ХОФ ПРИВЕЗ ЕГО
СЮДА".  Или:  "У  МЕНЯ  ЕСТЬ  ИДЕИ  ПО  КРАЙНЕЙ  МЕРЕ   НА   ДВА   ДЕСЯТКА
БЕСТСЕЛЛЕРОВ". Или: "МОЯ СЕМЬЯ ВСЕГДА БУДЕТ ЖИТЬ СЧАСТЛИВО". Или..."
     Он  ничего  не  напечатал.  Пальцы   его   беспомощно   повисли   над
клавиатурой, когда он почувствовал, в буквальном смысле почувствовал,  как
все его мыли застыли неподвижно,  словно  словно  автомашины,  затертые  в
самом худшем за всю историю существования двигателей внутреннего  сгорания
манхэттенском автомобильном заторе.
     Неожиданно  экран  заполнился  словами:  ПЕРЕГРУЗКА  -  ПЕРЕГРУЗКА  -
ПЕРЕГРУЗКА  -  ПЕРЕГРУЗКА  -  ПЕРЕГРУЗКА  -  ПЕРЕГРУЗКА  -  ПЕРЕГРУЗКА   -
ПЕРЕГРУЗКА  -  ПЕРЕГРУЗКА  -  ПЕРЕГРУЗКА  -  ПЕРЕГРУЗКА  -  ПЕРЕГРУЗКА   -
ПЕРЕГРУЗКА - ПЕРЕГРУЗКА - ПЕРЕГРУЗ...
     Что-то громко щелкнуло, и процессор взорвался. Из блока  метнулось  и
тут же опало пламя. Ричард откинулся  на  стуле,  закрыв  лицо  руками  на
случай, если если взорвался дисплей, но экран просто погас.
     Ричард продолжал сидеть, глядя в темную пустоту экрана.
     "Сейчас не уверен, задай этот вопрос позже".
     - Папа?
     Он повернулся на стуле. Сердце его стучало так сильно, что, казалось,
вот-вот вырвется из груди.
     На пороге кабинета стоял Джон. Джон Хагстром. Лицо его осталось почти
таким же, хотя какое-то чуть заметное отличие все  же  было.  Может  быть,
подумал Ричард, разница в отцовстве. А может, в глазах  Джона  просто  нет
этого настороженного выражения, усиливаемого очками с  толстыми  стеклами.
(Ричард заметил, что вместо уродливых  очков  в  штампованной  пластиковой
оправе, которые Роджер всегда покупал ему, потому что  они  стоили  на  15
долларов дешевле, Джон носил теперь другие - с изящными тонкими дужками.)
     А может быть, дело еще проще: он перестал выглядеть обреченно.
     - Джон? - хрипло спросил он, успев подумать: неужели ему  нужно  было
что-то еще? Было? Глупо, но он хотел  тогда  чего-то  еще.  Видимо,  людям
всегда что-то нужно. - Джон? Это ты?
     - А кто же еще? - Сын мотнул головой в  сторону  текст-процессора.  -
Тебя не поранило, когда эта штука отправилась  в  свой  компьютерный  рай,
нет?
     - Нет. Все в порядке.
     Джон кивнул.
     - Жаль, что он так и не заработал. Не знаю, что на меня нашло,  когда
я монтировал его из этого хлама. - Он покачал головой. - Честное слово, не
знаю. Словно меня что-то заставило. Ерунда какая-то.
     - Может быть, - сказал Ричард, встав и  обняв  сына  за  плечи,  -  в
следующий раз у тебя получится лучше.
     - Может. А может, я попробую что-нибудь другое.
     - Тоже неплохо.
     - Мама сказала, что приготовила тебе какао, если хочешь.
     - Хочу, - сказал Ричард, и они вдвоем направились к дому,  в  который
никто никогда не приносил замороженную  индейку,  выигранную  в  бинго.  -
Чашечка какао будет сейчас в самый раз.
     - Завтра я разберу его, вытащу оттуда все, что может  пригодиться,  а
остальное отвезу на свалку, - сказал Джон.
     Ричард кивнул.
     -  Мы  вычеркнем  его  из  нашей  жизни,  -  сказал  он.  И,   дружно
рассмеявшись, они вошли в дом, где уже пахло горячим какао.




Стивен Кинг. КРАУЧ-ЭНД


	К тому времени, когда женщина наконец закончила свой рассказ, была
уже половина третьего ночи. За полицейским участком Крауч-энд протекала
небольшая безжизненная речка Тоттенхем-лейн. Лондон спал. Но, конечно же,
Лондон никогда не засыпает крепко и сны его тревожны.
	Констебль Веттер закрыл тетрадь, которую исписал почти свю, пока
американка рассказывала свою странную безумную историю. Он посмотрел на
пишущую машинку и на стопку бланков на полке возле нее.
	-- Эта история покажется странной при утреннем свете,-- сказал кон-
стебль Веттер.
	Констебль Фарнхем пил кока-колу. Он долго молчал.
	-- Она -- американка,-- наконец сказал он, как будто это могло объяс-
нить историю, которую она рассказала.
	-- Это дело пойдет в дальнюю картотеку,-- согласился Веттер и посмот-
рел по сторонам в поисках сигареты.-- Но интересно... Фарнхем засмеялся.-- Ты
не хочешь сказать, что веришь хотя бы части этой истории?
	-- Я этого не говорил. Так ведь? Но ты здесь новичок.
	Констебль Фарнхем сел немного ровнее. Ему было двадцать семь, и ед-
ва ли он был виноват в том, что назначен сюда из Максвелл-хилл в северной
части города, или что Веттер, который вдвое старше его, провел все свою небо-
гатую событиями службу в тихой лондонской заводи, называемой Крауч-энд.
	-- Возможно, это так, сэр,-- сказал он,-- но, учитывая это, я все же пола-
гаю, что знаю часть целого, когда вижу ее... или слышу.
	-- Давай закурим, Фарнхем,-- сказал Веттер, немного повеселев.-- Моло-
дец.-- Он прикурил от деревянной спички из ярко-красной металлической ко-
робки, погасил и бросил обгоревшую спичку в пепельницу около Фарнхема.
Сквозь плывущее облачко дыма он пристально посмотрел на Фарнхема. Его
лицо было изрезано глубокими морщинами, а нос от лопнувших прожилок был
похож на географическую карту -- констебль Веттер не упускал случая выпить
свои обычные шесть банок "Харп Лагера".
	-- Ты думаешь, что Крауч-энд спокойное место, так ведь?
	Фарнхем пожал плечами. Он полагал, что Крауч-энд был захолустьем
и, по правде говоря, скучным, как помойка.
	-- Да, тихое место.
	-- И ты прав. Это тихое место. Почти всегда засыпает к одиннадцати.
Но в Крауч-энд я видел много странного. Если бы ты пробыл здесь хотя бы по-
ловину того, что провел я, ты бы тоже увидел свою долю странного. Прямо
здесь, в этих шести или семи кварталах, странного происходит больше, чем где
бы то ни было в Лондоне. Готов поклясться. И это говорит о многом. Мне
страшно. Поэтому я и выпиваю свою обычную дозу пива и тогда не так боюсь.
Посмотри как-нибудь на сержанта Гордона, Фарнхем, и спроси себя, почему он
совершенно седой в свои сорок лет. Или, я мог бы сказать, взгляни на Питти,
но это невозможно, правда? Питти покончил жизнь самоубийством летом 1976
года. Жаркое было лето. Это было...-- Казалось, что Веттер задумался над сво-
ими словами.-- Тем летом было совсем плохо. Совсем плохо. Многие из нас боя-
лись, что... они могут прорваться.
	-- Кто мог прорваться? Откуда? -- спросил Фарнхем. Он почувствовал,
как от презрительной улыбки приподнялись уголки его рта, он понимал, что
это далеко не вежливо, но не мог сдержать улыбки. В некотором роде, Веттер
был таким же помешанным, как и эта американка. Он всегда был немного
странным. Может быть, из-за пьянства. Потом он увидел, что Веттер за его
спиной улыбается.
	-- Ты думаешь, что я рехнулся,-- сказал он.
	-- Вовсе нет,-- запротестовал Фарнхем, тяжело вздохнув.
	-- Ты хороший парень,-- сказал Веттер.-- Ты не будешь протирать шта-
ны за этим столом здесь в участке, когда тебе будет столько же, сколько мне. Не
будешь, если останешься в полиции. Ты собираешься остаться, Фарнхем?
	-- Да,-- твердо сказал Фарнхем. Это было правдой. Он намеривался ос-
таться в полиции, даже несмотря на то, что Шейла хотела, чтобы он ушел отту-
да и работал бы в каком-нибудь другом месте, где она могла бы быть за него
спокойной. Хотя бы на сборочном заводе Форда. Мысль об этом заставляла
сжиматься все его внутренности.
	-- Я так и думал,-- сказал Веттер, раздавливая свой окурок.-- Это въеда-
ется в кровь, правда? И ты мог бы продвигаться по службе. И ты закончишь ее
не в Крауч-энд. Все-таки ты не знаешь. Крауч-энд... странное место. Тебе надо
будет как-нибудь посмотреть дальнюю картотеку, Фарнхем. О, в ней много не-
обычного... девчонки и мальчишки убегают из дома, чтобы стать хиппи... пан-
ками, как они теперь себя называют... мужчины, которые вышли купить пачку
сигарет и не вернулись, а когда ты видишь их жен, то понимаешь, почему... не-
раскрытые поджоги... украденные сумочки... все это. Но между этими делами
происходит достаточно историй, от которых стынет кровь. А от некоторых
просто тошнит.
	-- Это правда? -- вдруг требовательно спросил Фарнхем.
	Казалось, этот вопрос не обидел Веттера. Он просто кивнул головой.
	-- Случаи, очень похожие на тот, который рассказала нам бедняжка
американка. Эта женщина больше не увидит своего мужа, никогда.-- Он взгля-
нул на Фарнхема и пожал плечами.-- Можешь верить мне или нет. Все равно,
так ведь? Эта картотека находится здесь. Мы называем ее открытой, потому
что это звучит более прилично, чем "дальняя картотека" или "картотека нера-
скрытых дел". Поизучай ее, Фарнхем, поизучай.
	Фарнхем ничего не сказал, но он собирался изучить ее. Мысль о том,
что была целая серия случаев, таких, как рассказала американка... вызывала
беспокойство.
	-- Иногда,-- сказал Веттер, беря у Фарнхема еще одну "Силк Кат",-- мне
хочется знать о пространствах, существующих в других измерениях. Писатели-
фантасты всегда пишут о других измерениях, правда? Ты, Фарнхем, читал ког-
да-нибудь фантастику?
	-- Нет,-- сказал Фарнхем. Он подумал, что это был какой-нибудь зара-
нее подготовленный розыгрыш.
	-- Читал когда-нибудь Лавкрафта?
	-- Никогда не слышал о нем.
	-- Так вот, этот парень Лавкрафт всегда писал о других измерениях,--
сказал Веттер, доставая коробку спичек.-- О других измерениях, которые нахо-
дятся далеко от наших. В них полно бессмертных чудовищ, которые одним
взглядом могут свести человека с ума. Жуткий вздор, правда? Если не считать
тех случаев, когда кто-то попадает туда, я думаю, что все это могло быть прав-
дой. Тогда, когда вокруг тишина, и стоит поздняя ночь, как сейчас, я говорю
себе, что весь наш мир, все о чем мы думаем, приятное, обыкновенное и разум-
ное -- все это похоже на большой кожаный мяч, наполненный воздухом. Только
в некоторых местах кожа эта протерлась почти насквозь. В местах, где... где
границы очень тонкие. Понимаешь меня?
	-- Да,-- сказал Фарнхем. Он совсем не понимал констебля Веттера.
	-- И тогда я думаю, что Крауч-энд -- одно из таких мест с тонкими гра-
ницами. Хайгейт -- почти обычное место, с границей такой толщины, которая
должна быть между нашими и другими измерениями в Максвелл-хилл и Хай-
гейт, но теперь возьми Арчвей и Финсбери-парк. Они тоже граничат с Крауч-
энд. У меня есть приятели в обоих этих местах и они знают о моем... моем инте-
ресе к некоторым явлениям, которые никоим образом не кажутся разумными.
Определенным явлениям, к которым, скажем, имеют отношения люди, без вся-
кой выгоды для себя сочиняющие сумасшедшие истории. Ты не спрашивал себя,
Фарнхем, зачем эта женщина рассказала нам о том, что с ней произошло, если
бы это не было правдой? -- он чиркнул спичкой и взглянул поверх нее на Фарн-
хема.-- Красивая молодая женщина двадцати шести лет, в гостинице остались
двое детей, муж -- молодой юрист, успешно ведущий свои дела в Милуоки или
где-то там еще. Какой смысл приходить сюда и рассказывать всякий бред о чу-
довищах?
	-- Не знаю,-- принужденно сказал Фарнхем.-- Но может быть...
	-- Себе я говорю так,-- прервал его Веттер,-- что, если бы существовали
такие места с тонкими границами, одно из них должно бы начинаться в Арчвей
и Финсбери-парк... но на самом деле, такое место находится здесь, в Крауч-энд.
И я говорю себе, не был ли это такой день, когда от границы между измерения-
ми не осталось ничего, кроме... пустоты? Не был ли это такой день, когда бы
даже половина из того, что рассказала нам эта женщина, могло оказаться
правдой?
	Фарнхем промолчал. Он решил, что констебль Веттер, кроме того, ве-
рит в хиромантию, френологию и розенкрейцеров.
	-- Почитай дальнюю картотеку,-- вставая, сказал Веттер. Раздался
хруст, когда он положил руку на поясницу и потянулся.-- Пойду подышу све-
жим воздухом.
	Не торопясь, он вышел. Фарнхем посмотрел ему вслед со смешанным
чувством смеха и неудовольствия. Веттер действительно рехнулся. И к тому же
он был любителем покурить чужие сигареты. В этом новом мире социализма и
благоденствующего государства сигареты доставались недешево. Он взял тет-
радь и снова начал перелистывать рассказ молодой женщины.
	Да, он хотел посмотреть дальнюю картотеку.
	Он решил сделать это хотя бы ради смеха.


	Девушка -- молодая женщина -- ворвалась в полицейский участок
предыдущим вечером в четверть одиннадцатого, влажные волосы прилипли к
лицу, глаза навыкате. Она волокла за ремешок свою сумочку.
	-- Лонни,-- сказала она.-- О, господи, вы должны найти Лонни.
	-- Мы сделаем все возможное,-- сказал Веттер.-- Но вы должны расска-
зать нам, кто такой Лонни.
	-- Он мертв,-- сказала молодая женщина.-- Я знаю, что он мертв.-- Она
заплакала. Потом начала смеяться -- прямо-таки хихикать. Свою сумочку она
бросила перед собой. С ней была истерика.
	В полицейском участке в этот поздний час буднего дня почти никого не
было. Сержант Реймонд слушал женщину-пакистанку, которая почти с незем-
ным спокойствием рассказывала, как на Хиллфилд-авеню у нее украли сумочку.
Он привстал, а констебль Фарнхем вошел из приемной, где он снимал со стены
старые плакаты (ЕСТЬ ЛИ В ВАШЕМ СЕРДЦЕ МЕСТО ДЛЯ НЕЖЕЛАН-
НОГО РЕБЕНКА?) и вешал новые (ШЕСТЬ ПРАВИЛ БЕЗОПАСНОЙ ЕЗДЫ
НА МОТОЦИКЛЕ НОЧЬЮ).
	Веттер кивнул Фарнхему и помахал сержанту Реймонду. Реймонд, кото-
рый предпочитал работать с ворами-карманниками, не годился для работы с
истеричкой.
	-- Лонни! -- пронзительно кричала она.-- О, господи, Лонни! Они схва-
тили его!
	Пакистанка повернуло свое спокойное, смуглое, похожее на луну лицо к
молодой американке, недолго изучающе поглядела на нее, затем снова поверну-
лась к сержанту Реймонду, ничуть не нарушив своего спокойствия. Фарнхем
прошел вперед.
	-- Мисс,-- начал констебль Фарнхем.
	-- Что там происходит? -- прошептала она. Ее дыхание было учащен-
ным и тяжелым. Фарнхем заметил на ее левой щеке небольшую царапину. Она
была красивой девушкой с каштановыми волосами. Ее одежда была умеренно
дорогой. На одной из туфель сломался каблук.
	-- Что там происходит? -- повторила она, а затем произнесла в первый
раз: "Чудовища".
	Пакистанка снова посмотрела... и улыбнулась. У нее были гнилые зубы.
Улыбка исчезла, как фокус волшебника, и она смотрела на бланк "потерянных
или украденных вещей", который дал ей Реймонд.
	-- Приготовьте для леди чашку кофе и принесите ее в комнату номер
три,-- сказал Веттер.-- Не хотите ли чашку кофе, мэм?
	-- Лонни,-- прошептала она.-- Я знаю, он мертв.
	-- Успокойтесь, пройдите со стариной Тедом Веттером, и мы узнаем, в
чем дело,-- сказал он и помог ей встать. Он все еще что-то говорила тихим жа-
лобным голосом, когда он, обняв, уводил ее. Она шла, пошатываясь из-за сло-
манной туфли.
	Фарнхем приготовил кофе и принес его в комнату номер три, просто от-
гороженное, выкрашенное в белый цвет помещение, в котором стоял изрезан-
ный стол, четыре стула и холодильник в углу. Он поставил перед ней кофе.
	-- Пожалуйста, мэм,-- сказал он.-- Это вам поможет. У меня есть сахар,
если...
	-- Я не могу пить его,-- сказала она.-- Я не смогла бы...-- Потом она
крепко обхватила руками фарфоровую чашку -- давно забытый чей-то сувенир
из Блэкпула -- как будто хотела согреться. Ее руки сильно дрожали и Фарнхем
хотел попросить ее поставить чашку, чтобы не расплескать кофе и не обжечься.
	-- Я не могу,-- снова сказала она и потом немного отпила, все еще держа
чашку обеими руками, так же, как ребенок держит чашку с бульоном. И когда
она посмотрела на них -- это был взгляд ребенка, бесхитростный, измученный,
полный мольбы... и безысходности. Как будто произошло то, что каким-то об-
разом безжалостно сделало ее маленькой девочкой, будто чья-то невидимая ру-
ка устремилась к ней с небес и грубо сорвала с нее двадцать лет, бросив ее ре-
бенком в американском взрослом платье в эту белую комнатенку для дачи пока-
заний в полицейском участке Крауч-энд. Да, похоже, именно так это и было.
	-- Лонни,-- сказала она.-- Чудовища,-- сказала она.-- Помогите мне. По-
жалуйста, помогите мне. Может быть, он не умер. Может быть... Я американ-
ская гражданка! -- вдруг выкрикнула она, а потом, будто сказала что-то стыд-
ное, она разрыдалась.
	Веттер похлопал ее по плечу.
	-- Успокойтесь, мэм. Думаю, мы поможем найти вашего Лонни. Это
ваш муж, да?
	Все еще продолжая рыдать, она кивнула.
	-- Дэнни и Норма в гостинице... с няней... они будут спать... дожидаясь,
когда он придет, чтобы поцеловать их...
	-- Теперь, по возможности, успокойтесь и расскажите нам, что произош-
ло.
	-- И где это произошло,-- добавил Фарнхем. Веттер нахмурился и бро-
сил на него быстрый взгляд.
	-- Но в том-то и дело! -- заплакала она.-- Я не знаю, где это произошло!
Я даже не уверена в том, что именно произошло, кроме того, что это было уж-
ж-ж-жас...
	Веттер достал свою тетрадь.
	-- Как ваше имя, мэм?
	-- Меня зовут Дорис Фриман. Моего мужа -- Леонард Фриман. Мы ос-
тановились в гостинице "Интерконтиненталь". Мы -- американские граждане.--
Сообщение этих подробностей, казалось, немного ободрило ее. Она отпила ко-
фе и поставила чашку. Фарнхем видел, что ее ладони были совсем красные.
	Веттер записывал все это в свою тетрадь. Теперь он бросил быстрый
взгляд на констебля Фарнхема, всего лишь ненавязчиво коснулся взглядом.
	-- Вы находитесь на отдыхе? -- спросил он.
	-- Да... две недели здесь и неделю в Испании. Мы собирались провести
неделю в Испании... но это не поможет найти Лонни! Почему вы задаете мне
эти дурацкие вопросы?
	-- Просто я хочу выяснить предпосылки случившегося, миссис Фриман,-
- сказал Фарнхем. Чисто автоматически, оба они стали говорить тихими успо-
каивающими голосами.-- Итак, продолжайте и расскажите нам, что произош-
ло. Расскажите, как сможете.
	-- Почему в Лондоне так трудно найти такси? -- спросила она внезапно.
	Фарнхем не знал, что ответить, но Веттер отозвался, как будто вопрос
был уместен в разговоре.
	-- Трудно сказать, мэм. Возможно, из-за туристов. И особенно трудно
примерно в пять часов, когда водители начинают сменяться. Дневная смена за-
канчивается, а ночная начинается. Но почему вы спрашиваете? У вас были
трудности найти кого-нибудь, чтобы вас привезли из города сюда, в Крауч-
энд?
	-- Да,-- сказала она и посмотрела на него с благодарностью.-- Мы вы-
шли из гостиницы в три часа и отправились в книжный магазин Фойла. Это
ведь на Кембридж-сиркус?
	-- Неподалеку,-- согласился Веттер.-- Прекрасный большой книжный
магазин, не так ли, мэм?
	-- Мы без хлопот взяли машину от "Интерконтиненталя"... они выстро-
ились в целую очередь. Но когда мы вышли из магазина Фойла, то было так,
как вы сказали. То есть, они проезжали, но огоньки на крышах не светились, и
когда одна машина наконец остановилась и Лонни назвал Крауч-энд, водитель
лишь засмеялся и отрицательно покачал головой. Сказал, что это вдали от его
обычных маршрутов.
	-- Ага, так и должно быть,-- сказал Фарнхем.
	-- Он даже отказался от чаевых в целый фунт,-- сказала Дорис Фриман
и в ее тоне возникло очень американское недоумение.-- Мы прождали почти
полчаса, прежде чем нашли водителя, который согласился нас отвезти. К тому
времени была уже половина шестого, может, без четверти шесть. И тогда Лон-
ни обнаружил, что потерял адрес...
	Она снова крепко сжала чашку.
	-- К кому вы собирались поехать? -- спросил Веттер.
	-- К коллеге моего мужа. Он -- юрист, его имя Джон Сквейлз. Мой муж
не был с ним знаком, но их две фирмы являлись...-- она сделал неопределенный
жест.
	-- Сотрудничали?
	-- Да, правильно. И в течение последних нескольких лет у Лонни и мис-
тера Сквейлза было много деловой переписки. Когда мистер Сквейлз узнал, что
во время отпуска мы собирались побывать в Лондоне, он пригласил нас к себе
на обед. Лонни всегда писал ему, конечно, в офис, но домашний адрес мистера
Сквейлза был записан у него на листке бумаги. Когда мы сели в машину, он об-
наружил, что потерял листок. Единственное, что он помнил, было то, что это
находится в Крауч-энд.
	Она посмотрела на них.
	-- Крауч-энд. Мрачное название.
	Веттер спросил:
	-- Что же вы тогда сделали?
	Она стала рассказывать. Когда она закончила свой рассказ, была выпи-
та чашка кофе и еще одна, а констебль Веттер исписал своим крупным разма-
шистым почерком несколь