81-му  все  стали
всерьез поговаривать о том, что дядю Отто следует наконец  "определить",
для его же блага. Ибо скучное и бесцветное выражение "возможно,  опасен"
уже давно превалировало над "окончательно сбесившейся сортирной крысой".
   Было замечено, что он бегает мочиться прямо на обочину,  вместо  того
чтобы заниматься этим в лесу, где стоял дощатый туалет. Иногда, справляя
нужду, он грозил "крессвеллу" кулаком. Кое-кто  из  проезжавших  мимо  в
машинах людей думал, что дядя Отто грозит им.
   Грузовик на фоне картинно белеющих вдали гор - это одно,  а  писающий
возле дороги с расстегнутой ширинкой и спущенными  до  колен  подтяжками
дядя Отто - это уже совсем другое. Такая достопримечательность  туристов
не привлекала.
   Я к тому времени уже успел сменить джинсы, в которых ходил в колледж,
на строгий деловой костюм, однако  по-прежнему  привозил  продукты  дяде
Отто. Я также пытался убедить его перестать справлять нужду возле дороги
- хотя быв летнее время, когда любой проезжающий  из  Мичигана,  Миссури
или Флориды может застать его за столь неблаговидным занятием. Но ничего
так и не добился. На  его  взгляд,  все  это  были  мелочи,  пустяки  по
сравнению с грузовиком. Он окончательно свихнулся на "крессвелле".  Дядя
утверждал, что грузовик уже успел переползти на его сторону дороги,  что
он находится во дворе, прямо перед домом.
   - Прошлой ночью просыпаюсь где-то около трех и вижу: стоит там, прямо
под окошком, Квентин, - говорил он. - Нет, молчи! Я  хорошо  видел,  как
отсвечивал лунный свет  на  ветровом  стекле,  а  сам  он  находился  ну
буквально  в  шести  футах  от  моей  кровати!  Прямо  сердце  чуть   не
остановилось, чуть не остановилось, Квентин... Я вывел  его  из  дома  и
показал, что "крессвелл" находится там же, где  всегда,  чуть  наискосок
через дорогу. В том же поле, где Маккатчеон некогда собирался  построить
дом. Не помогло.
   - Это ты видишь, мальчик,  -  заметил  дядя.  В  голосе  его  звучало
бесконечное презрение, сигарета  тряслась  в  руке,  глаза  вылезали  из
орбит. - Это ты так видишь...
   - Но, дядя Отто... - тут я позволил себе пофилософствовать, -  каждый
видит то, что хочет увидеть.
   Он словно не слышал.
   - Проклятая тачка, почти достала меня... - прошептал он.
   Я почувствовал, как по спине побежал  холодок.  Дядя  Отто  вовсе  не
походил на сумасшедшего. Был  угнетен?  Да.  Напуган?  Безусловно...  Но
сумасшедшим назвать его было  нельзя.  И  тут  перед  глазами  предстала
картинка из прошлого: отец подсаживает меня в кабину.  Я  вспомнил,  как
там пахло: соляркой, кожей и еще.., кровью.
   - Почти достала меня, - повторил дядя Отто.
   И через три недели это случилось.

***

   Первым тело обнаружил я. Была среда, солнце уже клонилось  к  закату,
на заднем сиденье "понтиака"  стояли  два  пакета  с  продуктами.  Вечер
выдался на удивление жаркий и душный. Время от  времени  где-то  вдалеке
погромыхивал гром. Помню, я почему-то  занервничал,  свернул  на  дорогу
"Черный Генри", словно был уверен: что-то  непременно  случится.  Однако
тут же  попытался  убедить  себя,  что  все  это  вызвано  перепадами  в
атмосферном давлении.
   Свернул еще раз - и взору открылся маленький красный домик. И тут  же
возникла галлюцинация - на секунду показалось,  что  грузовик  стоит  во
дворе, у самой двери,  нависает  над  домиком,  огромный  и  грозный,  с
потрескавшейся красной краской на прогнивших бортах. Нога уже опустилась
к тормозной педали, но не успела надавить на нее - я моргнул, и  видение
исчезло. Но я уже знал, что дядя Отто мертв. Нет,  ни  звуков  труб,  ни
световых сигналов - просто появилась абсолютная уверенность в  том,  что
он лежит там сейчас бездыханный  и  неподвижный.  Так  же  четко  иногда
представляешь, как в знакомой комнате расставлена мебель.
   Я быстро въехал во двор и, выскочив из машины  и  оставив  пакеты  на
заднем сиденье, направился к двери.
   Дверь была распахнута, он никогда не запирал  ее.  Как-то  я  спросил
дядю  об  этом,  и  он  терпеливо   начал   объяснять,   как   объясняют
какому-нибудь недоумку совершенно очевидные вещи: он не  запирает  дверь
по той простой причине, что "крессвелл" этим все равно не удержать.
   Он лежал на кровати в  левом  углу  комнаты,  кухня  была  отгорожена
справа. Лежал одетый - неизменные зеленые штаны, белая  нижняя  рубашка,
глаза открытые, остекленевшие. Думаю,  что  смерть  наступила  часа  два
назад, не раньше. Ни мух, ни запаха в комнате не было, хотя жара  стояла
страшная.
   - Дядя Отто? - тихо окликнул я его, не  ожидая  ответа.  Разве  будет
живой человек лежать вот так  на  кровати,  с  открытыми  остекленевшими
глазами? И если  я  и  чувствовал  что-то  в  этот  момент,  так  только
облегчение. Все было кончено. - Дядя  Отто!  -  Я  двинулся  к  нему.  -
Дядя... И, едва сделав шаг,  остановился,  только  теперь  заметив,  как
необычно выглядит нижняя часть его лица - распухшая, искаженная.  Только
тут увидел я, что глаза у него не  просто  открыты,  а  жутко  выпучены,
буквально вылезают из орбит. И смотрят вовсе не на дверь или потолок,  а
глядят в раскрытое окно у него над головой.
   Проснулся прошлой ночью где-то около трех, и  он  был  там,  прямо  у
окна, Квентин... Почти, достал меня... Раздавил, как тыкву... В  ушах  у
меня снова звучали эти слова, а сам я сидел в парикмахерской, делая вид,
что читаю "Лайф", и вдыхая  запах  бальзама  для  волос  и  лосьона  для
бритья.
   Едва  не  достал  меня,  Квентин...  Нет,   все-таки   здесь   чем-то
определенно пахло, но не парикмахерской и не старческим  душным  запахом
давно не мытого тела. Пахло, как в гараже...
   - Дядя Отто?.. - прошептал я и снова двинулся к постели. И, пока шел,
казалось, что с каждым шагом я  сжимаюсь,  уменьшаюсь,  нет,  не  только
ростом, но и возрастом... Вот мне опять  двадцать,  пятнадцать,  десять,
восемь, шесть.., и, наконец, пять. И я  увидел,  как  к  его  безобразно
распухшему лицу тянется моя ладошка, совсем маленькая. И как  только  ее
пальцы коснулись щеки, сжали ее, я поднял глаза и увидел лобовое  стекло
"крессвелла". Оно заполняло собой весь оконный проем. Хотя  длилось  это
всего  секунду,  готов  поклясться  на  Библии:  это   вовсе   не   было
галлюцинацией. "Крессвелл" находился там, у окна,  и  разделяло  нас  не
более шести футов. Я коснулся пальцами щеки дяди Отто, стараясь  понять,
откуда взялась эта страшная опухоль. А когда в окне  мелькнул  грузовик,
пальцы непроизвольно сжались в кулак.
   В считанные доли секунды грузовик исчез, испарился как  дым  или  как
призрак, которым, подозреваю, он и являлся. И в ту же секунду я  услышал
жуткий булькающий звук.  Ладонь  обожгла  горячая  жидкость.  Я  перевел
взгляд вниз, чувствуя под рукой не  только  податливую  плоть  и  липкую
влагу, но и нечто твердое, угловатое. Грянул вниз и.., закричал! Изо рта
и ушей дяди Отто потоком  лилась  темная  жидкость.  Солярка!..  Солярка
текла и  из  уголков  глаз,  точно  слезы.  Солярка  производства  фирмы
"Даймонд  джем"  -  плохо  очищенное  топливо,   которое   продается   в
пятигаллонных  пластиковых  канистрах,   топливо,   которым   Маккатчеон
заправлял свой грузовик.
   Нет, тут была не только солярка.., что-то торчало у него изо рта.
   Некоторое время я просто стоял, не в силах сдвинуться с места,  не  в
силах снять скользкую руку с его лица, не в силах отвести взора от этого
непонятного грязного и промасленного предмета,  торчавшего  у  него  изо
рта. Предмета, который так страшно исказил его лицо.
   Наконец паралич отпустил и я опрометью бросился вон из дома, все  еще
продолжая кричать. Пробежал через  двор,  распахнул  дверцу  "понтиака",
плюхнулся на сиденье, завел мотор. И рванул со двора на дорогу. Пакеты с
продуктами для дядюшки запрыгали на заднем сиденье, потом  свалились  на
пол. Яйца разбились.
   Просто удивительно, что, проехав первые две мили, я не угробил себя и
машину. Взглянул на спидометр, увидел, что стрелка зашкаливает за  "70".
Я сбросил скорость,  затем  затормозил  и  принялся  дышать  медленно  и
глубоко, стараясь взять себя в руки. А затем, уже немного успокоившись.
   Вдруг понял, что просто не имею права оставить дядю Отто вот  так,  в
том виде, в котором его нашел. Слишком много может возникнуть  вопросов.
Мне придется вернуться.
   К тому же мной овладело какое-то дьявольское любопытство. Теперь я об
этом жалею. Мне не следовало поддаваться ему, не следовало возвращаться.
В конечном счете ну что тут такого?.. Ну нашли бы они его, ну  стали  бы
задавать вопросы... Однако я вернулся. Минут,  наверное,  пять  стоял  у
двери, примерно в том самом месте и той же позе, в которой и он вот  так
же часто стоял на пороге и долго-долго смотрел на грузовик.  Постояв,  я
пришел к выводу: да, грузовик по ту сторону дороги действительно немного
сдвинулся с места. Так, самую малость... А потом я зашел в дом.
   Первые несколько мух уже вились и жужжали возле лица  дяди  Отто.  На
щеке виднелись маслянистые отпечатки пальцев: большого - слева, еще трех
- справа. Я нервно покосился на окно, в котором видел грузовик..,  потом
подошел к постели вплотную и наклонился...  Достал  из  кармана  носовой
платок, стер отпечатки, затем открыл дяде Отто рот.
   Изо рта выпала свеча зажигания.  Фирмы  "Чемпион",  старого  образца,
огромная, величиной чуть ли не с кулак циркового атлета.
   Я унес ее с собой. Теперь понимаю,  делать  этого  не  следовало,  но
тогда я пребывал в совершенно невменяемом состоянии. Было бы куда  лучше
и спокойнее, если б эта штуковина не лежала теперь у  меня  в  кабинете,
где я постоянно могу ее видеть. И не только видеть, но дотрагиваться или
даже брать ее в руки и взвешивать  на  ладони.  Старая  свеча  зажигания
образца 1920 года, выпавшая изо рта дяди Отто.
   Не будь ее здесь, в кабинете, не возьми я ее  из  маленького  домика,
куда вернулся неизвестно зачем, тогда, возможно, мне удалось бы  убедить
себя, что все, представшее там перед моими  глазами  -  начиная  с  того
момента, когда, выехав  из-за  поворота,  вдруг  заметил  налезающий  на
стенку дома огромный красный  грузовик,  и  не  только  это,  но  и  все
остальное, - не более чем галлюцинация. Но эта вещь здесь, передо  мной.
Она работает. Она настоящая.
   Она имеет вес и форму. С каждым годом грузовик подбирается все ближе,
говорил дядя Отто. И, как оказалось, был прав... Но даже  дядя  Отто  не
имел понятия, насколько близко может подобраться грузовик.
   Официальное  заключение  гласило,  что  дядя  Отто   покончил   жизнь
самоубийством, наглотавшись солярки.  Известие  это  стало  для  жителей
Касл-Рока настоящей сенсацией.
   Карл Дуркин, хозяин  похоронного  бюро,  у  которого  язык  был,  что
называется, без костей, даже проболтался, будто врачи, вскрывавшие  дядю
Отто, обнаружили у него внутри свыше трех кварт солярки..,  причем,  что
самое интересное, не только в желудке.  Весь  его  организм  был  словно
накачан этой соляркой. Правда, больше  всего  жителей  городка  волновал
другой вопрос: куда же он дел потом пластиковую канистру? Ведь ее так  и
не нашли. Вопрос этот остался без ответа.
   Я уже, кажется, говорил: вряд ли  кто  из  вас,  читая  мои  записки,
поверит, что такое могло случиться.., ну разве только при  том  условии,
что и с ним самим когда-то случалось нечто подобное. А  грузовик,  между
прочим, так до сих пор торчит в поле. И хотите верьте, хотите нет  -  но
это было, было!.. 8


7





ДЕДА

СТИВЕН КИНГ


ONLINE БИБЛИОТЕКА http://russiaonline.da.ru


   Шеридан медленно ехал вдоль торгового центра, когда у главного  входа
увидел  малыша,  вытолкнутого  дверью  прямо  под   светящуюся   надпись
"КАЗЕНТАУНСКИЙ". Это был маленький мальчик, лет наверняка не старше пяти
и уж никак не младше трех. На личике у него было написано  как  раз  то,
что хотел Шеридан: сдерживается, чтобы не заплакать,  но  слезы  вот-вот
брызнут.
   Шеридан помедлил, чувствуя,  как  подымается  внутри  знакомая  волна
отвращения к себе... но  с  каждой  вылазкой  ощущение  это  становилось
чуточку слабее, не столь назойливым. После первой  он  неделю  спать  не
мог. Все думал об этом жирном Турке, величающем себя мистер Маг, думал о
том, что вытворяет тот с детьми.
   - Я катаю их на яхте, мистер Шеридан, - пояснил Турок,  но  вышло  "Я
касай их на яхса, миссер Шеридан". И улыбнулся. Не суй свой нос куда  не
просят, говорила  эта  улыбка,  говорила  громко  и  ясно,  без  всякого
акцента.
   Больше Шеридан не спрашивал,  но  это  не  значит,  что  он  перестал
размышлять. Он метался, ворочался  с  боку  на  бок,  мечтая,  чтоб  все
повернулось вспять - тогда он поступил бы по другому, тогда  он  поборол
бы  искушение.  Во  второй  раз  он  мучился  почти  так  же...в  третий
поменьше... а в четвертый уже не забивал голову дурацкими вопросами, что
же это за "яхса" и чем может закончится для ребятишек прогулка на ней.
   Шеридан загнал фургон на одну  из  стоянок  перед  торговым  центром,
стоянку, которая чуть ли не всегда пустует, ибо предназначена для  машин
водителей-инвалидов.  На  .задок   фургона   Шеридан   предусмотрительно
прикрепил специальный номер, выдаваемый инвалидам: это оберегало его  от
подозрений и позволяло беспрепятственно пользоваться удобной стоянкой.
   Ты каждый раз надеешься, что тебя не схватят, но каждый раз  за  день
или два до выхода на дело крадешь у инвалидов номера.
   К черту эту муру; он нынче попал в затруднительное положение,  а  тот
парнишка может ему помочь.
   Он вылез из машины и направился к малышу,  который  озирался  вокруг,
все более и более впадая в панику.  Да,  подумал  Шеридан,  ему,  должно
быть, лет пять, а то и шесть - только  что  на  вид  чересчур  слабый  и
хилый, В резком свете  флюоресцентных  ламп,  бьющем  сквозь  стеклянные
двери, мальчик казался белым,  как  полотно,  и  больным.  Может,  он  и
вправду был болен, но Шеридан все-таки склонялся к  мысли,  что  ребенок
просто напуган.
   Малыш, с надеждой смотрел на .проходивших мимо людей: одни из них еще
только торопились в торговый центр за покупками, в то время  как  другие
уже возвращались из недр магазина, нагруженные  коробками  и  свертками,
прибалдевшие, точно от наркотиков, с  тем  особым  выражением  на  лице,
которое зовется, вероятно, удовлетворением.
   Малыш, одетый в джинсы "Таффскин" и футболку с надписью "Питсбургские
пингвины", высматривал того, кто мог бы прийти ему на подмогу, того, кто
взглянул  бы  на  него  и  сразу  сообразил,  что  тут  что-то  неладно,
высматривал того, кто задаст ему единственно верный вопрос - "Ты  отстал
от папы, сынок?" - высматривал друга.
   Вот он я, думал Шеридан, приближаясь. Вот он я, сынка, я  буду  твоим
другом.
   Он был уже почти у цели, когда  заметил,  что  из  торгового  зала  к
дверям не  спеша  направился  полицейский.  Рука  в  кармане,  сигареты,
наверное, ищет. Если он выйдет, то непременно увидит мальчика, а значит,
пиши пропало.
   Черт, пронеслось в голове у Шеридана. Не хватало еще, чтоб его засели
заговаривающим с ребенком. Хлопот потом не оберешься.
   Поэтому Шеридан остановился и тоже принялся рыться в карманах,  якобы
проверяя, на месте ли ключи.  Его  взгляд  перепрыгивал  с  мальчика  на
полицейского и обратно. Мальчик начал плакать. Ой  не  заревел  навзрыд,
пока еще, но  крупные  слезы,  отливавшие  красным  в  отсветах  вывески
"КАЗЕНТАУНСКИЙТОРГОВЫЙ ЦЕНТР", уже побежали по гладким щечкам.
   Девушка  из  справочной  будки  махнула  полицейскому  и  что-то  ему
сказала. Она была хорошенькая, темноволосая, лет  двадцати  пяти;  он  -
блондин с песочного цвета волосами и усиками. Когда он шагнул к будке  и
оперся о нее локтями,  Шеридан  подумают,  что  эта  парочка  похожа  на
рекламу сигарет, которую  помещают  в  журналах  на  последней  странице
обложки. Дух Салема. "Лаки  Страйк":  Зажги  Мою  Удачу.  Его  тут  чуть
кондрашка не хватила, а они там шашни разводят.  Девчонка  строит  парню
глазки. Как мило.
   Шеридан решил, что у него появился шанс. У мальчика вон грудь ходуном
ходит,  он  того  и  гляди  заревет  в  голос,  а  тогда  уж  кто-нибудь
обязательно обратит на него внимание. Не хочется,  конечно,  действовать
под носом у полицейского, но если  Шеридан  не  расплатится  с  мистером
Регги в течение ближайших двадцати четырех часов, два здоровых бугая  не
замедлят нанести ему визиг и  устроить  экспромтом  маленькую  хирургию,
добавив на каждую руку еще по несколько локтевых сгибов.
   Он подошел к малышу, крупный мужчина в обычной ван-хейзенской рубашке
и брюках цвета хаки, мужчина  с  широким  обычным  лицом,  в  котором  с
первого взгляда угадывалась доброта. Он присел на корточки, положив руки
мальчонке на бедра, чуть выше коленей, и мальчик повернул  к  нему  свое
бледное, испуганное личико. Глаза у парнишки были  зеленые-зеленые,  как
изумруды, а наполнявшие их слезы лишь усиливали этот чудный оттенок.
   - Ты отстал от папы, сынок? - мягко спросил Шеридан.
   - Мой Деда, - размазывая по щекам слезы, сказал  малыш.  -  Папы  тут
нет, а я... я не могу найти Д-д-деду!
   Вот теперь  он  разрыдался,  и  женщина,  направлявшаяся  в  магазин,
озабоченно оглянулась.
   - Все в порядке, - успокоил ее Шеридан, обнял  мальчика  за  плечи  и
легонько  подтолкнул  вправо...  к  фургону.  Потом   посмотрел   внутрь
магазина.
   Теперь полицейский  стоял,  наклонившись  к  девушке  из  справочной.
Похоже, между ними уже что-то наклевывалось... а если и нет,  то  вскоре
наклюнется. Шеридан расслабился.  Коп  ничего  не  заметит,  если  будет
продолжать в том же духе. Да и очередь к кассам загораживает ему  обзор.
А раз так, то обделать дельце проще пареной репы.
   - Я хочу к Деда! - плакал мальчик.
   - Ну конечно, хочешь, еще бы не хотел, - сказал Шеридан. - И мы будем
его сейчас  искать.  Гляди  веселей.  Он  настойчиво  потянул  мальчишку
вправо. Мальчик поднял глаза. В них появилась надежда.
   - А вы можете его найти? Можете найти, мистер?
   - Безусловно, - заявил Шеридан и ухмыльнулся. -  Искать  пропавших  -
это... это, если хочешь, моя профессия.
   - Правда? - Малыш робко улыбнулся, но глаза его по-прежнему  были  на
мокром месте.
   - Абсолютно, - заверил Шеридан, мельком глянув внутрь магазина,  чтоб
убедиться, что полицейский не обращает на них  внимания.  Коп,  которого
из-за толпы было едва видно (а ему, соответственно, едва видно  Шеридана
и мальчика, если оглянется), даже не смотрел в их сторону.
   - Во что был одет твой деда, сынок?
   - В костюм, - сказал мальчонка. - Он почти  всегда  в  нем  ходит.  Я
только однажды видел его в джинсах. Малыш говорил это так, будто Шеридан
прекрасно знал, что предпочитает из одежды Деда.
   - Готов поспорить, что костюм черный, - объявил Шеридан.
   Глаза мальчика  загорелись,  полыхнув  красным  в  отсветах  вывески,
словно слезы превратились в кровь.
   - Вы его видели! Где? - Парнишка дернулся было  в  сторону  дверей  и
Шеридану пришлось  насильно  увлечь  его  вправо.  Получилось  нехорошо.
Только бы он не устроил здесь сцену. Это бросилось бы в глаза  прохожим,
и потом они обязательно припомнили бы  мужчину,  который  куда-то  тащил
упиравшегося мальчонку. Надо  заманить  его  в  фургон.  У  фургона  все
стекла, кроме лобового, поляризованные; даже в шести дюймах  от  них  не
видно, что творится внутри.
   Первым делом надо заманить его в фургон.
   Шеридан коснулся руки мальчика:
   - Я видел его не в магазине, сынок. Я видел его вон там. Он указал на
стоянки,  где  терпеливо  поджидали  хозяев  бесконечные  взвода  машин.
Вдалеке, за ними,  тянулась  подъездная  дорожка,  за  которой,  в  свою
очередь, сияли сдвоенные желтые дуги "Макдональдса".
   - А почему Деда пошел туда? - спросил мальчик так, словно Шеридан или
Деда - а то и оба вместе - окончательно спятили.
   - Не знаю, - ответил Шеридан. Мысли  мелькали  у  него  в  голове  со