омана.
     - У него глаза  Его Отца, - ответил Роман" <Здесь и далее цитируется
по переводу А. Грузберга.>.

     До этого  мы жили и страдали вместе  с  Розмари  Вудхауз  целых  двести
девять  страниц,  и  ответ  Романа  Кастевета  на  ее  вопрос  кажется почти
кульминацией длинного, разветвленного анекдота с  неожиданной концовкой - из
тех,  что  кончается  репликами  "Боже, какой длинный путь,  чтобы намекнуть
Рари" или  "Рыжий  Рудольф  знает, что такое дождь,  дорогая".  Кроме желтых
глаз,  у ребенка Розмари оказываются когти ("Очень красивые, - говорит Роман
Розмари,  - маленькие  и  жемчужные. Митенки  только для того,  чтобы  Он не
поранил Себя..."), и хвост,  и зачатки рожек.  Я проделал разбор этой книги,
когда   читал   в  университете  Мэна  курс   "Темы   литературы  ужасов   и
сверхъестественного", и один  из студентов  заметил,  что  десять лет спустя
ребенок Розмари будет  единственным игроком  в  малой лиге, кому понадобится
сшитая на заказ бейсболка.
     Одним словом, Розмари родила Сатану из комиксов, Маленького Чертенка, с
которым  мы все  знакомы  с детства и который иногда  приобретает  внешность
мультипликационного дьявола, спорящего с Маленьким Ангелом о судьбе главного
героя. Левин  еще больше усиливает сатирическую линию, окружая  этого Сатану
ковеном,  состоящим  почти исключительно из  стариков; они непрерывно спорят
раздраженными  голосами  о  том,  как  надо  воспитывать  ребенка.  То,  что
Лора-Луиза  и  Минни  Кастевет слишком стары,  чтобы  заботиться о  ребенке,
добавляет  заключительный мрачный мазок, и Розмари  впервые ощущает связь со
своим ребенком, когда говорит Лоре-Луизе, что та слишком  сильно раскачивает
"Энди" и что колесики колыбели нужно смазать.
     Заслуга Левина  в  том,  что сатира не уменьшает ужаса всей истории, а,
наоборот, усиливает его.  "Ребенок Розмари" - блестящее  подтверждение того,
что ужас и юмор  идут  рука  об руку  и что  отказаться от  одного  - значит
отказаться и от другого. Именно этот факт блестяще использовал Джозеф Хеллер
в "Уловке-22"  (Catch-22)  и Стенли Элкин в "Живом  конце" (The Living  End)
(который  можно  было  бы снабдить  подзаголовком  "Исследование жизни после
смерти").
     Кроме  сатирических  нитей, Левин  прошивает  свой роман нитями  иронии
("Это  полезно  для  здоровья,  дорогая",   -  говаривала  Старая  Ведьма  в
Комиксах).  В  начале  романа  Кастеветы приглашают  Ги  и  Розмари на обед;
Розмари  принимает  приглашение при  условии, что они  с  мужем  не создадут
хозяевам слишком много хлопот.

     - Дорогая, если бы вы нас потревожили, я бы  вас не просила, - ответила
миссис Кастевет. - Поверьте, я ужасно эгоистична.
     Розмари улыбнулась:
     - Терри мне говорила совсем другое.
     - Что ж, - с довольной улыбкой отозвалась миссис Кастевет, - Терри сама
не знала, что говорит.

     Ирония в том, что все сказанное Минни Кастевет - буквальная правда: она
на самом деле крайне эгоистична и Терри - которая была убита или покончила с
собой,  узнав,  что ее  собираются  использовать в  качестве  инкубатора для
ребенка Сатаны, - на самом  деле не знала, что говорит. Но она узнала. О да.
Хе-хе-хе.
     Моя жена,  воспитанная  в  католичестве,  утверждает,  что эта книга  -
религиозная  комедия,  с неожиданной  развязкой. Она  говорит, что  "Ребенок
Розмари" подтверждает все сказанное католической церковью о смешанных браках
- толку от них не бывает. Комедийный оттенок  осознается сильнее,  когда  мы
вспоминаем  о еврейском  воспитании  Левина  на  фоне христианских  обычаев,
использованных ковеном. В  этом свете  книга становится взглядом  на  борьбу
добра со злом типа не-обязательно-быть-евреем-чтобы-любить-Леви.
     Прежде  чем  покончить  с  вопросом  о  религии  и перейти  к  ощущению
паранойи,   которое,   кажется,  лежит   в  основе   всей  книги,  позвольте
предположить,  что хотя  Левин любит насмехаться,  это  не  значит,  что  он
насмешничает всегда. "Ребенок Розмари" был написан и опубликован в то время,
когда ураган "Бог-умер" бушевал в котле шестидесятых,  и книга рассматривает
вопросы веры просто, но глубоко и интересно.
     Можно сказать, что главная  тема "Ребенка Розмари" - городская паранойя
(в противоположность  паранойе  деревни  и  небольших  поселков, которую  мы
увидим в "Похитителях тел" Джека Финнея), но  можно сформулировать и другую,
тоже  очень важную,  тему:  ослабление религиозных убеждений открывает  щель
дьяволу  и в макрокосме  (вопросы  мировой веры),  и  в  микрокосме (цикл, в
котором Розмари переходит  от веры Розмари Рейли к неверию Розмари Вудхауз и
снова к вере, но  уже  в качестве  матери  своего  адского  ребенка).  Я  не
утверждаю, что  Левин верит в тезис пуритан - хотя,  насколько мне известно,
это  возможно.  Но я  утверждаю, что  этот  тезис дает ему точку  опоры,  на
которой построен  сюжет, и что он  честно относится к этой мысли и исследует
все ее возможности. В том религиозном  пути, который проходит Розмари, Левин
дает нам трагикомическую аллегорию веры вообще.
     Розмари и  Ги  начинают  совместную  жизнь  как  типичные  новобрачные;
несмотря на свои твердые католические  убеждения, Розмари предохраняется  от
беременности, и оба соглашаются на том, что будут иметь детей,  только когда
они сами - а не  Бог - решат, что готовы к  этому. После  самоубийства Терри
(или это было убийство?)  Розмари  снится сон, в котором старая  учительница
приходской школы сестра Агнес ругает ее за то, что она разбила окно, и из-за
этого школу сняли с  соревнований. Но со сном смешиваются реальные голоса из
соседней  квартиры  Кастеветов, и мы слышим, как устами сестры Агнес говорит
Минни Кастевет:

     "Любая!  Любая! -  говорила сестра  Агнес.  -  Она  должна  быть только
молодой, здоровой и  не девственницей.  Не обязательно было брать наркоманку
из  сточной канавы. Разве я не говорила об этом с самого начала? Любая. Если
только она молода, здорова и не девственница".

        "***"

     Этот эпизод со сном убивает сразу нескольких зайцев. Он забавляет нас -
правда,  веселье это довольно нервное и тревожное;  он дает  нам понять, что
Кастеветы  каким-то  образом  причастны  к смерти  Терри; он  намекает,  что
Розмари вступает в опасные воды. Возможно, эти вещи  интересны  лишь другому
писателю   -  скорее   разговор   двух  автомехаников,   обсуждающих   новый
четырехцилиндровый   карбюратор,   чем  классический   анализ,  -  но  Левин
справляется  со своей задачей  так  ненавязчиво, что мне  не  помешает взять
указку и ткнуть ею:
     "Вот!  Вот  здесь  он начинает  подбираться  к вам: это  точка входа, а
теперь он будет прокладывать путь к вашему сердцу".
     Однако самое важное в этом  абзаце  то, что  из-за сплетения сна и  яви
реальность приобрела  для  Розмари религиозный оттенок.  Минни Кастевет  она
отводит роль монашки.., и  так оно и есть, хотя монашка  эта служит большему
злу,  чем  сестра Агнес. Моя жена говорит еще, что один из основных догматов
католицизма,  на котором она взросла, таков: "Дайте нам  ваших  детей, и они
будут нашими  вечно". Туфелька  вполне подходит, и  Розмари  ее надевает. По
иронии судьбы поверхностное ослабление ее веры открывает дьяволу  дверь в ее
жизнь.., но именно  непреложное  основание  этой  веры  позволяет ей принять
"Энди" вместе с его рожками и всем прочим.
     Так разделывается Левин с религиозными  взглядами в микрокосме - внешне
Розмари  типичная современная  молодая  женщина, которая могла бы  сойти  со
страниц стихотворения Уоллеса  Стивенса  "Воскресное утро": когда она чистит
апельсины, звон церковных колоколов ничего  для нее не  значит. Но  под этой
оболочкой по-прежнему живет приходская школьница Розмари Рейли.
     С макрокосмом Левин управляется также - только шире.
     За  обедом,  которым  Кастеветы  угощают  Вудхаузов, разговор заходит о
предстоящем визите в Нью-Йорк Папы Римского. "Я пытался сделать  невероятное
<в  книге. - Примеч.  автора.>  правдоподобным,  - замечает  Левин,  -
вставляя реальные происшествия.  У меня лежали  пачки  газет  того  времени,
когда   происходит  действие  романа,  и  в  них  говорилось  о   забастовке
транспортников и о выборах Линдсея мэром. Когда решив по очевидным причинам,
что ребенок должен родиться 25 июня,  я стал  проверять, что случилось в  ту
ночь, когда Розмари зачала, знаете, что я обнаружил: визит Папы и  мессу  по
телевизору.  Говорите  после  этого  о  прозорливости!  С  этого  момента  я
почувствовал, что книга непременно получится".
     Разговор   Ги   с  Кастеветами   относительно   приезда  Папы   кажется
предсказуемым, даже банальным, но в нем излагается  именно та  точка зрения,
которую Левин считает ответственной за все происходящее:

     - Я слышала по телевизору, что он отложил визит и будет ждать окончания
забастовки, - сказала миссис Кастевет. Ги улыбнулся:
     - Что ж, это тоже шоу-бизнес.
     Мистер и  миссис Кастевет  рассмеялись,  и  Ги вместе с  ними.  Розмари
улыбнулась и разрезала бифштекс...
     Продолжая смеяться, мистер Кастевет сказал:
     - Вы совершенно правы! Именно шоу-бизнес!
     - Можете повторить, - отозвался Ги.
     -  Все  эти костюмы,  ритуалы,  - говорил мистер  Кастевет.  - В каждой
религии, не только в католицизме. Зрелище для невежественных.
     Миссис Кастевет сказала:
     - Мне кажется, мы задеваем Розмари.
     - Нет, нет, совсем нет, - ответила Розмари.
     - Вы не религиозны, моя дорогая? - спросил мистер Кастевет.
     - Меня воспитали  религиозной,  но теперь я агностик.  Я  не обиделась.
Правда.

     Мы  не сомневаемся, что  Розмари Вудхауз говорит искренне, но маленькую
приходскую  школьницу  Розмари  Рейли  эти слова  очень задели, и  для  нее,
вероятно, весь этот разговор выглядит святотатством.
     Кастеветы проводят очень своеобразное интервью, проверяя глубину веры и
убежденности Розмари и Ги;  они  раскрывают свое презрительное  отношение  к
церкви и священным предметам;  но,  утверждает Левин,  таковы взгляды многих
наших современников., не только сатанистов.
     Но он  также предполагает,  что  под этим  внешним  агностицизмом  вера
все-таки существует; поверхностное ослабление позволяет впустить дьявола, но
внутри все,  даже  Кастеветы,  нуждаются  в  христианстве,  потому  что  без
священного  нет   и   святотатственного.   Кастеветы,   кажется,   угадывают
существование  Розмари Рейли  под оболочкой  Розмари Вудхауз  и  в  качестве
посредника  используют  ее мужа,  Ги  Вудхауза,  настоящего  язычника.  И Ги
великолепно справляется с делом.
     Читателю  не  позволяют усомниться в том,  что  именно ослабленная вера
Розмари позволила дьяволу  проникнуть и ее жизнь. Ее сестра Маргарет, добрая
католичка, звонит  из  Омахи вскоре после того, как заговор Кастеветов начал
осуществляться. "У  меня  весь день очень странное чувство, Розмари. Будто с
тобой что-то случится. Какое-то несчастье".
     Розмари лишена такой способности  предвидеть  (предчувствие лишь слегка
касается ее во сне о сестре Агнес, говорящей голосом Минни Кастевет), потому
что она ее недостойна. А у добрых католиков, говорит Левин - и мы видим, как
он задорно подмигивает, - бывают и хорошие предзнаменования.
     Религиозный  мотив  проходит через  всю книгу,  и Левин  использует его
очень  искусно,  но, может  быть,  пора завершить  наше  обсуждение,  сказав
напоследок  кое-что  о  замечательном сне Розмари,  в котором  она  зачинает
ребенка.  Прежде  всего имеет значение  то, что  время, выбранное для этого,
совпадает с  приездом в  Нью-Йорк Папы. В мусс Розмари подложен наркотик, но
она  съедает  его  не весь.  В  результате она словно  во сне помнит о своей
встрече  с дьяволом,  но  подсознание  облекает эту  встречу в символические
образы. Реальность то мелькает, то исчезает, когда Ги готовит ее к встрече с
Сатаной.
     Во  сне  Розмари  видит  себя на  яхте  в  обществе  убитого президента
Кеннеди.  Присутствуют также  Джеки  Кеннеди,  Пэт Лоуфорд и Сара  Черчилль.
Розмари спрашивает Кеннеди, придет ли ее добрый друг Хатч (который старается
защитить Розмари, пока ковен не расправляется с ним; именно он предупреждает
Ги и Розмари, что Брэмфорд -  Плохое Место); Кеннеди с улыбкой отвечает, что
круиз "только для католиков". Об  этом Минни не  упоминала, но такой поворот
подкрепляет мысль о том, что ковен на самом деле интересуется только Розмари
Рейли. И  вновь  этот  интерес  кажется  святотатственным: духовная  связь с
Христом должна быть извращена, чтобы роды прошли успешно.
     Ги снимает с  Розмари обручальное кольцо, символически разрывая их брак
и одновременно становясь шафером наоборот; Хатч приходит с предупреждением о
непогоде  (а  что  такое  Хатч,  как  не  безопасная  клетка  для кроликов?)
<По-английски  hutch  означает   "клетка  для  кроликов".>.  Во  время
совокупления Ги сам становится дьяволом, и в конце сна мы снова видим Терри,
но на  этот  раз не  в  качестве  неудавшейся невесты  Сатаны, а в  качестве
жертвы, открывающей церемонию.
     В менее искусных  руках такой сон стал бы утомительным и дидактическим,
но Левин  излагает  его легко  и  стремительно, сжав все происходящее в пять
абзацев.
     И  все  же  самой  мощной  пружиной   "Ребенка  Розмари"  является   не
религиозная подтема, а тема городской паранойи. Конфликт между Розмари Рейли
и Розмари Вудхауз обогащает роман, но если книга вселяет в читателя ужас - а
мне кажется,  вселяет,  -  то  лишь потому,  что  Левин  искусно  играет  на
внутреннем ощущении паранойи.
     Ужас ищет слабые  места,  но разве внутренняя паранойя  не  есть  самое
слабое  место?  Во многих  отношениях  "Ребенок  Розмари" подобен  зловещему
фильму  Вуди  Аллена,  и  в этом  смысле  дихотомия  Рейли  -  Вудхауз  тоже
оказывается полезной. Розмари,  помимо того что она убежденная католичка под
своей тщательно выработанной космополитической агностической внешностью, еще
и девочка из маленького городка.., вы можете  забрать ее из деревни, но.., и
так далее, и так далее.
     Существует высказывание  - я бы с радостью назвал  его  автора, если бы
знал, - что идеальная паранойя - это идеальная информированность. В каком-то
безумном смысле история Розмари  свидетельствует о  такой информированности.
Читатель испытывает  паранойю раньше, чем она (например,  Минни  сознательно
затягивает  подачу  блюд на стол, чтобы  Роман успел  поговорить  с Ги - или
чтобы Ги проболтался - в другой комнате), и с каждой страницей наша паранойя
- и паранойя Розмари - все усиливается. Проснувшись наутро, она обнаруживает
царапины - словно следы от когтей - по  всему телу. "Не кричи, -  говорит ей
Ги, показывая коротко остриженные ногти. - Я их уже срезал".
     Вскоре  Минни  и Роман начинают свою  кампанию, цель которой  - убедить
Розмари воспользоваться услугами их акушера, знаменитого Эйба Сапирстейна, а
от  молодого врача,  которого она  посещает,  отказаться.  Не  делай  этого,
Розмари, хочется нам сказать ей, он один из них.
     Современная психиатрия учит нас, что нет разницы между  обычными людьми
и    параноидами-шизофрениками    в   Бедламе    <Известная    лондонская
психиатрическая  клиника;  в  переносном  смысле  -  любая   психиатрическая
лечебница.>; только  мы умудряемся держать  свои  безумные подозрения под
контролем,  а  они  -  нет;  такие  произведения,  как "Ребенок Розмари" или
"Похитители  тел"  Финнея,  словно  бы  подтверждают  эту  точку зрения.  Мы
говорили  о   том,  что  произведение  ужасов  использует  наш  страх  перед
нарушением нормы; мы рассматривали его как территорию табу, куда мы вступаем
со  страхом и  дрожью,  а  также  как  дионисиеву силу,  которая  может  без
предупреждения вторгнуться в  комфортное аполлониево статус-кво. Быть может,
все  произведения ужасов на самом деле говорят о страхе перед  беспорядком и
переменами, а в "Ребенке Розмари" нас охватывает ощущение, что  все начинает
неожиданно  искажаться, - мы не видим изменений, но чувствуем их. Мы  боимся
за  Розмари  потому,  что  она  кажется единственным нормальным человеком  в
городе опасных маньяков.
     Еще не дойдя и до середины романа, мы уже подозреваем всех - и в девяти
из десяти случаев оказываемся правы. Нам позволено попустительствовать своей
паранойе ради Розмари, и все наши ночные  кошмары радостно оживают. Я помню,
что, читая  роман в первый раз, я  заподозрил даже доктора Хилла,  приятного
молодого акушера, от которого Розмари  отказалась ради доктора  Сапирстейна.
Конечно,  Хилл не  сатанист.., он всего лишь отдал Розмари сатанистам, когда
она обратилась к нему за помощью.
     Если  романы  ужасов  способствуют   избавлению   от   более   обычных,
повседневных  страхов, то  "Ребенок  Розмари"  Левина отражает  и эффективно
использует весьма реальное ощущение городской паранойи, свойственное каждому
горожанину. В этой  книге вообще  нет  никаких  милых  соседей, и  все самое
худшее,  что  вы  можете  вообразить  относительно  рехнувшейся  старухи  из
квартиры 9-Б, непременно оказывается правдой. Подлинный триумф романа в том,
что он позволяет нам на некоторое время лишиться рассудка.

        "5"

     От паранойи  большого города к паранойе малого:  "Похитители тел" Джека
Финнея <Как  уже отмечалось,  в  римейке, снятом в  конце  70-х годов  по
роману  Финнея,  действие  происходит   в  Сан-Франциско,  и  в   результате
появляется  несколько  сцен,  очень напоминающих  те,  с которых  начинается
"Ребенок  Розмари" Полански.  Но  я считаю, что, перенеся  сюжет  Финнея  из
небольшого городка  с эстрадной  площадкой  в парке в  большой  город, Филип
Кауфман потерял  больше, чем приобрел.  - Примеч. автора.>. Вот  что  сам
Финней  пишет  об этой книге, опубликованной в  мягкой обложке издательством
"Делл" в 1955 году:

     "Книга..,  написана в начале  пятидесятых годов, и я  не  очень  хорошо
помню, как все это было. Помню  лишь, что  испытывал потребность  написать о
странном событии  или даже  о последовательности таких  событий в  небольшом
городке;  о  чем-то  необъяснимом.  Вначале мне пришло в голову, что  машина
собьет собаку и окажется, что часть ее скелета - из нержавеющей стали; кости
и сталь срослись, стальная  нить проникает в кость и кость  в сталь, так что
совершенно ясно, что  они  росли  вместе. Но эта мысль ничего мне не дала...
Помню, как  написал первую  главу - в том виде, в каком она напечатана, если
мне  не изменяет  память, - в  которой люди  начинают жаловаться, что  некий
близкий  им человек на самом деле оказывается самозванцем.  Тогда  я  еще не
знал, к  чему это  приведет. Но, обдумывая  эту  идею, пытаясь заставить  ее
работать,  я  наткнулся  на научную теорию, согласно  которой  объекты могут
передвигаться в космическом  пространстве под давлением световых лучей и что
таким образом может  переноситься спящая жизнь.., и вот  из этого постепенно
получилась книга.
     Меня  самого  никогда  не  удовлетворяло  собственное объяснение  того,
почему предметы, похожие на сухие листья, начинают напоминать людей, которым
они  подражают;  мне  казалось  тогда  и  кажется  сейчас,  что  это  слабое
объяснение, но ничего лучше я придумать не смог.
     Я  знаком с многими толкованиями  этой  истории, и  они меня забавляют,
потому  что  никакого  особого смысла в  ней  нет; я  просто  хотел развлечь
читателя  и никакого дополнительного  значения в сюжет не вкладывал.  Первая
киноверсия книги следует  ей  очень точно,  за исключением глупого финала; и
меня  всегда  забавляла  уверенность  создателей  фильма,  что они  передают
какую-то идею.  Если и  так, то  это  гораздо  больше,  чем сделал я сам,  а
поскольку они  очень  точно  следовали книге,  мне  непонятно, откуда  могла
взяться  эта идея. И  когда  эту  идею  определяли, она мне  всегда казалась
глуповатой. Мысль о  том, будто можно написать целую книгу ради  того, чтобы
доказать, что  плохо бы