орет как резаный, орет с такой силой,  что
мертвого разбудит. И если они слышат, как на  противоположном  берегу  озера
методисты поют о "силе слова Божьего", то и методисты могут  услышать  вопли
маленького ниггера.
   - Суньте его под воду, чтобы замолчал,  -  говорит  Дивоур,  и  в  ту  же
секунду, словно слова  эти  -  магическое  заклинание,  его  конец  начинает
твердеть.
   - О чем ты? - спрашивает Меррилл, - Сам знаешь,  -  отвечает  Дивоур.  Он
пыхтит, как паровоз, приподнимая блестящий на солнце голый  зад.  -  Он  нас
видел. Хотите перерезать ему  горло  и  перепачкаться  в  его  крови?  Я  не
возражаю. Берите мой нож, и за работу!
   - Н-нет, Джеред! - в ужасе кричит Бен, его начинает бить дрожь.
   Наконец-то у него все  встало.  Да,  на  это  потребовалось  чуть  больше
времени, но он далеко не мальчик, не то  что  эти  щенки.  Но  уж  теперь!..
Теперь он воздаст ей по заслугам за ее наглый смех, за  ее  заносчивость.  И
пусть смотрит весь город, плевать он на это хотел. Пусть приходят и смотрят.
Он загоняет в нее свой член. До упора. И при этом отдает  команды.  Зад  его
мерно поднимается и опускается, поднимается и опускается.
   - Кто-нибудь должен позаботиться о нем! Или вы хотите провести  следующие
сорок лет в Шоушенке?
   Бен хватает. Кито Тидуэлла за одну руку, Орен Пиблз - за другую, но когда
они притаскивают мальчишку на берег, от былой решимости не остается и следа.
Одно  дело  -  изнасиловать  наглую  негритянку,  которая   позволила   себе
посмеяться над Джередом, когда тот, споткнувшись, упал и  порвал  брюки.  Но
утопить испуганного ребенка, словно котенка в луже.., это совсем другое.
   Их пальцы разжимаются, они  испуганно  смотрят  друг  на  друга,  и  Кито
вырывается из их рук.
   - Беги, милый! - кричит Сара. - Беги и приведи...
   Джеред стискивает ей горло, обрывая на полуслове.
   Мальчик падает, зацепившись ногой за свою корзинку с черникой, и Гарри  и
Дрейпер тут же настигают его.
   - Что будем делать? - спрашивает  побледневший  как  полотно  Дрейпер,  и
Гарри отвечает:

   - То, что надо, - вот что он ответил тогда, и теперь я поступаю точно так
же, невзирая на запах, невзирая на Сару, невзирая на  отчаянные  крики  моей
умершей жены. Я вытаскиваю парусиновый саван из земли.  Веревки,  завязанные
по торцам, держатся, но парусина рвется посередине.
   - Поторопись! - кричит Джо. - Мне больше не выдержать.
   Тварь  рычит,  исходя  злобой.  Резкий  треск,  словно  деревянная  дверь
разлетелась в щепы, и отчаянный вопль Джо. Я  подтаскиваю  к  себе  пакет  с
надписью "Саженцы и рассада" и разрываю его в тот самый момент, когда

   Гарри (приятели зовут его Ирландцем за рыжие волосы) хватает мальчишку за
плечи и прыгает с ним в озеро. Мальчишка вырывается изо всех сил. Соломенная
шляпа слетает с головы и плывет по воде.
   - Возьмите ее! - кричит Гарри. Фред Дин нагибается, достает шляпу.  Глаза
у Фреда остекленели, как у боксера, пропустившего  сильнейший  удар.  За  их
спиной хрипит Сара Тидуэлл. Как и разжимающиеся и сжимающиеся пальцы на руке
мальчишки, высовывающейся из воды, хрип  этот  будет  преследовать  Дрейпера
Финни, пока он не нырнет в Идз-Куэрри. Джеред  усиливает  хватку,  при  этом
продолжая долбить Сару, пот льется с него рекой.  Никакая  стирка  не  смоет
запах этого пота с его одежды. Он придет к выводу, что это "пот  смерти",  и
сожжет одежду, чтобы избавиться от него.
   И Гарри Остер хочет избавиться от всего этого.
   Избавиться и не видеть больше этих людей,  а  особенно  Джереда  Дивоура,
которого уже называет Сатаной. Гарри не может прийти  домой  и  взглянуть  в
лицо отца, пока не закончится этот кошмар, пока жертвы не лягут в  землю.  А
его мать! Как ему теперь смотреть в глаза его любимой матери, Бриджет Остер,
круглолицей ирландки с  седеющими  волосами  и  необъятной,  теплой  грудью.
Бриджет, у которой всегда находилось для него доброе слово.  Бриджет  Остер,
святой женщины. Бриджет Остер, которая сейчас угощает пирогами  прихожан  на
пикнике в честь открытия новой церкви. Бриджит Остер, его  дорогой  мамочки.
Как он сможет предстать перед ее глазами, если она  узнает,  что  его  будут
судить по обвинению в изнасиловании и избиении женщины, пусть  и  чернокожей
женщины? Вот он и тащит упирающегося мальчишку на глубину.
   Кито отчаянно сопротивляется. На шее Гарри появляется кровь. (Но царапина
маленькая, и вечером Гарри скажет матери, что неловко задел  ветку  колючего
куста, и позволит ей поцеловать царапину.) А потом он топит мальчишку.  Кито
смотрит на него снизу вверх, лицо  его  расплывается  перед  глазами  Гарри,
между лицом и поверхностью воды проплывает маленькая рыбешка. Окунек, думает
Гарри. На мгновение задумывается, а что видит мальчишка, глядя сквозь  толщу
воды на лицо человека, который топит его, но тут же отгоняет эту мысль.  Это
всего лишь ниггер, напоминает он себе. Паршивый ниггер. И тебе он - никто.
   Рука Кито высовывается  из  воды,  маленькая  коричневая  ручонка.  Гарри
подается назад, не нужны ему новые царапины, но рука и не  тянется  к  нему,
только торчит над водой. Пальцы сжимаются в кулак. Разжимаются. Сжимаются  в
кулак. Разжимаются. Сжимаются в кулак.
   Мальчишка вырывается уже не с такой силой,  брыкающиеся  ноги  опускаются
вниз. Глаза, что  смотрят  на  Гарри  из  глубины,  становятся  сонными,  но
коричневая ручонка все торчит из воды, а  пальцы  сжимаются  и  разжимаются,
сжимаются и разжимаются. Дрейпер Финни плачет на берегу.
   Он уверен, что сейчас кто-нибудь появится на  Улице  и  увидит,  что  они
натворили.., что они творят. Будь уверен: грехи твои выплывут наружу  -  так
говорится в Лучшей книге всех времен. Будь уверен. Он открывает  рот,  чтобы
сказать Гарри: "Прекрати. Может, еще не поздно повернуть все вспять, отпусти
его, пусть живет", - но ни звука не срывается  с  его  губ.  За  его  спиной
заходится в предсмертном хрипе Сара. А перед  ним  сжимаются  и  разжимаются
пальцы ее сына,  которого  топят,  как  котенка,  сжимаются  и  разжимаются,
сжимаются и разжимаются. Когда же это закончится, думает  Дрейпер.  Господи,
когда же это закончится? И словно в ответ на  его  мольбу,  локоть  мальчика
начинает разгибаться, рука медленно уходит под воду,  пальцы  последний  раз
сжимаются в кулачок и застывают.  Еще  мгновение  рука  торчит  из  воды,  а
потом...

   Ладонью я хлопаю себя по лбу, чтобы  отогнать  видения.  За  моей  спиной
трещат и ломаются мокрые кусты. Джо  и  ее  соперница  продолжают  отчаянную
борьбу.
   Я сунул руки  в  дыру  в  парусиновом  саване,  как  хирург,  расширяющий
операционное поле. Рванул. Со стоном парусина разорвалась от верхней веревки
до нижней.
   Внутри лежало то, что осталось от матери с сыном: два пожелтевших черепа,
лбом ко лбу, словно ведущие задушевный разговор, женский, когда-то  красный,
а теперь совсем уже выцветший пояс, клочки  одежды  и..,  куча  костей.  Две
грудные клетки, большая и маленькая.  Две  пары  ног,  длинные  и  короткие.
Бренные останки Сары и Кито Тидуэллов, похороненные у озера чуть ли  не  сто
лет тому назад.
   Большой череп повернулся. Уставился  на  меня  пустыми  глазницами.  Зубы
клацнули, словно хотели укусить  меня,  кости  зашевелились.  Некоторые,  из
маленьких,  тут  же  рассыпались  в  прах.  Красный  пояс  дернулся,  пряжка
приподнялась, словно голова змеи.
   - Майк! - закричала Джо. - Поторопись! Поторопись!
   Я выхватил мешочек из разорванного пакета,  достал  из  него  пластиковую
бутылку.

   Lye still

   <Помимо трактовки, приведенной выше, английское слово lye имеет еще  одно
значение - щелок.>

   В такие вот  слова  сложились  буквы-магниты  на  передней  панели  моего
холодильника.   Еще   одно   послание,   которое   не    смог    перехватить
цербер-охранник. Сара Тидуэлл  -  страшный  противник,  но  она  недооценила
Джо.., недооценила телепатической  связи  тех,  кто  долгие  годы  прожил  в
радости и согласии. Я съездил в "Саженцы и рассаду", купил бутылку щелока, а
теперь открыл ее и поливал щелоком кости  Сары  и  ее  сына,  которые  сразу
начали дымиться, Послышалось громкое шипение, какое раздается, если  открыть
бутылку с пивом или с  газированным  напитком.  Пряжка  расплавилась.  Кости
побелели и рассыпались, словно были из сахара. Перед моим  мысленным  взором
вдруг возникли мексиканские ребятишки,  с  леденцами  на  длинных  палочках,
отлитыми в виде скелетов по  случаю  Дня  поминовения  усопших.  Глазницы  в
черепе Сары расширялись, а щелок  заливался  в  темную  пустоту  -  ту,  что
когда-то занимал ее мозг, ту, где обретались ее созидающий дар  и  смеющаяся
душа. В этих глазницах я сначала прочитал  изумление,  а  потом  бесконечную
печаль.
   Челюсть отпала, зубы вывалились.
   Череп сложился.
   От пальцев не осталось и следа.
   - О-о-о-о-о...
   Вздох пронесся по мокрым деревьям, словно от порыва ветра.., только порыв
этот не набрал силу, а затих в насыщенном влагой  воздухе.  Во  вздохе  этом
читалось безграничное горе и признание  поражения.  А  вот  ненависти  я  не
услышал; ненависть исчезла, сгорела в щелоке, который  я  купил  в  магазине
Элен Остер.  А  потом  вздох,  свидетельствующий  об  уходе  Сары,  сменился
громким, почти человеческим криком какой-то птички, который и вывел меня  из
транса. Я поднялся с трудом (ноги едва держали меня) и оглядел Улицу.
   Джо по-прежнему была рядом -  полупрозрачный  силуэт,  сквозь  который  я
видел озеро и очередной вал черных туч, надвигающихся со стороны гор. Что-то
мелькало за ее спиной, возможно,  птичка,  на  минуту  покинувшая  уютное  и
безопасное гнездо, чтобы посмотреть, сильно ли изменился мир,  но  меня  она
нисколько не интересовала. Я хотел видеть только Джо.  Джо,  которая  пришла
Бог знает из какого далека и пережила немыслимые страдания ради того,  чтобы
помочь мне. Я видел, что она вымоталась донельзя, измучена  до  предела,  от
нее осталось совсем ничего. Но Тварь  из  потустороннего  мира  исчезла  без
остатка.  Джо,  стоявшая  в  круге  из  скукожившихся   березовых   листьев,
повернулась ко мне и улыбнулась.
   - Джо! Мы прорвались!
   Ее губы шевельнулись. Я слышал какие-то звуки, но слов разобрать не  мог.
Она стояла рядом, но голос ее долетал  до  меня  словно  с  противоположного
берега озера. Однако я понимал ее. Считывал слова с ее губ, если вас  больше
устроит рациональное объяснение, а скорее,  слышал  ее  мысли,  это  уже  из
области романтики. Дело в том, что счастливые семейные пары  понимают  мысли
друг друга. И частенько могут обойтись без слов.
   - Теперь все будет хорошо, правда? Я посмотрел на разрыв в  парусине.  От
скелетов остались только редкие обломки  костей.  Я  вдохнул  и  закашлялся,
несмотря на стеномаску. Не от трупного запаха - от  паров  щелока.  А  когда
вновь повернулся к Джо, она практически исчезла.
   - Джо! Подожди!
   - Не могу помочь. Не могу остаться. Слова долетали  из  другой  солнечной
системы, едва читались на почти  прозрачных  губах.  От  нее  остались  одни
глаза, плавающие на фоне черных облаков, глаза цвета озера за ее спиной.
   - Поторопись...
   И она ушла. Скользя по мокрой земле, я заковылял к тому  месту,  где  она
стояла, загребая ногами опавшие  березовые  листья,  ухватился  за  пустоту.
Наверное, я выглядел полным идиотом,  промокший  до  костей,  в  стеномаске,
закрывающей нижнюю половину лица, пытающийся обнять влажный серый воздух.
   Я уловил слабый аромат ее духов.., а потом остались только запахи  мокрой
земли да паров щелока. Зато уже не пахло и  разложившимися  трупами.  Теперь
они казались не более реальными, чем...
   Чем что? Чем что? Или все это было, или ничего этого не было. Если ничего
не было, то у меня совсем съехала крыша и мне прямая дорога в "Блу Уинг"  на
Джунипер-Хилл. Я посмотрел на серый валун, на мешок  с  костями,  который  я
вырвал из земли, как сгнивший зуб. Над ним лениво  курились  редкие  струйки
дыма. Да уж, в реальности мешка, костей, дыма  сомневаться  не  приходилось.
Как и в реальности Зеленой Дамы, которая теперь превратилась в Черную  Даму.
Она засохла, стала такой же сухой,  как  и  та  сосновая  ветвь,  которую  я
принимал за руку.
   Не могу помочь.., не могу остаться.., поторопись.
   Не может помочь в чем? В какой  еще  помощи  я  нуждался?  Дело  сделано,
верно? Сара ушла: душа последовала за костями, дорогие мои,  сладкие  ночные
гостьи. Упокой, Господи, ее душу.
   Но внезапно меня охватил ужас, который возник из воздуха и облепил  меня,
как мерзостный запах разложившейся плоти. В моем  мозгу  начало  биться  имя
Киры, совсем как крик какой-нибудь экзотической птицы из тропических  лесов:
Ки-Ки, Ки-Ки, Ки-Ки! Я направился к ступенькам-шпалам и, несмотря на крайнюю
усталость, на полпути уже бежал.
   Поднялся по лестнице на террасу, вошел. В доме ничего не изменилось: если
не считать окна на кухне, разбитого упавшим деревом, ураган "Сара-Хохотушка"
выдержала. Но что-то было не так. Что-то  я  почувствовал,  может,  какой-то
посторонний запах. Запах безумия? Не знаю.
   В прихожей я остановился, посмотрел  на  книги,  элморы  леонарды  и  эды
макбейны, разбросанные по полу. Словно их походя  сбросила  чья-то  рука.  Я
видел и свои следы. Одни я оставил, когда приходил, другие -  когда  уходил.
Они уже начали подсыхать. Больше ничьих следов тут быть не могло,  в  дом  я
Киру внес на руках. Но они были. Поменьше моих, но не такие маленькие, чтобы
их оставил ребенок.
   Я побежал в северное крыло, выкрикивая ее имя, но с тем же успехом я  мог
звать Мэтти, Джо или Сару. Слетая с моих губ,  имя  Киры  звучало,  как  имя
покойной. Покрывало было сброшено на пол. На кровати  лежала  только  черная
набивная собачка, точно так же, как и в моем сне.
   Ки исчезла.

Глава 29

   Я попытался установить контакт с Ки той частью  моего  сознания,  которая
последние несколько недель знала, во что Ки одета, в какой комнате  трейлера
находится, что делает. Разумеется, безрезультатно - и  эту  связь  отрезало,
как ножом.
   Я позвал Джо, думаю, что позвал, но и она не откликнулась. Теперь  я  мог
рассчитывать только на себя. И на Господа  Бога.  Если  бы  Он  соблаговолил
помочь мне. Помочь нам обоим. Я  почувствовал  поднимающуюся  волну  паники,
попытался ее сбить. Я понимал, что сейчас мне  необходим  ясный  ум.  Потеря
способности мыслить логически означала  потерю  Ки.  По  коридору  я  быстро
вернулся в прихожую, стараясь не слышать мерзкий голосок у  меня  в  голове,
вещавший о том, что Ки уже потеряна, уже мертва. Я не хотел в это верить, не
мог поверить, пусть и телепатическая связь между нами разорвалась.
   Я вновь оглядел сброшенные на пол  книги,  посмотрел  на  дверь.  Цепочка
следов чужака тянулась от нее и к ней. Молния озарила небо, от раската грома
заложило утаи. Ветер вновь набирал силу. Я шагнул к двери, взялся за  ручку,
замер. Потому что заметил что-то постороннее, зажатое между дверью и дверной
коробкой. Что-то похожее на паутину.
   Длинный седой волос.
   Мои глаза широко  раскрылись.  Я  бы  мог  и  сам  обо  всем  догадаться.
Догадался бы,  если  б  не  чудовищное  напряжение  этого  дня,  если  б  не
калейдоскоп событий, обрушившихся на меня.
   Прежде всего ключом к разгадке служило время  окончания  ее  разговора  с
Джоном.  Девять  сорок  утра,  произнес  металлический  голос   фиксирующего
устройства, то есть Роджетт звонила  в  шесть  сорок..,  если  действительно
звонила из Палм-Спрингса. У меня сразу  возникли  сомнения,  еще  в  машине,
когда мы ехали к Мэтти,  я  подумал,  что  Роджетт,  должно  быть,  страдает
бессонницей, если начинает заниматься делами еще до восхода солнца.  Но  это
был не единственный довод в пользу того, что Роджетт и не собиралась улетать
в Калифорнию.
   В какой-то момент Джон вытащил кассету. Потому что  я  побелел  как  мел,
вместо того, чтобы рассмеяться. Но я попросил поставить ее на  место,  чтобы
мы могли дослушать все до конца. Объяснил, что побледнел от неожиданности: в
душе  я  надеялся  никогда   больше   не   слышать   ее   голоса.   Качество
воспроизведения  превосходное.  Но  на   самом-то   деле   на   пленку   Джо
отреагировали мальчики в  подвале:  конспираторы  из  моего  подсознания.  И
отнюдь не ее голос испугал меня до такой степени, что побелело лицо. Испугал
статический фон, характерный фон, сопровождающий все телефонные разговоры  в
Тэ-Эр, независимо от того, звонишь ты сам или звонят тебе.
   Роджетт Дивоур ни на минуту не покидала Тэ-Эр. Я бы не простил себе, если
б моя неспособность разгадать ее трюк стоила жизни Ки  Дивоур.  Не  смог  бы
жить  дальше.  Я  вновь  и  вновь  говорил   об   этом   Богу,   сбегая   по
ступенькам-шпалам, навстречу ветру и потокам дождя.

***

   Просто чудо, что я не свалился в воду. Половина досок от плота вынесло  к
берегу. Я мог бы напороться на десяток гвоздей  и  умереть,  как  вампир,  в
которого всадили осиновый кол. Такая мысль, безусловно грела душу.
   Бег по скользкой от воды лестнице - не самое лучшее занятие для человека,
состояние которого близко к паническому.  Каждый  шаг,  похоже,  эту  панику
только усиливал. И когда внизу я ухватился за ствол сосны,  чтобы  перевести
дух и сообразить, что к чему, паника уже начала  брать  надо  мной  верх.  В
голове билось имя Ки, не оставляя места никаким другим мыслям.
   Потом молния разорвала небо справа от меня  и  вышибла  три  нижних  фута
ствола громадной ели, которую видели Сара и Кито. Если бы я смотрел на  нее,
то точно б ослеп. Но мне повезло, и вспышку я уловил только боковым зрением.
А гигантская, в двести футов ель, с грохотом повалилась в озеро.  Пень  ярко
вспыхнул, невзирая на дождь.
   На  меня  все  это  подействовало,  как  пощечина.  Мозги   прочистились,
наверное,  у  меня  появился  последний  шанс  использовать  их  по  прямому
назначению. Почему я слетел по лестнице? Почему решил, что  Роджетт  понесла
Киру к озеру, где я в тот момент находился, вместо того, чтобы  уйти  с  ней
подальше от меня, на Сорок вторую дорогу?
   Не задавай глупых вопросов. Она пошла сюда,  потому  что  Улица  ведет  к
"Уэррингтону". А в "Уэррингтоне" она  и  обреталась,  одна,  с  того  самого
момента, как отправила тело своего босса в Калифорнию на  принадлежащем  ему
самолете.
   Она проникла  в  дом,  пока  я  находился  в  подвале  под  студией  Джо,
вытаскивал из чрева совы жестянку,  изучал  ее  содержимое.  Она  уже  тогда
унесла бы Ки, если б я дал ей такой шанс, но я вовремя спохватился. Поспешил
в дом, боясь,  вдруг  что-то  случилось,  вдруг  кто-то  попытается  украсть
ребенка...
   Роджетт разбудила ее? Ки видела ее и хотела предупредить меня, прежде чем
опять заснула? Возможно. Я тогда пребывал в трансе, то есть между  нами  еще
существовала телепатическая связь.  Роджетт  наверняка  находилась  в  доме,
когда я вернулся. Она  даже  могла  прятаться  в  стенном  шкафу  в  спальне
северного крыла и следить за мной через щель. Какая-то часть моего  сознания
это знала. Эта часть чувствовала ее, чувствовала  чье-то,  помимо  Сариного,
присутствие.
   А затем я снова ушел.  Схватил  пакет,  который  привез  из  "Саженцев  и
рассады", и спустился к озеру. Повернул направо, к северу. К березе, валуну,
мешку с костями. Сделал то, что должен был сделать; а пока я этим занимался,
Роджетт следом за мной спустилась по лестнице с Кирой на руках  и  повернула
налево. На юг, к "Уэррингтону". У меня засосало под ложечкой, когда я понял,
что, возможно, слышал  Ки..,  даже  видел  ее.  Та  птичка,  которая  что-то
чирикнула сквозь пелену дождя. Ки к  тому  времени  уже  проснулась,  должно
быть, увидела меня, увидела Джо, попыталась меня  позвать.  Ей  удался  лишь
один вскрик, потому что потом Роджетт заткнула малышке рот.
   Как давно это случилось? Вроде бы уже прошла вечность, но  я  подозревал,
что это не так. Скорее, минут пять, не больше. Но много  ли  нужно  времени,