленовом мешке. Видеомагнитофон - в другом мешке. А дальше, в углу...
   Я сел на пол, свесил ноги в люк  и  почувствовал,  как  что-то  коснулось
лодыжки, которую я подвернул в озере. Направил луч фонаря между  коленями  и
на мгновение увидел маленького черного  мальчика.  Не  того,  что  утонул  в
озере. Постарше и более высокого.  Лет  двенадцати,  а  то  и  четырнадцати.
Утонувшему едва ли было больше восьми.
   Этот оскалил зубы и зашипел, как кот. Глаза были без зрачков.  Такие  же,
как и у утонувшего в озере, совершенно  белые,  глаза  статуи.  И  он  качал
головой. Не спускайся в подвал, белый человек. Не тревожь покой мертвых.
   - Но тебе нет покоя, - ответил я и направил на него луч  фонарика.  И  на
мгновение увидел что-то отвратительное. Потому что смог заглянуть в него.  И
разглядел гниющие остатки языка во рту, глаз в глазницах, мозга в черепе.  А
потом он исчез, оставив после себя лишь кружащиеся в луче фонаря пылинки.
   Я спустился по ступенькам, подняв фонарь над головой. По  стенам  подвала
побежали тени.

***

   Пола в подвале-кладовке  (очень  низком,  не  позволяющим  выпрямиться  в
полный рост) не было. Его заменял деревянный настил, на  который  и  ставили
вещи и ящики, чтобы избежать соприкосновения с землей. Теперь  под  настилом
бурлили потоки воды. Запах духов совсем исчез. Теперь тут пахло сыростью  и,
уж не пойму почему, дымом и  огнем,  Я  сразу