лось  прочувствовать  эту
связь с прошлым. Что ты скажешь, Энни? Ну, будь человеком. Я ведь был.
     -   Ну   ладно...   но   прежде;   шампанское.   Я   не    буду    пить
семидесятипятидолларовое шипучее пиво в той же комнате, где ты надымишь этой
отравой.
     - Вот и великолепно. Если ты принесешь ее около полудня, я положу ее на
подоконник и буду время от времени поглядывать  на  нее.  Я  закончу  книгу,
вставлю пропущенные буквы и только затем закурю. Я буду курить до  тех  пор,
пока я не почувствую, что теряю сознание и могу удариться головой.  Тогда  я
позову тебя.
     - Хорошо, - сказала она. - Но мне все же не нравится это. Даже если  ты
не заболеешь раком после одной сигареты, мне не нравится. И  знаешь  почему.
Пол?
     - Нет.
     - Потому что только ДонтБи курят,  -  сказала  она  и  начала  собирать
тарелки.
     - Босс Ян, а она...?
     - Шшшш, - свирепо зашипел Ян и Хезекьях затих. Джеффри чувствовал,  что
пульс с дикой скоростью бьется на его шее. Снаружи  доносился  мягкий  скрип
обшивки и такелажа, медленное хлопанье парусов на  слабом  ветре,  случайные
крики птиц. Смутно с палубы было слышно, что матросы поют хором на  юте.  Но
здесь внутри все было тихо, трое мужчин -  двое  белокожих  и  один  негр  -
ждали, будет ли Мизери Жить или...
     Ян хрипло застонал и  Хезекьях  схватил  его  за  руку.  Джеффри  почти
истерично сжал кулаки. После всего, неужели Бог окажется  настолько  жесток,
что позволит ей умереть. Однажды он уже отрекся от этой мысли, даже больше с
юмором, чем со злобой. В те дни  сама  мысль  о  том,  что  Бог  может  быть
жестоким, поразила бы его своей абсурдностью.
     Но его мнение  о  Боге,  как  и  его  мнение  о  многом  другом  сильно
изменилось за  последнее  время.  Оно  изменилось  в  Африке.  В  Африке  он
обнаружил, что Бог был не один. Богов было много и некоторые из них были  не
просто жестокими, они  были  безумными.  И  понимание  этого  изменило  все.
Жестокость сама по себе была непонятна. Когда она соединялась с  безумием  -
все становилось на свои места.
     Если его  Мизери  на  самом  деле  умерла,  как  он  и  боялся,  то  он
намеревался выйти на палубу и сброситься с мачты. Он не имел желания жить  в
одном мире с сумасшедшими
     и богами.
     Эти  неприятные  размышления  были   прерваны   надрывающимся   шепотом
Хезекьяха.
     - Мистер Босс Ян. Мистер Босс Джеффри! Глядите! Глаза! ЕЕ ГЛАЗА!
     Глаза  Мизери  затрепетав  открылись,  обнаруживая  неземную   глубокую
васильковую синь. Она посмотрела на Яна, затем на Джеффри и  опять  на  Яна.
Сначала Джеффри видел в этих глазах только удивление. Потом  он  понял,  что
она узнает их и счастье захлестнуло его.
     - Где я? - спросила она, зевая и выпрямляясь- Ян, Джеффри, мы  что,  на
море, да? А почему я такая голодная?
     Смеясь и плача одновременно, Ян бросился обнимать  ее,  вновь  и  вновь
называя ее по имени.
     Смущенная, но обрадованная, она обняла его, и Джеффри, понимая, что все
в порядке, вдруг осознал, что может примириться с  этой  любовью.  Он  будет
жить один, он сможет
     жить один в совершенном спокойствии.
     Возможно, что не все боги безумны, в конце концов...
     Он тронул Хезекьяха за плечо.
     Я думаю, мы должны оставить их вдвоем, старик, как ты считаешь?
     Я  считать  это  правильно  говорить  мистер  Босс  Джеффри,  -  сказал
Хезекьях. Он широко улыбнулся, обнажая все свои семь золотых зубов.
     Джеффри бросил последний взгляд на нее, и  на  какое-то  мгновение  ему
показалось, что ее глаза смотрят на него.
     "Я люблю тебя, дорогая, - подумал он. - Ты меня слышишь?"
     Может быть ответ,  услышанный  им,  прозвучал  не  больше,  чем  в  его
воображении, но он подумал, что нет. Слишком ясно услышал он этот голос:
     - Я слышу... и я тоже люблю тебя...
     Джеффри закрыл дверь и вышел на палубу. Вместо того, чтобы сброситься с
мачты, он зажег трубку и потихоньку затягиваясь курил, наблюдая, как  солнце
опускалось в это далеко исчезающее  облако  на  горизонте,  облако,  которое
называлось Африкой.
     И тогда Пол Шелдон вынул лист из машинки и накалякал  самую  любимую  и
самую ненавистную фразу в словаре любого писателя. Он  написал  это  ручкой:
КОНЕЦ.
     Его опухшая правая рука не хотела вставлять пропущенные буквы,  но  тем
не менее он заставил себя сделать эту работу. Если бы он не смог  справиться
с неподвижностью, он не смог бы вынести все это.
     Когда работа была завершена,  он  отложил  ручку  в  сторону  и  минуту
рассматривал свое детище. Он испытывал те же чувства, что и всегда: странную
опустошенность, разочарованность, уверенность, что за каждый малейший  успех
он заплатил нелепую пошлину.
     Всегда было одно и то же: трудный подъем в горы через джунгли и наконец
достижение долгожданной цели на вершине после месяцев ада только  для  того,
чтобы не обнаружить  там  ничего  стоящего,  кроме  открывающегося  вида  на
автостраду с несколькими бензозаправочными станциями и кегельбанами впридачу
или что-то подобное.
     Но  все  же  хорошо,  что  все  позади;  всегда  хорошо.  Приятно  быть
создателем чего-то. Сидя без  движения,  он  понял  и  оценил  все  мужество
совершенного,  оценил  важность  создания  маленьких  жизней,   которых   не
существовало, видимости их движения и иллюзии  сердечного  тепла.  Он  понял
теперь наконец, что был тупицей, проделывая такой трюк; но он знал, что  это
было только единственный раз. Если он обычно заканчивал  книгу  безразлично,
то теперь по крайней мере ему удалось сделать это  с  любовью.  Он  коснулся
кипы рукописи и слегка улыбнулся.
     Его  рука  потянулась  к  единственной  одинокой  сигарете  "Мальборо",
которую  Энни  оставила  ему  на  подоконнике.  Рядом  стояла   керамическая
пепельница  с  изображением  колесного  экскурсионного  парохода   на   дне,
снабженного следующими словами: СУВЕНИР ОТ ГАННИБАЛА,  МИССУРИ  -  АВТОРА  И
РАССКАЗЧИКА АМЕРИКАНСКИХ РАССКАЗОВ.
     В пепельнице лежала коробка спичек, но в ней была только одна спичка  -
все, что она позволила ему. Одной, однако, было достаточно.
     Он слышал ее шаги наверху. Это было хорошо. У него будет много  времени
для приготовления, чтобы она не застала его врасплох, если решит  спуститься
вниз.
     Вот это будет настоящий фокус, Энни. Посмотрим, смогу ли я сделать его.
Давай посмотрим - смогу ли я?
     Он нагнулся, пренебрегая болью в ноге, и начал отвязывать доску.
     Через пять минут Пол позвал Энни и прислушался к ее тяжелой, немного
     монотонной поступи по лестнице. Он ожидал, что будет чувствовать  ужас,
когда  дойдет  до  дела,  и  с  облегчением  подумал,  что  чувствовал  себя
совершенно спокойно. Комната была наполнена запахом  бензина  из  зажигалки.
Она спокойно капала с одного конца доски, лежащей на ручках кресла.
     - Пол, ты действительно закончил книгу? - закричала она из коридора.
     Пол посмотрел на груду бумаги, лежащей на  доске  рядом  с  ненавистной
машинкой. Бензин из зажигалки пропитал бума!у.
     - Да, - последовал ответ. - Я сделал все, что мог, Энни.
     - О, великолепно!  Ги,  я  едва  могу  поверить  этому!  Через  столько
времени! Минуточку! Я принесу шампанское!
     Он услышал ее  шаги  по  линолеуму  кухни,  заранее  зная,  где  должна
заскрипеть каждая половица. "Я слышу все  эти  звуки  в  последний  раз",  -
подумал Пол и эта мысль породила чувство удивления, которое в  свою  очередь
нарушило спокойствие, разбила его как яйцо. Страх был внутри... но там  было
что-то еще. Он предположил, что это был удаляющийся берег Африки.
     Открылась и закрылась дверь холодильника. Снова  послышались  ее  шаги,
она направлялась сюда.
     Он не выкурил сигарету, конечно; она все так же лежала на  подоконнике.
Ему нужна была спичка.
     "А что если она не зажжется, когда ты чиркнешь ею?"
     Но для таких рассуждений было слишком поздно.
     Он потянулся к пепельнице, взял спички и оторвал одну. Теперь Энни  шла
по коридору. Пол чиркнул спичкой и, конечно, она не загорелась.
     Не спеши! Делай это спокойнее!
     Он "чиркнул еще раз. Ничего.
     Спокойнее... спокойнее...
     Он царапнул спичкой по шершавой темнокоричневой полоске сзади  книжечки
со спичками в третий раз и бледное желтое пламя расцвело на кончике бумажной
спички.
     - Я надеюсь, что...
     Она замолчала, как бы поперхнувшись следующим словом. Пол сидел в своем
кресле за баррикадой из сваленной бумаги и древней  машинки.  Он  специально
повернул титульный лист так, чтобы она могла прочитать.  ВОЗВРАЩЕНИЕ  МИЗЕРИ
Пол Шелдон
     Над всей этой промокшей кучей листов нависала опухшая правая рука Пола,
в которой между большим и указательным  пальцами  была  зажата  единственная
горящая спичка.
     Она остановилась в дверном проеме, держа в руках завернутую в полотенце
бутылку шампанского. У нее  открылся  от  удивления  рот.  Затем  она  резко
закрыла его.
     - Пол? - Осторожно. - Что ты делаешь?
     - Все, - сказал он. - И получилось здорово, Энни. Ты была права. Лучшая
из "Мизери" книг и может лучшая из всего, что я когда-либо написал. А теперь
я хочу показать тебе небольшой фокус. Хороший  фокус.  Я  научился  этому  у
тебя.
     - Пол, нет! - закричала она. Ее голос был  полон  агонии  и  понимания.
Руки ее взметнулись вверх и бутылка шампанского выпала на  пол,  оставленная
без внимания. От  удара  об  пол  она  взорвалась  как  бомба.  Хлопья  пены
разлетелись по комнате.
     - НЕТ! НЕТ! ПОЖАЛУЙСТА НЕ ДЕЛАЙ...
     - Слишком плохо, что ты никогда  не  прочитаешь  ее,  -  сказал  Пол  и
улыбнулся. Впервые за все месяцы он улыбнулся настоящей улыбкой,  лучезарной
и мудрой. - Без ложной скромности скажу, что книга больше, чем хорошая.  Она
великая, Энни.
     Спичка оплывала, обжигая кончики его пальцев. Он опустил ее. В какую-то
ужасную минуту он подумал, что она потухла; но  затем  бледно-голубое  пламя
занялось вокруг титульного листа с отчетливым звуком "фумп!" Оно пробежалось
по краям, попробовало бензин, который разлился вдоль  наружного  края  пачки
бумаг и стал желтым.
     - О боже, НЕТ!- взвизгнула Энни. - Немилосердно!  Немилосердно!  Только
не ее! Нет! Нет!
     Теперь ее лицо стало мерцать в пламени.
     - Хочешь загадать желание, Энни? - заорал он на нее. - Хочешь  загадать
желание?
     Ты, проклятый гоб- О, БОЖЕ, ПОЛ, ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ?
     Она шагнула, спотыкаясь, вперед, протягивая руки. Теперь груда бумаг не
просто горела; она полыхала. Серая стенка машинки начала становиться черной.
Бензин скопился под ней и теперь  бледно-голубые  языки  пламени  вырывались
между клавишами. Пол чувствовал, как печет ему лицо,  как  натягивается  его
кожа.
     - ТОЛЬКО НЕ МИЗЕРИ! - завыла она. - ТЫ НЕ МОЖЕШЬ
     СЖЕЧЬ МИЗЕРИ, ТЫ КОКАДУДИ
     УБЛЮДОК. ТЫ НЕ МОЖЕШЬ
     СЖЕЧЬ МИЗЕРИ!
     И тут она сделала то, что он почти точно знал,  что  она  сделает.  Она
схватила
     горящие листы, намереваясь убежать с ними в ванную,  возможно,  окунуть
их в ванну.
     Когда она отвернулась. Пол схватил  машинку,  не  обращая  внимания  на
волдыри, которые она оставляла на его уже опухшей правой руке. Он поднял  ее
над головой. Маленькие голубые искорки посыпались из-под нее. Он не  обратил
на них внимания, так же как и на вспышку боли в спине; видимо,  он  надорвал
там что-то. На его лице появилась безрассудна гримаса физического напряжения
и концентрации. Он с силой швырнул машинку от себя. Она попала  ей  прямо  в
середину спины.
     "ХУУУВВП" Это не был крик, а испуганное, громкое бормотание. Энни упала
на пол, подминая под себя охапку горящих бумаг.
     Маленькие голубые огоньки подобно светлячкам усеяли поверхность  доски,
служившей письменным столом. Задыхаясь, так как каждый вздох обжигал каленым
железом его горло. Пол отбросил ее в сторону.  Затем  он  рванулся  вверх  и
выпрямился на правой ноге.
     Энни корчилась и стонала. Язык пламени трепетал между ее левой рукой  и
боком. Она закричала. Пол почувствовал запах горелой кожи и жира.
     Она перевернулась, стараясь встать  на  колени.  Большая  часть  бумаги
оказалась  теперь  на  полу  либо  горя,  либо  шипя,  потухая  в   разлитом
шампанском; но Энни все еще прижимала несколько  горящих  листов.  Ее  кофта
также горела. В руку ей воткнулись  осколки  зеленого  стекла.  Еще  больший
осколок торчал из ее правой щеки, как лезвие томагавка.
     - Я убью тебя, ты - лживый ублюдок, - прохрипела она  и  пошатнулась  к
нему. Она сделала на коленях три "шага" по направлению к нему и  споткнулась
о машинку. Она скорчилась и ей удалось  перевернуться.  В  этот  момент  Пол
бросился на нее. Он почувствовал острые углы машинки под ней даже  через  ее
тело. Она завопила как кошка и попыталась вцепиться в него ногтями.
     Пламя вокруг них погасло, но он все еще чувствовал  немилосердный  жар,
вырывающийся из вздымающейся,  извивающейся  возвышенности  под  ним,  и  он
понимал, что часть ее кофты и бюстгальтера  прижарились  к  ней.  Но  он  не
чувствовал к ней никакой жалости.
     Она попыталась сбросить его. Он удержался и теперь  лежал  на  ней  как
мужчина, собирающийся изнасиловать ее; его лицо почти на ее лице, его правая
рука шарила кругом, точно зная, что она ищет.
     - Убирайся с меня!
     Он схватил полную пригоршню горячей, обуглившейся бумаги.
     - Убирайся с меня!
     Он скомкал бумагу, зажимая огонь между  пальцами;  он  чувствовал,  как
пахла ее обнаженная плоть, пот, ненависть, безумство.
     - Убирайся с меня! - завопила она,  широко  разевая  рот;  и  он  вдруг
заглянул вовнутрь этой влажной, очерченной красной линией  ямы  божества.  -
ПУСТИ МЕНЯ ТЫ КОКАДУДИ
     УБЛЮ...
     Он запихнул бумагу, белые оковы, и черную  обугленную  кожицу  лука,  в
этот широко разинутый орущий  рот.  Ярко  горящие  глаза  вдруг  еще  больше
расширились теперь от удивления, ужаса и новой боли.
     - Вот тебе книга, Энни, - выдохнул он и его рука  ухватила  еще  больше
бумаги. Эта бумага  уже  погасла,  промокнув  насквозь,  и  отдавала  кислым
запахом вина. Она извивалась и корчилась под ним. Солевой  купол  его  левой
коленки ударился о пол и мучительная боль пронзила его, но Пол удержался  на
ней. "Я все равно изнасилую тебя, Энни. Я изнасилую  тебя,  потому  что  это
самое худшее, что я могу сделать. Поэтому соси мою книгу.  Соси  мою  книгу.
Соси ее до тех пор, пока не ЗАХЛЕБНЕШЬСЯ".
     Он конвульсивным рывком сжал мокрую бумагу в кулаке и всунул ее  в  рот
Энни, пропихивая глубже первую порцию.
     - Вот тебе, Энни; как тебе нравится это? Во-первых это  гениально,  это
Издательство Энни Уилкз, как тебе это нравится? Ешь ее, Энни, соси ее, давай
ешь ее, будь ДуБи и съешь ее всю.
     Он запихнул ей в рот третий  комок,  четвертый.  Пятый  еще  горел;  он
пропихивал его покрытой волдырями правой рукой.
     Из нее вырвался сдавленный нечеловеческий  звук.  Она  собрала  силы  и
сильнейшим рывком сбросила Пола. Она металась и кружилась на коленях, прижав
руки к почерневшему горлу. Мало что осталось от ее кофты, кроме  обугленного
воротника.  Кожана  животе  и  диафрагме  покрылась  волдырями.   С   комка,
высовывающегося из ее рта, капало шампанское.
     - Мампф! Марк! Марк! - прохрипела Энни. Ей как-то удалось подняться  на
ноги, все еще держась за горло. Пол откинулся назад, осторожно  наблюдая  за
ней и выставив вперед торчащие ноги.
     Она сделала один шаг по  направлению  к  нему.  Два.  Затем  она  снова
споткнулась о машинку. Падая на этот раз, она повернула голову так,  что  он
увидел удивленное и вопрошающее выражение ее глаз: В чем дело. Пол? Я  несла
тебе шампанское, не так ли?
     Задев левой стороной головы край камина, она сползла вниз, как мешок  с
кирпичами, глухо ударяясь о пол и сотрясая весь дом.
     Энни упала на кипу горящей бумаги; ее тело погасило огонь. На  середине
пола  лежало  дымящееся  черное  бренное  тело.  Лужи  шампанского  потушили
большинство разбросанных отдельных страниц. Но  две  или  три,  унесенные  к
стене слева от двери, все еще горели; местами обои были охвачены огнем... но
горели без энтузиазма.
     Пол подполз к своей кровати, отталкиваясь локтями,  и  схватил  одеяло.
Затем он поспешил к стене, разбрасывая по сторонам осколки битого стекла. Он
перенапряг свою спину. У него болела голова.  Его  мутило  от  тошнотворного
сладковатого запаха  горелого  мяса.  Но  он  был  свободен.  Божество  было
мертвым, а он свободным.
     Он встал на правое колено и неуклюже потянулся вверх вместе  с  одеялом
(которое было мокрым от шампанского и запачкано пеплом), затем начал сбивать
пламя. Когда он отшвырнул одеяло на дымящуюся  кипу  на  доске,  в  середине
стены осталось лысое  пятно  выгоревших  обоев.  Нижняя  страница  календаря
закрутилась-вот и все.
     Пол пополз к своему креслу. Он  был  на  полпути  к  нему,  когда  Энни
открыли глаза.
     Пол смотрел, не веря своим глазам, как она медленно вставала на колени.
Сам Пол передвигался на руках, волоча за собой ноги.
     Нет... нет, ты мертва.
     Ты ошибаешься. Пол. Нельзя убить божество. Божество бессмертно.  Теперь
я должна обмыться.
     Ее широко раскрытые глаза были ужасными. Огромная рана  розового  цвета
зияла у нее в волосах с левой стороны головы. Кровь заливала лицо.
     - Мразь! - прокричала Энни через  забитое  бумагой  горло.  Она  начала
ползти к нему, вытянув вперед руки и сгибая ноги. - Ууу мразь!
     Пол прополз полкруга и направился к двери. Он слышал ее сзади. И, когда
он вошел в зону битого стекла, он почувствовал, как ее рука крепко вцепилась
в его левое колено и с силой сжала его обрубок. Он закричал.
     - Мразь! - повторила Энни ликующе.
     Он взглянул  через  плечо.  Ее  лицо  медленно  краснело  и,  казалось,
опухало. Ему показалось, что она действительно превращалась в идола Боуркас.
     Он дернулся со всей силой и его нога выскользнула из ее руки, ничего не
оставляя у нее, кроме кожаного  чехольчика,  который  она  надевала  на  его
обрубок.
     Он пополз дальше, начиная кричать; пот струился по его лицу. Он помогал
себе локтями и полз как солдат под массированным огнем артиллерии. Он слышал
за собой стук одной коленки, затем другой, и опять  первой.  Она  продолжала
преследовать его. Она была такой крепкой, как он и боялся. Он жег ее, сломал
спину и запихал в глотку полно бумаги - и все же все же все же она жила.
     - Мразь! - кричала она. - Ублюдок, мразь!
     Одним локтем он наткнулся на осколки стекла и один из них  воткнулся  в
его руку. Но Пол продолжал ползти с торчащим из руки стеклом.
     Ее рука настигла его левую икру.
     АУ! ГО... ООО...АУ!
     Он оглянулся опять и да, ее лицо почернело и напоминало гнилую сливу  с
выпученными налитыми кровью глазами. Ее пульсирующее горло также набухло,  а
рот корчился, пытаясь изобразить ухмылку.
     - ГАУ...ООО...ОУ!
     Ее правая рука уже на его бедре.
     Одно колено падает с глухим стуком. Другое.
     Ближе. Ее тень. Ее тень закрывает его.
     - Нет, - захныкал Пол. Он почувствовал, как она тянет его изо всех сил.
Он злобно ухватился за косяк двери и зажмурился.
     - ГАУ..ОО...АУ!
     Над ним. Гром. Божественный гром.
     - ГАУ... 00... Мразь!
     Он задыхался. Он держался  за  косяк.  Он  почувствовал,  как  ее  руки
добираются до его горла, и закричал:
     - Умри неужели ты не умерла можешь ты когда-нибудь умереть...
     - ГАУ...
     - Давление  уменьшилось.  Минуту  он  смог  снова  дышать.  Затем  Энни
навалилась на него сверху, гора расслабленного, вялого  тела,  и  он  совсем
перестал дышать.
     Пол выбрался из-под нее, как из-под снежной лавины. Он проделал это  из
последних сил.
     Он прополз через дверь, будучи готовым к тому, что в  любой  момент  ее
рука снова схватит его за колено; но  этого  не  произошло.  Энни  безмолвно
лежала лицом вниз в луже крови и шампанского среди разбитого стекла. Была ли
она мер