ьшее. Разбросанные кусочки мозаики стали складываться
в целостную картину. "Магия", -  подумал Джордж, и эта мысль  пронзила
его как молния.
    Картина была ясна.  Те самые  таинственные книги,  о которых  мама
говорила с тетей  Фло, слова на  неведомом языке, которые  выкрикивала
Бабуля, ее мертворожденные дети и изгнание из церкви, как и из  города
- все это складывалось  в мозгу Джорджа,  как по волшебству,  воедино.
Выходил неплохой портрет его Бабули, жирной, морщинистой, напоминавшей
жабу, обтянутую желтой кожей. Беззубый рот скривился в  отвратительной
усмешке,   взгляд   слепых    глаз   одновременно   отсутствующий    и
пронизывающий,  на   голове  конический   черный  колпак,   увенчанный
звездами, расписанный таинственными иероглифами. В ногах черные  кошки
с глазами  желтыми, как  янтарь. Он  чувствовал запах  тления и  серы.
Видел  свет  загадочных  черных  звезд.  Слышал  пронзительный  голос,
произносящий странные слова из странных  книг, и каждое слово  подобно
камню. И каждый параграф подобен ночному кошмару, и каждое предложение
как пылающий костер.
    Джордж смотрел на все это глазами ребенка, но они были открыты для
постижения бездонности этой тьмы. Бабуля была ведьмой.
    И теперь она умерла.  И этот странный  звук, который напугал  его,
звук, напоминающий клекот, был ее предсмертным хрипом.
    -  Бабуля?  -  прошептал  Джордж,  и  в  голове  его   пронеслось:
"Динь-дон, злая  ведьма умерла".  Ответа не  последовало. Он  опасливо
поднес ладонь ко  рту старухи.  Дыхание не  чувствовалось. Она  лежала
неподвижно, и страх снова охватил Джорджа. Неужели... Он вспомнил, как
дядя Фрэд  учил  его  слюнявить палец,  чтобы  определить  направление
ветра. Он  проделал  эту операцию  -  но ни  малейшего  дуновения,  ни
слабого вздоха изо рта Бабули не было. Ничего не было. Мальчик ринулся
было к телефону звонить доктору  Арлиндеру, но остановился. А если  на
самом деле  Бабуля жива,  и  он окажется  в идиотской  ситуации  из-за
своего преждевременного  испуга? Нет  уж, надо  все проверить  самому.
"Пощупай ее пульс".
    Он остановился  в  дверях и  обернулся.  Рукав ночной  сорочки  на
свисающей мертвой руке был чуть отвернут, обнажая запястье. Нет,  идея
не слишком  хороша.  Однажды  после  визита  к  Доктору  Джордж  решил
пощупать себе пульс. Медсестра делала это  легко и быстро, но сам  он,
как ни бился, не смог повторить ее действий. Неумелые пальцы  говорили
ему, что и сам-то он мертв. Так что  лучше не браться за то, о чем  не
имеешь представления. И потом... ведь придется прикоснуться к  Бабуле.
От этой мысли Джорджу становилось не по себе. Даже если она  мертва...
ОСОБЕННО, если она мертва. Джордж  стоял в нерешительности на  пороге,
переводя взгляд  с  тяжелого  неподвижного тела  на  висящий  в  кухне
телефон.  Может,  лучше  не  тратить  времени,  а  позвонить?   Или...
"Зеркало!"
    Ну конечно же, когда дышишь на  зеркало, оно запотевает. И в  кино
доктор подносил  его  ко  рту человека,  потерявшего  сознание,  чтобы
проверить, жив ли он.  Великолепная мысль! Джордж  побежал в ванную  и
принес зеркало. Он поднес  его к самому  беззубому рту, почти  касаясь
губ, и  стал  считать про  себя.  Он досчитал  до  шестидесяти,  убрал
зеркало и  стал  внимательно рассматривать  его  поверхность.  Никаких
изменений. Ни малейших. Бабуля мертва.
    Джордж обнаружил, что  он испытывает некоторое  сожаление, и  даже
сам слегка  себе  удивился. Все  мучившие  его сомнения  отступили  на
задний план. Возможно, она была ведьмой. А может быть, ему это  только
показалось, иллюзия, бред,  цепь совпадений...  Какая теперь  разница?
Важно одно: она умерла, но все конкретные жизненные вопросы блекнут  и
исчезают перед  пугающим  ликом  Смерти. Новая  для  Джорджа  взрослая
печаль охватила его. Такие  переживания оставляют неизгладимый след  в
душе человека, и только по прошествии многих и многих лет обнаруживает
он, как важны для формирования его личности были ощущения,  испытанные
в далеком детстве, особенно ощущение смерти ли бренности всего земного
- пугающее и незабываемое...
    Джордж взглянул на  Бабулю. Закат раскрасил  ее лицо  причудливыми
переливами бордового с оранжево-красным. Мальчик поспешно отвернулся и
пошел  в  ванную  относить  зеркало.  Теперь  надо  позвонить.  Джордж
постарался сосредоточиться, чтобы все  сделать правильно. В мозгу  его
сразу возникла приятная мысль: когда  Бадди начнет приставать к  нему,
дразнить и обзывать  щенком, он  ответит спокойно: "Я  был дома  ОДИН,
когда умирала Бабуля- и я сделал все необходимое". Вот так-то.
    Во-первых, позвонить доктору Арлиндеру.  Набрать номер и  сказать:
"Моя Бабуля умерла.  Будьте добры,  скажите мне, что  мне надо  делать
дальше?" Нет, не так.
    "Я думаю, Бабуля умерла". Это  будет лучше. Никто не ожидает,  что
ребенок  разбирается  в   этих  вещах,  поэтому   лучше  не   говорить
категорично... Или так:
    "Я уверен, что  Бабуля умерла".  Уверен! Самое  точное слово...  А
потом рассказать о  зеркале и  предсмертном хрипе.  И доктор  Арлиндер
придет, пощупает ей пульс  - и что там  еще делают доктора? -  скажет,
что Бабуля мертва, и добавит: "Ты был молодцом, Джордж. Ты  действовал
решительно и верно.
    Позволь тебя поздравить!" А Джордж ответит что-нибудь скромно и  с
достоинством.
    Он сделал два глубоких вдоха, прежде чем снять трубку. Сердце  его
учащенно билось, но страх, перехватывающий горло, отпустил. Худшее уже
произошло. В каком-то  смысле это даже  легче, чем сидеть  на кухне  в
постоянном напряжении, смотреть на часы,  ожидая маму, и знать, что  в
любую секунду из комнаты  может послышаться пронзительный голос...  Он
снял трубку... телефон не работал. Ни голосов. Ни гудка. Джордж стоял,
ошеломленный, с готовыми уже заранее словами: "Простите, миссис  Додд,
но я должен вызвать доктора", ставшими ненужными теперь...  Абсолютная
тишина. Звенящая,  мертвая тишина  -  как там,  в комнате,  где  лежит
Бабуля. Лежит так спокойно. Так тихо.
    Опять мурашки по коже и комок  в горле. Джордж переводил взгляд  с
чайника на плите на чашку с  пакетиком трав для Бабули. Никакого  чая.
Никогда.
    Он вздрогнул,  повернулся  опять  к телефону  и  стал  лихорадочно
нажимать на рычаг, прислушиваясь, нет ли сигнала. Бесполезно.  Мертвая
тишина. Мертвая, как...
    Джордж с силой бросил трубку на рычаг, и телефон жалобно  звякнул.
Он спешно схватил трубку: а  вдруг все включилось, как по  волшебству?
Но тщетно: никаких звуков.
    Его сердце, казалось, готово выпрыгнуть  из груди. "Я один в  этом
доме. Один с ее мертвым телом".  Он медленно прошел по кухне,  постоял
минуту-другую  у  стола,  затем  включить  свет.  В  доме  становилось
сумрачно, скоро зайдет  солнце, и  настанет ночь.  Джорджа пугала  эта
мысль: ночь, мертвое тело, одиночество. Господи, когда вернется  мама?
Все, что осталось ему - ждать.  Мама скоро придет, и все будет  о'кей.
Это лучше, что  Бабуля умерла. Иначе  он сошел  бы с ума  от страха  в
ожидании ее пронзительного крика, и она могла потребовать ужин,  могла
свалиться с  кровати... Господи,  как  это ужасно  - сидеть  одному  в
темноте и думать о странных вещах... Видеть переплетение  колеблющихся
теней на стене и думать о смерти, о мертвом морщинистом теле,  видеть,
как сверкают в  темноте мертвые  глаза, как вращаются  они, и  скрипит
половица, будто  кто-то  крадется по  дому,  прячась в  черных  углах,
переходя из тени в тень... В темноте мысли ваши замыкаются на одном, и
можете пытаться думать о цветах на  лужайке, о Деве Марии или  золотом
призере Олимпиады в 440  году - все равно  мысли вернутся к  невидимой
тени, опасной, огромной туше с клешнями и пристальным взглядом мертвых
слепых глаз.
    - Хватит  же, черт  возьми! Джордж  обхватил руками  голову.  Пора
прекратить это сумасшествие, вернуться в реальность. Ему же не 6  лет,
в конце концов. Она мертва, мертва -  и все тут. Она не более  опасна,
чем... чем этот стол,  или стул, или  радио, или... "Прекрати  панику,
Джордж! Заткнись! Возьми себя в руки!" Да, она просто труп - и  ничего
больше. Джордж подошел к двери в  ее комнату. Бабуля лежала все в  той
же позе, рука свешивается с кровати, рот открыт. Она теперь -  предмет
неодушевленный, часть  мебели;  можете  положить  ее  руку  обратно  в
постель, или вылить на нее стакан воды, или включить музыку под  самым
ухом - Бабуле  все равно.  Она, как  иногда говорил  Бадди, ВНЕ  этого
всего.
    Внезапно негромкий повторяющийся стук  раздался слева от  Джорджа.
Он невольно  вскрикнул. Это  была наружная  дверь, всего  лишь  вторая
дверь, которую Бадди поставил неделю назад - она хлопала, под порывами
ветра закрываясь  и открываясь  вновь. Джордж  отпер замок  внутренней
двери  и  выглянул,  чтобы  прикрыть  плотней  наружную.  Порыв  ветра
взъерошил ему волосы. Странно, когда мама уходила, был ясный солнечный
день, а сейчас уже совсем стемнело... Джордж подошел к телефону,  снял
трубку. Ничего. Все та же тишина. Он сел на стул, затем встал и  начал
нервно расхаживать взад-вперед по кухне,  пытаясь взять себя в руки  и
хоть Сколько-нибудь успокоиться.
    Часом позже наступила  полная темнота.  Телефон молчал.  Наверное,
ветер, который дул теперь с неистовой силой, повредил линию. Такое уже
было. Ничего страшного... Телефон тихо динькнул - далекий  призрачный!
звук - и снова замолчал. Ветер грозил перерасти в настоящий ураган, он
свистел и завывал за окнами, раскачивал деревья... Джордж подумал, что
в лагере  бойскаутов  у  ночного  костра  он  расскажет  замечательную
историю о том, как сидел когда-то один в пустом доме со своей  мертвой
Бабулей, и ветер  быстро гнал по  небу облака, черные  вверху и  внизу
белые, чуть тронутые желтизной - как Бабулина сморщенная кожа...  Это,
как иногда выражался Бадди, классика!
    Больше всего  на свете  Джордж хотел  бы сидеть  у костра  сейчас,
чтобы все уже  было позади, и  flee с открытыми  ртами слушали бы  его
рассказ о своей смелости и хладнокровии. Но - увы - за окнами в полной
темноте, бушевал ветер, дом наполнялся странными звуками, и каждый  из
которых заставлял Джорджа подпрыгнуть на  стуле от страха, и мама  все
не возвращалась...
    "Она вернется скоро. И  все будет о'кей.  Скоро вернется... Ты  не
прикрыл лицо Бабуле! ...вернется домой... Не прикрыл лицо!"
    Джордж резко вздрогнул, будто кто-то сзади него громко  заговорил,
и  непонимающим  взглядом  обвел  кухню,  остановившись  на  молчавшем
телефоне.  В  кино  он  видел,  что  мертвым  прикрывают  лицо  -  так
полагается, но. Боже, опять  войти туда... "Черт с  ним со всем! Я  не
пойду  в  ее  комнату!"  Пусть  этим  занимается  кто-нибудь   другой.
Кто-нибудь  из  взрослых.  Мама,  когда  вернется  домой.  Или  доктор
Арлиндер, когда его  вызовут. Кто  угодно, но  не Джордж.  Ему это  не
нужно. А Бабуле теперь и вовсе безразлично. Так зачем же идти туда,  к
ней? Голос Бадди ехидно произнес у него в голове:
    "Оправдываешься, бедняжка.  А если  бы не  боялся, то  пошел бы  и
спокойно прикрыл ей лицо. Ты просто струсил, щенок! Кишка тонка!"
    Джордж сидел бы за  столом, бесцельно перелистывая  свой так и  не
прочитанный учебник истории. Он понимал, что если не сделает всего  до
конца, у Бадди будет возможность поддеть его. Он видел себя у  костра,
описывающим свои приключения.  Вот он приближается  к концу  рассказа,
когда на дороге вдали засветились фары их старенького автомобиля -  и,
как всегда, вовремя появляющиеся взрослые установили торжество порядка
и покоя, и все стало на свои места, - но тут из тени выступает  темная
фигура. Костер вспыхивает чуть ярче,  и Джордж узнает своего братца  и
слышит  язвительный  голос:  "А  если  ты  и  правда  был  так  храбр,
цыпленочек, отчего ты не  прикрыл ей лицо?" Нет,  так дело не  пойдет.
Джордж встал и прошелся по  кухне, пытаясь напомнить себе, что  Бабуля
мертва, и ее ничто  уже не потревожит. Ей  можно вылить стакан чаю  на
голову, или  убрать  подушку, и  так  далее, и  так  далее, а  она  не
почувствует, потому  что она  ВНЕ  всего этого,  спокойная,  холодная,
безучастная. Мертвые  никогда  не встанут,  а  все остальное  -  бред,
галлюцинации, странные полуночные  страхи, глупые  навязчивые мысли  -
как о том, что полированные дверцы шкафа распахнутся в темноте, как  о
том, что лунный голубоватый свет будет играть на белых костях скелета,
как...  Джордж  прошептал  вслух:  "Прекрати,  неужели  ты  не  можешь
остановиться?! Перестань быть ослом!"
    Он попытался успокоиться,  и наконец  был готов войти  к Бабуле  и
набросить покрывало  ей на  лицо. Он  сделает все  как надо.  А  потом
выкинет ее  ненужный  пакетик с  чаем  и  уберет чашку.  И  все  будет
исполнено до конца, и никто не сможет упрекнуть его.
    Джордж подошел к дверям Бабулиной комнаты. Каждый шаг стоил усилий
воли.  В  комнате  было  темно,  Бабуля  неопределенной  черной  тушей
возвышалось над  белеющими  простынями. Джордж  лихорадочно  шарил  по
стене в поисках выключателя,  никак не мог найти  его - казалось,  это
будет длиться вечность. Но наконец он нащупал выключатель; щелчок -  и
комнату залил неяркий желтый свет.
    Бабуля лежала все так же: рот открыт, рука сваливается с  кровати.
Джордж задумался, не стоит ли положить руку в кровать вдоль  туловища,
но от одной мысли, что придется коснуться трупа, капли холодного  пота
выступили у него на лбу. Что угодно, только не это. К тому же, рука  в
любой момент  может соскользнуть  обратно,  и его  героические  усилия
пропадут даром. Не стоит напрягаться зря.
    Медленно,  словно   преодолевая  сопротивление   какой-то   вязкой
жидкости вместо воздуха, Джордж приблизился  к Бабуле и склонился  над
ней. Тело покойной было абсолютно желтое; конечно, отчасти виной  тому
было освещение, но только ли оно?
    Джордж  приподнял  край  покрывала  и  потянул  его.  Он  покрылся
испариной, дыхание было  неровным, сердце бешено  билось. Он  набросил
край  покрывала  на  лицо  Бабули,  но  ткань  соскользнула,   обнажая
сморщенный лоб.  Постояв  немного и  успокоившись,  Джордж  попробовал
снова.  Осторожно  приподнял  покрывало   за  края,  изогнувшись   над
кроватью, стараясь не коснуться трупа даже сквозь ткань - на этот  раз
все удалось,  О'кей. Джордж  почувствовал удовлетворение.  Даже  страх
слегка  отступил.  Он  похоронил  Бабулю!  Вот  для  чего   покойникам
прикрывают лицо: это напоминает их захоронение. Таков обычай.
    Джордж смотрел на свисающую вниз, до  самого пола руку - и  ощутил
вдруг, что больше  не боится  так, как  раньше. И  сможет поднять  эту
безжизненную кисть и положить на кровать, похоронить под покрывалом со
всем остальным  телом покойной.  Он решительно  взял холодную  руку  и
поднял ее.
    Бабулина  рука  дернулась  в  его  ладони  -  и  вцепилась  ему  в
запястье.
    Джордж закричал. Он рванулся назад, крича во весь голос,  заглушая
шум  ветра  и  скрип  половиц  в  доме,  и  остановился  у  дверей,  в
относительной безопасности.
    ... Рука  судорожно сжалась  в воздухе,  повернулась и,  бессильно
упав вниз, вновь застыла в полной неподвижности.
    "Со мной все в порядке, ничего не произошло, это просто  рефлекс".
Но один взгляд на Бабулю, на  мертвую руку с длинными желтыми  когтями
лишил Джорджа  остатков  рассудительности.  Паника  охватила  все  его
существо, не оставив  места доводам разума.  Все тело вновь  покрылось
мурашками, холодный пот стекал со лба,  и он чувствовал себя на  грани
сумасшествия. Все, чего  он хотел в  жизни - быть  далеко отсюда,  вне
этого дома, за пределами досягаемости  Бабулиных цепких рук - да  хотя
бы просто в другой комнате... И Джордж бросился бежать, не видя  перед
собой ничего, бежать  прочь из  этого страшного  места на  непослушных
спотыкающихся ногах. Он не вписался в дверной проем, со всего  разбега
ударился лицом  в стену  и упал  на пол.  Боль, раскалывающая  голову,
казалось, на тысячу частей, была даже сильнее страха. На своей зеленой
рубашке Джордж увидел красные пятна. Кровь лила из разбитого носа.  Он
вскочил на ноги и, испуганно озираясь, направился в кухню.
    Сквозь приоткрытую  дверь  в  комнату Бабули  он  видел  свисающую
руку... но  тело лежало  на  кровати спокойно  и ровно...  Ему  просто
привиделся весь этот кошмар. Он  вошел в комнату, чтобы прикрыть  лицо
покойной, и от страха придумал все последующее... Но нет. Происшествие
было  слишком  реальным.  Боль  прояснила  сознание  Джорджа,  и   он,
сравнительно спокойно припоминая ситуацию, приходил к выводу, что  она
не должна была произойти. Ведь мертвые не оживают. Вы можете делать  с
трупом все, что угодно, но он-то не может в ответ вцепляться ногтями в
ваше запястье!  Можно  сбросить  мертвеца с  кровати,  или  скатить  с
вершины холма и т д. и т.д. и т.д. - короче говоря, совершать какие-то
действия НАД  покойным. А  время ДЕЙСТВОВАТЬ  самостоятельно для  него
прошло.
    "Если только  речь  не  идет  о ведьме.  О  злой  ведьме,  которая
специально выбрала  время  своей  смерти  так,  чтобы  дома  был  один
маленький мальчик, с целью... С какой целью?"
    Глупости все  это. Он  опять начинает  переживать события  и  дает
слишком много воли воображению. Джордж  вытер нос ладонью и  посмотрел
на кровавый след. В любом случае, правда все это или галлюцинации,  он
не подойдет больше к  Бабуле. Хватит с  него. Приступ животного  ужаса
прошел, но он был  все еще напуган,  нервы предельно напряжены,  слезы
вот-вот готовы брызнуть из глаз, и больше всего на свете ему хотелось,
чтобы скорее  вернулась мама  и прекратила  весь этот  кошмар.  Джордж
глубоко вздохнул. На нос пора было положить мокрую повязку. Он подошел
к крану и вдруг почувствовал, что находится на грани потери  сознания.
Он постоял немного, опершись о  раковину. Затем взял валяющуюся  рядом
тряпку и, подставив ее  под кран, включил  холодную воду. Подержав  ее
там минут несколько, пока не устала  рука, Джордж чуть отжал тряпку  и
приложил ее  к  разбитому носу.  Он  закрыл кран,  когда  из  соседней
комнаты раздался голос Бабули:
    - Подойди сюда, малыш. Иди сюда, твоя Бабуля хочет обнять тебя.
    Джордж хотел закричать,  но не  смог издать ни  звука. Зато  звуки
доносились  из   комнаты:   скрип  кровати,   будто   что-то   тяжелое
переворачивается и приподнимается на ней, - о Господи, это было похоже
на то, что Бабуля пытается... что она выбирается из кровати!
    - Малыш! Иди-ка сюда! Немедленно!!!
    Джордж с ужасом увидел, что его ноги подчиняются этой команде.  Он
хотел остановиться,  но они  продолжали медленно  шагать по  линолеуму
кухни, не  подчиняясь  приказам  хозяина: правая  нога.  левая,  снова
правая, шаг за шагом приближаясь к...
    "Она ВЕДЬМА, Боже мой, она  ведьма, что же теперь будет?  Господи,
помоги, помоги, ПОМОГИ!!!"
    Джордж вошел уже в Бабулину комнату и с ужасом увидел, что она  не
только хотела,  но и  действительно выбралась  из постели  и сидела  в
своем старом белом кресле, которое пустовало  уже 4 года - с тех  пор,
как Бабуля стала слишком тяжела, чтобы двигаться, и слишком мало стала
понимать, где  она  находится...  Но  теперь  она  лишилась  и  следов
старческого  маразма.  Лицо  ее  было  жирным  и  обвисшим,  но  тупое
выражение исчезло, будто его  никогда и не было,  будто это была  лишь
маска, предназначенная для глупых мальчишек и усталых одинокие женщин.
Ночная  сорочка  сползла  с  плеча,  обнажая  огромное  рыхлое   тело.
Покрывало с постели было сброшено на пол... Бабуля медленно  поднимала
тяжелые желтоватые руки:
    - Я хочу обнять тебя, Джордж. Не хнычь. Не маленький уже.  Подойди
к Бабуле.
    Джордж пытался - и  не мог противостоять  силе ее притяжения.  Его
тело  подчинялось  приказам  старой  ведьмы,  а  мозг  был  пленником,
бессильным, не  способным ничего  изменить.  Лицо его  искривилось  от
невероятного напряжения, по лбу ручьями  бежал пот, дрожали ног