вали:  Городской  зал,
Руфь! Да! Да! Городской зал! Городской зал! Да!
     Хватит! Прекратите! - стонала она. - Хватит! Хватит!  Пожалуйста,  не
надо!..
     И вновь потеряла сознание.


     Она пришла в себя поздно вечером. На полу  было  холодно.  За  окнами
шумел ветер, собиралась гроза. Грозные силы природы готовились  обрушиться
на Хейвен.
     Но Хейвен и сам сейчас был источником  мощных  сил.  Просто  перемена
погоды стала очень важным фактором. Не только у Руфи в этот  момент  очень
болела голова.
     Почти каждый житель Хейвена, старый или юный, слышал,  как  за  окном
свистит ветер, и этот свист врывался в уши, вызывая  нестерпимую  головную
боль.


     Руфь проспала до часу дня  среды.  Голова  все  еще  гудела,  но  две
таблетки анальгина помогли унять боль. В пять часов  она  уже  чувствовала
себя прекрасно, чего с ней давно не  было.  Только  все  мышцы  болели  от
напряжения.
     Она вышла из дома и пошла по главной улице, внимательно глядя в глаза
каждому встречному, как будто все они должны  проснуться,  подобно  Спящей
Красавице, очнувшейся от злых чар ведьмы.
     Руфь направлялась в свой офис в  городском  зале.  Возле  школы  дети
запускали воздушного змея, и их звонкий смех оглашал площадь.
     Но никто не смеялся, когда она заговорила с небольшой группой  людей,
среди которых были Брайен и  Мэри  Браун.  Руфь  говорила  им,  что  очень
сожалеет о своем решении быстро найти мальчика без помощи  полиции  штата.
Она  никогда  не  простит  себе  этой  ошибки.  Это  было  непростительное
легкомыслие, - говорила она.
     Брайен только кивнул; он выглядел изможденным и совсем больным.  Мэри
дотронулась до ее руки:
     - Не нужно упрекать себя, - грустно сказала  она.  -  Здесь  замешаны
другие обстоятельства. Мы все отлично это знаем.
     Остальные согласно закивали.
     Я больше не могу слышать их мысли, - внезапно поняла  Руфь,  и  в  ее
сознании родился вопрос: А раньше  могла?  В  самом  деле?  Или  это  были
галлюцинации, порожденные пропажей Давида Брауна?
     Да! Раньше - могла!
     Ей легче было бы поверить в галлюцинации, но она знала,  что  это  не
так. И Руфь поняла кое-что еще: она все еще может делать это. Она все  еще
слышит их мысли, если сильно захочет. А вот слышат ли они ее?
     ВЫ ВСЕ ЕЩЕ ЗДЕСЬ? - мысленно крикнула  она  так  громко,  как  только
могла.
     Мэри Браун отдернула руку, как будто ей причинили сильную боль.  Ньют
Беррингер глубоко вздохнул.  Хейзел  Мак-Гриди,  стоявшая  к  ней  спиной,
оглянулась, как если бы Руфь что-то сказала.
     Да, они все еще слышат меня.
     - Хорошо или плохо, но дело сделано, - сказала Руфь. -  Пришло  время
позвонить в полицию штата и сообщить о Давиде. Вы даете  мне  согласие  на
этот шаг?
     При нормальных обстоятельствах она никогда не задала бы им  подобного
вопроса. Но в Хейвене сейчас творились странные дела.
     Они смотрели на нее с нескрываемым удивлением.
     Теперь она ясно слышала их голоса: Нет, Руфь, нет... никаких чужих...
мы сами... мы позаботимся... нам не нужны  чужие...  мы  "превращаемся"...
тссс... во имя спасения твоей жизни, Руфь... тссс...
     Порыв ветра распахнул окно в офисе Руфи. Эдли  Мак-Кин  оглянулся  на
этот звук... все они оглянулись, потом Эдли загадочно улыбнулся.
     - Конечно, Руфь, - сказал он. - Если  ты  считаешь,  что  это  нужно,
звони в полицию. Мы полагаемся на твое решение.
     И все согласились с ним.
     Погода  продолжала  портиться  и  в  среду,  когда  полиция  получила
сообщение  об  исчезновении  Давида  Брауна.  Его  фотографию  показали  в
программе новостей с просьбой позвонить, если кто видел  его  в  последние
дни.


     В пятницу Руфь Мак-Косленд поняла,  что  в  последние  дни  произошли
необратимые процессы с ней самой. Она чувствовала, что тоже сходит с ума.
     Она понимала это, но никак не могла  предотвратить.  Оставалась  лишь
надежда, что куклы сказали ей правду.
     Глядя на себя как бы со стороны,  она  увидела,  что  держит  в  руке
кухонный нож -  тот,  которым  разделывают  рыбу.  С  ножом  в  руках  она
направилась наверх, проведать своих кукол.
     Комната, где находились куклы, была залита мертвенным зеленым светом.
Свет призраков. Так теперь называл их каждый живущий в городе, и это  было
подходящее название. Не хуже любого другого.
     Призраки.
     Пошли сигнал. Это все,  что  ты  можешь  сейчас  сделать.  Они  хотят
избавиться от тебя, Руфь. Они любят тебя,  но  они  и  боятся  тебя.  Даже
сейчас, когда ты все больше начинаешь походить на них,  они  боятся  тебя.
Может быть,  кто-нибудь  услышит  сигнал...  услышит...  увидит...  поймет
его!...


     Руфь не решилась работать с  куклами  в  этой  комнате.  Она  боялась
зеленого света. Она поочередно  перенесла  их  в  рабочий  кабинет  своего
покойного мужа и выставила в  ряд;  куклы  напоминали  ей  умерших  детей,
которых после смерти набальзамировали.
     Она обмотала ноги каждой куклы туалетной бумагой, как бы связывая  их
в единую цепь. По  каналу  из  туалетной  бумаги  должна  будет  поступать
генерированная ею энергия. Она не могла бы объяснить, откуда знает, что  и
как нужно делать... знание, казалось, пришло прямо  из  воздуха.  Из  того
самого воздуха, в котором Давид Браун
     (на Альтаире-4)
     исчез.
     Она вложила нож в руки крайней куклы,  и  на  кончике  ножа  вспыхнул
зеленый огонек.
     Я
     (посылая сигнал)
     убиваю своих единственных детей.
     Сигнал. Думай о сигнале, а не о детях.
     Взяв электрический шнур, она связала всех кукол вместе.  Конец  шнура
она присоединила  к  батарейке  карманного  фонарика,  который  забрала  у
пятнадцатилетнего сына Бича Джеригана, Хампа, около  недели  назад,  когда
все это безумие только начиналось. Из комнаты, где куклы были раньше,  она
принесла несколько скамеек.
     Остановившись  передохнуть,  она  взглянула  на  башенные  часы.   Те
показывали ровно три часа.
     Руфь прекратила свою работу и прилегла поспать. Она быстро уснула, но
сон ее был тяжелым; она ворочалась, вздрагивала и стонала. Даже во  сне  в
ее голове звучали голоса, и среди этих голосов теперь отчетливо выделялись
голоса неизвестных ей существ - она даже затруднялась назвать их людьми.
     Голоса призраков.


     ...В четверг днем Руфь поняла, что перемена погоды  ничего  не  может
изменить.
     Приехала полиция, но они не бросились немедленно на поиски.  Они  еще
раз  расспросили  Руфь  об  обстоятельствах  исчезновения  Давида  Брауна,
изучили карту местности и похвалили ее за методичность.
     - Ты внимательна и предусмотрительна,  Руфи,  -  сказал  ей  Страшила
Дуган в этот вечер. - Собственно, как и всегда. Только  вот  мне  кажется,
что раньше ты не пила так много бренди.
     - Батч, прости...
     - Ну, что ж... Поступай как знаешь.
     - Да, - сказала она  и  принужденно  улыбнулась.  Это  было  одно  из
любимых выражений покойного Ральфа.
     Батч задал ей множество вопросов, кроме того  единственного,  который
должен был бы задать: Руфь, что происходит в Хейвене? Ветер усиливался,  и
никто из приехавших не почувствовал в атмосфере города ничего странного.
     Но  ветер  не  развеял   тревогу.   Большое   волшебство   продолжало
происходить в Хейвене. Оно как бы достигло определенной  точки,  и  теперь
стремительно развивалось дальше.
     В среду ночью и Руфь потеряла два зуба. Один она в четверг обнаружила
на подушке, другой же так и не смогла найти. Она подумала, что,  возможно,
проглотила его.


     В голове у нее непрерывно шептали  голоса  кукол,  и  в  пятницу  она
предприняла последнюю попытку спасти себя.
     Она наконец решила покинуть город - теперь он  уже  не  был  ее.  Она
думала,  что  оставаться  здесь  дольше  -  слишком  дорогой  подарок  для
призраков.
     Она села в старенький "додж", боясь в душе, что тот не заведется. Они
могли испортить машину. Но "додж" завелся.
     Потом она подумала, что ей, очевидно, не дадут  выехать  из  Хейвена,
что они остановят ее, улыбнутся, как вампиры,  и  она  опять  услышит  это
бесконечное мы-все-любим-тебя-Руфь. Но и этого не произошло.
     Она выехала на главную улицу. На ее лице  застыла  улыбка.  В  голове
крутилась совсем глупая скороговорка  про  Карла,  Клару  и  кораллы.  Она
направилась к зданию городского зала
     (Руфь пошлет сигнал)
     (это единственный выход)
     (и он полетит на Альтаир-4)
     и старалась держаться изо всех сил.
     Успокоилась она немного лишь тогда, когда башенные часы  скрылись  из
вида.
     Вновь и вновь глядя в зеркало заднего обзора, она ждала погони.
     Ведь они слишком любят ее, чтобы позволить ей уехать.
     Но дорога была пуста. За ней никто не ехал.
     Руфь выехала на трассу Хейвен  -  Альбион  и  замедлила  скорость  до
пятидесяти миль в час.
     Она приближалась к границе города.
     Не могу вернуться назад. Не могу.
     Ее нога сильнее надавила на педаль акселератора.
     Внезапно она забеспокоилась: все  голоса  куда-то  исчезли.  Если  ей
удастся миновать черту и выехать из города...
     На дороге появился указатель:
     А Л Ь Б И О Н
     Она нажала на газ, затем передумала и притормозила. Выйдя из  машины,
она расслабленно потянулась. Тихо. Даже ветер утих. Воздух опять застыл на
месте. За машиной висел столб пыли.
     Руфь села на подножку, думая, что же заставило ее остановиться.
     Думая. Почти зная. Начиная
     ("превращаться"?)
     понимать. Или догадываться.
     Барьер? Это то, о чем ты думаешь? Они приготовили барьер?  Руфь,  это
просто нелепо!
     Внезапно на горизонте появилась машина. Она мчалась ей навстречу.  За
рулем сидела Нэнси Восс. На переднем бампере Руфь увидела табличку:
     ПОЧТОВАЯ СЛУЖБА.
     Нэнси Восс не смотрела на Руфь. Она ехала в направлении Августы.
     Видишь? И ее ничто не остановило, - подумала Руфь.
     Нет, - тут же прозвучало в ее голове. - Ее - нет, Руфь. Только  тебя.
Остановят  тебя,  да  еще  друга  Бобби  Андерсон,  ну  и,  возможно,  еще
одного-двух человек. Давай, поезжай, если не веришь. Мы все любим тебя,  и
нам будет противно видеть то, что произойдет с тобой... но  мы  не  сможем
это предотвратить.
     Руфь  подошла  к  кромке  шоссе  Хейвен  -  Альбион.  Позади  нее  на
раскаленном асфальте тянулась ее собственная  длинная  тень.  Над  головой
стояло жаркое июльское солнце. Внезапно она услышала шум мотора  из  лесу.
Усадьба Бобби, - поняла она. Опять копают. И она вдруг почувствовала,  что
они очень близко подобрались к... ну, к чему-то важному. Это наполнило  ее
сердце тревогой.
     Она приблизилась к придорожному столбу... миновала  его...  и  в  ней
возродилась надежда. Она теперь была не в Хейвене. Она  была  в  Альбионе.
Сейчас она побежит  к  ближайшему  дому,  спросит,  где  телефон,  наберет
номер... Она...
     ...замедляла шаг.
     Идти стало труднее. Горячий воздух будто хватал за руки, не пуская ее
вперед. Руфь, тряхнув головой, не прекращала идти. Ноги  будто  увязали  в
грязи.  Мышцы  болели  от  напряжения.  В  душе  поднималась  паника.  Она
приближалась к невидимому эластичному барьеру, а он отталкивал ее назад.
     Руфь боролась, но ноги ее, казалось, не сдвигались с места.  Из  глаз
лились слезы. Она попыталась передвигаться ползком, но тут  какая-то  сила
оторвала ее от земли, отнесла к автомобилю и швырнула у подножки.
     Она просидела на земле не менее  получаса,  ожидая,  пока  перестанут
болеть колени. Мимо нее в обоих направлениях проносились машины.  Подъехал
Эшли Рувелл и остановился возле нее. Он выглянул из окна:
     - Привет, миссис Мак-Косленд! - Он улыбнулся рыбьими губами. На  лице
его не было удивления; все зубы из его рта давно выпали.
     Она сидела, а он все звал ее:
     - Идите сюда! Мы вас любим, миссис Мак-Косленд!..
     Она посидела еще какое-то время, потом медленно  уселась  за  руль  и
повернула машину к городу.  На  лице  ее  теперь  не  было  ничего,  кроме
безнадежной обреченности...
     При въезде в город у нее выпал еще один зуб.


     Всю эту ночь с ней разговаривали ее куклы. И Руфи казалось,  что  все
сказанное - правда... и это было самое  ужасное.  Она  сидела,  освещенная
зеленым светом, и слушала их неприятные сказки.
     Они говорили, что она правильно рассудила, будто  сходит  с  ума;  ее
мозг, говорили они, подвергается воздействию Х-лучей и  изменяется.  Он...
"превращается".
     Ее мозг, ее зубы - то есть экс-зубы - все это  "превращается".  И  ее
глаза... они меняют цвет. Сама она еще раньше  заметила  на  примере  Бича
Джеригана, что глаза становятся ореховыми.
     Ореховые глаза... отсутствие зубов... о Боже, что с нами происходит?
     Не  беспокойся,  Руфь,  это  просто  вторжение  из  космоса,  которое
случилось много веков назад. Ты ведь понимаешь это?  Вторжение  призраков.
Если хочешь понять, как они выглядят, загляни в глаза Бича Джеригана.  Или
Венди. Или в свои собственные.
     - То есть вы хотите сказать, что меня сожрут, - прошептала она.
     Руфь, ты смешная. А как же, по-твоему, происходит "превращение", если
не так - смеялись куклы,  а  сознание  Руфи  постепенно  уплывало  куда-то
далеко.


     Проснувшись в воскресенье утром с  восходом  солнца,  она  продолжила
свой диалог с куклами.
     Почему? Почему именно она?
     Неважно почему, Руфь, - шептали куклы. - Твое дело послать  сигнал...
и умереть.
     Какие из этих мыслей принадлежат мне?  И  какие  тем,  кто  руководит
мною?
     Неважно,  Руфь.  Все  равно  это  должно  случиться,  так  пусть   же
произойдет поскорее. Хватит размышлять. Пусть все случится...  потому  что
часть твоего существа хочет, чтобы это произошло, верно?
     Да. Большая часть ее существа - да. И хочет не  так  послать  сигнал,
как вырваться из этой иррациональной цепочки.
     Если все это должно исчезнуть, она предпочла бы  исчезнуть  вместе  с
ним.


     В этот вечер ей позвонил Батч Дуган, чтобы узнать, нет ли новостей по
поводу Давида Брауна. Он сообщил ей  некоторые  новости.  Брат  пропавшего
мальчика,  Хиллмен,  находился  в  госпитале   в   состоянии   близком   к
коматозному. Дедушка мальчика был немногим лучше. Он пытался  рассказывать
людям, что Давид Браун не потерялся, а на самом деле исчез.  Что  это  был
фокус, который сделал его старший внук. И еще он болтает,  что  в  Хейвене
люди сходят с ума, а некоторые уже спятили.
     - Он съездил в Бангор и наболтал все это парню  из  "Ньюс"  по  имени
Брайт, - сказал Страшила. - Но ему  там  не  поверили.  Старикашка  совсем
сдурел, Руфь.
     - Лучше удержи его там подольше,  сколько  сможешь,  -  прозвучало  в
ответ. - Они позволят ему вернуться, но он  никогда  не  выберется  отсюда
снова.
     - Что? - воскликнул Страшила. Внезапно его голос задрожал. -  Что  ты
болтаешь, Руфь?
     - Думаю, завтра ты узнаешь много нового. Я все еще не теряю  надежду.
- Она внимательно посмотрела на выстроившихся в ряд кукол.  -  Жди  завтра
сигнала.
     - Что? - голос Дугана вдруг потонул в возникшем на линии шуме.
     - Прощай, Батч, и помни: сигнал. Ты обязательно услышишь его.
     - Руфь, куда ты пропала?.. перезвони... скоро...
     Она повесила ставшую бесполезной трубку, посмотрела на  своих  кукол,
прислушалась к звучащим в голове  голосам  и  приготовилась  ждать,  когда
придет время.


     Воскресенье могло бы быть образцовым летним деньком - ясное,  теплое,
яркое. В четверть первого Руфь Мак-Косленд в последний раз  покинула  свой
дом. Она заперла парадную дверь и повесила  ключ  на  гвоздик.  Кукол  она
сложила в старый саквояж Ральфа и спустилась по ступенькам.
     Прогуливающийся неподалеку Бобби Тремейн радостно поприветствовал ее:
     - Вам помочь, миссис Мак-Косленд?
     - Нет, спасибо, Бобби.
     - Ладно.
     Он улыбнулся. Во рту его еще оставались несколько зубов.
     - Мы все любим вас.
     - Да, - сказала она, укладывая на переднее сидение машины саквояж.  -
Мне это хорошо известно. Иди, Бобби.
     Он  ушел,  оглядываясь  через  плечо,  и  его  юное  лицо   выглядело
встревоженным и озабоченным.
     Руфь подъехала к городскому залу.
     Саквояж был тяжеловат, и она с  трудом  втащила  его  по  ступенькам.
Голова опять начала раскалываться от ноющей боли. Она  облизнула  губы,  и
сразу два зуба выскочили изо рта, испачкав кровью блузку, и покатились  по
ступенькам.
     С трудом  добравшись  до  третьего  этажа,  она  остановилась,  чтобы
перевести дыхание, и выглянула в окно. И тут  увидела  их  всех.  Все  они
смотрели на нее. Казалось, весь город собрался под окнами зала.
     Не глядя больше  в  окно,  Руфь  быстро  начала  доставать  кукол  из
саквояжа. Затем она достала провод, примотала к своей руке один его конец,
а вторым обвязала кукол. В горле у нее стояли слезы,  а  во  рту  ощущался
вкус крови. Потом, передумав, она принялась вдруг укладывать кукол в  круг
так, чтобы они касались друг друга руками и  ногами,  образуя  неразрывную
цепь. В центр образованного кольца она поместила батарейку.
     И тут ударили башенные часы.
     Буммм.
     Теперь мне нужно только ждать, - думала она. - Сидеть и ждать.
     Но сперва нужно сделать еще кое-что.


     Она поднялась в  башню,  верхушку  которой  украшали  часы.  Внезапно
что-то зацепило ее по лицу.
     - О боже, нет! - воскликнула Руфь.
     Это была летучая мышь. Сотни, тысячи летучих мышей.  Они  проснулись,
потревоженные ее приходом, и вдруг стаей обрушились на нее. Одна вцепилась
в волосы, другая - в плечо, третья - в ногу...
     Летучие мыши были везде. Они свистели. Шум, производимый их крыльями,
напоминал приглушенный гром. Руфь закрыла руками лицо. Внезапно в хлопанье
крыльев ей почудились голоса, голоса Хейвена.
     Летучие мыши сдирали  с  нее  платье,  выдирали  волосы...  Это  хуже
сходящего с ума города, - подумала она. Гораздо хуже!
     Все было напрасно! Ее приспособление никогда  не  сработает!  Летучие
мыши загрызут ее насмерть! Она смутно вспомнила, как когда-то  читала  про
летучих  мышей-вампиров...  Еще  немного  -  и  ее,  казалось,  захлестнет
агония...
     -  Боже,  дай  мне  умереть!  Не  дай  им  убить  меня!  Не  дай  мне
"превратиться"... - из последних сил закричала она. И тут раздался  взрыв.
Зеленое пламя захлестнуло все здание... площадь перед ним... весь мир.
     Потом зеленое стало черным.
     Было пять минут четвертого.


     Весь Хейвен, все его жители, лежали на земле  лицом  вниз.  Некоторые
успели добежать до погребов и укрыться в  них.  Взрывная  волна  выбила  в
Хейвене все стекла; пострадали также Троя и Альбион.
     Зеленое пламя подняло в воздух городской зал и башню, а затем унесло,
подобно ракете, в небо. Остались только куклы... их руки... ноги... и рука
Руфи Мак-Косленд.
     Башня стремительно летела  в  небо.  "Челленджер",  да  и  только,  -
подумал вдруг Бентон Роудс. Искры вспыхивали  в  небе,  как  разрывающиеся
снаряды.
     Постепенно поднимаясь на ноги, люди завороженно смотрели в небо.
     Только одного человека происходящее не интересовало - Джима Гарднера.
Сегодня у них с Бобби был небольшой перерыв, и они не работали. Он валялся
в гамаке и бесцельно смотрел на редкие облака.
     Внезапно  небо  озарилось  светом;  он  узнал  этот   свет   -   свет
галлюцинаций.
     Вот она, сила Бобби Андерсон; вот она, уносящая в небо целое здание с
башней.
     - Черт побери, - тоненьким голоском почему-то пропела Бобби.
     Вот оно, Гард. Вот что ждет нас всех в будущем! Ты этого хотел? А эта
женщина, которая раньше звалась Бобби? Ты думаешь,  ей  можно  отдавать  в
руки такую силу?
     Она  не  сумасшедшая.  Совсем  не  сумасшедшая.  И   за   ней   нужно
присматривать, иначе она может натворить много бед.
     Зеленый свет слепил глаза, и Гарднер прикрыл их рукой. Потом  вскочил
на ноги.
     К нему бежала Андерсон, крича на ходу:
     - Что это было