.
     Из ее рта появились пузырьки слюны.
     Мысли-звуки возникли в голове Гарда.
     Анна стонала.
     И Гарднер решил спасаться бегством.


     Он мчался прочь от сарая на негнущихся ногах, еле сдерживаясь,  чтобы
не закричать.
     В голове не укладывалось то, что он видел.
     Наверное, я все же схожу с ума.
     Отлично, продолжай в том же духе. Но сперва нужно кое-что сделать. Ты
ведь не станешь спрашивать, что имеется в виду?
     Он не станет спрашивать. Он  и  сам  все  знает.  Как  много  времени
упущено! Поздно, слишком поздно. И все же лучше поздно, чем никогда.
     Звук. Шшшшшшшшшшшшшшш...
     Запах. Запах тухлого мяса.
     В животе урчало. Горло будто сжало тугим кольцом. Он застонал.
     Ты не должен вмешиваться, Гард. Пусть все идет своим чередом.
     Заткнись! - гневно возразил Гарднер.
     Он прошел в спальню и спрятал ружье под матрац. Возможно,  скоро  оно
понадобится.
     В кармане рубашки что-то  оттопыривалось.  Он  сунул  туда  руку.  Ну
конечно, замок. Замок, который он забыл навесить на дверь сарая.


     В душе  у  него  возникло  стойкое  чувство:  они  возвращаются.  Они
заметят, что он был в сарае. Они заметят, что замок исчез. Они поймут, кто
украл его, войдут в дом и либо убьют его, Джима  Гарднера,  либо  разберут
его на молекулы и отправят на какой-нибудь Альтаир-4.
     Беги! Спасайся отсюда!
     Это была его первая мысль. Но тут же возникла и вторая.
     Следи за своими мыслями. Они могут прочесть их.
     Беги отсюда! Беги прямо сейчас. Прямо СЕЙЧАС!
     Нет... не время... Еще не время... Они подходят к опушке леса.
     Ничего. Я успею. У меня еще хватит времени.
     Он бросился к двери сарая.
     На краю усадьбы уже раздавались их голоса.
     Он закрыл дверь.
     Из-под двери сочился зеленый свет.
     Гард, ну почему ты такой идиот? - думал он. Он забыл, как закрывается
дверь и как запирается замок. Да разве мудрено после того, что он  увидел,
забыть, как запирается замок?
     Теперь они уже были в саду. Гард слышал скрип веток и видел мелькание
огоньков их фонариков.
     Голоса звучали все громче. Через  минуту  они  будут  здесь.  Где  же
запропастился чертов ключ?
     Он нащупал его  в  кармане  и  вслепую  стал  тыкать  им  в  замочную
скважину. Наконец ему это удалось, он быстро провернул ключ, выдернул  его
из замка и, понимая, что добежать до дома  не  успеет,  скрылся  за  углом
сарая.
     К сараю кто-то подошел. Раздался  скрип  отпираемого  замка.  Значит,
кроме ключа Бобби, у них есть еще по крайней мере один ключ.
     Он пригнулся, стараясь стать менее заметным.
     Видели ли они? И слышали ли мои шаги? Если кому-нибудь из них  придет
в голову заглянуть за угол...
     Он ждал, затаив дыхание.
     Никто ничего не заподозрил. Он услышал  хлопок  двери:  они  вошли  в
сарай.
     Почти одновременно из-под двери сарая вырвалась волна зеленого  света
и в его голове раздался душераздирающий вопль:
     - Убийство! Они замышляют убийство-о-о-о-о!..
     Он изо всех сил помчался к дому.


     Гард никак не мог уснуть, ожидая, что они войдут в дом.
     Что ж, я могу попытаться остановить "превращение", - думал он. - Но у
меня ничего не получится, пока я не войду внутрь корабля. Смогу ли  я  это
сделать?
     Он не знал. Казалось, Бобби ни о чем не беспокоилась, но Бобби и  все
остальные стали теперь другими. Конечно, он тоже  начал  "превращаться"  -
достаточно посмотреть на его зубы и на способность слышать чужие мысли. Он
мог с помощью мысли управлять компьютером в сарае, изменяя его  программу.
Но им не имело смысла из-за этого убивать его: они по сравнению с ним были
вне конкуренции. Если Бобби войдет в корабль и уцелеет, а он, Гард, умрет,
обронит ли кто-нибудь хоть слезинку? Вряд ли.
     Возможно, именно этого они  и  ждут.  Включая  Бобби.  Ты  войдешь  в
корабль - и избавишь Бобби от твоей надоевшей персоны. Похороны без слез.
     Они-то, понятно, обрадуются. Но Бобби, с которой они столько  времени
прожили бок о бок? Неужели они планируют его гибель? Если так, то он никак
не сможет защититься. Он должен войти в корабль. Если он не сделает этого,
то тогда ему никогда не удастся выполнить просьбу старика Хиллмена.
     Попытайся, Гард!
     Он попытается и сделает это не позднее завтрашнего утра.  А  все-таки
ему повезло, - подумал он. Если бы он не зашел в сарай, то никто не просил
бы его спасать мальчика и в жизни его по-прежнему не было бы смысла.
     Гард, а если он уже мертв?
     Возможно. Но старик так не думает, он уверен, что  мальчика  все  еще
можно спасти.
     Дело даже не в  этом  мальчике.  Весь  Хейвен  сейчас  превратился  в
гигантский ядерный реактор, готовый в любой  момент  взорваться.  Вот  что
самое главное.
     Это  была  логика,   но   убийственная,   страшная   логика.   Логика
Теда-Энергетика. Шла игра без всяких правил.
     А может быть,  спасая  мальчика,  он  сумеет  спасти  и  Бобби?  Нет,
маловероятно. Бобби в своих изменениях зашла слишком  далеко.  Но  все  же
можно попытаться.
     И с этими мыслями он в конце концов уснул. Ему снился сон. Во сне  он
принимал ванну, и вода в  ней  была  ярко-зеленого  цвета,  и  ванна  была
унизана проводами. Он пытался закричать  и  не  мог,  потому  что  провода
выходили из его собственного рта.



                                 5. СОВОК

     Ситуация в Хейвене, как мы уже знаем, давно беспокоила Джона Леандро.
Там явно что-то происходило. Он почти  физически  чувствовал  это.  Бывали
моменты, когда он мог сказать, что чувствует запах чего-то необычного, как
хорошая собака.
     Его отпуск начинался в пятницу. Он рассчитывал выехать в Хейвен в тот
же день. Но он жил вместе с недавно овдовевшей матерью,  и  она  попросила
его сперва съездить с ней к ее сестре в Новый Скотланд; она говорила,  что
понимает, что визит не вписывается в планы  Джона,  но  она  старая  и  не
просит его о слишком многом; тем, что  она  стирает  и  готовит  ему,  она
заслужила этот маленький знак внимания с его стороны, и еще  очень  многое
говорила она, и ему пришлось уступить.
     Поэтому в пятницу он отвез мать к ее сестре, задержавшись там на  два
дня, и смог выехать только в воскресенье вечером.
     Он никогда не любил воскресенье.


     Итак, в понедельник, 15 августа, Леандро за рулем недавно  купленного
и еще пахнувшего  краской  "доджа",  насвистывая  песенку,  направлялся  в
Хейвен... где он рассчитывал прославиться как  журналист.  Хотя,  конечно,
вряд ли кто-нибудь рискнул бы назвать его пустым местом в газетном мире.
     День был ясным и теплым, но не жарким. Это был день, который  мог  бы
навеки запечатлеться в его памяти. Джонни Леандро мечтал написать роман...
но он забыл одну старую истину: "Бери от Бога, что хочешь,  но  не  забудь
заплатить за это".
     Он знал, что приблизился к чему-то гораздо большему и более  важному,
чем могло показаться с первого взгляда. Он забыл обо всякой  осторожности.
Ему хотелось как можно скорее извлечь из этой истории с Хейвеном все,  что
только можно.
     Когда он выезжал со двора сестры своей матери, мать крикнула вслед:
     - Не забудь позавтракать, Джонни!
     В руке она держала увесистый сверток с бутербродами.
     - Спасибо, мама, - сказал он, протягивая в окно руку. - Ты не  должна
была беспокоиться об этом. Я захватил с собой пару гамбургеров...
     - Я говорила тебе тысячу раз, - сказала  она,  -  не  смей  есть  эти
проклятые гамбургеры. С твоим желудком тебе следовало бы навсегда  забыть,
что это такое. И потом, ты не знаешь, из каких ужасных  грязных  продуктов
их готовят. Микробы...
     - Я все знаю, мам. Я...
     - Ты не видишь этих микробов, - не обращая  внимания  на  его  слова,
продолжала миссис Леандро. Ее было невозможно сбить с начатой темы.
     - Да, мама.
     - Руки поваров тоже бывают грязными,  как  тебе  известно.  Я  бы  не
хотела, чтобы ты думал, будто я поучаю тебя, но иногда сыну бывает полезно
послушать мать. Еда  в  общественных  местах  способствует  многим,  очень
многим болезням.
     - Мам...
     Она вдруг неловко улыбнулась и прищурила левый глаз:
     - Ты считаешь свою мать дурочкой, сынок, и мечтаешь только об  одном:
чтобы она поскорее заткнулась.
     Леандро понимал,  что  это  самый  обыкновенный,  не  слишком  ловкий
маневр, но все же ему стало стыдно.
     - Нет, мама, - сказал он, - я вовсе так не думаю.
     - Конечно, ты отличный репортер, а я всего лишь домохозяйка...
     Леандро, потупив глаза, ничего не ответил.
     -  Но  кое-что  я  все  же  знаю.  Держись  подальше  от  придорожных
закусочных, Джонни, потому что ты можешь там  отравиться.  Там  все  кишит
микробами.
     - Постараюсь, мама.
     Удовлетворенная полученным обещанием, теперь  она  хотела,  чтобы  он
поскорее уехал.
     - Ты вернешься к ужину?
     - Да, - ответил Леандро, не слишком уверенный в этом.
     - К шести? - уточнила она.
     - Да! Да!
     - Знаю, знаю, я только глупая старая...
     Он глянул в зеркало заднего обзора и увидел ее, стоящую на  тропинке.
Он дал задний ход, потом рванул вперед - и машина тронулась  с  места.  Он
уехал, а мать все еще что-то говорила ему вслед.


     В Хейвене Бобби Андерсон демонстрировала Гарднеру усовершенствованную
аппаратуру, приспособленную для дыхания. Ив Хиллмен узнал бы ее:  это  был
все  тот  же  респиратор,  который  он   захватил   для   Дугана,   только
преобразованный внутри.  Батча  он  должен  был  предохранять  от  воздуха
Хейвена, а Бобби сделала так, что, войдя  в  корабль,  она  и  Джим  будут
вдвоем дышать через него именно воздухом Хейвена.
     Было девять часов тридцать минут.
     В это же время в Дерри Джон  Леандро  притормозил  у  обочины  дороги
неподалеку от места, где исчезли полицейские Роудс и  Габбонс.  Он  открыл
"бардачок" и достал оттуда пистолет  марки  "смит-и-вессон"  сорок  пятого
калибра. Он держал его в руках, ощущая приятную прохладу  металла,  а  его
нос принюхивался к странному запаху, доносившемуся откуда-то издалека.
     Запаху тухлого мяса.
     Микробы, - вспомнились ему слова матери. - Еда в общественных  местах
способствует многим, очень многим болезням.
     Передумав, он положил пистолет на место и, так и не выйдя из  машины,
нажал на газ и тронулся с места.
     Сердце его билось  чуть  быстрее,  будто  предчувствовало  встречу  с
чем-то важным.
     С чем-то большим... иногда я просто чую это.
     Да. Здесь, безусловно, что-то происходит. Смерть  миссис  Мак-Косленд
(когда же это было? в июле?); самоубийство полицейского, любившего ее; еще
раньше - исчезновение маленького мальчика, Давида Брауна.  Да,  не  забыть
бы: исчезновение двух полицейских и странный рассказ дедушки этого  самого
Давида об обстоятельствах, при которых исчез его внук.
     Почему вы пришли к Брайту, а не ко мне,  мистер  Хиллмен?  -  подумал
Леандро. Подумал как минимум в пятнадцатый раз за последний месяц.
     А теперь и Хиллмен исчез. Уехал из  города  две  недели  назад  и  не
вернулся. Не появился больше к  лежащему  в  госпитале  внуку.  Не  вернул
взятый напрокат автомобиль. Официальная версия была такова, что Хиллмен не
исчез, но все же его разыскивала полиция. В глазах же  Джона  Леандро  это
исчезновение приобретало совершенно другой  характер.  Квартирная  хозяйка
Хиллмена в Дерри рассказала ему, что Ив задолжал ей шестьдесят  баксов,  а
он никак не походил на человека, убегающего от долгов.
     Что-то большое... странный запах...
     Подобные эманации исходили от Хейвена в последние две недели. За июль
в городе произошло несколько пожаров. Потом эта авиакатастрофа. Еще  можно
было прибавить то, что дозвониться в Хейвен стало практически  невозможно.
Это удавалось немногим. Он,  Леандро,  сам  посылал  запрос  в  телефонную
компанию, и ему ответили, что никак не могут обнаружить неисправность.
     Ему хотелось найти кого-нибудь, кто мог бы  подробно  рассказать  обо
всем, что происходило в Хейвене начиная с 10 июля...
     Он интервьюировал многих  людей,  но  ничего  не  добился.  Некоторые
уехали из Хейвена до известных событий и мало что могли рассказать. Другие
с удивлением смотрели на него, потому что, хотя и были в Хейвене в  начале
интересующего Джона периода, никаких перемен, как и те,  кто  приезжал  на
похороны Руфи Мак-Косленд, не заметили.
     В Бангоре Леандро разыскал Рикки Беррингера,  младшего  брата  хорошо
знакомого нам Ньюта Беррингера.
     - Мы приезжали в гости к Ньюту, - рассказывал Рикки, - в конце  июля.
Но он как раз в это время заболел воспалением легких.
     Очевидно, воспаление легких в Хейвене  приобрело  характер  эпидемии.
Этой же болезнью примерно в то же время переболели тетка Дана Блю Сильвия,
брат Билла Спруса Френк и многие другие.
     Выясняя все это, Леандро  воздержался  от  комментариев.  Он  собирал
информацию и не хотел, чтобы кто-то, заподозрив в Хейвене что-то неладное,
опередил его.


     Еще одним интервьюируемым оказался Элвин Рутлидж. В июле он  приезжал
в Хейвен к друзьям, но почти сразу же заболел и  был  вынужден  вернуться.
После беседы с ним у Леандро  стала  образовываться  и  другая  цепочка  -
звеньями в ней были заболевшие после посещения Хейвена.
     Совершенно случайно он встретил в Дерри давнюю подругу  своей  матери
Элейн Пульсифер, у которой в Хейвене, в свою очередь, тоже была подруга.
     Элейн была старше матери Джонни на пятнадцать лет, и ей скоро  должно
было исполниться семьдесят. Угощая Джонни чаем с черствыми коржиками,  она
рассказала ему историю сходную с теми, которые он уже слышал.
     Подругу Элейн в Хейвене звали Мэри Джеклин (а  ее  внуком,  как  все,
наверное, догадались, был Томми Джеклин). Они ездили друг к другу в  гости
около сорока лет. Но этим летом ей так и не удалось повидаться с Мэри.  Ни
разу. Она разговаривала с ней  по  телефону,  и  на  первый  взгляд  могло
показаться, что все нормально, но, зная Мэри, она почувствовала: что-то не
в порядке.
     - Все, что она говорила мне, было само по себе хорошо и правильно, но
в целом звучало не так, как всегда, если ты понимаешь, что я имею в  виду,
- рассказывала она, подвигая к  Джону  блюдо  с  коржиками.  -  Съешь  еще
парочку!
     - Нет, благодарю вас, - отказался Леандро.
     - Ох уж эти мальчишки, - добродушно засмеялась старая  леди.  -  Твоя
мать наверняка рассказывала тебе о правилах хорошего  тона,  но  ты,  как,
впрочем, и любой мальчик, так и не усвоил их.
     Принужденно улыбаясь, Джон был вынужден взять еще один коржик.
     Откинувшись на спинку стула, миссис Пульсифер продолжала:
     - Я заподозрила неладное... Сперва мне показалось, что Мэри просто не
хочет  мне  чего-то  рассказывать.  Потом  я  рассудила,  что  мы  знакомы
достаточно давно, и, скорее всего, если бы произошло  что-то  плохое,  она
поделилась бы со мной. Понимаешь, она не то чтобы охладела ко мне...
     - Она просто стала другой, верно?
     - Именно так. И я подумала, что, наверное, она просто больна,  но  не
хочет, чтобы друзья  нервничали  из-за  нее.  Тогда  я  позвонила  Вере  и
сказала:  "Вера,  мы  должны  съездить  и  проведать  Мэри.  Мы  не  будем
предупреждать ее о нашем  приезде,  чтобы  она  не  отговорила  нас.  Будь
готова, Вера, - сказала я, - потому что завтра в десять утра  я  заеду  за
тобой, и, если ты к этому времени не  соберешься,  я  не  стану  ждать  ни
минуты".
     - Вера - это...
     - Вера Андерсон из Дерри. Она моя лучшая подруга, не считая, конечно,
твоей матери и Мэри.
     - Итак, вы отправились вдвоем...
     - Да.
     - И вы заболели.
     - Заболела! Я думала, что  умру!  Мое  сердце!  -  Она  драматическим
жестом  приложила  руку  к  груди.  -  Оно  так  колотилось!  Моя   голова
разболелась, а из носа потекла кровь. Вера так  испугалась!  Она  сказала:
"Поворачивай,  Элейн,  ты  должна  сразу  же  обратиться  в  больницу".  Я
развернула машину, и мы поехали в обратном направлении.  Потом  вдруг  изо
рта у  меня  вылетели  два  зуба.  Представляешь,  сразу  два!  Слышал  ты
когда-нибудь о подобном?
     - Нет, - солгал Джон, вспоминая о том, что  рассказывали  ему  другие
интервьюируемые. - А где это произошло?
     - Я ведь сказала, мы собирались навестить Мэри Джеклин...
     - Да, но вы не сказали, доехали ли  вы  до  Хейвена.  Где  вам  стало
плохо? Уже в городе?
     - Нет. Это случилось в миле от черты города, когда мы проехали Трою.
     - То есть близко от Хейвена.
     - Я почувствовала себя неважно еще раньше, но не хотела пугать  Веру,
потому что рассчитывала, что все пройдет.
     Вера Андерсон не заболела, и это беспокоило Леандро. У нее не  болела
голова, не шла носом кровь, не выпадали зубы.
     - Нет-нет, - отвечая на его вопрос, сказала Элейн, - с ней было все в
порядке. Единственное, от чего она могла заболеть, - это страх. Точно, она
была больна от страха. За меня... и за себя, безусловно.
     - Что вы имеете в виду?
     - Ну, дорога была пустынной. Она  подумала,  что,  если  я  выйду  из
строя, нам никто не сможет оказать помощь.
     - А разве она не могла сесть за руль?
     - Спаси тебя Бог, Джонни! У Веры уже много лет мускульная  дистрофия.
Она носит металлический корсет - это жестокие  пытки!  Иногда  мне  просто
жаль на нее смотреть!


     15 августа в десять утра Леандро проехал Трою.  Его  живот  урчал  от
голода, и он не хотел признаваться в этом даже самому себе от  страха.  По
коже бежали мурашки.
     Я тоже могу заболеть. У меня  может  пойти  носом  кровь.  И  выпадут
зубы...
     И все же он не собирался менять принятого решения.
     Он проехал Трою, где все казалось обычным,  и  направился  к  дороге,
ведущей в Хейвен. Было скучно, и  он  включил  приемник,  настроившись  на
Бангор. Сперва все было в  порядке,  но  потом  вдруг  появились  какие-то
помехи, постепенно  усиливающиеся,  и  программа  бангорской  радиостанции
потонула в шуме и свисте. Он покрутил ручку настройки и,  раздосадованный,
выключил радио.
     Вокруг простирались поля. Странно, обычно в августе  они  уже  бывали
убраны, а тут поля стояли нетронутыми, будто о них просто  забыли.  Он  не
увидел по дороге ни единого человека.
     В голове у него что-то  шептал  тихий  голосок.  Джонни  прислушался.
Голосок напоминал детский, но со взрослыми интонациями.
     Лучше тебе было бы вернуться домой.
     Да. Домой, к маме. Домой, чтобы успеть к обеду. Она будет  рада  ему.
Они  пообедают  и  выпьют  кофе.  Они   будут   разговаривать.   То   есть
разговаривать будет мать, а он будет слушать. Так было всегда, и это вовсе
не плохо. Иногда она рассказывает забавные вещи...
     Спасайся.
     Да, голосок прошептал именно это слово. Спасайся.
     Но я совсем не хочу домой!
     Он сильно нажал на газ и, будто на крыльях, полетел в Хейвен.


     Не проехав и мили, он почувствовал, что ему становится  нехорошо.  Он
принял это за физическое проявление страха и не обратил внимания.  Но  ему
становилось все хуже, и он подумал: А не отравился ли я? Вопрос был совсем
в духе его матери, но его это не рассмешило.
     Лучше было бы повернуть назад, - говорил голосок, на этот  раз  более
настойчиво.
     Леандро стиснул зубы. Ну уж нет! Он доедет до чертова  Хейвена,  чего
бы это не стоило.
     И все же ему было  плохо.  Он  почти  не  видел  дорогу.  В  миле  от
городской черты  он  начал  терять  сознание.  Перед  глазами  проносились
бессвязные картинки... галлюцинации...
     ДОМОЙ, ВЕРНИСЬ, ПОЖАЛУЙСТА, ДОМОЙ!
     В голову ему вдруг почему-то полезли математические формулы, хотя  он
никогда не дружил с математикой, ни в школе, ни в колледже,  ни  потом,  в
университете. Неожиданно сам для себя,  он  доказал  теорему  Пифагора.  И
тут...
     И тут носом у него хлынула кровь.
     Так и  закончилась  первая  попытка  Леандро  попасть  в  Хейвен.  Он
развернул машину и помчался в обратном  направлени