а
доктора  М." (The Black Pit  of  Dr. М.),  "Черный сон" (The  Black  Sleep),
"Черное  воскресенье"  (Black  Sunday), "Темная комната"  (The  Black Room),
"Черный шабаш"  (Black  Sabbath),  "Темные  глаза  Лондона"  (Dark  Eyes  of
London), "Тьма"  (The Dark),  "Середина  ночи" (Dead of Night), "Ночь ужаса"
(Night  of  Terror),  "Ночь демона"  (Night  of  the  Demon),  "Крыло  ночи"
(Nightwing), "Ночь орла" (Night of the Eagle)...
     Ну вот. Если  бы  темноты  не  существовало,  создатели  фильмов ужасов
должны были бы ее придумать.

        "10"

     До  сих пор  об  одном  из фильмов  списка  я сознательно  не говорил -
отчасти потому, что он представляет противоположность тех картин, которые мы
обсудили: создавая ужас, он опирается не на тьму, а на свет, - а еще потому,
что, разговаривая  о  нем, нельзя не упомянуть кое-что  другое, помимо  того
действия,  которое  оказывают на  нас  (если могут) мистические, "волшебные"
фильмы  ужасов. Все знают, что такое "излишняя  впечатлительность", - понять
это  достаточно  легко  <В  детстве  один  из  приятелей   предложил  мне
представить,  что  я скатываюсь по лестничным  перилам лестницы, а они вдруг
превращаются  в острую бритву Боже,  я  несколько дней  не мог избавиться от
этого  "впечатления".  -  Примеч.  автора>,  но только в  фильмах  ужасов
излишняя впечатлительность -  самый  детский из  эмоциональных  импульсов  -
иногда  достигает  уровня  искусства.  Вы можете возразить,  что  нет ничего
артистичного в том, чтобы, например, продемонстрировать соседу непрожеванный
кусок  мяса у себя  во  рту, но как  же  тогда офорты  Гойи? Или коробочки и
консервные  банки   Энди  Уорхола  <Художник  и  кинорежиссер,  один   из
создателей поп-арта.>?
     Даже в самых плохих  фильмах  ужасов порой встречаются одна-две удачные
сцены, основанные  на  "излишней впечатлительности". Недавно в  разговоре по
телефону  Деннис  Этчисон напомнил мне один эпизод из "Вторжения  гигантских
пауков" (The  Giant Spider Invasion):  женщина пьет свой утренний витаминный
коктейль,  не  подозревая, что в миксер перед  приготовлением  коктейля упал
большой жирный паук. Ням-ням.  В заслуженно забытом фильме  "Корчи" (Squirm)
есть  один  незабываемый  момент (для  всех  тех  двухсот  зрителей, которые
посмотрели картину): женщина  принимает душ;  вода перестала  идти;  женщина
поднимает  голову  и  видит,  что  головка  душа   забита  толстыми  черными
гусеницами. В фильме Дарио  Ардженти "Вздохи" (Suspiria) на  стайку школьниц
обрушивается дождь  червей.., девочки, конечно,  в  это время готовятся лечь
спать.  Все это не имеет  никакого отношения к сюжету, но вызывает в зрителе
неопределенный отталкивающий интерес. В "Маньяке" (Maniac) режиссера Уильяма
Ластига,  раньше снимавшего порнофильмы, есть момент, когда усердный  убийца
(Джо  Спинелл) тщательно скальпирует  свою жертву; камера  ни на  секунду не
отворачивается  от этого зрелища,  наблюдает прямо  и словно задумчиво;  эту
сцену невозможно смотреть.
     Как  я уже отмечал,  хорошие фильмы ужасов  часто  обращаются  к  этому
"не-хочешь-ли-взглянуть-на-мою-блевотину"  уровню   -  уровню  примитивному,
детскому.  Я называю это "тьфу-фактором".., известным также как "о боже, как
грубо!" - фактором. Именно по этому пункту расходятся  мнения либеральных  и
реакционных кинокритиков о фильмах  ужасов  (сравните, например, рецензию на
"Рассвет мертвецов" Линн Минтон в-"Макколл" - она ушла с середины фильма - и
статью из "Бостонского феникса" о той же картине). Подобно панк-року, фильмы
ужасов   могут  опираться   на  детский  анархизм  -   например,   момент  в
"Предзнаменовании", когда оконное стекло срезает голову фотографу; это очень
специфическое искусство, и нельзя винить тех критиков, которые  считают, что
легче  поверить  в  то,  что  Джейн  Фонда  в  "Юлии" -  подлинное  экранное
воплощение  Лилиан Хеллман, чем  в  то,  что  такие  удары  по  человеческой
впечатлительности можно назвать искусством.
     Однако  это  искусство, и важно это понять. Кровь будет литься ручьями,
но публика останется равнодушной. С другой стороны, если  публике понравятся
персонажи,  если она поймет их и  оценит, если  будет относиться к ним как к
реальным людям, если между ними и зрителями  установилась некая связь, кровь
будет литься ручьями, и публика не сможет остаться равнодушной. Есть ли хоть
один зритель, который вышел бы из кино после "Бонни и  Клайда"  (Bonnie  and
Clyde) Артура  Пенна или "Дикой  банды" (The Wild Bunch) Пекинпа не  с таким
видом,  словно  его ударили  по  голове  очень широкой  доской.  Я  таких не
припоминаю. Зато  с фильмов того же  Пекинпа "Принесите мне  голову Альфредо
Гарсиа" (Bring Me the Head of Alfred" Garcia) или "Железный крест" (Cross of
Iron) люди выходят, зевая. Необходимая связь не установилась.
     Все  это  хорошо,  и  никто  не  спорит о  том, что "Бонни и  Клайд"  -
подлинное искусство, но  давайте на  время  вернемся к "Вторжению гигантских
пауков".  Эпизод,  о   котором  мы  говорили,  нельзя   считать  проявлением
подлинного  искусства, имея  в  виду  контакт между персонажем и аудиторией.
Поверьте мне, мы не очень переживаем за женщину, пьющую паука (или вообще за
кого-нибудь в этом фильме), но все  равно на какой-то момент зрителя бросает
в  дрожь; это момент, когда ищущие пальцы  режиссера  находят брешь  в нашей
защите,  проникают  в  нее  и  нажимают  на  одну   из  уязвимых  точек.  Мы
отождествляем себя с женщиной, которая, сама того не зная, выпивает коктейль
с  пауком, на уровне, не имеющем никакой связи с ее  конкретным характером и
тем, насколько убедительно он выражен в  фильме: мы отождествляем себя с ней
как с человеком вообще, как с человеческим существом в ситуации,  неожиданно
ставшей  ужасной; иными словами, нажим на "излишнюю  впечатлительность",  на
грубость  и вульгарность оказывается последним  средством установить контакт
со зрителем, когда более обычные и благородные  средства не действуют. Когда
она пьет коктейль, мы содрогаемся - и тем удостоверяем свою принадлежность к
человеческому роду <Меня могут обвинить  в том, что  я слишком либерально
отношусь к понятию "искусство" по отношению  к фильмам ужасов, что я включаю
в  него все. Это неверно: такие фильмы,  как  "Бойня  на  Высоких  равнинах"
(Massacre at Central  High) или "Кровавые  расчленители" (Bloody Mmilators),
не касаются искусства ни на каком уровне. Плохо, если кому-то покажется, что
я  слишком снисходителен к дешевым поделкам.  Но я не сноб - а если вы сноб.
То  это  ваша  проблема.  В нашем  деле если ты  утрачиваешь вкус к славному
вздору, тебе пора менять профессию. - Примеч. автора.>.
     Сказав все это, вернемся к "Человеку с рентгеновскими  глазами", одному
из самых интересных и оригинальных из всех когда-либо снятых фильмов ужасов;
а кончается  он  самой  грубой и вульгарной сценой из  всех, что  возможны в
кино.
     Продюсером и режиссером этого фильма, вышедшего в 1963 году, был Роджер
Корман,  который как раз  в  то время превращался из тупой гусеницы, снявшей
такие отвратительные картины, как "Нападение крабов-чудовищ" (Attack  of the
Crab  Monsters)  и  "Маленькая лавка ужасов"  (The Little Shop  of  Horrors)
(забытым  даже несмотря на то что в нем одну  из своих  первых  ролей сыграл
Джек Николсон), в бабочку, которую мы  должны  благодарить за "Маску Красной
смерти" (The  Masque of  the Red Death)  и "Ужас"  (The Terror) -  подлинные
шедевры. На мой взгляд, "Человек с рентгеновскими глазами" эквивалентен  той
точке, в которой это странное существо вышло из кокона. Сценарий был написан
Рэем Расселом, автором  "Сардоникуса" (Sardonicus) и многих других рассказов
и романов  - среди них перезрелый "Инкуб" (Incubus) и гораздо более успешная
"Принцесса Памела" (Princess Pamela).
     В "Человеке  с  рентгеновскими  глазами"  Рэй Милланд  играет  ученого,
изобретателя  капель,  которые  позволяют ему  видеть сквозь  стены, одежду,
игральные карты и так далее; что-то вроде супермьюрин <"Мьюрин" - глазные
капли, снимающие раздражение.>. Но когда  процесс начался, остановить его
невозможно. Глаза Милланда начинают физически изменяться, вначале наливаются
кровью, затем  приобретают странный  желтый  цвет. В этот момент мы начинаем
нервничать - возможно,  чувствуем, что нас сейчас  ткнут носом во что-нибудь
неприятное,  и такой  момент  действительно  наступает. Глаза  -  наше самое
уязвимое  место, щель в наших доспехах.  Представьте себе, например,  что вы
втыкаете   палец  в  чей-то  широко   раскрытый  глаз,  чувствуете,  как  он
раздавливается,  видите, как он вытекает. Отвратительно, верно? Аморально  о
таком даже подумать. Но вы, конечно,  помните игру на Хэллоуин; в темноте из
рук  в руки передаются виноградины, и кто-нибудь  при этом восклицает:  "Это
глаза мертвеца?" Противно? Тошнит? Как говорят мои дети, "ве-ее!".
     Как  и  все на  лице человека, глаза есть  у  каждого. Они были даже  у
старого болвана  аятоллы  Хомейни. Но, насколько мне известно, нет ни одного
фильма ужасов о вышедшем из-под  контроля носе, и хотя нет  фильма "Ползучее
ухо", зато есть "Ползучий глаз" (The Crawling Eye). Любому ясно, что глаза -
самый уязвимый орган чувств, и к тому же они (ик!) мягкие. Может, это и есть
самое плохое...
     Поэтому  когда  в  середине  фильма  Милланд надевает темные  очки,  мы
начинаем  нервничать еще больше,  гадая, что там, за  этими  темными очками.
Вдобавок  происходит еще  кое-что -  и это "кое-что" поднимает  "Человека  с
рентгеновскими глазами"  до  высших  областей искусства. Картина  становится
ужасной  в лавкрафтовском смысле, но несколько по-другому, более чистой, что
ли, - такое лавкрафтианство использовано в "Чужом".
     Древние Боги,  говорил нам  Лавкрафт, рядом  с нами  и их  единственное
желание  -  вернуться; и есть линии  силы,  доступные  для  них,  продолжает
Лавкрафт, которые настолько мощны, что один  взгляд на них  доводит человека
до безумия; силы настолько могучие, что пожар  всей галактики не сравнится и
с тысячной частью их мощи.
     Я  думаю, когда зрение Милланда начало совершенствоваться,  неуклонно и
неумолимо,  он  узрел  одну  из   этих  линий.   Вначале  он  видит   словно
призматические  меняющиеся огни где-то в темноте - такое можно увидеть после
приема дозы ЛСД. Вы помните, что Корман снял "Отключку" с Питером Фонда (The
Trip) (сценарий написан в соавторстве с Джеком  Николсоном), не говоря уже о
"Диких ангелах"  (The Wild Angels),  в которых  имеется удивительный эпизод:
умирающий  Брюс Дерн хрипло просит: "Дайте мне сигарету с марихуаной". И вот
этот свет, который видит Милланд, постепенно становится все ярче и  сильнее.
Но  хуже всего, что этот свет, возможно,  живой.., и  сознает,  что на  него
смотрят. Миллард увидел все до самого края вселенной, и от того, что увидел,
сошел с ума.
     Сила,  которая  ему  явилась,  постепенно  становится ему  все  яснее и
заполняет  экран,  когда  камера  как  бы  смотрит   глазами  героя:  яркое,
сверкающее,   чудовищное  существо,  которое  никогда  не  удается   увидеть
отчетливо. Наконец Милланд не выдерживает. Он  уезжает  в машине в пустынное
место (это  яркое Нечто  все  время у  него  перед взором)  и снимает  очки,
обнажая абсолютно черные блестящие глаза.  На мгновение застывает.., и затем
вырывает  себе  глаза.  Корман  заставляет камеру замереть, глядя на  пустые
окровавленные  глазницы. Но я слышал  толки  - может, это правда, а может, и
нет, -  что  последняя реплика фильма была вырезана как слишком страшная. Но
если это правда, то другой концовки у фильма быть не может. Согласно слухам,
Миллпнд кричит: "Я по-прежнему вижу!"

        "11"

     Мы  лишь  окунули  кончики  пальцев в  бездонный  бассейн  человеческих
переживаний и страхов -  а  этот бассейн и есть бассейн  мифов. Отсюда можно
было бы  пойти  в разных  направлениях, их десятки: рассмотреть такие фобии,
как  страх  высоты  ("Головокружение"  (Vertigo)),  боязнь  змей  ("Ссссссс"
(Sssssss)),  кошек ("Глаз кошки" (Eye of the Cat)) или  крыс ("Уиллард, Бен"
(Willard,  Ben)),  - все эти фильмы  опираются  в своем конечном эффекте  на
"излишнюю впечатлительность". А за ними еще более широкие области мифа.., но
давайте оставим что-нибудь на потом.
     И сколько  бы тем, сколько  бы  примеров  мы ни  рассмотрели, мы всегда
будем  возвращаться  к  мысли  о  слабых  местах  , точно  так же как  самый
прекрасный   вальс  опирается  в   своей   основе   на   простой   бокс-степ
<Простейшая комбинация шагов в танце, образующая прямоугольник>
     <Простая карточная игра, в которой играющие по очереди вытягивают из
колоды  карты>. Фильмы ужасов  - это  ящик с щелью  в одной стороне,  и в
конечном счете все сводится к поворотам  этой щели, пока чертик не выпрыгнет
нам в лицо, размахивая топором и улыбаясь своей убийственной улыбкой. Как  в
сексе,  само  переживание  хочется  повторять, но  обсуждение  специфических
эффектов быстро надоедает.
     Чем ходить все время по одной и той же площадке,  давайте завершим наше
краткое  обсуждение фильмов ужасов  как  разновидности  мифа  или  волшебной
сказки  разговором о десятке бубеи - о самой смерти. Эта козырная карта есть
во всех фильмах ужасов. Но фильмы используют ее  не так,  как опытный игрок,
который  старается  учесть все  комбинации  и возможности,  а  как  ребенок,
который считает,  что эта  карта образует выигрышную  пару в  "старой  деве"
<Меня могут обвинить в  том, что я  слишком либерально отношусь к понятию
"искусство"  по  отношению  к фильмам ужасов,  что я включаю в него все. Это
неверно: такие фильмы, как "Бойня на  Высоких равнинах" (Massacre at Central
High) или "Кровавые  расчленители" (Bloody Mmilators(, не касаются искусства
ни  на  каком  уровне.  Плохо,  если   кому-то  покажется,  что   я  слишком
снисходителен к дешевым поделкам. Но я не сноб - а если вы сноб. То это ваша
проблема. В нашем деле если ты утрачиваешь вкус к славному вздору, тебе пора
менять   профессию.   -   Примеч.   автора.>.   В  этом   одновременно  и
ограниченность  фильма  ужасов   как  вида  искусства,  и  его  бесконечное,
пленительное очарование.
     "Смерть, -  размышляет  мальчик Марк  Петри  в "Жребии",  -  это  когда
чудовища до тебя добираются". И если бы мне  пришлось свести все сказанное и
написанное о жанре ужасов к одной фразе (многие критики скажут, что я  так и
сделал,  ха-ха), это будут  именно эти слова.  Это  не  взрослый  взгляд  на
смерть;  просто грубая метафора, которая  не оставляет места для возможности
рая,  ада,  нирваны или древней  болтовни о  том, что  большое колесо  кармы
поворачивается  и мы доберемся до них в следующей жизни, парни.  Это взгляд,
который  - как в большинстве фильмов ужасов - не  пытается философствовать о
"жизни после смерти", а говорит лишь о моменте, когда нам наконец приходится
расстаться с миром смертных существ. Момент смерти - это единственный, общий
для всех, обряд перехода, и у нас нет ни психологических, ни социологических
данных, чтобы предположить, чего ждать, когда этот обряд  закончен. Мы знаем
только, что уходим; и хотя у нас есть некоторые правила -  этикет, так можно
это назвать?  - этот момент  неизменно  застает  нас врасплох. Люди  уходят,
занимаясь  любовью, поднимаясь в лифте, опуская  монетки в счетчик парковки,
готовясь  чихнуть. Одни умирают  в ресторанах, другие - в дешевых мотелях, а
некоторые - сидя  на  унитазе.  Никто  не  может  рассчитывать,  что умрет в
постели при полном параде. Поэтому было  бы удивительно, если бы каждый хоть
немного, да не боялся бы смерти.  Она всегда рядом,  великий,  непреодолимый
икс-фактор нашей жизни, безликий отец сотен религий, такой  непознаваемый  и
неуловимый, что о нем обычно не говорят даже на приемах с коктейлями. Смерть
в фильмах ужасов  становится  мифом,  но  давайте  со  всей  определенностью
скажем,  что фильмы  мифологизируют смерть  на  простейшем уровне:  смерть в
фильмах ужасов - это когда чудовища до вас добираются.
     Мы, любители этого жанра, видели, как людей забивают до смерти, сжигают
на  костре  (Винсент  Прайс в роли главного обвинителя в колдовстве в фильме
АИП  "Червь-завоеватель"  (The   Conqueror   Worm);  это   одна   из   самых
отвратительных картин, выпущенных большими студиями в 60-е годы; в финале из
героя  готовят настоящее  барбекю), расстреливают,  распинают, вгоняют им  в
глаза иголки,  их  живьем  пожирают  кузнечики,  муравьи,  динозавры  и даже
тараканы;  мы  видели  обезглавленных людей  ("Предзнаменование",  "Пятница,
13-е", "Маньяк"), из  них высасывали  кровь,  их разрывали  акулы (кто может
забыть надувной  матрац ребенка, изорванный и  окровавленный,  который волна
прибивает  к берегу в "Челюстях"?) и пожирали пираньи; мы видели, как плохие
парни с криками тонут в зыбучих песках и бассейнах с кислотой; видели людей,
которых давят, растягивают или раздувают до смерти; в конце "Ярости" Брайэна
Де Пальма Джон Кассаветес буквально взрывается.
     И вновь либеральные критики, чьи концепции цивилизации,  жизни и смерти
обычно  отличаются сложностью,  склонны осуждать  эти  великолепные смерти и
видеть в них в лучшем случае моральный эквивалент отрыванию крыльев у мух, а
в худшем  - символ линчующей толпы. Правда,  на  этом сравнении с отрыванием
крыльев у мухи  стоит остановиться.  Почти  не  найдешь  ребенка,  который в
определенный период своего развития  не отрывал крылья мухам или не приседал
на  корточки  на  тротуаре,  чтобы рассмотреть раздавленного жука. В  начале
"Дикой  банды" веселая стайка  хохочущих  детей  сжигает скорпиона  -  такое
поведение люди,  которые  мало думают о детях (или мало о  них знают), часто
ошибочно  называют  "детской  жестокостью".   Дети  редко  бывают  жестокими
намеренно и еще реже обладают склонностью к садизму (насколько сами понимают
концепцию   садизма)  <По  книге   "Дети   Днем  больше,  днем   меньше",
составленной Элизабет Шарлатт (Нью-Йорк, Саймон и Шустер, 1979), этот случай
рассказывает   Уолтер  Джерролд   -  Примеч.  автора>;   но   в  качестве
эксперимента они могут убить, они наблюдают,  как корчится  жук на тротуаре,
так  же как  биолог  наблюдает  за  смертью морской  свинки, получившей дозу
нервно-паралитического газа. Мы помним,  как Том Сойер едва  не свернул себе
шею,  торопясь  увидеть мертвую кошку,  а в качестве  платы за  "привилегию"
покрасить забор он взял "дохлую крысу на веревочке".
     Или подумайте вот над этим:

     "Говорят, Бинг Кроссби  любил рассказывать историю  об  одном  из своих
сыновей; когда тому было шесть лет, у него умерла любимая черепашка. Мальчик
был  безутешен.  Чтобы  отвлечь  его,  Бинг  предложил  устроить   черепашке
похороны,  и сын, который,  казалось,  утешился лишь слегка, согласился. Они
взяли коробку от сигар, тщательно выложили изнутри шелком, снаружи выкрасили
в черный цвет и выкопали на заднем дворе яму. Бинг осторожно  положил "гроб"
в яму, произнес длинную  сердечную молитву и спел гимн. К концу службы глаза
мальчика горели от печали и возбуждения. Потом  Бинг спросил, не хочет ли он
в последний раз взглянуть на свою любимицу, прежде чем  яму засыплют землей.
Мальчик ответил, что хочет, и Бинг приподнял крышку коробки Они благоговейно
смотрели на черепашку, и вдруг та пошевелилась Мальчик долго смотрел на нее,
потом взглянул на отца  и сказал "Давай  ее убьем""  <Не поймите меня  не
правильно и не истолкуйте неверно то, что я хочу сказать Дети бывают злыми и
надоедливыми, и порой, когда смотришь на них, в голову лезут мрачные мысли о
будущем  человечества  Но  плохое  поведение   и  жестокость,   хотя  они  и
взаимосвязаны, совсем  не одно и  то же Жестокость - сознательное  действие,
оно требует  размышлений  Плохое поведение, с  другой  стороны,  заранее  не
обдумывается  и  не готовится.  Для  человека, который  страдает  от  этого,
рез