образ жизни,  сталкиваются,
как ей было известно, с одной  и  той  же  проблемой:  с  этими  чертовыми
голосами, рождающимися в правом полушарии. Чем дольше ты живешь один,  тем
яснее и громче они говорят. И вот они уже  начинают  управлять  тобой  вне
зависимости от твоих желаний. Они пугают тебя, и  минутами  тебе  кажется,
что ты на грани помешательства.
     Это вполне в духе Анны, - подумала Бобби, ныряя в  постель.  Бра  над
кроватью  освещало  комнату  мягким  светом,  отчего  вокруг   становилось
необыкновенно уютно, но Андерсон тут же погасила его: у нее  не  было  сил
даже читать.
     Она подложила руки под голову и стала смотреть в потолок.
     Нет, ты не сумасшедшая, Бобби, - думала она. - Ты сильная,  и  ты  не
сойдешь с ума.
     Более  того.  Она  твердо  знала:  здесь,  в  Хейвене,  она   гораздо
нормальнее, чем была в Кливленде или Юте. Вот те несколько лет, прожитые в
Юте вместе с сестрой Анной, могли свести с ума кого угодно. То,  что  Анна
называла нормальностью, было на  самом  деле  постоянной  зависимостью  от
внешних  обстоятельств,  и  личность  Бобби  постоянно  подавлялась   этой
зависимостью.
     Видишь ли, Анна, Бобби не поедет в Стиксвилль, потому что она сошла с
ума; Бобби приедет сюда и сразу же станет нормальной.  Как  ты  не  можешь
понять, Анна, что  самое  ненормальное  -  это  ограничение  возможностей?
Ненормально жить только по законам логики, забыв о чувствах. Понимаешь,  о
чем я? Нет? Конечно, тебе этого не понять. Ты не  понимала  и  никогда  не
поймешь, так что уходи, Анна. Оставайся в своей Юте и  продолжай  скрипеть
зубами во сне, пока они не превратятся  в  пыль,  но  перестань  тревожить
меня, даже мысленно.
     Предмет, найденный в лесу, мог бы быть космическим кораблем.
     Точно. Сердце  подсказывает  верно.  Конечно,  это  корабль,  который
давным-давно приземлился на нашей планете, может быть, миллионы лет назад.
     О Боже!
     Она лежала в  постели,  закинув  руки  за  голову.  Внешне  она  была
спокойна, хотя сердце ее колотилось быстро-быстро.
     Потом возник новый голос, голос  покойного  дедушки,  и  он  повторял
слова, сказанные раньше Анной:
     Оставь это, Бобби. Это опасно.
     Мгновенная вибрация. Ее первое впечатление от  гладкой  металлической
поверхности. Реакция  Питера.  Потеря  чувства  времени.  Мертвый  птенец,
пахнущий дохлятиной, но тем не менее не привлекающий к себе мух.
     Да, это корабль. Я уверена в этом, потому что, как  бы  дико  оно  не
звучало, в этом есть своя логика.
     Вновь  голос  дедушки,  тихий  и  спокойный,  но  исключающий  всякие
возражения, единственный способный в детстве заставить замолчать Анну.
     После того, как ты нашла это, Бобби, может случиться все, что угодно.
Ты сама суешь голову в петлю.
     Нет! Я не согласна!
     Сейчас спорить с дедушкой было легко: ведь  он  уже  шестнадцать  лет
лежит в могиле. И все же его голос преследовал Андерсон до тех  пор,  пока
она, обессиленная, не уснула.
     Не трогай это, Бобби. Это опасно.
     И тебе это тоже отлично известно.



                           3. ПИТЕР ВИДИТ СВЕТ

     Ей уже приходило в голову, что с Питером происходит что-то  странное,
но до сих пор она не могла сказать определенно, что именно. Когда Андерсон
проснулась на следующее утро  (вопреки  ожиданиям,  в  девять  часов,  как
обычно), она почти сразу же увидела это.
     Она накладывала еду в его миску. Как обычно, Питер  сразу  пришел  на
знакомый звук и с жадностью накинулся на завтрак. Вылизав  миску  дочиста,
он вильнул хвостом. Андерсон смотрела на собаку, не видя ее, а в голове  у
нее  вновь  звучал  голос  покойного  дедушки,  предупреждающего   ее   об
опасности.
     Миллионы живущих в этой стране одиноких людей при встрече с  подобной
опасностью бросились бы наутек, - думала Андерсон. - А сколько таких людей
во всем мире? Но разве это опасность? Особенно в сравнении с раком?
     Ноги ее внезапно подкосились, как будто из них вытекли все силы.  Она
ощупью добралась до кухонной табуретки и почти  упала  на  нее,  глядя  на
морду собаки.
     Катаракта, закрывавшая весь левый глаз Питера, наполовину исчезла.


     - Ничем не могу помочь, - сказал ей тогда ветеринар.
     Они с Питером больше часа сидели в крошечной смотровой  комнате,  вся
обстановка которой состояла из  табуретки  и  стола  для  осмотра.  Доктор
Этеридж только что закончил осмотр глаза Питера.
     - Понимаю вашу озабоченность, но ничем не могу помочь, - повторил он.
- Катаракта приобрела необратимую форму. Слезай, Питер.
     Питер соскочил со стола и подбежал к хозяйке.
     Боже, как давно это было!..
     ...Андерсон  погладила  пса  по  голове  и,  внимательно   глядя   на
воображаемого Этериджа, подумала: Видишь? Но вслух она этого  не  сказала.
Их взгляды на мгновение встретились, и  врач  отвел  глаза.  Я  видел,  но
никогда не признаю этого. Боже, как этот врач отличался от дока Даггетта!
     Даггетт дважды в год осматривал Питера на  протяжении  первых  десяти
лет его жизни, и от  его  цепкого  взгляда  не  могло  ускользнуть  ничего
необычного в состоянии  здоровья  собаки.  Осмотрев  своего  четвероногого
пациента, он сдвигал на кончик носа очки, потирал переносицу и  произносил
что-нибудь вроде: Мы должны понять, что с  ним  происходит,  Роберта.  Это
серьезно. С годами собаки, как это ни странно,  не  становятся  моложе,  и
Питер здесь не исключение. Обычно Андерсон немедленно отвечала, что на  ее
Питере годы пока не сказываются. И вдруг, когда ей  так  был  нужен  умный
ветеринар, доктор Даггетт передал  всю  свою  частную  практику  Этериджу,
который был хоть и приятным человеком, но чужаком в этих краях, и переехал
во Флориду. Этеридж осматривал Питера даже чаще, чем Даггетт, - в  прошлом
году целых  четыре  раза,  -  потому  что  в  старости  Питер  стал  очень
болезненным. Но Этериджу было далеко до его предшественника...
     Питер внезапно отрывисто гавкнул, встряхнул головой, и в его здоровом
красноватом правом глазу промелькнуло нечто, чему Бобби  сперва  не  могла
дать  характеристики,  но  это  нечто  напугало  ее.  Она  могла  признать
возможность того, что найденный ею предмет - не  что  иное,  как  летающая
тарелка; могла поверить, что загадочная вибрация  этого  предмета  явилась
причиной гибели птенца, причем даже  мухи  не  захотели  подлететь  к  его
трупику; могла поверить во внезапно исчезающую катаракту, даже в то, что у
Питера наступила вторая молодость.
     Во все, что угодно.
     Но видеть беспричинную ненависть в глазах ее любимой старой собаки  -
для Бобби Андерсон это было невыносимо... бррр...


     К вечеру темные тучи с запада затянули небо,  и  вдалеке  послышались
раскаты грома. Вновь собирался дождь. Нужно выпустить Питера по  нужде,  -
подумала Андерсон. Позже, когда разразится гроза, он и носа не высунет  из
дому. Старый бигль с детства боялся грома.
     Позже, сидя в кресле, она бесцельно перелистывала  страницы,  пытаясь
сосредоточиться на содержании статьи в журнале. Гром приближался. С каждым
его новым раскатом Питер подползал к креслу немного ближе, и на морде  его
было написано смущение. Я, конечно, знаю, что гром не убьет меня,  я  знаю
это, но все-таки лучше я подползу поближе  к  тебе,  хорошо?  Ты  ведь  не
против, Бобби?
     Гроза разыгралась  по-настоящему  только  к  девяти  часам.  Андерсон
пришло в голову, что выражение "разверзлись хляби  небесные"  очень  точно
характеризует то, что происходит за окном. Внезапно  мощный  раскат  грома
прогремел где-то совсем рядом, и оконные стекла задрожали. Небо  разрезала
сине-белая молния. Было слышно, как ветер гнет деревья в саду.
     Питер страдальческими глазами смотрел на хозяйку.
     - Ладно, трусишка, - улыбнулась она. - Иди сюда.
     Питера не нужно было приглашать дважды.  Он  запрыгнул  на  колени  к
Бобби и свернулся в  клубок.  Теперь  он  меньше  боялся  грома  и  только
вздрагивал при очередной канонаде. Его запах - специфический аромат  бигля
- щекотал Андерсон ноздри.
     Ветер усиливался. Свет в доме замигал. Это был сигнал  с  подстанции.
Сейчас его выключат, - подумала Андерсон. Она  отложила  журнал  и  обняла
лежащую на коленях собаку. В  отличие  от  своего  любимца,  Бобби  любила
грозу: она всегда поражалась силам разбушевавшейся стихии. Ей нравился вид
и звук этой стихии. Ей казалось, что природа дает силы и ей самой. Все  ее
чувства в такие моменты обострялись, как бы впитывая энергию.
     Ей вспомнился давний разговор с Джимом Гарднером. Гарднер хранил  как
сувенир стальную пластинку, однажды чуть не стоившую ему жизни.  Было  ему
тогда семнадцать лет. В пластинку ударила молния, и у юноши  случился  шок
от сильнейшего электрического разряда. Казалось, он сошел с ума. В  голове
у него в течение недели звучала какая-то музыка. На четвертый день  к  ней
присоединилась  "морзянка".  Голова  раскалывалась.  Благодаря   отчаянным
усилиям врачей на пятый день все эти звуки начали утихать,  а  на  восьмой
пропали совершенно.
     Если  бы  подобную  историю  рассказал  кто-нибудь  другой,  Андерсон
недоверчиво посмеялась бы,  но  Джим...  Он  никогда  не  обманывал  ее  -
достаточно было взглянуть ему в глаза.
     Очень сильная гроза.
     Молния, вспыхнув, осветила двор перед домом. За ней последовал раскат
грома,  и  Питер  от  неожиданности  спрыгнул  с  колен.  Молния  погасла,
одновременно с ней погас свет. Собака  и  хозяйка  оказались  в  кромешной
темноте.
     Андерсон принялась было нащупывать свечку - и вдруг ее рука замерла.
     На дальней стене возникло зеленое  пятно,  не  более  двух  дюймов  в
диаметре. Оно двигалось влево, затем вправо.  Исчезло  на  мгновение  -  и
вновь возникло. Дежа вю, - промелькнуло  в  сознании  Андерсон.  Потом  ей
вспомнилась "война миров". Марсиане, направившие зеленый смертоносный  луч
на Хаммерсмит.
     Она повернулась к Питеру, почти уверенная в том, что  увидит  сейчас.
Источником луча был глаз Питера. Его левый глаз.  Луч,  как  огни  святого
Эльма, прорезал темноту комнаты.
     Нет... только не глаз... не этот глаз. Может, это - одно  из  свойств
катаракты?.. того, что осталось от катаракты?... Вся левая  сторона  морды
Питера была освещена этим убийственным зеленым светом, делая  его  похожим
на монстра из комиксов.
     Первым ее порывом было  убежать  от  Питера,  соскочить  со  стула  и
мчаться неведомо куда...
     ...Но, несмотря ни на что, это ведь был Питер! Питер, смерть которого
не за горами. Если она бросит его, это будет самым ужасным  предательством
по отношению к старому псу.
     В черном небе гремел гром. На этот раз подпрыгнули оба - и  Питер,  и
Андерсон. Дождь со страшной силой забарабанил  по  крыше.  Андерсон  вновь
взглянула на дальнюю  стену,  на  блуждающее  по  ней  зеленое  пятно.  Ей
вспомнилось, с каким удовольствием она пускала в детстве, лежа в  постели,
"солнечных зайчиков" с помощью зеркала.
     Бобби, что эта штука с тобой делает?
     Зеленый свет вырывался из глаза Питера, бесследно  уничтожая  остатки
катаракты. Сжирая ее. Она вновь оглянулась, и ей стоило огромных усилий не
отдернуть руку, которую Питер внезапно лизнул.
     В эту ночь Бобби Андерсон забылась на удивление тяжелым сном.



                        4. РАСКОПКИ. ПРОДОЛЖЕНИЕ

     Когда Андерсон наконец проснулась, было почти десять часов  утра.  Во
всем доме горел свет: когда гроза окончилась,  подстанция  вновь  включила
подачу электроэнергии. Андерсон в одних носках обошла все комнаты,  щелкая
выключателями, после чего  выглянула  в  окно.  Питер  гулял  на  лужайке.
Женщина подозвала его и пытливо заглянула в глаза. Ей вспомнился весь ужас
прошедшей ночи, но он отступил перед светом летнего солнечного утра. Любой
мог бы испугаться, увидев такое в темноте, когда на улице бушует гроза.
     Интересно, что бы сказал Этеридж?
     Нет, новый ветеринар ей явно не  нравился.  Он  не  шел  ни  в  какое
сравнение со старым доком Даггеттом. Он утверждает,  что  катаракта  имеет
необратимый характер!
     Катаракта, излучающая зеленый свет... как бы ему это понравилось?
     Поставив перед Питером миску, Андерсон остановилась, ожидая,  пока  в
колонке нагреется вода. Черт, с каждым разом приходится ждать все дольше и
дольше! Колонка совсем износилась.  Андерсон  уже  давно  намеревалась  ее
заменить, но останавливалась перед необходимостью встречаться при  этом  с
неприятным  человечком  по  имени  Делберт  Чайлз,  местным  заготовщиком,
который раздевает Андерсон взглядом и пристает  с  дурацкими  расспросами,
пишет ли она "свою очередную книжонку". Чайлз любит рассуждать на  тему  о
том, каким прекрасным писателем мог бы  стать  он  сам,  если  бы  не  его
"непоседливая натура".  В  последний  раз  она  прибегала  к  его  услугам
позапрошлой  зимой,  когда  колонка  вдруг  перестала  работать.  Исправив
неполадки,  он  пригласил  Андерсон  "прошвырнуться  вечерком".   Андерсон
вежливо отказалась, и Чайлз с важным видом изрек: "Вы даже не знаете,  как
много теряете". Потеряю больше, если соглашусь, - чуть  не  слетело  с  ее
языка, но вслух она не сказала ничего: как бы он ни был противен  ей,  все
же приходится иногда прибегать к его помощи.
     Ты должна предпринять какие-нибудь меры по отношению к этой  колонке,
Бобби,  -  говорил  ей  голос,  принадлежащий  кому-то  неведомому.  Голос
пришельца в  ее  мозгу?  Может,  все  же  позвать  полицейских?  Можно,  -
иронически заметил голос. - Все, что тебе нужно сделать для этого...
     Но тут вода наконец  закипела,  и  Андерсон  забыла  о  колонке.  Она
умылась и присела на  край  табуретки,  ожидая,  когда  Питер  доест  свой
завтрак, чтобы вымыть его миску. Да, в  последние  дни  его  аппетит  стал
гораздо лучше.
     Интересно, не выросли ли у него новые зубы?
     Обратите внимание, Ватсон, - зазвучал  внезапно  в  ее  голове  голос
Шерлока Холмса в исполнении Бэзила Ратбока. - Глаза  светятся.  Нет...  не
глаза - светится катаракта. А Андерсон не придает этому никакого значения,
хотя должна была  бы.  Теоретически  можно  предположить,  что  происходит
процесс исцеления. Верно? И что свет  появляется  тогда,  когда  катаракта
исчезает. Ах, Ватсон, в этом  предположении  есть  свои  опасные  моменты,
потому что...
     Андерсон не понравилось то, что вещал голос. Она попыталась  отогнать
его от себя, вновь следуя старому доброму совету: Пусть все идет к черту!
     На этот раз помогло.
     Ненадолго.


     Андерсон захотелось выйти и покопать еще немного.
     Ее внутреннему "я" эта идея не нравилась.
     Ее внутреннее "я" считало эту идею безумием.
     Оставь это в покое, Бобби. Это опасно.
     Верно.
     И, кстати, ты разве не видишь, что эта штука делает с тобой?
     Ничего она не видела. Но ведь не все можно увидеть.  Не  виден  вред,
причиняемый легкими сигаретами; вот почему люди курят.  Подобных  примеров
множество.
     Она хочет пойти и покопать еще немного - и точка.
     И никакое внутреннее "я" не может ее остановить. Это желание родилось
где-то на более глубоком уровне, на уровне безусловных рефлексов. В голове
стучало: Иди же, Бобби, иди и копай, копай и  выясни,  что  это,  ведь  ты
хочешь знать, что это, так что  копай,  пока  не  увидишь,  копай,  копай,
копай...
     Она  отогнала  чертов  голос  от  себя,  но  через  четверть  часа  с
удивлением обнаружила,  что  вновь  слышит  его,  как  будто  это  говорит
дельфийский оракул.
     Ты должна кому-нибудь рассказать о своей находке.
     Кому? Полиции? Ха-ха! Обойдутся. Нет, не им...
     А кому?
     Она медленно прохаживалась по саду.
     Кому-нибудь, чье мнение ты ценишь, - подытожил ее мозг.
     В голове тут же возник приглушенный саркастический смешок  Анны,  как
будто все, что произойдет потом, было  ей  заранее  известно...  но  смех,
вопреки  ожиданиям,  прозвучал  тише,  чем  обычно.  Как   и   большинство
представителей своего  поколения,  Андерсон  не  слишком  верила  в  чужие
авторитеты. Это началось у нее в двенадцать лет, когда она еще жила в Юте.
Она тогда сидела на диване в  гостиной  между  Анной  с  одной  стороны  и
матерью с другой; она жевала  гамбургер  и  смотрела  по  телевизору,  как
далласская полиция ведет под конвоем Ли Харви Освальда.  Полицейских  было
много.  Наверное,  слишком  много,  потому  что  в   телевизоре   внезапно
замелькали кадры: какой-то человек на глазах у всех этих полицейских  -  у
всех этих авторитетных людей -  убил  Освальда.  Да,  ничего  не  скажешь,
далласская полиция исполнила свой долг по  охране  Джона  Ф.Кеннеди  и  Ли
Харви Освальда... Через два года после  этих  событий  началась  война  во
Вьетнаме. Потом нефтяное эмбарго, инцидент в посольстве в Тегеране...  Все
это никак не вязалось со здравым смыслом.
     Я расскажу обо всем Джиму Гарднеру. Когда он вернется. Он сможет дать
мне верный совет. Он найдет выход.
     Голос Анны: Отлично. Ты ждешь совета от глупца.
     Он не глупец. Он только немного странный.
     Да-да, человека, которого в прошлом  году  арестовали  за  участие  в
демонстрации и при  обыске  обнаружили  в  кармане  игрушку  сорок  пятого
калибра, можно назвать немного странным.
     Заткнись, Анна!
     Чтобы отвлечься, она занялась прополкой.  Все  утро  она  ожесточенно
выпалывала сорняки, пока рубашка насквозь не пропиталась потом.
     Перед обедом она решила прилечь, но так и не смогла уснуть.  Странный
неведомый голос стучал в висках: Иди и копай, Бобби, все прекрасно, иди  и
копай...
     Наконец она встала, взяла в сарае кирку и лопату и решительным  шагом
направилась в сторону леса. Дойдя до  края  поля,  она  оглянулась.  Питер
бродил по лужайке. Он внимательно  смотрел  ей  вслед,  но  не  сделал  ни
малейшей попытки догнать хозяйку.
     Андерсон это не удивило.


     Двадцать минут спустя она стояла перед своей  находкой,  рассматривая
выкопанную накануне яму. Разбросанная вокруг земля была темно-коричневой и
сырой после ночного ливня.
     Внезапно под ногой что-то зашуршало, подобно газете. Но это  была  не
газета, это был мертвый воробей. В двадцати футах от него валялась  дохлая
ворона, лапки которой комично раскинулись в стороны, как у  убитой  птички
из мультфильма. Андерсон, замерев, огляделась вокруг и увидела тушки  трех
других птичек: еще одной вороны, зимородка и красногрудого дятла.  Никаких
следов. Только смерть. И ни одной мухи вокруг.
     Взяв  в  руки  лопату,  она  приблизилась  к  выступающему  из  земли
предмету.
     Так что же ты такое?
     Она дотронулась до предмета рукой. Вибрация пробежала  через  все  ее
тело и исчезла.
     Странно. Андерсон совсем не слышала  привычного  лесного  шума...  ни
пения птиц, ни шороха шагов животных, встревоженных приближением человека.
Она принюхалась: запах торфяной почвы, сосновой хвои, коры и растений.
     Голос где-то внутри нее - очень, очень глубоко внутри, - вскрикнул от
ужаса.
     Что-то  происходит,  Бобби,  что-то  происходит  прямо  СЕЙЧАС.  Беги
отсюда, Бобби, пожалуйста, пожалуйста, ПОЖАЛУЙСТА...
     Ее руки сжимали рукоять лопаты. Она смотрела на предмет.  Да,  именно
таким он и изображен на ее  рисунке:  серый  выступающий  кусочек  чего-то
гигантского, сокрытого в земле.
     Внезапно голос внутри нее оборвался, и Бобби облегченно вздохнула. На
нее сошло умиротворение. Мертвые животные... отсутствие пения птиц...  все
это мелочи, чепуха, не стоящая внимания. Сейчас  она  продолжит  раскопки,
выкопает эту штуку и тогда увидит,  что  же  это  такое.  Потому  что  все
остальное...
     - Все прекрасно, - сказала себе Бобби Андерсон и принялась копать.



                           5. ПАДЕНИЕ ГАРДНЕРА

     В то время как Бобби Андерсон проделывала свои штучки  с  компасом  и
размышляла о всякой всячине, Джим Гарднер занимался единственным делом, на
которое был сейчас способен. Происходило это  в  Бос