появлялись такие романы, как "Невероятно
уменьшающийся человек" Ричарда Матесона или "У кромки бегущей  воды" Уильяма
Слоана (William Sloan, Edge of Running Water),  напоминая  нам, что жанр все
еще  жив  (хотя  даже  мрачное  повествование Матесона о  схватке человека с
гигантским  пауком  -  прекрасный  образец  жанра  ужасов   -   в  то  время
рекламировался  как  научная  фантастика), но  мысль  о том, чтобы выпустить
бестселлер в этом жанре, высмеяло бы любое издательство.
     Как и в кинематографе, золотой век литературы о странном миновал в 30-е
годы, а  до  того  влияние и  качество (не  говоря  уже о  тираже) "Странных
рассказов", которые печатали  Кларка Эштона  Смита, молодого  Роберта Блоха,
доктора Дэвида  Келлера  и, конечно же,  короля ужасов XX  века, мрачного  и
причудливого Г.Ф. Лавкрафта, достигли небывалого уровня. Не стану оскорблять
тех,  кто   на   протяжении  пятидесяти  лет   следил  за  развитием  жанра,
утверждением, что ужасы в 40-е  годы исчезли совсем; на  самом  деле это  не
так. Покойный Август Дерлет основал в то время издательство "Аркхем Хаус", и
оно, это издательство, с 1939 по 1960 год опубликовало произведения, которые
я считаю  важнейшими для  развития  жанра: "Аутсайдер"  (The Outsider) и "За
стеной  сна" (Beyond the  Wall of  Sleep)  Г.Ф. Лавкрафта, "Джамби" (Jumbee)
Генри  С. Уайтхеда, "Открыватель  пути" (The Opener  of the Way) и "Приятных
снов" (Pleasant Dreams) Роберта Блоха.., и "Темный карнавал" (Dark Carnival)
Рэя Брэдбери, сборник удивительных  и  вселяющих ужас  рассказов об  области
мрака, которая таится сразу за порогом нашего привычного мира.
     Но Лавкрафт  умер  до  Перл-Харбора;  Брэдбери начал  все  чаще  и чаще
обращаться к лирической стороне своего таланта  (и только  после  этого  его
произведения  стали принимать  такие  журналы  мейнстрима,  как "Коллиер"  и
"Сатердей ивнинг пост");
     Роберт  Блох принялся писать рассказы  саспенса и, используя все,  чему
научился  за   первые  два  десятилетия   своей  карьеры   писателя,  создал
превосходные романы, уступающие только романам Корнелла Вулрича.
     Во время войны и сразу после нее жанр ужасов переживал упадок. Время не
было к нему  благосклонно. Это был  период стремительного развития  науки  и
рационализации -  и то, и другое быстро  развивается  в атмосфере войны, - а
кроме  того, это время стало  тем,  что  любители  называют  "золотым  веком
научной  фантастики".  Пока "Странные  рассказы"  угрюмо  продолжали держать
прежний курс, хотя  вряд ли  собирали при  этом миллионы  читателей (пытаясь
остановить падение тиража, в середине пятидесятых журнал перейдет от прежних
кричащих обложек  к  среднему формату -  формату дайджеста),  рынок  научной
фантастики  расцвел, произвел  на свет  десяток запомнившихся всем любителям
фантастики журналов и  создал почву для появления таких  имен, как Хайнлайн,
Азимов,  Кэмпбелл  и  Дель Рей; а  это  имена хотя и  не выбитые золотом  на
граните,   но,  во  всяком  случае,  хорошо  знакомые   постоянно  растущему
сообществу  фэнов,  безраздельно  преданных  ракетным кораблям,  космическим
станциям и неизменным лучам смерти.
     Итак,  жанр  ужасов  томился в темнице примерно до  1955 года. Время от
времени  он  гремел  цепями, но  особого  волнения  не вызывал.  И  вот  два
человека, Сэмюэль З. Аркофф  и Джеймс  Николсон,  с  трудом спустились в эту
темницу  и обнаружили в ней ржавеющую  денежную  машину.  До  того Аркофф  с
Николсоном занимались распространением фильмов; поскольку в  те времена кино
снимали все кому не лень, они тоже решили попробовать.
     Люди  осведомленные  предсказывали  скорый   крах  этого   предприятия.
Смельчакам  говорили, что они пускаются в открытое  море в свинцовой  лодке:
ведь  наступает  век телевидения.  Осведомленные  люди видели будущее, и это
будущее принадлежало Дагмар <Известная  актриса 50-х годов; настоящее имя
Virginia  Egnor.>  и  Ричарду  Даймонду,  частному  детективу   <Герой
телесериала  1957-1960  гг.,  частный  детектив,  бывший   полицейский.>.
Заинтересованные лица (а таковых  было  очень  немного) единогласно пришли к
выводу, что Аркофф и Николсон быстро лишатся последней рубашки.
     Однако на протяжении следующих двадцати пяти лет  компания, которую они
основали,  - "Американ интернешнл  пикчерз" -  АИП  (сейчас  она принадлежит
одному Аркоффу: Джеймс Николсон умер несколько лет назад), была единственной
крупной американской  кинокомпанией, которая устойчиво получала прибыли. АИП
выпустила  немало  фильмов,  но  все  они  были ориентированы  на молодежную
аудиторию;  среди фильмов этой компании есть такие сомнительные шедевры, как
"Товарный  вагон  Берта"  (Boxcar  Bertha), "Кровавая мама"  (Bloody  Мата),
"Стриптизерша"   (Dragsfrip   Girl),   "Путешествие"   (Trip),   "Диллинжер"
(Dillinger) и  бессмертное  "Бич Бланкет Бинго"  (Beach  Blanket  Bingo). Но
наибольшего успеха компания достигла в фильмах ужасов.
     Почему эти картины АИП стали классикой жанра? Да потому,  что они  были
очень просты, сняты наспех и  так  по-любительски, что иногда кажется, будто
видишь тень от  микрофона в кадре или замечаешь баллоны акваланга под чешуей
подводного чудища (как в "Нападении гигантских пиявок" (Attack  of the Giant
Leeches)).  Сам Аркофф  вспоминает, что к началу съемок  у  них редко  бывал
готовый  сценарий;  часто деньги  вкладывались  в  проект  исключительно  на
основании  названия, которое показалось удачным в коммерческом  смысле, как,
например,  "Ужас  из пятитысячного  года" (Terror from  the Year  5000)  или
"Пожиратели мозга" (The Brain  Eaters) -  то  есть чего-то такого, что будет
хорошо выглядеть на рекламных плакатах.
     Но, каковы бы ни были причины, результат получился отличным.

        "3"

     Ну, давайте эту тему на время оставим. Поговорим о чудовищах.
     Что именно есть чудовище?
     Начнем с того, что  любая история об ужасном, как  бы примитивна она ни
была, по своей природе аллегорична. Автор  рассказывает нам,  как пациент на
кушетке  психоаналитика, что-то одно,  в то  время как это  означает  совсем
другое.  Я  не  утверждаю,   что  жанр  ужаса  сознательно  аллегоричен  или
символичен: это был бы уровень искусства, которого достигают очень немногие.
Недавно в Нью-Йорке прошла ретроспектива фильмов АИП; ретроспективный  показ
предполагает  достаточно  высокий   уровень  искусства,  но  фильмы  эти  по
преимуществу  -  дешевка.  Они будят  сладкую ностальгию, но  тот,  кто ищет
подлинную  культуру,   должен  поискать  где-то  в  другом  месте.  Абсурдно
полагать, что Роджер Корман неосознанно создавал искусство, снимая за четыре
дня фильм с бюджетом в 10 тысяч долларов.
     Аллегория присутствует здесь лишь потому,  что она  задана заранее,  ее
невозможно избежать. Ужас притягивает нас, потому что позволяет символически
выразить то, что  мы боимся сказать прямо; он дает  нам возможность проявить
эмоции,   которые  в  обществе  принято  сдерживать.   Фильм  ужасов  -  это
приглашение  порадовать  себя  нестандартным,  антиобщественным поведением -
беспричинным насилием, осуществлением тайных мечтаний о власти -  и получить
возможность  выразить  свои  самые  глубинные страхи.  Кроме того -  и  это,
возможно,  важнее  всего  остального,  -  роман или фильм  ужасов  позволяет
человеку   слиться  с  толпой,   стать  полностью   общественным  существом,
уничтожить чужака. Это было проделано в буквальном  смысле в непревзойденном
рассказе Ширли Джексон "Лотерея" (The  Lottery), где  концепция чужака - это
символ, созданный всего лишь черным кружочком на клочке бумаги. Зато в граде
камней, которым  заканчивается рассказ, нет ничего символического; и ребенок
жертвы тоже швыряет их, а мать умирает, крича;
     "Это несправедливо! Несправедливо!"
     И не случайно рассказы ужасов обычно кончаются поворотом сюжета в стиле
О'Генри - поворотом, который  ведет прямиком в ствол шахты. Когда мы беремся
за страшную книгу или смотрим фильм ужасов,  мы снимаем  привычную шляпу под
названием  "хеппи-энд".  И  ждем,  когда нам  скажут то,  о  чем мы  и  сами
подозреваем:  что все кончается плохо. В большинстве случаев рассказы ужасов
не обманывают этого ожидания, и не думаю, что,  когда Кэтрин  Росс в  финале
"Степфордских жен" становится  жертвой Степфордской мужской  ассоциации  или
когда  в  заключительной  сцене  "Ночи  живых  мертвецов"  чернокожий  герой
погибает  от  пули тупого  копа,  кто-нибудь  по-настоящему удивляется.  Как
говорится, таковы правила игры.
     А чудовищность? Как быть с этим правилом? Что мы можем извлечь из него?
И  если не  дадим  определения, сумеем ли привести примеры? Это, друзья мои,
взрывоопасная штука.
     Что  насчет  уродов  в цирке?  Что вы  скажете об  этой  жуткой ярмарке
отклонений от  нормы,  которую показывают нам в  ярких  лучах прожекторов? О
Ченге  и  Енге,  знаменитых  сиамских  близнецах?  Многие  люди  считали  их
чудовищами своего времени, но тех, кто полагал, что еще чудовищнее тот факт,
что у  каждого из них собственная интимная жизнь, было гораздо больше. Самый
язвительный - а порой и  самый забавный - американский карикатурист, парень,
которого  звали  Родригес, использовал  все, что только  можно  придумать  о
сиамских  близнецах,  в своей серии "Братья  Эзоп"  в  "Нэйшнл лампун";  нас
тыкали носом во все, что касается этих людей, на всю  жизнь соединенных друг
с другом:  сексуальная жизнь,  туалет, любовные отношения, болезни. Родригес
использовал все, что только  можно подумать  о  сиамских  близнецах.., и это
были  иллюстрации  к  вашим  мрачнейшим предположениям.  Конечно, это дурной
вкус,  но  критика с  этой  точки  зрения все равно  остается  бессильной  и
напрасной - прежде чем вернуться в спокойные воды американского  мейнстрима,
старый  "Нэйшнл  инкуайрер"  печатал  снимки   разорванных  на  куски  жертв
автокатастроф и собак, грызущих оторванные человеческие головы, но  при этом
в дрожь бросало  весь мир  <И  все же  в старом добром  "Инкуайрере"  еще
теплится  жизнь!  Я покупаю  его, если  там обещан яркий рассказ об  НЛО или
что-нибудь о снежном человеке, но пролистываю страницы в медленно движущейся
очереди к кассе супермаркета, как правило, в поиске таких проблесков дурного
вкуса, как репортаж о вскрытии Ли  Харви  Освальда с фотографиями или снимок
Элвиса Пресли в  гробу. Хотя все это,  конечно, лишь бледная тень материалов
"Инкуайрера" прежних дней: "МАМА ВАРИТ ЛЮБИМУЮ СОБАЧКУ И КОРМИТ ЕЮ ДЕТЕЙ". -
Примеч. автора.>.
     А настоящие ярмарочные уродцы? Можно их отнести  к чудовищам? Карликов?
Лилипутов?  Бородатую  женщину?  Толстую женщину?  Человека-скелета? В жизни
каждого был момент, когда он стоял с хот-догом или пачкой попкорна в руке на
утоптанной тысячами ног и усеянной соломой площадке, а зазывала тем временем
соблазнял зрителей; обычно при этом один из уродцев присутствовал в качестве
образца: толстая  женщина в детской розовой юбочке, мужчина, татуированный с
головы до ног, вокруг шеи  которого  обернулся, как виселичная  петля, хвост
дракона,  или  другой,  без  остановки  глотающий  гвозди,  куски  металла и
электрические  лампочки. Быть  может, немногие из  нас  поддались  искушению
выложить двадцать пять или пятьдесят центов, чтобы зайти внутрь и увидеть их
всех  плюс  неизменных  двухголовых телят или  эмбриона  в бутылке  (я  пишу
рассказы ужасов с восьми лет, однако ни  разу  не был на ярмарке уродов), но
почти  все  его испытали.  Бывают  ярмарки,  где  самого страшного  урода не
показывают, держат в темноте, словно какое-то проклятое существо из девятого
круга Дантова ада, потому что демонстрировать его запрещено с 1910 года; его
держат в яме,  одетым в  лохмотья.  Это  дикий человек, и, доплатив один-два
доллара,  вы  можете  постоять  на краю ямы и посмотреть,  как он откусывает
голову живому  цыпленку и  глотает ее. А обезглавленный цыпленок  продолжает
биться в его руках.
     В уродах  есть  что-то притягательное,  но  в  то же время  пугающее  и
запретное,  и  потому  единственная  серьезная попытка  сделать  их  главным
сюжетным элементом фильма кончилась тем, что фильм  быстро сошел с  экранов.
Речь  идет о фильме "Уроды" (Freaks), снятом Тодом Браунингом в 1932 году на
МГМ.
     "Уроды" -  это  история о Клеопатре, красавице акробатке, которая вышла
замуж  за карлика. Сердце  у нее черное, как  полночь в угольной шахте. И не
карлик  интересует ее,  а  его деньги. Подобно  паукам-людоедам  из  будущих
комиксов,  Клео вскоре заманивает в  свои  сети другого мужчину - Геркулеса,
ярмарочного силача. Как и Клеопатра, Геркулес красив, но  наши симпатии - на
стороне  уродцев. Эти  двое красавцев начинают потихоньку травить маленького
мужа  Клео.  Узнав  об  этом,  остальные  уроды  мстят, и месть  их  ужасна.
Геркулеса  убивают (говорят, что по первоначальному замыслу  его должны были
кастрировать), а  прекрасная  Клеопатра  превращается  в  бородатую женщину,
покрытую перьями и безногую.
     Браунинг сделал ошибку, сняв в фильме настоящих уродов:
     В  обществе  ужаса мы  чувствуем себя относительно спокойно, лишь  пока
видим  молнию  на  спине  чудовища  и  понимаем,  что   все  это  понарошку.
Кульминационный  момент  "Уродов" -  это  когда Живой Торс,  Безрукое Чудо и
сестры Хилтон - сиамские близнецы -  вместе с прочими скользят и хлюпают  по
грязи вслед  за  кричащей  Клеопатрой - это для зрителя  уже  чересчур. Даже
безропотные   кинотеатры   МГМ,  получившие   право  проката  этого  фильма,
отказывались  его демонстрировать,  и  Карлос  Кларенс  в  "Иллюстрированной
истории фильмов ужасов" (Illustrated History of the  Horror Film) (Каприкорн
Букс, 1968) говорит,  что во время единственного сеанса в Сан-Диего "женщина
с криком побежала по проходу". Фильм настолько урезали, что один критик даже
пожаловался: он не  понимает,  что смотрит. Далее Кларенс  сообщает,  что  в
течение тридцати лет фильм был запрещен в Соединенном Королевстве, в стране,
которая, наряду с прочим, дала  миру Джонни Роттена <Соло-гитарист, автор
текстов  и  основной  вокалист  английской  группы  "Секс  пистолз";  группа
считается основателем стиля "панк-рок".>,  Сида Визиуса  <Бас-гитарист
той  же группы, покончил с собой  в возрасте 21 года.>, "Хнычущее дерьмо"
<Snivelling  Shits   -   панк-рок-группа.>  и   замечательный   обычай
"паки-бэшинг"  <Неонацистские банды бритоголовых преследовали иммигрантов
азиатского происхождения, и это называлось у них "паки-бэшинг".>.
     Сейчас  "Уродов"  иногда   показывают  по  кабельному  телевидению,  и,
возможно, после выхода этой книги они появятся  на видеокассетах.  Но вплоть
до  настоящего  времени  фильм вызывает жаркие  споры  среди любителей жанра
ужасов - и хотя многие о нем слышали, своими глазами его мало кто видел.

        "4"

     Оставив  на  время  уродцев, подумаем, что  еще  мы  считаем  настолько
ужасным,  чтобы  обозвать  древнейшим на  земле бранным словом?  Причудливые
злодеи Дика  Трейси <Персонаж  газетных комиксов, теле-  и  киносериалов,
знаменитый детектив, вечный  борец в войне добра против зла.>, из которых
самым ярким примером может  послужить Флайфейс, и  главный враг Дона Уинслоу
Скорпион,  у которого настолько  жуткое лицо,  что он прячет его  под маской
(хотя иногда снимает ее,  чтобы поразить противников), и, говорят, служители
зла тут же падают замертво от  сердечного  приступа, испуганные буквально до
смерти. Насколько мне известно, ужасная тайна закрытого лица Скорпиона так и
не была  открыта  (прошу  прощения  за  каламбур, хе-хе),  но  неустрашимому
коммандеру  Уинслоу однажды  удалось открыть лицо дочери  Скорпиона  - у нее
оказалось  застывшее  мертвое  лицо  трупа.   Эта  информация  доводится  до
затаивших дыхание читателей курсивом - застывшее мертвое лицо трупа! - чтобы
усилить впечатление.
     "Новое   поколение"   чудовищ   из  комиксов,   пожалуй,  лучше   всего
представляют те, что  созданы Стеном  Ли в  "Удивительных комиксах",  где на
каждого супергероя, такого,  как  Спайдермен или Капитан Америка, приходятся
десятки уродливых существ:  доктор Октопус (известный детям  всего читающего
комиксы мира как  Док Ок), чьи руки усилены чем-то похожим на движущийся лес
убийственных  шлангов от  пылесоса;  Сэндмен,  похожий на шагающую  песчаную
дюну;  Стервятник; Стер-гон; Ящер;  и самый  страшный из них  - доктор  Рок,
который  был так изуродован в процессе поиска  запретных знаний,  что теперь
напоминает большого звякающего киборга  в зеленой шляпе; он  смотрит на  мир
сквозь  разрезы  глазниц,  похожие  на  бойницы  средневекового  замка, и  в
буквальном   смысле   слова   обливается  потом.  Супергерои  с   элементами
чудовищности  во  внешности выглядят  менее выносливыми. Правда, мой любимец
Пластиковый Человек (которого всюду  сопровождает его удивительный  чокнутый
приятель  Вузи  Уинкс) никогда  не теряет сил, Рид Ричарде из Фантастической
Четверки  похож  на него,  а  его ближайший помощник Бен Гримм (по  прозвищу
Тварь) смахивает на застывший  поток лавы, но  это скорее исключения, нежели
правило.
     До  сих пор мы говорили о  ярмарочных  уродах и о карикатурах,  которые
можно иногда встретить  в разделах юмора, теперь давайте немного приблизимся
к сути. Спросите себя, что вы считаете чудовищным или ужасным в повседневной
жизни?  Только не делайте  этого, если вы  врач  или медсестра:  этим  людям
приходится часто сталкиваться с отклонениями от нормы, и  они привыкли их не
замечать; почти то же самое можно сказать о полицейских и барменах.
     Ну а все остальные?
     Возьмем полноту.  Насколько толстым должен стать человек, чтобы перейти
черту  и превратиться  в чудовище? Уж  конечно, не настолько,  как  женщина,
посещающая  "Лейн Брайант"  <Сеть магазинов  женской одежды нестандартных
размеров.>, или мужчина, который покупает себе костюмы  в  магазинах  для
толстяков. А если он уже не может ходить в  кино  или на концерт, потому что
его ягодицы не умещаются на одном кресле?
     Вы понимаете, что я говорю  о полноте не в медицинском или эстетическом
смысле  и  не покушаюсь на  "право  быть  толстым"; я  говорю не  о женщине,
которую вы  встретили на деревенской дороге, когда она  в летний день ходила
за  почтой:  ее  гигантские   ягодицы  втиснуты  в  брюки,  щеки  отвисли  и
раскачиваются, живот выпирает из-под незастегнутой белой блузы, как тесто; я
говорю о той точке,  где излишек веса переходит границы нормы и превращается
в  нечто  такое,  что,  независимо  от того,  морально  это  или  аморально,
притягивает  ваш  взгляд,  покоряет  его. Я рассуждаю о вашей -  или  моей -
реакции на тех огромных людей, глядя  на которых мы начинаем гадать, как они
совершают обычные человеческие действия: проходят в дверь, садятся в машину,
звонят  домой  из  телефонной будки,  наклоняются,  чтобы  завязать  шнурок,
принимают душ и так далее.
     Вы можете сказать  мне: Стив, ты  опять говоришь о  ярмарке - о толстой
женщине  в  девчоночьей  розовой  юбке, о  близнецах,  ставших  бессмертными
благодаря  Книге  рекордов  Гиннесса:  они  уезжают от  камеры на  крошечных
моторных скутерах, и их ягодицы торчат по обе  стороны, словно оживший сон о
невесомости. Но на самом деле я веду речь не  об этих людях, которые живут в
своем  особом  мире,  где  совсем  иные  представления  о  норме:  насколько
уродливым вы будете  себя  чувствовать, даже если  весите пятьсот  фунтов, в
обществе  лилипутов,  живых  скелетов  и  сиамских  близнецов? Норма  -  это
социологическая концепция. Есть старый анекдот  о  двух африканских лидерах,
которые встречаются с Кеннеди, а потом возвращаются домой на одном самолете.
Один  из  них говорит другому:  "Кеннеди! Что за  нелепое  имя!" Аналогичный
эпизод  есть   в  "Сумеречной  зоне"   (в  "Глазах   наблюдателя");   в  нем
рассказывается  об ужасающе  уродливой женщине, кото