после выпуска из  школы  она  победила  на
конкурсе красоты и вышла замуж за одного из членов жюри. Не  правда  ли,
похоже на грязную шутку? Это моя-то Китти...
   Пока я изучал в колледже закон, она развелась и написала мне  длинное
письмо, страниц десять или даже больше, о том, как плохо ей было  и  как
было бы лучше, если бы она родила ребенка.  Спрашивала,  не  могу  ли  я
приехать. Но в юридическом колледже пропустить неделю -  все  равно  что
пропустить целый семестр на последнем  курсе,  когда  изучаешь,  скажем,
живопись. Преподаватели - звери. Упустил что-то - пиши пропало.
   Китти переехала в Лос-Анджелес и снова вышла замуж. Когда и этот брак
распался, я уже закончил учебу. Получил еще одно письмо,  уже  не  такое
длинное, но еще более напитанное горечью.
   "Видимо, я никогда не удержусь на этой карусели, - писала она. - Если
ухватился  за  медное  кольцо,  то  обязательно  свалишься  с  лошади  и
расшибешь себе голову... А если так, кому все это нужно?
   P.S. Можешь ли ты приехать, Ларри?.. Очень давно тебя не  видела".  Я
ответил, написав, что хотел бы приехать, но никак не могу. Как раз в  то
время я получил должность в  одной  очень  престижной  фирме:  маленький
человек у всех на виду, масса работы и  никакой  благодарности.  Если  я
собирался подняться на  следующую  ступеньку,  это  нужно  было  сделать
именно в том году, и мое длинное письмо было целиком о  работе,  о  моей
будущей карьере.
   Я отвечал на все ее письма. Но почему-то никогда до конца  не  верил,
что писала их сама Китти, примерно так же, как когда-то в детстве мне не
верилось, что стог сена все-таки окажется внизу. До тех нор, пока  я  не
падал в него, и оно опять спасало мне жизнь. Я не мог поверить, что  моя
сестренка и та  побитая  жизнью  женщина,  что  подписывал  свои  письма
обведенным в кружочек именем Китти внизу страницы, одно и  то  же  лицо.
Моя сестренка была девочкой с косичками и еще с плоской грудью.
   Писать перестала она. Изредка мы получали рождественские открытки или
поздравления с днем рождения, и отвечала  на  них  моя  жена.  Потом  мы
развелись, я переехал и просто забыл. В следующее Рождество  и  на  день
рождения открытки переслали мне уже на новый адрес. Первый новый  адрес.
Я подумал, что надо бы написать Китти и сообщить, что я переехал. Но так
этого и не сделал.
   Как я и говорил, эти факты ровным счетом ничего не значат. Важно лишь
то, что  мы  выросли  и  Китти  выбросилась  из  того  здания  страховой
компании. Китти, которая всегда верила,  что  стог  окажется  на  месте.
Китти, которая сказала:
   "Я знала, что ты сделаешь что-нибудь, чтобы помочь мне".
   Это важно. И письмо Китти.
   Люди  в  наше  время  так  часто  переезжают,  что  порой   все   эти
перечеркнутые,  адреса  и  наклейки  с   новыми   кажутся   мне   немыми
обвинениями. В левом углу  конверта  Китти  напечатала  обратный  адрес,
адрес места, где  она  жила  до  того,  как  бросилась  из  окна.  Очень
симпатичный квартирный дом на Ван-Найс. Мы с отцом ездили туда  забирать
вещи. Хозяйка отнеслась к нам хорошо. Китти ей нравилась.
   Письмо было погашено за две недели до ее смерти.  Я  получил  бы  его
гораздо раньше, если бы не переехал еще раз.  Должно  быть,  она  просто
устала ждать.

   "Дорогой Ларри,
   Я много думала в последнее время.., и решила, что для  меня  было  бы
гораздо лучше, если бы та последняя перекладина оторвалась  раньше,  чем
ты смог натаскать сена.
   Твоя Китти".

   Да,  видимо,  она устала ждать. Мне легче верить в это, чем в то, что
она решила,  будто я забыл. Я бы не хотел,  чтобы она так думала, потому
что это письмо в одно предложение, наверное,  единственная вещь, которая
заставила бы меня бросить все и ехать к ней.
   Но даже не из-за этого так трудно  бывает  теперь  заснуть.  Закрывая
глаза и впадая в дрему, я снова и снова вижу, как  моя  Китти  с  широко
раскрытыми темно-синими глазами, прогнувшись и раскинув руки, летит вниз
с третьего яруса амбара.
   Китти, которая всегда верила в то, что внизу окажется стог сена. 2



   Стивен КИНГ
   КРОССОВКИ


    Джон Телл проработал на "Табори-студиоз" чуть больше месяца, когда
впервые заметил  кроссовки.  "Табори"  находилась  в  здании,  которое
раньше  называли  "Мьюзик-сити"  -  "Музыкальный  город".  В   расцвет
рок-н-ролла,  блюзов  и  сорока  лучших  дисков  он  считался  центром
музыкального искусства.  В  то время  никто  не носил  кроссовок  выше
вестибюля. Разве  что  рассыльные.  Правда, эти  дни  остались  далеко
позади вместе  с  преуспевающими  продюсерами в  шелковых  рубашках  и
туфлях из  крокодиловой кожи  с заостренными  носами. Кроссовки  стали
теперь неотъемлемой частью "Мьюзик-сити", и когда Телл впервые заметил
это, он не счел их обладателя человеком ниже себя.
    Впрочем, на одно он обратил внимание: парню с кроссовками на ногах
следовало бы приобрести себе новую пару.
    Кроссовки когда-то были  белыми, но  сейчас, судя  по их  внешнему
виду, это время давно прошло.
    Вот и все, что  он заметил, когда впервые  увидел кроссовки в  той
тесной кабинке, из которой ты выносишь мнение о соседе по тому, что  у
него на ногах, потому что, это все, что видишь в туалете. Телл заметил
эту пару  кроссовок  под  дверью  первой  кабинки  в  мужском  туалете
третьего этажа.  Он  прошел  мимо  по пути  к  третьей,  и  последней,
кабинке. Через несколько минут он вышел оттуда, вымыл руки, причесался
и пошел  обратно в  студию "Ф",  где принимал  участие в  микшировании
альбома   под   названием   "Мертвые   ритмы",   записанного   группой
металлистов. Сказать,  что Телл  уже позабыл  про кроссовки,  было  бы
преувеличением - он вообще не обратил на них особого внимания.
    Пол Дженнингс записывал музыку "Мертвых ритмов".
    Он  не  был  так  знаменит,  как  более  ранние  короли  бибопа  в
"Мьюзик-сити".
    Рок-н-ролл больше не мог  создавать таких мистических королей,  но
все-таки был хорошо известен и, по мнению Телла, был в настоящее время
лучшим продюсером  рок-н-ролльных  дисков.  Только  Джимми  Айвен  мог
сравниться с ним.
    Телл встретил  его  в  первый раз  на  вечеринке,  когда  отмечали
премьеру музыкального фильма. Более того, он узнал его с другого конца
комнаты. У него поседели волосы,  и острые черты красивого лица  стали
почти  изможденными.  Но  было  невозможно  не  узнать  человека,  лет
пятнадцать назад  руководившего  легендарными токийскими  записями,  в
которых принимали участие Боб  Дилан, Эрик Клэптон,  Джон Леннон и  Эл
Купер. Если  не считать  Фила Спектора,  Телл знал  в лицо  лишь  Пола
Дженнингса, причем не только  в лицо, но и  по характеру звучания  его
записей -  кристально  чистые  верхние  ноты  подчеркивались  ударными
инструментами, грохочущими  так сильно,  что сотрясали  ваши  ключицы.
Сначала  в  записях  токийских  рок-концертов  вы  явно  слышите  Дона
Маклина, но,  убрав  высокие  частоты,  вы  услышите  на  заднем  фоне
пульсирующие  звуки,  которые  принадлежат  Сэнди  Нельсону  -  чистый
Нельсон.
    Восхищение перед  знаменитым продюсером  превозмогло  естественную
сдержанность. Он пересек  комнату и подошел  к стоящему в  одиночестве
Дженнингсу. Представился ему, ожидая в ответ всего лишь рукопожатие  и
в лучшем случае  несколько небрежных слов,  однако вместо этого  между
ними завязался продолжительный и  интересный разговор. Они работали  в
одной области, занимались одним делом, знали многих, с кем приходилось
встречаться и одному  и другому.  Даже тогда  Телл понимал,  что в  их
встрече было больше чего-то магического. Пол Дженнингс оказался  одним
из тех редких людей, с  кем Джон мог говорить,  а для Джона Телла  это
было почти волшебством.
    В конце  разговора  Дженнингс  спросил  его,  нуждается  ли  он  в
работе.
    - А  вы встречали  в нашем  деле  человека, который  бы в  ней  не
нуждался? - вопросом на вопрос ответил Телл.
    Дженнингс рассмеялся и попросил  его записать ему свой  телефонный
номер. Телл решил,  что стоит  сделать это, не  придавая тому  особого
значения. Скорее всего это просто знак вежливости, не больше,  подумал
он. Однако Дженнингс позвонил ему три  дня спустя и спросил, хочет  ли
Телл принять участие в микшировании  альбома "Мертвые ритмы" вместе  с
двумя другими профессионалами.
    - Я  не уверен,  можно ли  из дерьма  сделать конфетку,  -  сказал
Дженнингс,  -  но  поскольку  все  расходы  принимает  на  себя  фирма
"Атлантик   рекорде",   почему   бы   не   попытаться,   повеселившись
одновременно?
    Джон  Телл  не  возражал  и  тут  же  поставил  свою  подпись  под
контрактом.

    ***

    Примерно  через  неделю  после  того,  как  Телл  впервые  заметил
кроссовки, он увидел их снова. Телл всего лишь обратил внимание на  то
обстоятельство,  что  в  кабинке  сидел  тот  же  парень,  потому  что
кроссовки находились  на прежнем  месте -  под дверью  первой  кабинки
мужского туалета на третьем этаже.  Вне всякого сомнения, это были  те
же самые  кроссовки: белые  (по  крайней мере  в прошлом),  с  высоким
верхом и  грязью в  глубоких  складках. Он  заметил пустую  дырку  без
продетого в нее шнурка и подумал:  должно быть, еще не успел  продрать
глаза, мой друг, когда взялся шнуровать кроссовки. Затем Телл пошел  к
третьей кабинке  (по  какой-то странной  причине  он стал  считать  ее
своей). На  этот  раз,  возвращаясь  обратно,  он  снова  взглянул  на
кроссовки и  заметил нечто  необычное: на  одной из  кроссовок  лежала
мертвая муха. Она лежала, подняв вверх крошечные лапки, на самом  носу
левой кроссовки, той самой - с пустой дыркой для шнурка.
    Когда Телл вернулся  в студию "Ф",  Дженнингс сидел у  контрольной
панели, обхватив голову руками.
    - Ты в порядке, Пол?
    - Нет.
    - Что случилось?
    - Я. Я случился. Со мной случилось. Конец моей карьере. Мне больше
некуда деться. Я дрянь, ничтожество. Со мной все кончено.
    - О  чем ты?  -  Телл оглянулся  по сторонам,  разыскивая  Джорджи
Ронклера, и нигде не увидел его.  Впрочем, это ничуть его не  удивило.
На Дженнингса время от времени находило, и Джорджи всегда исчезал, как
только замечал признаки намечающихся неприятностей. Он утверждал,  что
его карма не позволяет ему иметь дело с резкими выбросами эмоций.
    - Представляешь, я даже на церемонии открытия супермаркета  плачу,
- признался однажды он.
    - Я убедился, что  нельзя сделать из  дерьма конфетку, -  повторил
Дженнингс,  махнув  рукой  в  сторону  стекла,  разделяющего   кабинет
микширования и зал,  где исполнялась музыка.  Он походил на  человека,
произносящего старое нацистское "Хайль Гитлер".  - По крайней мере  не
из такого дерьма.
    - Успокойся, -  сказал Телл, хотя  знал, что Дженнингс  совершенно
прав. "Мертвые ритмы" - группа, состоящая из четырех тупых ублюдков  и
одной тупой стервы. Они все были отвратительны как личности и не имели
никаких профессиональных достоинств. - Успокой-ка вот это, - отозвался
Дженнингс и громко пукнул.
    - Боже, терпеть не могу несдержанность, - скривился Телл.
    Дженнингс посмотрел на него и  фыркнул. Через пару секунд они  оба
хохотали, а еще через пять занялись работой.
    Микширование -  если это  можно так  назвать -  закончилось  через
неделю.  Телл  попросил,  чтобы  Дженнингс  дал  ему  рекомендацию   и
магнитофонную запись.
    - Хорошо, но ты  ведь знаешь, что не  имеешь права давать  кому-то
прослушивать ленту до тех пор,  пока не выйдет альбом, -  предупреждал
Дженнингс.
    - Знаю.
    - Кроме того, я просто не  могу понять, зачем тебе эта запись.  По
сравнению с этой группой вонючие "Серферы" прямо-таки "Битлз".
    - Брось, Пол, все  не так уж  плохо. И даже если  бы все было  так
плохо, как ты говоришь, работа закончена.
    - В  этом  ты прав,  -  улыбнулся  Дженнингс. -  Ладно,  если  мне
понадобится твоя помощь, я тебе позвоню.
    - Буду очень благодарен.
    Они  обменялись  рукопожатием.  Телл  вышел  из  здания,   которое
когда-то было известно как  "Мьюзик-сити". Вспомнить о кроссовках  под
дверью кабинки номер один в мужском  туалете на третьем этаже даже  не
пришло ему в голову.

    ***

    Дженнингс, уже двадцать  пять лет живший  записью музыки,  однажды
сказал ему, что, когда занимаешься  микшированием бопа (он никогда  не
говорил "рок-н-ролл", только "боп"),  то чувствуешь себя или  дерьмом,
или суперменом. На протяжении двух месяцев после микширования  записей
"Мертвых ритмов" Джон  Телл чувствовал  себя дерьмом. У  него не  было
работы. Он начал беспокоиться  о том, как  будет платить за  квартиру.
Два раза он едва не позвонил  Дженнингсу, но что-то говорило ему,  что
это было бы ошибкой.
    Затем ответственный  за  микширование  музыкального  оформления  в
фильме "Бойня  мастеров карате"  умер от  коронарной  недостаточности.
Телл шесть  недель  работал  в  Брилл-билдинге  (во  времена  расцвета
Бродвея и биг-бендов  он был известен  как "Аллея консервных  банок"),
заканчивая микширование. Большей частью  это были музыкальные  отрывки
плюс несколько звенящих ситар, но гонорара хватило, чтобы заплатить за
квартиру. А  на  следующий  день  Телл едва  успел  войти  домой,  как
зазвонил телефон. Это был Пол Дженнингс, интересующийся, заглядывал ли
он  последнее  время  в  раздел  поп-музыки  газеты  "Биллборд".  Телл
ответил, что не заглядывал.
    Он появился под  номером семьдесят четыре,  - в голосе  Дженнингса
звучало  одновременно  потрясение,  изумление  и  отвращение.  -   Так
неожиданно.
    - Что именно? - спросил Телл, но он знал ответ на свой вопрос, как
только задал его.
    - "Ныряю в грязь".
    Это было  название отрывка  из выходящего  альбома "Бей  до  самой
смерти" группы "Мертвые ритмы", единственного, который казался Теллу и
Дженнингсу отдаленно подходящим для пластинки.
    - Черт побери!
    - Я  с тобой  полностью  согласен, но  у меня  появилась  безумная
мысль, что эта пластинка может  попасть в "Топ-тен" - десятку  лучших.
Ты не видел видеозапись?
    - Нет.
    - Ты будешь потрясен. Это главным образом заслуга Джинджер -  этой
цыпочки, кувыркающейся в каком-то болотном ручье с парнем, похожим  на
Доналда Трампа в  комбинезоне. Из  этого отрывка исходит  то, что  мои
интеллектуальные  друзья  любят   называть  "смешанным   эмоциональным
воздействием". - И Дженнингс рассмеялся так громко, что Теллу пришлось
отвести трубку от уха.
    Когда Дженнингс сумел справиться с собой, он сказал:
    - Как бы то ни было, это, возможно, означает, что весь альбом тоже
попадет в десятку лучших. Собачье дерьмо в платиновой оправе все равно
остается собачьим дерьмом, но о нем упоминают как о платиновом  отныне
и вовеки Ты согласен со мной, Бвана?
    - Полностью, - ответил Телл, выдвигая ящик стола чтобы  убедиться,
что кассета с записью "Мертвых ритмов" так и не прослушанная с тех пор
как Дженнингс дал ему ее в последний день микширования, все еще здесь.

    - Ну и чем ты сейчас занимаешься? - спросил его Дженнингс.
    - Ищу работу.
    - Хочешь  снова  поработать  со мной?  Я  составляю  новый  альбом
Роджера Дэлтри. Начинаем через две недели.
    - Господи, конечно!
    Плата будет  хорошей,  но главное  не  в этом:  после  работы  над
"Мертвыми ритмами" и шести недель микширования "Бойни мастеров карате"
запись бывшего  ведущего  певца  группы  "Ху"  все  равно  что  теплое
местечко после  холодной  ночи.  Каковы бы  ни  были  личные  качества
Дэлтри, он  по  крайней мере  умел  петь.  Да и  приятно  будет  снова
поработать с Дженнингсом.
    - Где?
    - Старая добрая студия "Табори" в "Мьюзик-сити".
    - Я буду там.
    Роджер Дэлтри  оказался не  только отличным  певцом, но  и  вполне
приличным парнем. Телл полагал, что предстоящие три или четыре  недели
он будет работать с удовольствием. И вообще наступало хорошее время: у
него была работа, его имя упоминалось на обложке альбома,  казавшегося
в списке лучших записей "Биллборда" на сорок первом месте (а одиночная
запись поднялась до семнадцатого и продолжала подниматься). Наконец он
способен платить  за квартиру  - впервые  с того  самого момента,  как
четыре года назад приехал в Нью-Йорк из Пенсильвании.
    На улице  был июнь,  деревья  распустились, девушки  снова  носили
короткие юбки, и  мир казался  весьма приятным  местом. Такие  чувства
испытывал Телл,  занимаясь  микшированием,  в  первый  день  работы  с
Дженнингсом. Примерно без четверти  два он почувствовал  непреодолимое
желание, вошел  в  туалет  на третьем  этаже,  увидел  когда-то  белые
кроссовки под  дверью  кабины номер  один,  и его  хорошее  настроение
рассеялось, словно дым.
    Нет, это не те кроссовки. Они не могут быть теми же.
    Однако это были те же самые кроссовки. Лучше всего это  доказывало
отсутствие шнурка  в  пустой дырочке  на  левой кроссовке,  но  и  все
остальное было таким  же. Совершенно таким  же, включая их  положение.
Разница заключалась лишь в одном: мертвых мух вокруг валялось  гораздо
больше.
    Телл медленно прошел в третью, "свою", кабинку, расстегнул ремень,
спустил  брюки  и  сел.  Его  ничуть  не  удивило  то,  что   желание,
заставившее подняться в туалет, совершенно исчезло. Тем не менее  Телл
посидел здесь некоторое время, прислушиваясь. Шуршание газеты,  чей-то
кашель, хоть бы какой-то еще звук, черт побери.
    Полная тишина.
    Это потому, что я здесь совсем один, подумал Телл. За  исключением
мертвеца в первой кабине.
    Входная дверь туалета со стуком отворилась. Телл едва удержался от
крика. Кто-то, напевая себе что-то  под нос, приблизился к  писсуарам.
Только когда там потекла вода, в голову Телла пришло объяснение, и  он
успокоился. Объяснение оказалось простым до абсурда.., и,  несомненно,
верным. Он взглянул на часы и увидел, что сейчас 1.47 пополудни.
    Отец всегда говорил ему, что человек, у которого все  естественные
отправления происходят регулярно, - счастливый человек. Отец Телла был
молчаливым человеком,  и это  выражение (вместе  с советом  "мой  руки
перед  тем,   как   садишься   за  тарелку")   было   одним   из   его
немногочисленных афоризмов. Если  регулярность действительно  означает
счастье, то  Телл  мог  считать себя  счастливым  человеком.  Нужда  в
посещении возникала  у него  ежедневно в  одно  и то  же время,  и  он
полагал, что то  же самое  относится и  к его  приятелю в  кроссовках,
которому нравилась кабина номер один,  тогда как сам Телл  предпочитал
третью.
    Но если необходимо пройти мимо кабинок, чтобы подойти к писсуарам,
очень часто  увидишь пустые  кабины или  по крайней  мере с  различной
обувью под дверями. В конце концов, насколько велика вероятность того,
что никто  не обнаружит  человека в  кабине туалета  на  протяжении...
(Телл подсчитал в  уме, сколько  времени ему  приходилось работать  не
здесь) примерно четырех месяцев?
    Ответа на этот вопрос не было. Он мог поверить в то, что  уборщицы
не слишком  прилежно  исполняют  свои обязанности  и  редко  подметают
кабины - столько мертвых мух. Но запас туалетной бумаги им  приходится
проверять каждый день или хотя бы  через день, правда? Если вообще  не
заходить в  кабины, мертвые  мухи  начинают со  временем  разлагаться,
верно? Ясно, что туалет - это не самое ароматное место на земле. Когда
входишь сюда после того  толстяка, что работает в  этом же коридоре  в
студии  "Янус-мьюзик",  -  вообще   почти  невыносимое,  но  вонь   от
разлагающегося тела должна быть куда сильнее, намного .специфичнее.
    Специфичнее?
    Господи, что за слово. Да и откуда тебе известно об этом? Тебе  ни
разу не  приходилось чувствовать,  как пахнет  раздвигающееся  мертвое
тело.
    Это верно, но он не  сомневался, чем пахнет, когда ему  приходится
нюхать это. Логика - это логика, регулярность - это регулярность,  вот
и все. Этот  парень, наверное, что-то  писал для студии  "Янус-мьюзик"
или служил  стихоплетом  в  "Снэппи-кардс" -  фирме,  ра