omas  Covenant the Unbeliever)  или  Фродо в  эпопее  Толкина  о  Кольцах
Всевластия), либо утрачивающие силу и обретающие ее вновь, как  Скотт Кери в
"Невероятно уменьшающемся человеке".
     Как  мы уже отмечали,  произведения  ужаса -  это  небольшой  кружок  в
гораздо более  широком круге всей  фэнтези,  а  что такое  фэнтези,  как  не
истории о колдовстве? А что  такое  истории  о колдовстве, как не рассказы о
силе? Одно  определяет другое.  Сила есть волшебство; сила есть возможность.
Противоположность  возможности  -  импотенция, бессилие,  а  бессилие  - это
утрата  волшебства.  Бессилия  нет  в романах "меча  и магии", нет  ее  и  в
историях о Бэтмене, Супермене и  Капитане Чудо, которые мы читаем в детстве,
прежде чем перейти к более серьезной литературе  и более широкому взгляду на
жизнь.  Главная  тема  фэнтези не магия и владение ею (будь оно  так, героем
толкиновской тетралогии был бы не  Фродо, а Саурон); на самом деле она - так
мне  по  крайней  мере представляется - поиски  магии и выяснение,  как  она
действует.
     Возвращаясь к  роману Матесона,  скажем, что  уменьшение само  по  себе
очень  привлекательная концепция,  не правда ли?  В  голову  сразу  приходит
множество  символов, и  почти все они  вращаются  вокруг силы  и  бессилия -
полового или любого  другого. В  книге Матесона  уменьшение наиболее  важно,
потому что  вначале Скотт Кери  считает  размер  синонимом силы, потенции..,
волшебства. Но вот он начинает  уменьшаться и постепенно утрачивает и то,  и
другое, и третье.., пока не меняется его точка зрения. Его реакция на утрату
силы, потенции и волшебства, как правило, - слепой гнев:

     " - Что, по-вашему, я должен делать? - взорвался он. - Позволить играть
с  собой? О, вы  не  были там,  вы не  видели!  Все  равно что дети с  новой
игрушкой. Уменьшающийся человек. Боже милосердный, уменьшающийся человек! Их
проклятые глаза вспыхивают..."

     Подобно  постоянным возгласам Томаса  Ковенанта  "К черту!"  в трилогии
Дональдсона,  гнев Скотта не маскирует бессилие, а  лишь подчеркивает его, и
именно ярость Скотта делает характер  этого  персонажа  таким  интересным  и
правдоподобным.  Он  не Конан,  не  Супермен  (Скотт  потерял  много  крови,
выбираясь  из   своей  тюрьмы-подвала,  и,  наблюдая  за  его  лихорадочными
попытками  выбраться оттуда,  мы начинаем  подозревать,  что  он  наполовину
безумен) и не  Док  Сэвидж. Скотт не всегда знает,  что ему делать. Он часто
ошибается, и когда ошибается, ведет себя так же,  как, вероятно, большинство
из нас: раздражается и капризничает, как взрослый ребенок.
     В сущности, если рассматривать уменьшение Скотта как символ неизлечимой
болезни  (развитие любой неизлечимой болезни включает в себя потерю сил), мы
увидим рисунок, хорошо знакомый психологам.., только они этот рисунок опишут
на несколько лет позже. Скотт почти точно следует этому курсу - от недоверия
к  гневу,  затем  к депрессии  и,  наконец, к  финальному  признаний.  Как у
ракового больного: медицинское заключение  - это  признание неизбежного, но,
возможно, открывающее  новые  пути к  волшебству. И у  Скотта, как у  многих
неизлечимо  бальных, это признание  неизбежного сопровождается  своего  рода
эйфорией.
     Мы можем понять стремление Матесона использовать принцип ретроспективы,
чтобы быстрее добраться до сути, но невольно задумываемся, что было бы, если
бы  его  рассказ  строился в  хронологической  последовательности.  Мы видим
несколько отделенных друг  от друга  эпизодов,  в которых  Скотт  утрачивает
силу:  в  одном  случае его  преследуют  подростки,  принимая  за маленького
ребенка;  в другом  -  подвозит  мужчина, оказавшийся  гомосексуалистом.  Он
начинает ощущать растущее неуважение  со стороны своей дочери Бет; отчасти в
этом виновата  идея о  том, что "сильный всегда прав", - идея, которая почти
всегда незаметно, но влиятельно присутствует в отношениях самых просвещенных
родителей и детей (можно сказать также, что "сила дает власть" или что "сила
творит волшебство"), но главным образом потому, что Бет приходится постоянно
пересматривать  свое  отношение  к  отцу,  который,  прежде чем оказаться  в
подвале, живет  в кукольном  домике. Можно  даже представить себе, как Бет в
дождливый день приглашает подруг поиграть с ее папочкой.
     Но самые  тяжелые проблемы возникают у Скотта с его женой  Лу. Проблемы
личные и сексуальные,  и я  думаю, что большинство  мужчин, даже в наши дни,
наиболее полно  отождествляют  силу и  волшебство  с  сексуальной потенцией.
Женщина не  хочет,  но может; мужчина  хочет,  но вдруг обнаруживает, что не
может.  Дурные новости. И когда Скотт  становится ростом в  четыре фута один
дюйм,   он  возвращается  домой   из   больницы,   где  проходил   различные
обследования,  и  оказывается  непосредственно  в ситуации,  где  болезненно
очевидна утрата сексуального волшебства:

     "Луиза с улыбкой посмотрела на него.
     - Ты выглядишь таким приятным и чистеньким, - сказала она.
     Слова ее были обычными, и выражение лица тоже, но  неожиданно он  остро
почувствовал свой рост. Губы дернулись в подобии улыбки, он подошел к дивану
и сел рядом с ней, но сразу же пожалел об этом.
     Она принюхалась.
     - М-м-м, как ты приятно пахнешь, - сказала она.
     - А ты приятно выглядишь, - ответил он. - Ты прекрасна.
     - Прекрасна? - Она нахмурилась. - Только не я. Он неожиданно наклонился
и поцеловал  ее в теплую шейку. Она подняла левую  руку и медленно погладила
его по щеке.
     - Такая приятная и гладкая, - прошептала она.
     Он сглотнул.., неужели она говорит с ним, как с ребенком?"

     Несколько минут спустя:

     "Он медленно выдохнул через нос.
      - Думаю.., это было бы нелепо... Похоже на...
     - Милый, пожалуйста. - Она не позволила ему закончить. - Не надо делать
вещи хуже, чем есть на самом деле.
     - Посмотри на меня, - сказал он. - Разве может быть еще хуже?"

     Позже мы  видим,  как  Скотт подглядывает  за  девушкой, которую  Луиза
наняла,  чтобы  присматривать за Бет. В  серии комически-ужасных  сцен Скотт
превращает прыщавую толстушку в  какую-то мастурбирующую богиню мечты.  Этим
возвратом к раннему бессильному подростковому состоянию  Матесон показывает,
как много сексуального волшебства утратил Скотт.
     Но несколько  недель  спустя на ярмарке  - в этот момент Скотт ростом в
полтора фута - он встречает Клариесу, карлицу, участвующую в шоу уродов. И в
этой встрече мы видим глубокую убежденность Матесона  в том, что  утраченное
волшебство может быть вновь обретено, что оно существует на многих уровнях и
становится объединяющей силой, которая  делает макрокосм  и микрокосм чем-то
единым. При первом знакомстве Скотт несколько выше Клариссы, и в ее трейлере
он  обретает мир, в котором снова присутствует перспектива. Это окружение, в
котором он вновь может убедиться в своей силе:

     "Дыхание  перехватило.  Это его  мир, его  собственный  мир  - стулья и
диван,  на которых  он может сидеть, не боясь утонуть; стол, рядом с которым
он может встать и протянуть руку, а не проходить под ним; лампы,  которые он
может  включать и  выключать, а  не стоять  под ними  беспомощно, словно это
деревья".
     И -  почти нет необходимости говорить  об этом  - он  вновь обретает  и
сексуальное волшебство, в эпизоде одновременно патетичном и трогательном. Мы
знаем, что он утратит и его, уйдет с уровня Клариссы  и она станет  для него
гигантом,  и  хотя  эпизод несколько смягчен принципом ретроспекции,  тем не
менее  утверждение  сделано: то, что  можно найти единожды,  можно  найти  и
вторично, и этот эпизод с Клариссой наиболее отчетливо оправдывает странный,
но поразительно мощный финал романа: "...Он подумал: если природа существует
на бесконечном  количестве  уровней, то и разум должен существовать  тоже на
бесконечном количестве уровней...  И Скотт  Кери углубился в свой новый мир,
продолжая поиск".

     И мы  искренне надеемся, что его не проглотит первый же садовый слизняк
или попавшаяся на пути амеба.
     В  киноверсии, сценарий которой  тоже  написал Матесон,  заключительные
слова Скотта  - торжествующее "Я все еще существую!" - он произносит на фоне
несущихся туманностей и взрывающихся галактик. Я спросил Матесона, что это -
религиозные  коннотации или, возможно,  отражение  возникающего  интереса  к
жизни после  смерти (эта тема  выходит на первый план в  последующих  книгах
Матесона, например "Адский дом" (Hell House) и "Что может  присниться" (What
Dreams May  Come)). Матесон ответил:  "Я думаю,  заключительные слова Скотта
Кери утверждают наличие  континуума  между  макрокосмом и микрокосмом, а  не
между жизнью и жизнью после смерти. Любопытно, что тогда я едва не приступил
к работе над сценарием "Фантастического путешествия", которое хотела снимать
"Коламбия". Но у меня ничего не вышло, потому что там нужны были технические
подробности, а я предпочитаю иметь дело  с образами, но  это  было бы своего
рода продолжение "Невероятно уменьшающегося  человека"  - в микроскопическом
мире, с ружьем и лучом".
     В  целом  можно  сказать,  что  "Невероятно  уменьшающийся  человек"  -
произведение на классическую  тему выживания; здесь, в сущности, есть только
один  образ,  и  проблемы  героя  элементарны:  пища,  убежище,  уничтожение
Немезиды (дионисиевой силы в аполлониевом мире подвала  Скотта). Вне всякого
сомнения,  это  книга  и  о сексе,  но гораздо более глубокая, чем издания в
бумажных  обложках  50-х годов  в  стиле  "трам-бам-спасибо-мадам".  Матесон
сыграл  важную роль в  борьбе  писателей-фантастов за  право  реалистично  и
чувственно писать о сексуальных проблемах; в той же самой борьбе (а это была
настоящая битва)  участвовали Филип  Хосе  Фармер,  Харлан Эллисон  и Теодор
Старджон - возможно,  самая значительная фигура в  этом списке.  Сейчас  уже
трудно представить, какой шум поднялся из-за заключительных страниц "Немного
твоей крови"  (Some  of Your Blood) Старджона, на  которых с  исключительной
точностью описано, как вампир получает свое продовольствие ("Луна  полная, -
тоскливо и одновременно пугающе пишет он своей подруге в последнем абзаце, -
и  мне хотелось бы немного твоей крови"), но  шум  был, можете мне поверить.
Конечно, хотелось  бы, чтобы  Матесон  не так серьезно отнесся к сексуальной
проблематике,  но, учитывая  время,  в  которое  она  была  написана,  можно
поаплодировать ему за то, что он вообще об этом написал.
     В  качестве   романа  о   потерянной  и  обретенной   силе  "Невероятно
уменьшающийся человек" относится к лучшим образцам фэнтези  рассматриваемого
периода. Но не хочу,  чтобы у вас  сложилось представление, будто я говорю о
сексуальной силе и мужской потенции. Существуют скучные критики - в основном
недоделанные  фрейдисты, -  которые  хотели бы  все  произведения фэнтези  и
ужасов свести  к сексу; как-то раз на вечеринке  осенью  1978 года я услышал
одно  толкование финала  "Невероятно  уменьшающегося человека"  -  не  стану
называть  женщину,  которой  принадлежит  эта теория,  но  если  вы  читаете
фантастику, вы ее узнаете, - и его, вероятно, стоит здесь  привести. Женщина
сказала,  что  паук  символизирует  влагалище. Скотт  убивает свою Немезиду,
"черную  вдову" (из всех пауков он  больше  всего  смахивает  на влагалище),
прокалывая  ее  булавкой  (фаллический  символ,  понятно?).  Таким  образом,
продолжала  критикесса,  потерпев неудачу в  сексе с  женой,  обретя  секс с
карлицей  Клариссой и вновь  потеряв его,  Скотт  символически  приканчивает
собственный   сексуальный   порыв,  прокалывая  паука.   Это  его  последний
сексуальный акт, прежде чем он покинет подвал и обретет большую свободу.
     Разумеется, это вздор;  все это говорится с  благими намерениями, но не
перестает быть вздором. Я рассказываю об этом лишь для того, чтобы показать,
с  чем порой приходится иметь дело  писателю..,  и распространяют эту ерунду
люди, которые считают - открыто или в глубине души, - что все писатели жанра
ужасов  в той  или  иной  степени  люди  свихнувшиеся.  А из этого  для  них
логически вытекает, что  произведения писателя  - все  равно что  чернильные
пятна теста Роршаха, которые при внимательном изучении  раскрывают анальную,
оральную или генитальную фиксацию автора. Рассказывая о насмешливых отзывах,
которые получила  опубликованная в 1960 году  книга  Лесли Фидлер "Любовь  и
смерть  в  американском  романе"  (Love and  Death  in the American  Novel),
Уилфрид  Шид  добавляет:  "Фрейдистские   интерпретации  всегда  встречаются
гоготом".  Обнадеживающая  новость, особенно если вспомнить,  что даже самых
уравновешенных и степенных романистов соседи считают немного  странными.., а
писатель  ужасов  всегда должен  быть готов иметь дело с тем, что я  называю
"постельными вопросами".  А  ведь  большинство из нас совершенно  нормальны.
Хе-хе-хе.
     Отбросив  фрейдизм,   можно  сказать,  что   "Невероятно  уменьшающийся
человек"  - это  просто  очень  хорошая  история,  в  которой  речь  идет  о
внутренней политике силы.., или,  если хотите (то есть хочу я), о внутренней
политике волшебства. И когда Скотт убивает паука, это значит, что волшебство
зависит не от размера, а от  ума и  твердости духа. И если Скотт возвышается
над другими героями жанра (легкая игра  слов здесь сознательная), если роман
Матесона превосходит все прочие книги, в которых крошечные герои сражаются с
жуками  и  хищными  богомолами  (на  память   приходит  "Холодная   война  в
деревенском  саду"  (Cold  War in a Country Garden) Линдсея Гаттериджа),  то
лишь потому, что Матесон сделал своего  героя очень  симпатичным  - и весьма
убедительным  <Писателей  и  читателей  то  и  дело  привлекает  жизнь  в
микрокосме;  в  начале  этого  года "Макмиллан" напечатал "Малый мир" (Small
Wold) Табиты Кинг, злую комедию нравов, в которой  действие вращается вокруг
сказочно  дорогого   кукольного  домика   президента,  дочери  президента  -
нимфоманки  и безумного ученого, человека,  страдающего  излишней полнотой и
столь  же жалкого, сколь пугающего. Эта книга опубликована в  1981  году  и,
стало быть, не входит в рассматриваемый нами отрезок, но это даже к лучшему:
автор - моя  жена, и я был  бы пристрастен в своей оценке. Так что могу лишь
сказать,  что,  на  мой  пристрастный   взгляд,  "Малый  мир"  -  прекрасное
добавление к этому поджанру. - Примеч. автора.>.

        "8"

     Было бы несправедливо  даже  в таком кратком обзоре современных романов
ужасов не  упомянуть  двух  молодых  английских авторов - Рэмси Кэмпбелла  и
Джеймса  Херберта. Они  принадлежат к новому поколению английских фантастов,
которые  словно бы  оживляют  жанр путем  перекрестного  опыления,  как  это
сделали  в  начале  шестидесятых английские  поэты  с американской  поэзией.
Помимо  Кэмпбелла и  Херберта, которые  у нас  наиболее  известны,  есть еще
Роберт Эйкман (его  вряд ли можно назвать  новичком, но, поскольку  внимание
американской публики привлекли такие его книги,  как "Холодная  рука в моей"
(Cold Hand in Mine), его тоже можно отнести к  этой новой английской волне),
Ник   Шерман  и  Томас  Тесье,  американец,  живущий  в  Лондоне  и  недавно
выпустивший роман "Рыщущий по ночам"  (The Nightwalker), быть может,  лучшую
книгу об оборотнях за последние двадцать лет, а может быть, даже за сорок.
     Как  говорит  Пол  Теру <Paul Theroux, современный  писатель,  автор
популярных  рома  нов>,  еще  один  американец,  живущий   в  Лондоне,  в
литературе ужасов  есть что-то сугубо  английское  (особенно когда она имеет
дело с архетипом  Призрака). Теру, который свой роман ужасов,  "Черный  дом"
(The Black House), написал в весьма сдержанном ключе, предпочитает манерные,
зато кровавые рассказы М.Р. Джеймса, и ему кажется, что в них заключено все,
что отличает классический английский рассказ ужасов. Рэмси Кэмпбелл и Джеймс
Херберт  -  модернисты, и  хотя  семья  модернистов слишком мала, чтобы даже
дальние родственники не  были чем-то похожи, на мой взгляд, оба эти писателя
чрезвычайно различаются по стилю, точке зрения и методу воздействия; в то же
время их произведения очень сильно действуют  на читателя и  потому достойны
упоминания.
     Кэмпбелл, родом  из Ливерпуля  ("Вы говорите, как один  и?  "Битлов", -
удивленно  говорит  женщина  писателю  в  романе  Кэмпбелла  "Паразит"  (The
Parasite)), пишет холодной, почти  ледяной  прозой,  а его взгляд на  родной
Ливерпуль  всегда  нетрадиционный и слегка тревожащий. В романах и рассказах
Кэмпбелла  мир неизменно видится  сквозь легкую  дымку ЛСД,  когда  действие
наркотика  заканчивается..,  или  только  начинается.  Отточенностью  слога,
сложностью фраз и образов он напоминает Джойс Кэрол Оутс, если бы она писала
в таком жанре (и подобно Оутс,  он чрезвычайно плодовит; выпускает все новые
и новые романы, повести и эссе), и в том, как его герои видят мир, тоже есть
что-то  от Оутс.., есть что-то леденящее  и слегка шизофреническое  и в этом
взгляде, словно сквозь дымку ЛСД, и в том, что они видят. Вот, например, что
видит Роуз, героиня "Паразита", когда заходит в ливерпульский магазин:

     "Дети  смотрели на нее  своими раскрашенными  в  глазницах  глазами. На
первом этаже из  отдела перчаток к  ней тянулись красные,  розовые  и желтые
руки на стеблях. Слепые розовато-лиловые лица торчали на шеях длиной с руку;
на головах восседали парики.
     ...Лысый  мужчина  по-прежнему  смотрел  на  нее.  Его  голова,  словно
восседающая на  книжном  шкафу, под  флюоресцентным освещением сверкала, как
пластмассовая. Глаза у него были яркие, плоские и лишенные выражения, словно
стеклянные; она подумала о голове  манекена со снятым париком. Когда меж его
губ показался толстый розовый язык, пластмассовая голова словно ожила".

     Отличная  проза. Но странная;  настолько кэмпбелловская,  что это можно
считать торговой маркой. Хорошие романы  ужасов - штучный товар,  но тем  не
менее  постоянно  появляются новые. Я хочу сказать,  что вы  можете ежегодно
рассчитывать на появление одного хорошего (или по крайней мере действительно
интересного) романа  ужасов или романа о  сверхъестественном,  - то же самое
можно  сказать и  о  фильмах  ужасов. В урожайный  год  могут появиться  три
удачные  книги  среди  множества  дешевого  чтива  о ненавистных детишках  с
паранормальными способностями или  о  кандидатах в президенты из  ада, среди
толстых  сборников  в  твердых  переплетах,  вроде  недавней  "Девственницы"
(Virgin) Джеймса  Петерсона. Но  - может быть, это парадоксально, а может, и
нет -  хорошие писатели  в  жанре  ужасов - явление  редкое.., а Кэмпбелл не
просто хороший писатель.
     Поэтому любители жанра с удовольствием  и радостью встретят "Паразита";
книга  еще лучше первого  романа Кэмпбелла, на  котором я  хочу кратко здесь
остановиться.  В  течение  нескольких  лет  Кэмпбелл  отказывался  от  своей
фирменной разновидности повести ужасов (первую книгу Рэмси  Кемпбелла, как и
первые книги  Брэдбери  и Роберта  Блоха,  напечатало  издательство  "Аркхем
Хаус";  это  "Обитатель  озера"  (The  Inhabitant  of  the  Lake),  в  стиле
Лавкрафта).  В продаже постоянно имеются несколько его сборников;  лучший из
них, вероятно, "Громкий  крик" (The Height  of the Scream).  К  сожалению, в
сборнике   нет   рассказа  "Спутник";  в  этом   рассказе   одинокий  герой,
отправившись в отпуск, встречается с неописуемыми ужасами во время поездки в
"Поезде  призраков"  через  туннель. Возможно,  "Спутник" -  лучший  рассказ
ужасов,   написанный  на   английском  языке  за  последние   тридцать  лет;
несомненно,  его будут переиздавать  и  читать  и через  сто  лет.  Кэмпбелл
превосходно   ориентируется  в  области,  которая  так   привлекает  авторов
комиксов;  он остается хладнокровным  там, где многие писатели, включая меня
самого, скатываются к  мелодраме;  он гибок там,  где другие  слишком  часто