хлама. Сколько  бы  вы
ни рылись в нем, каждый раз находилось что-то новое. Он и  Билл  проводили
там все свои субботние вечера, едва переговариваясь друг с другом, вынимая
вещи из коробок, изучая их, вертя их так и сяк, чтобы руки могли запомнить
уникальную реальность каждой из них. Хэл подумал, что, возможно, это  была
попытка установить хоть какой-нибудь контакт с их исчезнувшим отцом.
     Он был моряком торгового  судна  и  имел  удостоверение  штурмана.  В
чулане лежали стопки карт, некоторые из них были  аккуратными  кругами  (в
центре каждого из них была дырочка от компаса). Там  были  двадцать  томов
под названием "Справочник Баррона по  навигации".  Набор  косых  биноклей,
из-за которых, если смотреть  сквозь  них,  в  глазах  возникало  забавное
ощущение тепла. Там были разные  туристские  сувениры  из  разных  портов:
каучуковые куклы хула-хула, черный картонный котелок с  порванной  лентой,
стеклянный шарик с крошечной Эйфелевой башней внутри. Там были конверты  с
иностранными марками и монетами. Там были  осколки  скал  с  острова  Мауи
Гавайского архипелага, сверкающе черные, тяжелые и в  чем-то  зловещие,  и
забавные граммофонные пластинки с надписями на иностранных языках.
     В тот день, когда дождь со снегом мерно стекал по крыше прямо у  него
над головой, Хэл пробрался  к  самому  дальнему  концу  чулана,  отодвинул
коробку и увидел за  ней  другую.  Из-за  крышки  на  него  смотрела  пара
блестящих карих глаз. Они заставили его  вздрогнуть,  и  он  на  мгновение
отпрянул с гулко бьющимся  сердцем,  словно  он  натолкнулся  на  мертвого
пигмея. Затем он заметил неподвижность и тусклый блеск этих глаз и  понял,
что перед ним какая-то  игрушка.  Он  вновь  приблизился  и  вынул  ее  из
коробки.
     В желтом свете она оскалилась своей  зубастой  усмешкой,  ее  тарелки
были разведены в стороны.
     В восхищении Хэл вертел ее в руках чувствуя  шевеление  ее  пушистого
меха. Ее забавная усмешка понравилась ему. Но  не  было  ли  чего-то  еще?
Какого-то почти инстинктивного чувства  отвращения,  которое  появилось  и
исчезло едва ли не раньше, чем он успел осознать его? Возможно, это было и
так, но вспоминая о таких далеких временах не следует  слишком  полагаться
на свою память. Старые воспоминания могут обмануть. Но... не заметил ли он
того же выражения на лице Питера, когда они были на чердаке?
     Он увидел,  что  в  спину  ей  вставлен  ключ,  и  повернул  его.  Он
повернулся  слишком  легко,  не  было   слышно   позвякиваний   заводимого
механизма. Значит, сломана. Сломана, но выглядит по-прежнему неплохо.
     Он взял ее с собой, чтобы поиграть с ней.
     - Что это там у тебя такое, Хэл? - спросила Була,  стряхивая  с  себя
дремоту.
     - Ничего, - сказал Хэл. - Я нашел это.
     Он поставил ее на полку на своей половине спальни. Она стояла на  его
книжках  для  раскрашивания,  усмехаясь,  уставясь   в   пространство,   с
занесенными для удара тарелками. Она была  сломана  и  тем  не  менее  она
усмехалась. В ту ночь Хэл проснулся от какого-то  тяжелого  сна  с  полным
мочевым пузырем и отправился в ванную комнату. В другом конце комнаты спал
Билл - дышащая груда одеял.
     Хэл вернулся и уже почти  заснул  опять...  и  вдруг  обезьяна  стала
стучать тарелками в темноте.
     Дзынь-дзынь-дзынь-дзынь...
     Сон мигом слетел с него,  как  будто  его  хлопнули  по  лицу  мокрым
полотенцем. Его сердце подпрыгнуло от удивления, и  еле  слышный,  мышиный
писк вырвался у него изо рта. Он уставился на обезьяну  широко  раскрытыми
глазами. Губы его дрожали.
     Дзынь-дзынь-дзынь-дзынь...
     Ее тело раскачивалось и изгибалось на полке. Ее губы  раздвигались  и
вновь смыкались, отвратительно веселые, обнажающие огромные и  кровожадные
зубы.
     - Остановись, - прошептал Хэл.
     Его брат перевернулся набок и издал громкий всхрап. Все  вокруг  было
погружено в тишину... за исключением обезьяны. Тарелки хлопали и  звенели,
наверняка они разбудят его брата, его маму, весь  мир.  Они  разбудили  бы
даже мертвого.
     Дзынь-дзынь-дзынь-дзынь...
     Хэл двинулся к ней, намереваясь остановить ее каким-нибудь  способом,
например, всунуть руку между тарелок и держать ее там до тех пор, пока  не
кончится завод.  Но  внезапно  она  остановилась  сама  по  себе.  Тарелки
соприкоснулись в последний раз -  дзынь!  -  и  затем  снова  разошлись  в
исходное положение. Медь мерцала  в  темноте.  Скалились  грязные,  желтые
обезьяньи зубы.
     Дом вновь погрузился в тишину. Его мама повернулась в потели  и  эхом
отозвалась на храп Билла. Хэл вернулся в свою постель и  натянул  на  себя
одеяла. Его сердце билось как сумасшедшее,  и  он  подумал:  Я  отнесу  ее
завтра в чулан. Мне она не нужна.
     Но на следующий день он забыл о своем намерении, так как его мать  не
пошла на работу. Була была мертва. Мать не сказала им, что же  в  точности
произошло. "Это был несчастный случай", - вот все, что она сказала им.  Но
в тот день Билл купил газету по пути домой их школы и контрабандой  пронес
в их комнату под  рубашкой  четвертую  страницу.  Запинаясь,  Билл  прочел
статью Хэлу, пока мать готовила ужин на кухне, но Хэл и сам  мог  прочесть
заголовок - ДВОЕ ЗАСТРЕЛЕНЫ В КВАРТИРЕ. Була Мак-Кэфери, 19 лет,  и  Салли
Тремонт, 20 лет, застрелены знакомым мисс Мак-Кэфери Леонардом Уайтом,  25
лет, в результате спора о том, кто пойдет за  заказанной  китайской  едой.
Мисс  Тремонт  скончалась  в   приемном   покое   Хартфордской   больницы.
Сообщается, что Була Мак-Кэфери умерла на месте.
     Хэл Шелбурн подумал, что это выглядело так, будто Була просто исчезла
на страницах одного из своих журналов с детективными историями, и  мурашки
побежали у него по спине, а сердце сжалось. Затем он внезапно осознал, что
выстрелы прозвучали примерно в то же время, когда обезьяна...
     - Хэл? - позвала Терри сонным голосом. - Ты идешь?
     Он выплюнул пасту в раковину и прополоскал рот.
     - Да, - ответил он.
     Еще раньше он положил обезьяну в  чемодан  и  запер  его.  Они  летят
обратно в Техас через два или  три  дня.  Но  прежде  чем  они  уедут,  он
избавится от этого проклятого создания навсегда.
     Каким-нибудь способом.
     - Ты был очень груб с Дэнисом сегодня, - сказала Терри из темноты.
     - Мне кажется,  что  Дэнису  именно  сейчас  было  необходимо,  чтобы
кто-нибудь был с ним резок. Он начал выходить из-под контроля. Я не  хочу,
чтобы это плохо кончилось.
     - С психологической точки зрения, побои едва  ли  приносят  пользу  и
могут...
     - Я не бил его, Терри, ради Бога!
     - ...укрепить родительский авторитет.
     - Только не надо мне  излагать  всю  эту  психологическую  ерунду,  -
сердито сказал Хэл.
     - Я вижу, ты не хочешь обсуждать это.
     Ее голос был холоден.
     - Я также сказал ему, чтобы он вышвырнул из дома наркотики.
     - Ты сказал? - На этот раз ее голос звучал встревоженно. - И  как  он
это воспринял? Что он ответил?
     - Ну же, Терри! Что он мог сказать мне? Отгадай!  У  тебя  достаточно
вдохновения?
     - Хэл, что случилось с тобой? Ты не такой, как обычно. Что-то не так?
     - Все в порядке, - ответил он, думая о запертой в чемодане  обезьяне.
Услышит ли он, если она начнет стучать тарелками?  Да,  конечно,  услышит.
Приглушенно, но различимо. Выстукивая для кого-то судьбу, как это уже было
для    Булы,    Джонни    Мак-Кэйба,    собаки    дяди     Уилла     Дэзи.
Дзынь-дзынь-дзынь-дзынь, это ты, Хэл? - Я просто слегка перенапрягся.
     - Я надеюсь, что дело только в этом.  Потому  что  ты  мне  таким  не
нравишься.
     - Не нравлюсь? - Слова вылетели прежде, чем он успел удержать  их.  -
Так выпей еще валиума, и все будет снова о'кэй.
     Он  слышал,  как  она  сделала  глубокий  вдох,  а  затем   судорожно
выдохнула. Потом она начала плакать. Он мог бы ее успокоить (вероятно), но
в нем самом не было покоя. В нем был только  ужас,  слишком  много  ужаса.
Будет лучше, когда  обезьяна  исчезнет,  исчезнет  навсегда.  Прошу  тебя,
Господи, навсегда.
     Он лежал с открытыми глазами очень долго, до тех пор, пока воздух  за
окном не стал сереть. Но ему казалось, что он знает, что надо делать.
     Во второй раз обезьяну нашел Билл.
     Это случилось примерно год спустя после того,  как  была  убита  Була
Мак-Кэфери. Стояло лето. Хэл только что закончил детский сад.
     Он вошел в дом, наигравшись во дворе. Мать крикнула ему:
     - Помойте руки, сеньор, вы грязны, как свинья.
     Она сидела на веранде, пила холодный чай и читала книгу.  У  нее  был
двухнедельный отпуск.
     Хэл символически подставил руки под холодную воду и вытер всю грязь о
полотенце.
     - Где Билл?
     - Наверху. Скажи ему, чтобы убрал свою половину комнаты. Там страшный
беспорядок.
     Хэл, которому  нравилось  сообщать  неприятные  известия  в  подобных
случаях, бросился наверх. Билл  сидел  на  полу.  Маленькая,  напоминающая
кроличью нору дверка, ведущая в задний чулан, была приоткрыта. В  руках  у
него была обезьяна.
     - Она испорчена, - немедленно сказал Хэл.
     Он  испытал  некоторое  опасение,  хотя  он  едва  ли   помнил   свое
возвращение из ванной комнаты,  когда  обезьяна  внезапно  начала  стучать
тарелками. Неделю или около того спустя он видел страшный сон об  обезьяне
и Буле - он не мог в точности вспомнить, в чем там было дело - и проснулся
от собственного крика, подумав на мгновение,  что  что-то  легкое  на  его
груди было обезьяной,  что,  открыв  глаза,  он  увидит  ее  усмешку.  Но,
разумеется, что-то легкое оказалось всего лишь подушкой, которую он сжимал
с панической силой. Мать пришла успокоить его со  стаканом  воды  и  двумя
оранжевыми таблетками  детского  аспирина,  которые  служили  своеобразным
эквивалентом валиума для детских несчастий. Она подумала, что  кошмар  был
вызван смертью Булы. Так оно и было в действительности, но не совсем  так,
как это представляла себе его мать.
     Он едва ли помнил все это сейчас, но обезьяна все-таки пугала его,  в
особенности, своими тарелками. И зубами.
     - Я знаю, - сказал Билл. - Глупая штука.  -  Она  лежала  на  кровати
Билла, уставившись в потолок, с тарелками, занесенными  для  удара.  -  Не
хочешь пойти к Тедди за леденцами?
     - Я уже потратил свои деньги, - сказал Хэл. - Кроме того, мама велела
тебе убрать свою половину комнаты.
     - Я могу сделать это и позже, - сказал Билл. - И я одолжу  тебе  пять
центов, если хочешь. - Нельзя сказать, чтобы Билл никогда не  ставил  Хэлу
подножек и не пускал в  ход  кулаки  без  всякой  видимой  причины,  но  в
основном они ладили друг с другом.
     - Конечно,  -  сказал  Хэл  благодарно.  -  Только  я  сначала  уберу
сломанную обезьяну обратно в чулан, ладно?
     - Не а, - сказал Билл, вставая. - Пошли-пошли-пошли.
     И Хэл пошел. Нрав у Билла был переменчивый, и если бы Хэл задержался,
чтобы убрать обезьяну, он мог бы лишиться  своего  леденца.  Они  пошли  к
Тедди и купили то, что хотели, причем не просто обычные леденцы,  а  очень
редкий черничный сорт. Потом они пошли на площадку,  где  несколько  ребят
затеяли игру в бейсбол. Хэл был еще слишком мал для бейсбола,  поэтому  он
уселся в отдалении и сосал свой черничный  леденец.  Они  вернулись  домой
только когда уже почти стемнело, и мать дала подзатыльник Хэлу за то,  что
он испачкал полотенце для рук, и  Биллу  за  то,  что  он  не  убрал  свою
половину комнаты. После ужина они смотрели телевизор, и к тому времени Хэл
совсем забыл про обезьяну. Она каким-то образом оказалась на  полке  Билла
рядом с фотографией Билла Бойда, украшенной его автографом. Там она стояла
почти два года.
     Когда Хэлу исполнилось семь, уже не было никакой нужды в сиделках,  и
каждое утро, провожая их, миссис Шелбурн говорила:
     - Билл, следи внимательно за своим братом.
     В тот день, однако, Биллу пришлось остаться в школе после  уроков,  и
Хэл отправился домой один, стоя на каждом углу до  тех  пор,  пока  вокруг
была видна хотя бы одна машина. Затем он, втянув голову в плечи,  бросался
вперед, как солдат-пехотинец, идущий в атаку. Он нашел под ковриком  ключ,
вошел в дом и сразу же направился  к  холодильнику,  чтобы  выпить  стакан
молока. Он взял бутылку, а в следующее мгновение она  уже  выскользнула  у
него из рук и вдребезги разбилась об  пол.  Осколки  разлетелись  по  всей
кухне.
     Дзынь-дзынь-дзынь-дзынь,   неслось    сверху,    из    их    спальни.
Дзынь-дзынь-дзынь-дзынь, привет, Хэл! Добро пожаловать домой! Да,  кстати,
Хэл, ты на этот раз? Пришел и твой черед? Это тебя найдут убитым на месте?
     Он стоял там в полной неподвижности и смотрел вниз на осколки  стекла
и растекающуюся лужу молока. Он был в таком ужасе, что ничего не понимал и
ничего не мог объяснить. Но слова звучали словно бы внутри него,  сочились
из его пор.
     Он бросился по лестнице в их комнату. Обезьяна стояла на полке  Билла
и, казалось, смотрела прямо на Хэла. Она сбила с  полки  фотографию  Билла
Бойда с автографом, и  та  лежала  вниз  изображением  на  кровати  Билла.
Обезьяна  раскачивалась,  скалилась  и  стучала  тарелками.  Хэл  медленно
приблизился к ней, не желая этого и в то же время не в силах оставаться на
месте. Тарелки разошлись, потом  ударились  одна  об  другую  и  разошлись
вновь. Когда он  подошел  ближе,  он  услышал,  как  внутри  нее  работает
заводной механизм.
     Резко, с криком отвращения  и  ужаса  он  смахнул  ее  с  полки,  как
смахивают ползущего клопа. Она упала сначала на подушку Билла, а  потом  -
на пол, все еще стуча тарелками, дзынь-дзынь-дзынь.  Губы  раздвигались  и
смыкались. Она лежала на спине в блике позднеапрельского солнца.
     Хэл ударил ее со всей силы носком ботинка, и на этот раз из  груди  у
него вырвался крик ярости. Обезьяна  заскользила  по  полу,  отскочила  от
стены и осталась лежать неподвижно. Хэл стоял и смотрел на нее, со сжатыми
кулаками, с громыхающим сердцем. Она лукаво усмехнулась ему, в одном из ее
глаз вспыхнул яркий солнечный блик. Казалось,  она  говорила  ему:  "Пинай
меня сколько  хочешь,  я  всего  лишь  заводной  механизм  с  пружинами  и
шестеренками внутри. Нельзя  же  принимать  меня  всерьез,  я  всего  лишь
забавная  заводная  обезьяна.  Кстати,  кто  там  умер?  Какой  взрыв   на
вертолетном заводе! Что это там летит вверх, как большой мяч? Это случайно
не голова твоей мамы, Хэл? Ну и скачку же затеяла  эта  голова!  Прямо  на
угол Брук-стрит. Эй, берегись! Машина ехала слишком  быстро!  Водитель  бы
пьян! Ну что ж, одним Биллом в мире  стало  меньше!  Слышишь  ли  ты  этот
хруст, когда колесо наезжает ему на череп и мозги брызжут у него из  ушей?
Да? Нет? Может быть? Не спрашивай меня, я не знаю, я не  могу  знать,  все
что я умею - это бить в тарелки,  дзынь-дзынь-дзынь,  так  кто  же  найден
скончавшимся на месте, Хэл? Твоя мама? Твой брат? А, может, это  ты,  Хэл?
Ты?
     Он бросился к ней опять, намереваясь  растоптать  ее,  раздавить  ее,
прыгать на ней до тех пор, пока из нее не посыпятся шестеренки и винтики и
ужасные стеклянные глаза не покатятся по полу. Но в тот момент,  когда  он
подбежал к ней, тарелки сошлись очень тихо... (дзынь)... как будто пружина
где-то внутри сделала последнее, крохотное усилие... и словно осколок льда
прошел по его сердцу, покалывая стенки артерий, успокаивая ярость и  вновь
наполняя его тошнотворным ужасом. У него возникло  чувство,  что  обезьяна
понимает абсолютно все - такой радостной казалась ее усмешка.
     Он подобрал ее, зажав ее лапку между большим и указательным  пальцами
правой  руки,  отвернув  с  отвращением  лицо  так,  как  будто   он   нес
разлагающийся труп. Ее грязный вытершийся мех казался на  ощупь  жарким  и
живым. Он открыл дверцу, ведущую в задний чулан. Обезьяна усмехалась  ему,
пока он пробирался вдоль всего чулана между грудами наставленных  друг  на
друга коробок, мимо навигационных книг и  фотоальбомов,  пахнущих  старыми
реактивами, мимо сувениров и старой одежды. Хэл подумал: Если  сейчас  она
начнет стучать тарелками, я вскрикну, и если я  вскрикну,  она  не  только
усмехнется, она начнет смеяться, смеяться надо мной, и  тогда  я  сойду  с
ума, и они найдут меня здесь, а я  буду  бредить  и  смеяться  сумасшедшим
хохотом, я сойду с ума, прошу тебя, милый  Боженька,  пожалуйста,  дорогой
Иисус, не дай мне сойти с ума...
     Он достиг дальнего конца чулана и отбросил  в  сторону  две  коробки,
перевернув одну из них, и запихнул обезьяну обратно в картонную коробку  в
самом дальнем углу.  Она  аккуратно  разместилась  там,  как  будто  снова
наконец обретя свой дом, с  занесенными  для  удара  тарелками,  со  своей
обезьяньей усмешкой, словно приглашавшей посмеяться  над  удачной  шуткой.
Хэл отполз назад, весь  в  поту,  охваченный  ознобом,  в  ожидании  звона
тарелок. А когда этот звон наконец раздастся, обезьяна выскочит из коробки
и  побежит  к  нему,  как  прыткий  жук,  позвякивая  шестеренками,  стуча
тарелками, и тогда...
     ...ничего этого не случилось. Он выключил свет и захлопнул  маленькую
дверцу. Потом он привалился к ней с обратной стороны, часто и тяжело дыша.
Наконец-то ему стало немного полегче. Он спустился вниз на  ватных  ногах,
взял пустой пакет и начал осторожно собирать  острые  зазубренные  осколки
разбитой бутылки, раздумывая, не суждено ли ему порезаться и истечь кровью
- не это ли сулил ему звон тарелок? Но  и  этого  не  случилось.  Он  взял
полотенце, вытер молоко, а затем стал ждать, придут ли домой  его  брат  и
мать.
     Первой пришла мать и спросила:
     - Где Билл?
     Тихим, бесцветным голосом, окончательно уверившись  в  том,  что  его
брат будет найден скончавшимся на месте (неизвестно пока каком), Хэл начал
говорить о собрании  после  уроков,  прекрасно  зная,  что  даже  если  бы
собрание было очень-очень длинным, Билл уже должен был бы прийти  домой  с
полчаса назад.
     Мать  посмотрела  на  него  с  недоумением,  стала  спрашивать,   что
случилось, а затем дверь отворилась и вошел Билл - хотя, впрочем, это  был
не совсем Билл, это было привидение Билла, бледное и молчаливое.
     - Что случилось? - воскликнула миссис Шелбурн. - Билл, что случилось?
     Билл начал плакать и сквозь слезы рассказал свою  историю.  Там  была
машина, - сказал он. Он и его друг Чарли  Сильвермен  возвращались  вместе
после собрания, а  из-за  угла  Брук-стрит  выехала  машина.  Она  выехала
слишком быстро, и Чарли словно застыл от ужаса. Билл дернул его  за  руку,
но не сумел как следует ухватится. и машина...
     Теперь была очередь Билла  страдать  от  кошмаров,  в  которых  Чарли
умирал  снова  и  снова,  вышибленный  из  своих  ковбойских   ботинок   и
расплющенный о капот проржавевшего "Хадсон Хорнета", за рулем которого был
пьяный. Голова Чарли Сильвермена и лобовое стекло "Хадсона" столкнулись  с
ужасающей силой. И то  и  другое  разбилось  вдребезги.  Пьяный  водитель,
владелец кондитерского магазинчика в Милфорде, пережил  сердечный  приступ
сразу после ареста (возможно, причиной этого  послужил  вид  мозгов  Чарли
Сильвермена, высыхающих у него на брюках),  и  его  адвокат  имел  в  суде
большой успех с речью на тему "этот человек уже был  достаточно  наказан".
Пьяному дали шестьдесят дней тюрьмы (условно)  и  на  пять  лет  запретили
водить автомобиль в штате Коннектикут... то есть примерно на тот же  срок,
в течение которого Билла мучили кошмары. Обезьяна была спрятана  в  заднем
чулане. Билл никогда не обратил внимание на то,  что  она  исчезла  с  его
полки... а если и обратил, то никогда об этом не сказал.
     Хэл почувствовал себя на некоторое  время  в  безопасности.  Он  даже
начал снова забывать об обезьяне и думать о случившемся как о дурном  сне.
Но когда он вернулся домой из школы в тот день, когда умерла его мать, она
опять стояла на полке, с тарелками, занесенными для удара,  усмехаясь  ему
сверху вниз.
     Он медленно приблизился к н