к  и  царапину  на  тыльной
стороне ладони.
   Я перевернул одну из фотографий. На обороте Билл написал мелким почерком:
"Эти  господа  заявились  очень  уж  рано..,  и  нарушили  границы  частного
владения".
   Я вновь посмотрел на фотографию.  Три  подсолнуха  выросшие  сквозь  щели
между досками крыльца.
   Не два, не четыре, а три больших подсолнуха с головками-прожекторами.
   Точно такие я видел во сне.

Глава 6

   Третьего июля 1998 года я положил два чемодана  и  портативный  компьютер
"Пауэр-бук" в багажник моего "шевроле", подал его  задним  ходом  к  дороге,
потом нажал на педаль  тормоза  и  вернулся  в  дом.  Он  стоял  одинокий  и
покинутый, как верная любовница, не понимающая, за что ее бросили. Я не стал
накрывать мебель чехлами, не отключил электричество  (понимал,  что  Великий
Озерный Эксперимент может  быстро  закончиться),  но  все  равно  дом  номер
четырнадцать по Бентон-стрит полагал, что наши пути разошлись.  И  мои  шаги
отдавались  гулким  эхом,  которого  просто  не  могло  быть   в   комнатах,
заставленных мебелью.
   В кабинете я выдвинул ящик комода, в котором лежали четыре пачки  бумаги.
Достал одну, задвинул ящик, двинулся к двери, но на втором шаге остановился.
Обернулся. Фотография Джо в купальном  костюме  стояла  на  комоде.  Я  взял
фотографию, разорвал обертку  пачки  с  торца  и  засунул  фотографию  между
листами бумаги, как закладку. Если б ко мне вернулась способность  писать  и
если б я этим воспользовался, то вновь встретился бы с  Джоанной  где-нибудь
на двести пятидесятой странице.
   Я вышел из дома, запер дверь черного хода,  сел  в  автомобиль  и  уехал.
Больше я на Бентон-стрит не вернулся.

***

   Несколько раз у меня возникало желание съездить на  озеро  и  посмотреть,
как идет ремонт: расходы оказались куда выше, чем поначалу предположил  Билл
Дин. Но что-то меня удерживало. Мое сознание словно  убеждало  меня,  что  в
"Сару-Хохотушку" я должен приехать для того, чтобы там и остаться.
   Перекрывать крышу  Билл  нанял  Кении  Ос-тера,  а  кузену  Кенни,  Тимми
Ларриби, поручил ошкурить бревна снаружи. Он также  пригласил  сантехника  и
получил мое согласие на замену  некоторых  труб  и  водяного  насоса.  Потом
выяснилось, что надо менять и автономный генератор.
   В телефонных разговорах Билл очень сокрушался из-за всех этих расходов. Я
ему не мешал. Когда янки в пятом или шестом  поколении  заводит  разговор  о
деньгах,  которые  предстоит  потратить,   надо   дать   ему   выговориться.
Выкладывать зелененькие для янки так же противоестественно,  как  обниматься
на улице. Что же касается меня, то я мог позволить себе потратиться.  Жил  я
скромно. Не потому, что  меня  так  воспитали.  Просто  мое  воображение  не
подсказывало мне интересных способов тратить  деньги.  Трехдневный  загул  в
Бостон состоял для меня из посещения матча "Красных носков", "Тауэр рекорс и
видео" и книжного магазина "Вордсворт" в Кембридже. При такой жизни я не мог
потратить даже проценты, не говоря уж об основном  капитале.  К  тому  же  в
Уотервилле у меня был хороший финансовый менеджер, и в день, когда  я  запер
дом в Дерри и отправился  к  озеру,  мое  личное  состояние  превышало  пять
миллионов долларов. Пустяк в  сравнении  с  богатством  Билла  Гейтса  <Билл
Гейтс, основатель и владелец компании "Microsoft", в последние годы является
самым богатым жителем Земли. По оценке журнала "Форбс", на  июнь  1998  года
его состояние составляло 51  миллиард  долларов.>,  но  куда  как  много  по
здешним меркам. Так что я мог позволить себе заплатить за ремонт дома.
   В тот год странными выдались для  меня  конец  весны  и  начало  лета.  Я
главным образом ждал, закруглял мои городские дела, разговаривал по телефону
с Биллом Дином, когда тот звонил, чтобы высыпать  на  меня  ворох  очередных
проблем, и старался не думать. Я сделал интервью  для  "Паблишер  уикли",  и
когда  репортер  спросил  меня,  испытывал  ли  я  определенные   трудности,
возвратившись к работе  после  "утраты  самого  близкого  человека",  я,  не
моргнув глазом, ответил, что нет. И ведь сказал чистую правду. Мои  проблемы
начались, лишь когда я поставил последнюю точку  в  романе  "Вниз  с  самого
верха". А до того все у меня получалось, как и прежде.
   В середине июня мы с Френком встретились за ленчем  в  льюистонском  кафе
"Старлайт", расположенном практически на полпути  между  нашими  домами.  За
десертом (ели мы, естественно, фирменный клубничный торт  "Старлайт")  Френк
спросил, встречаюсь ли я с кем-нибудь. Я в изумлении вытаращился на него.
   - А чего ты на меня пялишься? - в голосе его слышалось недоумение. - Если
и видишься, я не собираюсь обвинять тебя в том,  что  ты  изменяешь  Джо.  В
августе пойдет пятый год, как она мертва.
   - Нет, - ответил я. - Я ни с кем не вижусь. Он  молча  смотрел  на  меня.
Несколько секунд я не отводил глаз, затем принялся месить  ложечкой  взбитые
сливки на моем куске клубничного  торта.  Торт  подавали  теплым,  прямо  из
духовки, и сливки таяли. Почему-то мне вспомнилась старая песня о  том,  как
кто-то оставил торт под дождем.
   - А хоть с кем-нибудь встречался, Майк?
   - Я не уверен, что должен тебе в этом отчитываться.
   - Да перестань, Майк. А на Ки-Ларго? Там хоть...
   Я заставил себя оторвать взгляд от тающих взбитых сливок.
   - Нет. Не встречался.
   Какое-то время он молчал. Я думал, ищет другую тему для  разговора.  Меня
это вполне устраивало. Но он прямо спросил, спал ли  я  с  кем-нибудь  после
смерти Джоанны. Он принял бы на  веру  любой  мой  ответ,  даже  если  бы  и
сомневался в его правдивости: мужчины часто лгут насчет секса. Но  я  сказал
правду.., испытывая при этом какое-то извращенное наслаждение:
   - Нет.
   - Ни единого раза?
   - Ни единого раза.
   - А как насчет  массажных  салонов?  Ты  понимаешь,  хотя  бы  для  того,
чтобы...
   - Нет.
   Теперь уже он завозил ложечкой по сливкам. К торту он еще не притронулся.
Потом посмотрел на меня. Да так, словно видел перед  собой  некоего  нового,
неизвестного науке жука. Мне этот взгляд не понравился, но я понимал, чем он
вызван.
   Дважды  я  подходил  к  тому,  что  в  наши  дни   называется   "близкими
отношениями", но не на Ки-Ларго, где лицезрел примерно две тысячи миловидных
женщин,  которые  только  и  ждали  приглашения  в  постель.  Первый  раз  с
рыжеволосой официанткой Келли.  Она  работала  в  ресторане,  куда  я  часто
заходил на ленч. Вскоре мы уже раскланивались, как добрые знакомые,  шутили,
а потом начали оценивающе поглядывать друг на друга - вы понимаете, о чем я.
Я обратил внимание на ее ноги, на то, как униформа обтягивала  бедра,  когда
она наклонялась или поворачивалась, а она заметила мое внимание.
   А еще была женщина в  спортивном  зале  "Ну,  ты",  где  я  занимался  на
тренажерах.  Высокая  женщина,   которая   отдавала   предпочтение   розовым
эластичным топикам и черным велосипедным  шортам.  Смотрелась  она  в  таком
наряде великолепно. И еще мне нравились книги,  которые  она  читала,  крутя
педали стационарного велосипеда.  Не  "Мадемуазель"  или  "Космополитен",  а
романы Джона Ирвинга или  Эллен  Джилкрист.  Мне  симпатичны  люди,  которые
читают книги, и не потому, что я их пишу. Читатели книг  тоже  могут  начать
разговор  с  обсуждения  погоды,  но,  как  правило,  им  доступны  и  более
интересные темы.
   Блондинку в розовых топиках и черных шортах звали Адрия Банди. Мы  начали
обсуждать книги, оседлав два стоявших рядом велотренажера, а потом  раз  или
два в неделю, по утрам, я засекал ее в  зале  поднятия  тяжестей.  Подходил,
смотрел, как она выжимает штангу, лежа на спине. И в какой-то момент, а было
это зимой 1996 года, взгляды мои стали достаточно красноречивыми.
   Келли было под тридцать, Адрии - на пару  лет  меньше.  Келли  развелась,
Адрия не выходила замуж. Так что в обоих случаях я не  посягал  на  семейное
счастье, и, думаю, обе согласились бы улечься со мной в  постель,  не  строя
долговременных планов. Просто для того, чтобы посмотреть,  а  что  из  этого
выйдет. Однако в случае с Келли я просто сменил ресторан, а когда Ассоциация
молодых христиан предложила мне заниматься бесплатно в их тренажерном  зале,
забыл дорогу в "Ну, ты". Помнится, полгода  спустя  я  столкнулся  с  Адрией
Банди на улице. И  поздоровался  с  ней,  постаравшись  не  заметить  обиды,
мелькнувшей в ее глазах.
   Чисто физически я, конечно, хотел их обеих (вроде бы мне  даже  приснился
сон, в котором я и поимел их обеих, одновременно, в  одной  кровати)  и  при
этом не хотел. Частично я видел причину в моей неспособности писать -  жизнь
и так поломана, так чего создавать себе лишние трудности? С другой  стороны,
не хотелось  выяснять,  что  нравится  женщине,  которая  отвечает  на  твои
взгляды, - ты или твой банковский счет.
   Но главное препятствие, думал я, заключалось в том, что  Джо  по-прежнему
занимала большую часть моего разума и души. И места для другой там просто не
было, даже через четыре года после ее смерти. Печально, конечно, но  так  уж
вышло.
   - А  как  насчет  друзей?  -  Френк  начал  есть  клубничный  торт.  -  С
друзьями-то ты встречаешься, так?
   - Да, - кивнул я, - друзей у меня много. - Тут я солгал, но я заполнил  и
составил сотни и сотни кроссвордов, прочитал множество книг, по  вечерам  по
видеомагнитофону просмотрел массу фильмов; я мог практически в  любое  время
дня  и  ночи  процитировать  предупреждение  ФБР  о  незаконном  копировании
фильмов. Что же касалось настоящих людей,  то  перед  отъездом  из  Дерри  я
позвонил своим врачу и дантисту, а большинство писем,  отправленных  мною  в
том июне, состояло из просьб о переадресовке таких журналов,  как  "Харперс"
или "Нешнл джеографик".
   - Френк, ты говоришь, как еврейская мамаша, - заметил я.
   - С тобой я иной раз и ощущаю себя еврейской мамашей,  -  ответил  он.  -
Которая, правда, верит в целебные свойства тушеного картофеля, а  не  клецок
из  мацы.  Ты  сейчас  выглядишь  лучше,   чем   раньше,   наконец-то   чуть
поправился...
   - Разжирел.
   - Ерунда, на Рождество ты вообще напоминал ходячий скелет. Опять же  лицо
и руки у тебя загорели.
   - Я много гуляю.
   - Да, выглядишь ты лучше.., а вот твои глаза меня тревожат. Иногда у тебя
такой  взгляд,  что  я  просто  за  тебя  боюсь.  И  я  думаю,  Джо   только
порадовалась, если б узнала, что кто-то волнуется из-за тебя.
   - Что это за взгляд?
   - Я тебе скажу. Такое ощущение, будто тебя загнали в  западню,  и  ты  не
знаешь, как из нее вырваться.

***

   Из Дерри я уехал в половине четвертого, остановился на ужин  в  Рамфорде,
затем медленно покатил по  пологим  холмам  западного  Мэна,  поглядывая  на
заходящее солнце. Я постарался максимально точно рассчитать время отъезда  и
прибытия и, уже миновав Моттон, заметил, как гулко бьется мое сердце. Руки и
лицо  покрывал  пот,  и  это  при  работающем  кондиционере.  Я   переключал
радиоприемник с одной радиостанции на другую, но мне ничего не нравилось: не
музыка, а какие-то визги и вопли. В итоге радио я выключил.
   Меня терзал страх, и не без причины. Даже если не учитывать зыбкую  грань
между сном и реальностью (я это мог сделать без труда, посчитав царапину  на
тыльной стороне ладони и растущие на  заднем  крыльце  подсолнечники  чистым
совпадением или неким психическим феноменом), мне было чего бояться.  Потому
что мне снились необычные сны, и мое решение вернуться  в  дом  у  озера  не
проходило по разряду ординарных. Я казался  себе  не  современным  человеком
конца двадцатого века, который копается в собственном подсознании в  поисках
источника страхов (у меня все хорошо, у меня все  хорошо,  давайте  займемся
душевным  стриптизом  под  тихую  музыку  Уильяма  Акермана),   а   безумным
ветхозаветным пророком, отправляющимся в пустыню, чтобы  жить  там,  питаясь
акридами, выполняя веление Господа, явившегося ему во сне.
   Я угодил в серьезный переплет, жизнь моя рушилась, и неспособность писать
составляла лишь часть моих бед. Я не насиловал несовершеннолетних и не бегал
на Таймс-сквер с мегафоном в руках, призывая к мировой революции, но со мной
случилось нечто ужасное. Я потерял свое место  в  мировом  порядке  вещей  и
никак не мог найти его вновь. Неудивительно:  в  конце  концов  жизнь  -  не
книга. И в тот жаркий июльский день я осознанно устраивал себе сеанс шоковой
терапии. Подчеркиваю, осознанно, можете мне поверить.
   К озеру Темный След я добирался следующим  образом:  по  автостраде  1-95
доехал от Дерри до Ньюпорта, по Второму шоссе - от  Ньюпорта  до  Бетела  (с
остановкой в Рамфорде, в  котором  воняло,  как  в  преисподней,  пока  там,
случилось это во время второго  президентского  срока  Рейгана,  не  закрыли
целлюлозно-бумажный комбинат), по Пятому шоссе - от  Бетеля  до  Уотерфорда.
Далее по Шестьдесят восьмому  шоссе,  прежде  Каунти-роуд,  через  Касл-Вью,
Моттон (центр которого состоит из перестроенных  амбаров,  в  которых  нынче
продают видео, пиво, подержанные ружья), мимо большого щита с надписью:

   ЕГЕРЬ - ЛУЧШИЙ ПОМОЩНИК!
   ПРИ ЧРЕЗВЫЧАЙНЫХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ,
   ЗВОНИТЕ 1-800-555-GAME
   ИЛИ 72 ПО СОТОВОМУ ТЕЛЕФОНУ

   Ниже кто-то добавил краской из баллончика:

   ОРЛОВ - НАХРЕН

   Проехав еще пять миль, я повернул направо, на узкую дорогу, маркированную
жестяной стрелкой-указателем с выцветшим числом 42. Повыше числа  в  стрелке
темнели две дырки от пуль двадцать второго калибра.
   На Сорок вторую дорогу я свернул в  расчетное  время,  шестнадцать  минут
восьмого, если верить часам на приборном щитке моего "шевроле".
   Я проехал две десятые мили, слушая, как шелестит, касаясь  днища,  трава,
растущая между колеями, как иногда ветка скребет  по  крыше  или  стеклу  со
стороны пассажирского сиденья.
   Потом нажал на тормоз и заглушил мотор. Вылез из кабины, обошел "шевроле"
сзади, лег на живот и начал вытаскивать траву,  застрявшую  между  днищем  и
раскаленной выхлопной трубой. Лето выдалось жарким, а  потому  не  следовало
пренебрегать мерами предосторожности. Я приехал в этот час, чтобы избавиться
от кошмаров, в надежде понять, что их вызывало и как мне  жить  дальше.  Так
что лесной пожар никак не вписывался в мои планы.
   Покончив  с  этим,  я  встал  и  огляделся.  Цикады  стрекотали,  деревья
прижимались к обочинам, над головой синела полоска неба. Как и во сне.
   Я зашагал по дороге, по правой колее. У нас с Джо был только один  сосед,
старик Ларе Уошбурн, но теперь подъездная дорожка Ларса заросла  кустами,  и
ее перегораживала ржавая цепь. К дереву  слева  от  цепи  прибили  доску  со
словами:

   ПОСТОРОННИМ ВХОД ЗАПРЕЩЕН

   На другой доске, справа от цепи, я прочитал:

   РИЭЛТОРСКОЕ АГЕНТСТВО
   "СЛЕДУЮЩЕЕ СТОЛЕТИЕ"

   Ниже значился местный телефон. Слова выцвели  и  в  сгущающихся  сумерках
читались с трудом.
   Я  пошел  дальше,  слыша  гулкие  удары  сердца  и,   жужжание   комаров,
облюбовавших мои лицо и руки. Комариный сезон практически закончился,  но  я
сильно потел, и немногие оставшиеся слетались  на  запах.  Должно  быть,  он
напоминал им о крови.
   Насколько я  был  напуган,  приближаясь  к  "Саре-Хохотушке"?  Не  помню.
Подозреваю, что страх, как и боль, со  временем  забываются.  А  осталось  в
памяти ощущение,  которое  я  испытывал  и  прежде,  проходя  этой  дорогой.
Опущение того, что ткань реальности очень тонка. Я думаю, она  действительно
тонка, совсем как лед на озере после оттепели, и  мы  сознательно  наполняем
нашу жизнь шумом, светом, движением, чтобы скрыть от  себя  эту  особенность
окружающего нас мира. Но  в  таких  местах,  как  Сорок  вторая  дорога,  мы
обнаруживаем, что дымовых завес и зеркал  нет.  И  остались  только  стрекот
цикад да зелень листвы, темнеющая с угасанием дня, ветви, принимающие  облик
лиц, гулкие удары сердца в груди, кровь, бьющая в виски и синяя  слеза  дня,
бегущая по щеке неба.
   И по мере того как уходит день, тебе открывается истина: то,  что  видишь
перед собой, скрывает некую тайну. Ты чувствуешь эту тайну  каждым  вздохом,
видишь ее в каждой тени, ждешь, что столкнешься с ней  на  каждом  повороте.
Она здесь, она поджидает тебя, но ты не знаешь, где и  когда  тайное  станет
явным.
   Я остановился в полумиле южнее того места, где остался мой автомобиль, не
дойдя полмили до проселка, ведущего к "Саре-Хохотушке". Здесь  дорога  резко
поворачивает, и справа открывается широкое поле, сбегающее к озеру.  Местные
называют его Луг Тидуэлл, а иногда Старый Лагерь. Именно здесь Сара  Тидуэлл
и ее клан построили свои хижины, так по крайней мере говорила Мэри Хмнгерман
(однажды, когда я спросил об этом Билла  Дина,  он  согласился  с  тем,  что
хижины стояли именно здесь.., но я заметил, что желания продолжать  разговор
у него нет, и меня это несколько удивило).
   Какое-то время я стоял, глядя на северную оконечность озера Темный  След.
Вода, красноватая в отсвете заката, напоминала зеркало. Ни ряби,  ни  лодок.
Лодки уже стояли у пристани, а рыбаки сидели в баре, ели лобстеров,  обильно
запивая их спиртным. Я знал, что через  какое-то  время  некоторые  из  них,
разгоряченные виски и "мартини", примутся гонять по озеру в лунном свете.  Я
мог лишь гадать, услышу ли я их. Потому что к тому времени я мог уже ехать в
Дерри, то ли напуганный увиденным, то ли разочарованный тем, что  ничего  не
увидел.
   " - Смешной вы человечишка, - молвил Стрикленд".
   Я не знал, что собираюсь произнести эти слова  до  того  самого  момента,
когда они сорвались с языка. И до сих пор понятия не имею,  почему  произнес
именно эти слова. Я вспомнил, как мне приснилась лежащая под кроватью Джо, и
по моему телу пробежала дрожь. Комар зажужжал прямо в  ухе.  Я  его  убил  и
двинулся дальше.
   К проселку я прибыл, когда и хотел, то есть практически в  то  же  время,
что и во снах. Можно  сказать,  идеально  вписался  в  сон.  Даже  воздушные
шарики, привязанные к указателю с надписью

   САРА-ХОХОТУШКА

   (один - белый, второй  -  синий),  оба  с  аккуратно  написанными  черным
фломастером словами

   С ВОЗВРАЩЕНИЕМ, МАЙК

   Только усилили опущение дежа-вю,  чего  я  собственно  и  добивался,  ибо
никакие два сна не повторяют друг друга в мельчайших подробностях. Точно так
же не совпадают образ вещи, созданный воображением, и она сама,  сработанная
руками, несмотря на все наши попытки сделать их идентичными. Потому  что  мы
сами меняемся день ото дня, даже от минуты к минуте.
   Я подошел к указателю, всем своим  существом  ощущая  загадочность  этого
места. Прижал ладонь к шершавой  доске,  потом  подушечкой  большого  пальца
прошелся по буквам, не думая о занозах, читая их кожей, словно слепой:

   С,А,Р,А;
   Х,О,Х,О,Т,У,Ш,К,А.

   Проселок очистили от кучек опавших иголок и обломившихся ветвей, но озеро
Темный След, как и в моих снах, красновато поблескивало внизу. А на его фоне
точно так же темнела громада дома. Билл заботливо оставил  зажженным  фонарь
на крыльце  черного  хода,  подсолнечники,  пробившиеся  сквозь  щели  между
досками крыльца, давно уже срезали, но в остальном картина не изменилась.
   Я поднял голову к полоске неба над дорогой. Ничего... Я подождал... Снова
ничего... Еще подождал... И тут, точно в той точке, куда я и смотрел,  благо
во снах натренировался, вспыхнула звезда. Мгновением раньше я  видел  только
темнеющее небо (на синеву по центру с боков надвигалось индиго), и  внезапно
засветилась Венера. Многие рассказывают о том, что наблюдали  за  появлением
звезд на вечернем небе. Кто-то действительно наблюдал, но я, думаю,  впервые
в жизни увидел, как в небе  появилась  первая  звезда.  И  загадал  желание,
только на этот раз - в реальной жизни и не имеющее отношения к Джо.
   - Помоги мне, - попросил я, не отрывая взгляда от Венеры.  Наверное,  мне
следовало что-то добавить, да только я не знал, что.  Не  знал,  в  какой  я
нуждался