у, - прорыдала она. - Не могу! Руки  не  шевелятся!  Заставь  его
прекратить, Стивен. Перестань его УГОВАРИВАТЬ, заставь его ПРЕКРАТИТЬ!
   Еще одно ее слово, и я свихнулся бы. Нет, правда.
   - Повернись и отодвинь засовы, Диана,  не  то  я  просто  посторонюсь,  и
пусть...
   - ИИИИИИИИИ! - провизжал он и ринулся в атаку, рубя и коля ножом.  Я  изо
всей мочи толкнул ведро вперед и сбил его с ног. Он взвыл и опустил  нож  по
длинной отчаянной дуге. На волосок ближе, и лезвие отхватило бы  мне  кончик
носа. Он неуклюже рухнул на широко раздвинутые колени, и его лицо  оказалось
прямо перед отжимом, подвешенным к ведерку. Идеально! Я опустил  швабру  ему
на  шею.  Шнуры  рассыпались  по  плечам  его  черного  фрака,  точно  пряди
колдовского парика. Его лицо впечаталось  в  отжим.  Я  нагнулся,  свободной
рукой ухватил рукоятку отжима и повернул ее. Ги завопил от боли,  но  швабра
приглушала его голос.
   - ОТОДВИНЬ ЗАСОВЫ! - завизжал я  на  Диану.  -  ОТОДВИНЬ  ЗАСОВЫ,  СТЕРВА
БЕСПОЛЕЗНАЯ! ОТОДВИНЬ...
   Бау! Что-то твердое и острое впилось мне в  левую  ягодицу.  С  воплем  я
невольно сделал шаг вперед - мне кажется, больше от удивления, чем от  боли,
хотя было очень больно. Я упал на колено  и  выпустил  рукоятку  отжима.  Ги
отполз, и из-под шнурков швабры появилась его голова. Дышал он  так  громко,
что казалось, будто он лает. Впрочем,  быстроты  его  это  не  лишило:  едва
распутавшись  со  шваброй,  он  замахнулся  на  меня  ножом.  Я   уклонился,
почувствовав, как всколыхнулся воздух,  рассеченный  лезвием  у  самой  моей
щеки.
   Только когда я кое-как поднялся на ноги, мне стало ясно, что произошло  -
что она сделала. Я молниеносно посмотрел на нее через  плечо.  Она  ответила
мне вызывающим взглядом, прижимаясь к двери  спиной.  Мне  в  голову  пришла
сумасшедшая мысль: она ХОЧЕТ,  чтобы  меня  убили.  Может,  она  вообще  все
подстроила. Отыскала сумасшедшего метрдота и...
   Ее глаза расширились.
   - Берегись!
   Я обернулся как раз вовремя, чтобы встретить его бросок. По сторонам  его
лицо было ярко-алым, если не считать белых кружков, оставленных дырками  для
пропуска воды в отжиме. Я встретил его шваброй наперевес, целя в  горло,  но
угодив в грудь. Однако атаку я остановил и даже принудил  его  отступить  на
шаг. А дальше все решила счастливая случайность. Он  поскользнулся  в  воде,
вылившейся из перевернувшегося ведра, и упал, ударившись  головой  о  плитки
пола. Без единой мысли и лишь смутно воспринимая собственный визг, я схватил
с плиты сковородку с фибами и изо всей мочи опустил  ее  на  его  повернутое
вверх лицо. Глухой стук, за  которым  последовало  жуткое  (но,  к  счастью,
краткое) шипение от  соприкосновения  кожи  его  лба  и  щек  с  раскаленным
металлом.
   Я повернулся, оттолкнул Диану и отодвинул  засовы,  запиравшие  дверь.  Я
распахнул ее, и меня, как молотом, ударил солнечный свет. И  запах  воздуха.
Не помню, чтобы когда-нибудь еще воздух пахнул чудеснее - даже в первые  дни
школьных каникул.
   Я схватил Диану за локоть и вытащил ее в проулок, заставленный  мусорными
баками с  запертыми  крышками.  В  дальнем  конце  этой  каменной  расселины
небесным видением манила Пятьдесят  Третья  улица,  где  сновали  ничего  не
ведающие машины. Я поглядел через плечо в открытую дверь кухни. Ги лежал  на
спине, и обугленные  грибы  окружали  его  голову,  как  экзистенциалистская
диадема.  Сковорода  соскользнула  в  сторону,  открыв  багровое   лицо   со
вздувающимися волдырями. Один глаз был открыт, но  взгляд,  устремленный  на
флюоресцентный плафон, смотрел невидяще. Кухня позади была пустой.  На  полу
багровела лужа крови, на белой эмали холодильной камеры багровели  отпечатки
ладони, но шеф-повар и Дурак Гимпель исчезли.
   Я захлопнул дверь и показал на проулок.
   - Иди!
   Она не шевельнулась и только посмотрела на меня.
   Я легонько толкнул ее в левое плечо.
   - Иди.
   Она подняла руку, словно регулировщик на перекрестке, мотнула  головой  и
ткнула в меня пальцем.
   - Не смей ко мне прикасаться!
   - А что  ты  сделаешь?  Натравишь  на  меня  своего  психотерапевта?  Мне
кажется, он протянул ноги, радость моя.
   - Не смей так со мной разговаривать! Не смей! И  не  прикасайся  ко  мне,
Стивен, предупреждаю тебя.
   Дверь кухни распахнулась. Повернувшись - не думая, просто повернувшись, -
я ее захлопнул и перед щелчком защелки услышал придушенный вскрик  -  злости
или боли я не понял, да меня это и не интересовало.  Я  привалился  к  двери
спиной и уперся ногами в асфальт.
   - Хочешь постоять тут и обсудить все?  -  спросил  я  Диану.  -  Судя  по
звукам, он полон сил. - В дверь снова ударили. Я сдвинулся вместе с ней,  но
тут же опять ее захлопнул. Потом напрягся, готовясь к его новой попытке,  но
все было тихо.
   Диана посмотрела на меня долгим, долгим взглядом, злобным и  неуверенным,
а потом пошла по проулку, опустив голову. Волосы у нее свисали  по  сторонам
шеи. Я стоял, прислонясь к двери, пока Диана не прошла примерно три четверти
пути до улицы, а тогда отступил и опасливо уставился на дверь. Она  осталась
закрытой, но я решил, что это  ничего  не  гарантирует,  и  подтащил  к  ней
мусорный бак и только тогда затрусил за Дианой.
   Когда я добрался до выхода из проулка, ее там уже не  было.  Я  посмотрел
вправо в сторону Мэдисон, но ее не  увидел.  Поглядел  влево  -  и  вон  она
медленно переходит Пятьдесят Третью. Голова ее все еще опущена, и волосы все
еще свисают по сторонам  лица,  как  занавески.  Никто  не  обращал  на  нее
внимания. Люди перед "Кафе Готэм" пялились  сквозь  зеркальные  стекла,  как
посетители бостонского океанариума перед аквариумом  акул  в  час  кормежки.
Выли приближающиеся сирены - много их.
   Я перешел улицу, протянул руку, чтобы потрогать ее за плечо, передумал  и
просто окликнул по имени.
   Она обернулась. Ее глаза потускнели  от  ужаса  и  шока.  Платье  спереди
выглядело, как детский нагрудничек,  омерзительно  лиловый.  От  нее  разило
кровью и истраченным адреналином.
   - Уйди, - сказала она. - Я больше не хочу тебя видеть. Никогда.
   - Ты меня там пнула в задницу, стерва, - сказал я. - И меня чуть не убили
по твоей милости. Да и тебя тоже. Отказываюсь тебя понимать.
   - Мне четырнадцать месяцев хотелось пнуть тебя в задницу, - сказала  она.
- А когда предоставляется случай осуществить мечту, тут уж не  до  раздумий,
вер...
   Я ударил ее по лицу. Я ни о чем не думал. Просто отвел руку и  ударил.  И
за всю мою взрослую жизнь мало что доставляло мне подобное удовольствие. Мне
стыдно это вспоминать, но я слишком далеко  зашел  в  моем  рассказе,  чтобы
лгать, пусть даже не договаривая.
   Ее голова качнулась. Глаза расширились от шока  и  боли,  утратили  тупое
ошеломленное выражение.
   - Сволочь! - крикнула она,  прижимая  ладонь  к  щеке.  Теперь  ее  глаза
наполнились слезами. - Какая же ты СВОЛОЧЬ!
   - Я спас тебе жизнь, - сказал я. - Ты что -  не  понимаешь?  До  тебя  не
доходит? Я СПАС ТЕБЕ ЖИЗНЬ.
   - Ублюдок,  -  прошептала  она.  -  Давящий,  присвоивший  право  решать,
мелочный, самодовольный, самовлюбленный ублюдок. Я тебя ненавижу.
   - Подотрись  своим  дерьмом.  Если  бы  не  этот  самодовольный  мелочный
ублюдок, ты бы сейчас валялась мертвая.
   - Если бы не ты, меня тут  вообще  не  было  бы,  -  сказала  она,  а  по
Пятьдесят Третьей улице с визгом пронеслись три первые полицейские машины  и
остановились перед "Кафе Готэм". Из них посыпались полицейские, будто клоуны
в цирковом номере. -  Если  ты  еще  когда-нибудь  прикоснешься  ко  мне,  я
выцарапаю тебе глаза, Стив, - сказала она. - Держись от меня подальше.
   Мне пришлось зажать руки под мышками. Они тянулись убить ее, сомкнуться у
нее на шее и убить ее.
   Она  прошла  шесть-семь  шагов,  потом  снова  обернулась  ко  мне.   Она
улыбалась. Жуткой улыбкой, куда более ужасной, чем все, что я видел на  лице
Ги, Ресторанного Демона.
   - У меня были любовники, - сказала она, улыбаясь этой жуткой улыбкой. Она
лгала. Ложь была написана у нее на лице, но боли это не смягчило.  Она  ведь
ХОТЕЛА, чтобы это было правдой. Это тоже было написано у нее на лице. - Трое
за последний год. Ты никуда не годен, и я находила себе настоящих мужчин.
   Она повернулась и пошла по улице, как женщина шестидесяти пяти лет, а  не
двадцати семи. Я стоял и смотрел ей вслед. Перед тем как  она  завернула  за
угол, я снова выкрикнул это. То, с чем не мог смириться, то, что застряло  у
меня в горле, будто куриная косточка.
   - Я спас твою жизнь! Твою проклятую жизнь! Она  остановилась  на  углу  и
посмотрела на меня. Жуткая улыбка так и не сошла с ее лица.
   - Нет, - сказала она. - Не спас. И она скрылась за углом. С тех пор я  ее
не видел, хотя, полагаю, увижу. Встретимся в суде, как говорится.

***

   На следующем углу я зашел в супермаркет и купил пачку "Мальборо". Когда я
вернулся  на  угол   Мэдисон   и   Пятьдесят   Третьей,   Пятьдесят   Третью
перегораживали голубые барьерчики,  которые  используют  полицейские,  чтобы
огораживать места преступлений и  маршрут  процессий.  Однако  ресторан  был
виден и оттуда. Отлично виден. Я сел на край тротуара,  закурил  сигарету  и
начал следить за происходящим. Подъехало пять-шесть машин  "скорой  помощи".
Шеф-повара увезла первая - без сознания, но,  видимо,  еще  живого.  За  его
кратким появлением перед его поклонниками на Пятьдесят  Третьей  последовало
появление носилок с трупом в чехле. Хамболд.  Затем  появился  Ги,  накрепко
привязанный к носилкам,  он  дико  оглядывался  по  сторонам,  пока  его  не
задвинули в машину. Мне почудилось, что на мгновение наши глаза встретились,
но, вероятно, это просто мое воображение.
   Когда машина с  Ги  тронулась  и  проехала  через  дыру  в  баррикаде  из
барьерчиков, отодвинутых двумя полицейскими в  форме,  я  швырнул  сигарету,
которую курил, на канализационную решетку. Не для того я  выжил  этот  день,
чтобы вновь травить себя табаком, решил я.
   Я глядел вслед удалявшейся машине "скорой помощи" и  пытался  представить
себе, как жил человек в ней там, где живут метрдоты - в Квинсе,  в  Бруклине
или даже, может быть, в Райе  или  Мамаронеке.  Я  пытался  вообразить,  как
выглядит его столовая, какие картины могут висеть на стенах. Это у  меня  не
получилось, но я обнаружил,  что  способен  довольно  легко  вообразить  его
спальню, хотя и без всякой уверенности, разделял он ее с женщиной или нет. Я
видел, как он лежит с открытыми глазами, но абсолютно неподвижно и смотрит в
потолок в глухие ночные часы, когда луна висит на черной тверди, будто  глаз
трупа, полуприкрытый веком; я мог представить  себе,  как  он  лежит  там  и
слушает лай соседской собаки, ровный, монотонный,  нескончаемый,  пока  звук
этот  не  превращается  в  серебряный  гвоздь,  забиваемый  ему  в  мозг.  Я
воображал, что лежит он неподалеку от стенного шкафа, полного фрачных пар  в
пластиковых чехлах химчистки. Я видел, как они висят там  в  темноте,  будто
казненные преступники. Я раздумывал, была у него жена или нет. А если  была,
то убил ли он ее перед тем как отправиться в ресторан? Я вспомнил комочек на
его рубашке и решил, что такой вариант вполне возможен. И задумался о судьбе
соседской собаки, той, которая лаяла, не  унимаясь.  И  о  судьбе  семьи  ее
хозяина.
   Но главным образом я думал о Ги, лежавшем без сна все те ночи, в  которые
и я лежал без сна. Лежавшем и слушавшем  лай  собаки  в  соседнем  доме  или
дальше по улице, как я слушал сирены и погромыхивание тяжелых грузовиков.  Я
думал о том, как он лежал там и смотрел на тени, которые  луна  разбрасывала
по потолку. Думал о вопле - Иииии! - накапливавшемся у него в голове,  точно
газ в закрытой комнате.
   - Иииии, - сказал я... Просто чтобы послушать, как это звучит.  Я  бросил
пачку "Мальборо" на сточную решетку и начал  топтать  ее,  не  поднимаясь  с
тротуара. - Иииии. Иииии. Ииииии.
   Полицейский у барьера оглянулся на меня.
   - Эй, приятель, может, уймешься? Нам  тут  и  так  хватает.  "Конечно,  -
подумал я. - Как и нам всем". Но я ничего не сказал.  А  вот  топтать  пачку
перестал - она и так уже превратилась в лепешку - и перестал  примеряться  к
этому звуку, хотя продолжал слышать его у себя в голове - а почему бы и нет?
Смысла в нем столько же, как и во всем остальном.
   Иииииии.
   Иииииии.
   Иииииии.




    Стивен Кинг.
    Перекурщики


   co y  Co yright Ste he  Ki g "THE TEN O'CLOCK PEOPLE"
   co y  Co yright Перевел с английского Виктор Вебер (v_we er@go.ru)
  Date: 14 Mar 2002


1

  Пирсон попытался  закричать,  но шок лишил его  дара речи, и  из  горла
вырвался лишь сдавленный хрип, так иной раз мужчины стонут во сне. Он набрал
полную грудь  воздуха, чтобы  предпринять вторую попытку, но  чьи=то пальцы,
как железные щипцы, сжали его левую руку повыше локтя.
  -  Это  будет ошибкой, -  послышался настойчивый голос у левого уха. Не
голос - шепот. - Серьезной ошибкой. Можете мне поверить.
  Пирсон обернулся. Существо, которое  вызвало желание, нет, потребность,
закричать, уже исчезло в банке, как это ни  странно, никем  не замеченное, и
Пирсон  смог  обернуться.  За руку его держал  симпатичный  молодой  негр  в
кремовом  костюме.  Пирсон не  был  с ним знаком,  но узнал,  как узнал бы и
любого  другого  представителя  странного  маленького  племени,  которое  он
называл перекурщиками (все они собирались  у здания банка  дважды в  день, в
десять утра  и  в три  пополудни)...  он полагал, что остальные  точно также
узнавали и его.
  Симпатичный молодой негр пристально смотрел на него.
  - Вы  видели?  -  спросил Пирсон. Нервным,  визгливым фальцетом,  столь
непохожим на его обычно размеренную речь.
  Симпатичный  молодой  негр отпустил руку Пирсона,  как только убедился,
что тот не собирается оглашать дикими криками площадь  перед Первым торговым
банком Бостона. Пирсон  тут же  схватил молодого негра за запястье. Будто не
мог  жить, не ощущая живого тепла другого человека. Симпатичный молодой негр
не  возражал.  Разве  что  посмотрел  на  руку  Пирсона,  прежде  чем  вновь
встретиться с ним взглядом.
  - Вы видели? - повторил Пирсон.  - Ужасно! Даже  если  это  грим... или
маска, которую кто=то нацепил ради шутки...
  Но,  конечно же,  такое объяснение, как грим или маска, не  выдерживало
критики. Существо  в темно= сером костюме от Андре Сира и туфлях  за пятьсот
долларов  прошло  совсем  рядом, так  близко,  что  Пирсон  мог  бы  к  нему
прикоснуться  (не  дай  Бог,  мгновенно  отреагировал  его  мозг, а  по телу
пробежала дрожь),  и он знал, ни о гриме, ни о маске  не могло  быть и речи.
Потому  что кожа на громадном выступе, который, как  полагал Пирсон, заменял
чудовищу  голову пребывала в  постоянном движении,  различные части  выступа
двигались в разных направлениях, как кольца экзотических  газов, вращающиеся
вокруг гигантской планеты.
  Дружище, - начал  симпатичный молодой негр в кремовом  костюме,  -  вам
надо...
  - Что это  было? - оборвал его Пирсон.  -  Я  никогда  не  видел ничего
подобного. Такое можно увидеть  только... только в  фильме  ужасов... или...
или...
  Голос исходил  не из  привычного  места  в голове.  Его источник теперь
располагался где=то в  вышине, будто он сам провалился в глубокую расселину,
а  голос, неприятный, пронзительный,  принадлежал кому=то еще, человеку  или
некому существу, расположившемуся над ним.
  - Послушайте, друг мой...
  Если бы все ограничилось только голосом.  Несколько  минут  тому назад,
когда Пирсон вышел через  вращающуюся дверь с "мальборо" в руке, он отметил,
что  день  очень мрачный,  похоже, собирался  дождь. А теперь  все стало  не
просто  ярким, а супер=ярким.  Красная  юбка  миловидной блондинки,  которая
стояла  в футах в пятидесяти  от двери (она  курила и читала книгу)  слепила
глаза, как  только  что вымытая пожарная машина. Желтая  рубашка проходящего
мимо  курьера  превратилось  во  второе  солнце. Лица людей обрели небывалую
четкость,  стали такими же, как  на картинках  в  детских  книжках,  которые
любила читать его ненаглядная Дженни.
  И его губы... он не чувствовал губ.  Они онемели, как  случалось  после
укола новокаина.
  - Глупо, конечно, - признался Пирсон симпатичному  молодому негру, - но
я сейчас грохнусь в обморок.
  - Нет, не грохнетесь, - безапелляционность тона заставила Пирсона в это
поверить, хотя  бы временно.  А  пальцы  симпатичного молодого  негра  вновь
ухватили его за руку,  пусть  и не так крепко. -  Пойдемте  сюда... вам надо
сесть.
  Широкую площадь перед банком украшали мраморные  островки высотой в три
фута, на каждом из которых высаживали цветы. Бордюры этих клумб и облюбовали
перекурщики. Кто=то читал,  кто=то разговаривал,  кто=то  просто разглядывал
бесконечный  поток  пешеходов  на  Торговой  улице,  но  параллельно все они
занимались  одним  делом,  которое  объединяло  их,   ради  которого  Пирсон
спускался вниз и выходил под открытое небо. На мраморном островке, ближайшем
к Пирсону и его новому  знакомому, росли астры, и их пурпур буквально бил по
глазам. Бордюр пустовал,  возможно,  потому, что часы уже  показывали десять
минут четвертого и народ потянулся к рабочим местам.
  - Присядьте, - молодой негр в кремовом костюме указал на бордюр. Пирсон
попытался сесть, но, скорее, рухнул на мрамор. То есть только что он стоял у
красновато=коричневого бордюра,  а  потом  колени у  него подогнулись  и  он
плюхнулся задницей на холодный камень. Приложился так, что боль стрельнула в
позвоночник.
  - Согнитесь, - скомандовал молодой человек, устроившись рядом. Лицо его
оставалось доброжелательным, а вот глаза тревожно шныряли по площади.
  - Зачем?
  -  Чтобы кровь прилила  к голове, - ответил молодой негр, - Но сделайте
вид, что сгибаетесь не для этого. Прикиньтесь, что нюхаете цветы.
  - Прикидываться для кого?
  - Делайте, что вам говорят, - в голосе послышались нетерпеливые нотки.
  Пирсон согнулся, глубоко  вдохнул. Выглядели цветы хорошо, а вот пахли,
как он  выяснил,  не очень, собачьей  мочой. Однако, в  голове у него начало
проясняться.
  - Начните  перечислять штаты, - приказал молодой негр. Он положил  ногу
на  ногу,  поправил брючину, чтобы не  мять  стрелку,  достал из внутреннего
кармана пачку  "Уинстона". Только тут Пирсон понял, что его сигарета куда=то
подевалась. Должно быть, он выронил ее в тот самый момент, когда увидел, как
чудовище в дорогом темно=сером костюме пересекало площадь.
  - Штаты, - тупо повторил он.
  Молодой  негр  кивнул,  достал  зажигалку,  которая  на  первый  взгляд
выглядела гораздо дороже той цены, которую он за нее заплатил, закурил.
  - Выберите любой и двигайтесь на запад.
  -  Массачусетс...  Нью=Йорк...  а  может,   Вермонт...  смотря   откуда
смотреть... Нью=Джерси, - он распрямился, уверенности в  голосе прибавилось.
- Пенсильвания, Западная Вирджиния, Огайо, Иллинойс...
  Молодой негр изогнул бровь.
  - Значит, Западная Вирджиния? Вы уверены?
  Пирсону даже удалось улыбнуться.
  - Да, конечно. Правда, я мог поменять местами Огайо и Иллинойс.
  Негр пожал плечами, показывая, что не так это и важно, тоже улыбнулся.
  -  Зато  вы  больше  не собираетесь падать  в  обморок, я вижу,  что не
собираетесь, а это главное. Хотите покурить?
  -  Спасибо,  -  с благодарностью  ответил  Пирсон. Он  не просто  хотел
покурить, чувствовал,  что  умрет,  если  не покурит.  - Я спустился  вниз с
сигаретой, но где=то потерял ее. Как вас зовут?
  Негр сунул Пирсону в рот сигарету, чиркнул зажигалкой.
  - Дадли Ринеманн. Можете звать меня Дьюк.
  Пирсон глубоко  затянулся, посмотрел  на вращающуюся дверь, уводящую  в
глубины Первого торгового банка.
  - Это не галлюцинация? Вы видели то же, что я, так?
  Ринеманн кивнул.
  - Вы не  хотели, чтобы он понял, что  я  увидел  его,  - говорил Пирсон
медленно,  словно  учился заново составлять  из слов фразы.  Но  зато  своим
обычным гол