помощи.
   Этого достаточно, зазвучал голос в моей голове. На сегодня достаточно.  А
теперь возвращайся за своим автомобилем.
   Да только не  собирался  я  возвращаться.  Я  наметил  для  себя  другое:
спуститься к дому, как в последнем  кошмарном  сне.  Доказать  себе,  что  в
старом бревенчатом коттедже не прячется укутанный в саван призрак. План  мой
базировался  на  мудрости  Нового  века.  А  мудрость  эта  гласила:   чтобы
преодолеть собственные "страхи", нужно взглянуть им в  лицо  и  выздороветь.
Но, пока я стоял у съезда и смотрел вниз на искорку фонаря на заднем крыльце
(крошечную искорку в море сгущающейся тьмы),  мне  пришла  в  голову  другая
мудрая мысль, которая, в светлое, солнечное утро, возможно, и  не  покажется
мудрой. Мысль эта, в сущности, очень проста и предполагает, что  страх  есть
проявление инстинкта самосохранения, а  потому,  почувствовав  его,  надобно
послать все к черту и бежать. И в лесу, на  исходе  дня,  второе  толкование
казалось куда как более логичным, тут сомнений быть не могло.
   Случайно мой взгляд упал на руку, и я с  удивлением  отметил,  что  держу
один из воздушных шариков: отвязал его,  даже  не  заметив,  занятый  своими
мыслями. Он плавал в воздухе, на другом конце нитки, и в темноте  я  уже  не
мог разобрать написанные на нем слова.
   Может, никакой дилеммы и нет; может,  психологический  барьер  никуда  не
делся, и я не смогу спуститься вниз: буду стоять, как статуя, пока кто-то не
придет и не уволочет меня в лес.
   Но происходило все это в реальном времени и в реальном мире, а в реальном
мире  не  существовало,  во  всяком  случае,  для   меня,   обездвиживающего
психологического барьера. Я  разжал  пальцы.  Шарик,  почувствовав  свободу,
устремился вверх, а я двинулся вниз по проселку. Шаг, еще шаг  -  и  процесс
пошел. Я все глубже погружался в терпкий запах сосновых  иголок,  а  однажды
поймал себя на том, что переступил через сломанную ветвь, которая лежала  на
проселке в моем сне, но не наяву.
   Сердце по-прежнему колотилось о ребра, пот выступал из всех пор, смачивая
кожу и привлекая комаров. Я поднял руку,  чтобы  отбросить  волосы  со  лба,
замер, остановив ее на уровне глаз, с растопыренными пальцами. Поднял вторую
руку. Ни на одной не нашел царапины. Не осталось даже шрама от  той,  что  я
получил, ползая в темноте по спальне во время бурана.
   - Я в полном порядке, - вырвалось у меня. - Я в полном порядке.
   - Смешной вы человечишка, - молвил Стрикленд", -  откликнулся  голос.  Не
мой, не Джо. Голос НЛО, который я слышал в кошмаре, голос, который гнал меня
вперед, даже когда я хотел остановиться. Голос со стороны.
   Я двинулся дальше. Половину проселка я  уже  миновал.  Добрался  до  того
места, где во сне признался голосу в том, что боюсь миссис Дэнверс.
   - Я боюсь миссис Дэнверс, - сообщил я сумраку  позднего  вечера.  -  Что,
если нехорошая старая домоправительница поджидает меня внизу?
   На озере закричала гагара, но голос не ответил. Действительно, подумал я,
чего ему отвечать. Не было никакой миссис Дэнверс, она мешок  с  костями  из
старой книги, и голос это знал.
   Я вновь зашагал вниз. Прошел большую сосну, с которой как-то раз  Джо  не
смогла  разминуться,  разворачиваясь  на  нашем  джипе.  Как  же  она  тогда
ругалась! Словно бывалый моряк! Мне удавалось сохранять скорбную мину,  пока
она не добралась до "гребаный насрать". Тут я не  выдержал,  загоготал  так,
что по щекам покатились слезы. А Джо буквально пепелила меня взглядом.
   Я увидел отметину на стволе, в трех футах от земли, светлое пятно на фоне
темной коры. И именно  здесь  тревога,  которая  пронизывала  все  мои  сны,
исключая последний кошмар, сменилась животным  страхом.  Еще  до  того,  как
белый призрак выскочил из дома, я почувствовал: что-то не так, почувствовал,
что дом сошел с ума. Именно в тот момент, когда я поравнялся  с  сосной,  на
которой осталась отметина от джипа, меня охватило безумное желание бежать со
всех ног.
   Я говорю о кошмаре. А в реальной жизни  я  ничего  такого  не  испытывал.
Боялся - да, но  ужас  меня  не  охватывал.  И  за  спиной,  разумеется,  не
слышалось тяжелого дыхания. С кем человек мог столкнуться в этих лесах,  так
это с рассерженной мышью.  Или,  если  уж  совсем  не  повезет,  со  злобным
медведем.
   Во сне по небу плыла луна, не полная, в три четверти,  -  в  эту  ночь  я
видел лишь звезды. Другого и быть не могло. Утром  я  заглянул  на  страницу
синоптика в утреннем выпуске "Дерри ньюс": луна только народилась.
   Даже самое могущественное дежа-вю на самом  деле  очень  хрупкое,  и  при
мысли о безлунном небе мое разлетелось на мелкие осколки. Ощущение того, что
я вжился в собственный сон исчезло так быстро, что я даже задался  вопросом:
а зачем я все это проделывал,  что  старался  доказать,  чего  добивался?  И
теперь мне предстояла дальняя дорога. Назад, в темноте, к автомобилю.
   Хорошо, решил я, но сначала я возьму в доме фонарь. Один из них наверняка
лежит на...
   На дальнем берегу озера прогремела череда взрывов, последний громким эхом
отозвался от холмов. Я остановился, на мгновение у меня перехватило дыхание.
Чуть раньше эти внезапные взрывы обратили  бы  меня  в  паническое  бегство,
теперь  заставили  лишь  вздрогнуть.  Разумеется,  это  петарды.  Завтра  же
Четвертое июля, а на другом берегу подростки  начали  отмечать  праздник  на
день раньше, для подростков это обычное дело.
   Я направился к дому. Кусты тянулись ко мне ветками, но я  знал,  что  мне
они ничем не грозят Я мог не беспокоиться и об отключении  электричества.  Я
находился так близко от дома,  что  видел  мотыльков,  слетевшихся  на  свет
фонаря, который Билл Дин оставил включенным на крыльце  черного  хода.  Даже
если бы электричество отключилось  (в  западном  Мэне  большинство  проводов
по-прежнему  протянуты  над  землей,  так  что  обрывы   случаются   часто),
автоматически включился бы автономный генератор.
   И все-таки внушительная часть моего  сна  полностью  материализовалась  в
реальном мире, что не могло не  произвести  на  меня  должного  впечатления.
Пусть даже ощущение того, что я заново повторяю (переживаю) сон, и  пропало.
Кадки  для  цветов  стояли  там  же,  где   и   всегда,   по   обе   стороны
лестницы-тропинки, ведущей к маленькому песчаному  пляжу  "Сары".  Наверное,
Бренда Мизерв нашла их в подвале и по ее указаниям их поставили  на  прежнее
место. В ящиках еще ничего не росло, но я  подозревал,  что  ждать  осталось
недолго: наверняка  посаженные  семена  скоро  взойдут.  И  даже  без  луны,
присутствующей в моем сне, я различал черный квадрат ярдах в  пятнадцати  от
берега. Там Билл Дин поставил на якорь плот.
   А вот никакого продолговатого предмета у крыльца не было.  Действительно,
откуда здесь взяться гробу? И все же сердце мое стучало, как паровой  молот.
И если бы в этот момент на другом берегу  озера,  около  Кашвакамака,  вновь
загрохотали петарды, я бы закричал от ужаса.
   " - Смешной вы человечишка, - молвил Стрикленд".
   "Дай ее сюда. Это мой пылесос".
   Что, если смерть ведет нас к безумию? Пусть нам удается  выжить,  но  она
ведет нас к безумию? Что тогда?
   От дома меня отделяло совсем ничего. Вот оно, то самое место, с  которого
я увидел, как открывается дверь черного хода  и  из  нее  выскакивает  белая
тварь. Я сделал еще шаг и остановился. Дыхание шумно  вырывалось  из  груди,
зато в легкие воздух проникал с большим трудом,  обдирая  гортань.  Ощущение
дежа-вю отсутствовало, но на мгновение мне показалось, что призрак все равно
выбежит из двери.., здесь, в реальном мире, в реальном времени.  Я  стоял  и
ждал, сцепив потные ладони. Вдохнул еще раз, шумно выдохнул. Теперь  протоку
воздуха ничего не мешало.
   Вода мягко плескалась у берега.
   Легкий ветерок гладил лицо, шелестел листвой.
   Где-то крикнула гагара; мотыльки кружили в свете фонаря.
   Закутанный в саван призрак не распахнул дверь, через большие окна, справа
и слева от двери, я не видел ничего движущегося, белого или какого  другого.
Над ручкой на двери белела записка, должно быть, от  Билла.  Я  вновь  шумно
выдохнул  и  решительно  преодолел  оставшиеся  ярды,  отделявшие  меня   от
"Сары-Хохотушки".

***

   Записку действительно оставил Билл Дин. Он сообщал, что Бренда купила для
меня кое-что из еды. Счет из супермаркета - на столе в кухне, в  кладовой  я
найду консервы, в холодильнике - молоко, масло и гамбургер - основной рацион
одинокого мужчины.

   Я заеду к тебе в понедельник. Будь моя воля, заглянул бы завтра,  но  моя
жена заявила, что пришла наша очередь ехать в гости, поэтому мы отправляемся
в Виргинию (в эту жару!), чтобы провести Четвертое с ее сестрой.  Если  тебе
что-нибудь потребуется или возникнут какие-то...

   Билл оставил телефон сестры своей жены в Виргинии, а  также  номер  Батча
Уиггинса в городе, который местные называли Тэ-Эр, к примеру говорили:  "Нам
с мамой надоел Бетел, вот мы и перебрались с нашим трейлером  в  Тэ-Эр".  Не
забыл Билл указать и другие номера: сантехника,  электрика,  Бренды  Мизерв,
даже телевизионщика из Харрисона, который отрегулировал спутниковую антенну,
с тем чтобы она принимала максимальное число каналов. Билл  позаботился  обо
всем. Я перевернул записку,  предполагая,  что  на  обратной  стороне  найду
постскриптум:

   P.S. Кстати, Майк, если атомная война начнется до того, как  мы  с  Яветт
вернемся из Виргинии...

   Что-то шевельнулось у меня за спиной.
   Я резко обернулся, записка выскользнула у меня из руки.  Спланировала  на
доски  крыльца  черного  хода  -   увеличенная   белоснежная   разновидность
мотыльков, слетевшихся к горящему фонарю. В то мгновение  я  не  сомневался,
что увижу перед собой облаченную в саван тварь, безумный призрак моей  давно
усопшей жены. Отдай мне мой пылесос, отдай немедленно, как ты посмел явиться
сюда и нарушить мой покой, как ты посмел вернуться в Мэндерли, а раз  уж  ты
здесь, как ты сумеешь  уйти  отсюда?  Ты  останешься  со  мной,  смешной  ты
человечишка. Ты останешься со мной.
   Но я никого не увидел. Только  ветерок  шелестел  листвой...  Однако  моя
разгоряченная, покрытая потом кожа ветерка не почувствовала. На этот раз  не
почувствовала.
   - Что ж, как и следовало ожидать, никого тут нет, - изрек я.
   Если человек один, звук  собственного  голоса  может  или  испугать,  или
успокоить. На этот раз произошло последнее.  Я  наклонился,  поднял  записку
Билла, сунул в задний карман.  Затем  достал  кольцо  с  ключами.  Стоя  под
фонарем, я перебирал ключи, пока не нашел нужный. Провел пальцем по бородке,
в который уже раз задавшись вопросом, а почему я не приезжал  сюда  (два-три
коротких набега за какими-то вещами не  в  счет)  все  эти  месяцы  и  годы,
прошедшие после смерти Джо. Конечно, будь она жива, она бы настояла...
   И тут до меня дошло: смерть Джо - неверная точка отсчета. Конечно,  легко
отталкиваться именно от этого, за шесть недель, проведенных  в  Ки-Ларго,  у
меня не возникало и  мысли,  что  может  существовать  какая-то  другая,  но
теперь, стоя под пляшущими тенями мотыльков (словно на дискотеке)  и  слушая
крики гагар, я вспомнил, что умерла  Джоанна  не  здесь,  а  в  Дерри,  хотя
случилась трагедия в августе 1994 года. В городе нас донимала дикая  жара..,
тогда почему мы не жили здесь? Почему не  сидели  в  купальных  костюмах  на
крытой террасе, выходящей к озеру, не  пили  ледяной  чай,  не  смотрели  на
снующие  взад-вперед   катера,   за   которыми   рассекают   озерную   гладь
воднолыжники? Каким ветром ее вообще занесло на эту  чертову  автостоянку  у
"Райт-эйд"? Ведь в любой другой август мы всегда находились в десятках  миль
от нее.
   И это еще не все. Обычно  мы  оставались  в  "Саре"  до  конца  сентября,
наслаждаясь теплой, мягкой погодой. Но в 1993 году уехали, едва пошла вторая
неделя августа. Я это хорошо помню, потому что в конце месяца  Джо  полетела
со мной в Нью-Йорк на какую-то рекламную акцию, связанную с  выходом  нового
романа.  Манхэттен  задыхался  от  жары,  плавящийся  асфальт  поливали   из
гидрантов. В один из вечеров мы пошли посмотреть "Призрак оперы" <знаменитый
мюзикл.>. Ближе к концу Джо наклонилась ко мне и прошептала:
   "О черт! Призрак опять пускает слюни!" Оставшееся время я  изо  всех  сил
пытался сдержать смех. Джо умела подложить такую вот свинью.
   Почему Джо полетела со мной в тот август? Джо не любила Нью-Йорк  даже  в
апреле и октябре, когда этот город особенно хорош. Теперь я точно знал, что,
уехав из "Сары-Хохотушки" в начале августа 1993  года,  более  она  туда  не
возвращалась... А совсем недавно я как-то об этом и не задумывался.

***

   Я сунул ключ в замочную скважину, повернул. Я собирался зажечь  на  кухне
свет, взять фонарь и вернуться к автомобилю. Не сделай я этого, какой-нибудь
пьяный парень, дом которого стоял у южного края  Сорок  второй  дороги,  мог
врезаться в мой "шеви", а потом отсудить у меня миллион долларов.
   Дом как следует проветрили, так что пахло в нем не затхлостью, а  сосной.
Я протянул руку к выключателю, и тут в темноте заплакал  ребенок.  Рука  моя
застыла, внутри похолодело. Я не запаниковал, честное слово,  но  соображать
точно перестал. Я слышал плач, детский плач, но никак не мог понять,  откуда
он доносится.
   Затем звук начал таять. Не затихать, а таять, словно кто-то взял  ребенка
на руки и понес длинным коридором.., но в "Саре" такого  коридора  не  было.
Тот, что соединял центральную часть и две пристройки, длинным не назовешь...
   Таял.., таял.., почти пропал.
   Я стоял в  темноте,  с  бегающими  по  коже  мурашками,  с  застывшей  на
выключателе рукой. Часть моего сознания  требовала,  чтобы  я  повернулся  и
бежал со всех ног. Но верх взяла другая, рациональная.
   Я щелкнул выключателем. Та часть, что хотела бежать, говорила:  напрасный
труд, ничего из этого не выйдет, это же сон, глупец, твой сон,  обернувшийся
явью. Но вышло. Лампа загорелась, осветив коллекцию керамики по левую руку и
книжный стеллаж по правую. Керамику и книги я не видел четыре года,  но  они
остались на прежних местах. На центральной полке стеллажа стояли три  ранних
детектива Элмора Леонарда: "Взятка", "Крепкий удар", "Мистер  Маджестик".  Я
прикупил их на случай плохой погоды: если уж ты за  городом,  подобные  меры
предосторожности необходимы. Без  хорошей  книги  даже  два  дождливых  дня,
проведенные в лесу, могут свести с ума.
   Послышался последний всхлип,  сменившийся  тишиной.  Нарушало  ее  только
тиканье часов, доносящееся из кухни. Часы эти стояли у плиты - пожалуй, одна
из самых неудачных покупок Джо, тот редкий случай, когда ее подвел вкус. Кот
Феликс <Один из первых  мультипликационных  персонажей,  получивших  широкую
популярность. Создан в 1919 г. Отто Мессмером. Является героем  бесчисленных
комиксов и широко используется в рекламе.>, с большими глазами, двигающимися
из стороны в сторону в соответствии с движениями хвоста-маятника.  Я  думаю,
такие часы присутствовали во всех дешевых фильмах ужасов.
   - Кто здесь? -  спросил  я.  Шагнул  к  кухне,  примыкающей  к  маленькой
прихожей, остановился. Дом напоминал  черную  пещеру.  Плач  мог  доноситься
откуда угодно. Его источником могло служить и мое воображение.  -  Есть  тут
кто-нибудь?
   Нет ответа... Но я не думал, что звук этот родился в моей голове. Если  б
так, то писательский психологический барьер показался бы цветочками.
   На книжной полке, слева от детективов Леонарда, стоял  фонарь  с  длинной
ручкой на восемь  батареек,  который  мог  временно  ослепить,  если  кто-то
направлял его тебе в лицо. Я  схватил  фонарь,  и  лишь  когда  он  едва  не
выскользнул из моей руки, понял, как сильно я вспотел, точнее, как сильно  я
перепугался. Фонарь я удержал, а сердце билось часто-часто. То ли я  ожидал,
что ребенок заплачет вновь, то ли думал, что из гостиной выплывет призрак  в
саване, протягивая ко мне белые руки.
   Я включил фонарь. Направил яркий луч  в  гостиную.  Он  высветил  мышиную
голову на каминной доске:  засверкали  стеклянные  глаза.  Я  увидел  старые
бамбуковые  кресла,  старый  диван,  обшарпанный  обеденный  стол,   который
шатался, если под одну или две ножки не подложить несколько  игральных  карт
или подставку для пивного стакана. А вот призраков не обнаружил.  Но  решил,
что тут определенно что-то  нечисто.  Мне  очень  хотелось  повторить  слова
бессмертного  Кола  Портера:  давайте  поставим  на  этом  точку.  Если   я,
добравшись до автомобиля, сразу поеду на восток, то  буду  в  Дерри  еще  до
полуночи. И улягусь спать в собственную постель.
   Я выключил свет в прихожей, и теперь лишь луч  фонаря  разгонял  темноту.
Прислушался к тиканью глупого кота, со встроенными в него  часами,  которые,
должно быть, завел Билл,  к  знакомому  гудению  холодильника.  Вслушиваясь,
понял, что не ожидал услышать ни тиканья, ни гудения. А вот насчет плача...
   А был ли плач? Был ли на самом деле?
   Да. Плач или что-то еще. Не об этом следовало сейчас думать.  Куда  более
уместным казался другой вопрос:  а  не  сглупил  ли,  решив  приехать  сюда,
человек, научивший свой  разум  вести  себя  неподобающим  образом?  Стоя  в
прихожей, темноту которой  взрезал  луч  ручного  фонарика,  я  окончательно
осознал, что грань между реальным  миром,  к  котором  я  жил,  и  тем,  что
рисовало мое воображение, в значительной мере исчезла.
   Я вышел из дома, повернул ключ в замке, убедился, что  дверь  заперта,  и
зашагал по проселку, покачивая фонарем из стороны в сторону.  Точно  так  же
качался хвост-маятник кота Феликса на кухне. Выйдя на дорогу, я подумал, что
хорошо бы сочинить для Билла Дина какую-то историю, объясняющую, почему я не
добрался до "Сары-Хохотушки". Не мог же я сказать ему:
   "Видишь ли, Билл, я приехал и услышал, как в моем  запертом  доме  плачет
ребенок. Меня это так испугало, что я бежал до самого Дерри. Фонарь, который
я взял, я пришлю по почте. Поставь его на книжную полку,  где  он  и  стоял,
рядом с романами Элмора Леонарда". Такого я сказать не мог, потому что  Билл
передал бы этот разговор соседям, а те, покачав  головой,  отреагировали  бы
однозначно: "Неудивительно. Наверное, он  написал  слишком  много  книг.  От
такой  работы  крыша  и  едет.  И  теперь  он   боится   собственной   тени.
Профессиональная болезнь".
   Даже если бы я до конца своих дней не собирался возвращаться в "Сару",  я
не хотел, чтобы у жителей Тэ-Эр сложилось обо мне такое  мнение,  чтобы  они
наполовину презирали, наполовину жалели меня.
   Лучше сказать Биллу, что я заболел. В определенном  смысле  я  не  грешил
против истины. Или нет... Заболел не я.., а мой друг...  Кто-то  в  Дерри..,
подруга. "Билл, видишь ли, приболела моя подруга, вот я и..."
   Я  остановился  как  вкопанный:  луч  фонаря  выхватил  из  темноты   мой
автомобиль. Я прошагал милю в темноте, не замечая  никаких  звуков  в  лесу,
хотя жизнь там не замирала ни на минуту.  Я  ни  разу  не  оглянулся,  чтобы
посмотреть, а не преследует ли меня призрак в саване (или плачущий ребенок).
Я увлекся историей, с помощью которой хотел оправдаться перед Биллом,  начал
прорабатывать подробности сюжета, занялся привычной мне  работой,  используя
стандартные приемы, с одним только отличием: я проделывал все это в  голове,
а не бумаге. И творческий процесс так захватил меня, что я напрочь забыл про
страх. Сердце уже билось в нормальном ритме, пот высох, комары не жужжали  в
ушах. А когда я остановился, любопытная мысль пришла мне в голову.  Мысль  о
том, что  мое  сознание  терпеливо  ждало,  пока  я  успокоюсь,  прежде  чем
напомнить мне об очевидном.
   Трубы. Билл получил  мое  разрешение  на  замену  части  старых  труб,  и
сантехник их заменил. Незадолго до моего приезда.
   - Воздух в трубах, - озвучил я свою догадку, проведя лучом по радиаторной
решетке "шевроле". - Вот что я слышал.
   Я  ждал,  что