этажное деревянное  здание с  подвалом, построенное при-
мерно в одно время с домом Марстена. Когда проект новой шко-
лы ставили  на голосование,  многие в  городе говорили,  что
старая - пожароопасна. По этой причине наш школьный проект и
прошел. Два или три года назад в одной нью-хэмпширской школе
был пожар...
     - Я помню,- пробормотал Джимми.- В Коббс-Ферри, да?
     - Да. Трое ребят сгорело.
     - А школа на Брок-стрит работает до сих пор?
     - Только первый этаж. С первого по четвертый классы. За
два года  ее должны  постепенно свернуть, а школу на Стэнли-
стрит - расширить.
     - Барлоу найдет там, где спрятаться?
     - Полагаю, найдет,- неохотно ответил Мэтт.- На втором и
третьем этажах  полно пустующих  классов. А окна заколочены,
потому что дети без конца швыряют в них камнями.
     - Тогда он там,- сказал Бен.- Не иначе.
     - Звучит неплохо,-  признал Мэтт. Вот теперь вид у него
был по-настоящему  усталый.- Но уж больно просто получается.
Слишком прозрачно.
     Раскрыв свою  черную сумку,  Джимми извлек  флакончик с
таблетками.
     - Две, и запить водой,- велел он.- Прямо сейчас.
     - Нет. Слишком  многое  осталось  просмотреть.  Слишком
многое...
     - Слишком велик  риск потерять вас,- решительно перебил
Бен.- Если  отец Каллахэн действительно отпал, вы теперь са-
мый главный. Слушайтесь Джимми.
     Марк принес  из ванной стакан воды, и Мэтт довольно не-
уклюже сдался.
     Четверть одиннадцатого.
     Палата погрузилась в тишину. Бен подумал, что Мэтт выг-
лядит пугающе старым и измученным. Седые волосы как бы поре-
дели, усохли,  на лице  за прошедшие дни словно отпечаталась
тревога - не  подошел ли  к концу отпущенный ему срок жизни.
Бен подумал: в определенном отношении вполне уместно то, что
беда - большая  беда - нагрянула  к нему  вот так нереально,
мрачно, фантастично.  Вся жизнь  готовила его  к тому, чтобы
приобщиться к  символической скверне, которая выскакивает на
свет при настольной лампе и исчезает с зарей.
     - Беспокоит он меня,- тихо проговорил Джимми.
     - Я думал,  приступ был  несильным,- отозвался  Бен.- С
настоящим инфарктом и рядом не лежал.
     - На этот раз обошлось небольшой закупоркой сосудов, но
следующий приступ будет обширным. Если все это не закончится



                            457

по-быстрому, то  доконает его.-  Джимми взял Мэтта за руку и
осторожно, любовно,  нащупал пульс.- Что,- добавил он,- было
бы трагично.
     Они устроились  ждать вокруг  койки Мэтта,  по  очереди
бодрствуя. Мэтт  проспал до  утра, но Барлоу не объявился: у
него были дела где-то еще.


     26.

     Мисс Кугэн  читала в  "Невыдуманных исповедях"  рассказ
под названием  "Я пыталась  задушить нашего  малютку", и тут
дверь открылась, пропуская внутрь первого за вечер клиента.
     На памяти  мисс Кугэн дела еще никогда не шли так вяло.
Даже Рути  Крокетт с компанией не явилась выпить содовой (не
то, чтобы  мисс Кугэн  скучала без  этой банды),  а  Лоретта
Старчер не  заскочила за "Нью-Йорк Таймс". Аккуратно сложен-
ная газета  так и лежала под прилавком. Лоретта одна на весь
Иерусалимов Удел  регулярно покупала  "Таймс" (название  она
произносила так,  что слышался  курсив), а на следующий день
относила газету в читальный зал.
     Мистер Лэбри  после ужина тоже не вернулся, хотя в этом
ничего необычного  не было. Мистер Лэбри, вдовец, обладатель
большого дома на Школьном холме неподалеку от Гриффенов, до-
мой ужинать не ходил, и мисс Кугэн это отлично знала. Он ез-
дил к  Деллу есть  гамбургеры и пить пиво и, если не возвра-
щался к одиннадцати (а сейчас было уже без четверти одиннад-
цать), она  брала из  ящичка под кассой ключ и сама запирала
аптеку. И  не один  раз. Но,  если придет тот, кому действи-
тельно позарез нужно лекарство, неприятностей не оберешься.
     Иногда мисс Кугэн скучала по той валящей из кино толпе,
которая неизменно  появлялась примерно  в это время, пока не
снесли стоявшую  через дорогу старую "Нордику". Люди спраши-
вали мороженое с содовой, фрапе, солод, парочки держались за
руки и  болтали про  то, сколько времени им дают на домашние
задания. Приходилось  нелегко, зато  шло во благо. Тогдашние
ребята не были похожи на Рути Крокетт с ее командой, которые
сдавленно хихикали, выставляли напоказ бюсты, а джинсы носи-
ли такие  тесные, что  проступали края трусиков (если они их
вообще надевали).  Подлинные чувства  мисс Кугэн  к клиентам
минувших дней  (которые раздражали ее ничуть не меньше, хоть
она и позабыла об этом) затуманила ностальгия, так что, ког-
да дверь  открылась, она с готовностью подняла глаза, словно
там мог  оказаться школьник из шестьдесят четвертого года со
своей девочкой,  предвкушающие мороженое с шоколадной помад-
кой и двойной порцией орехов.
     Но вошедший  оказался мужчиной - взрослым мужчиной, она
знала его,  но не могла узнать. С чемоданом в руке он прошел
к прилавку,  и тут  что-то то ли в походке, то ли в движении
головы подсказало мисс Кугэн, кто это.
     - Отец Каллахэн! - проговорила она, не в силах сдержать
удивление - она  в первый  раз видела его без облачения свя-
щенника. Сейчас  отец Каллахэн был в простых темных штанах и
синей рубашке  на манер фабричного рабочего. Она вдруг испу-



                            458

галась - одежда Каллахэна была чистой, волосы аккуратно при-
чесаны, но в лице было что-то такое... такое...
     Мисс Кугэн  неожиданно  вспомнила  день  двадцатилетней
давности, когда  вернулась из  больницы, где внезапно умерла
от инсульта ее мать - в прежние времена говорили "от удара".
Сейчас Каллахэн  чем-то напомнил ей брата, которому она ска-
зала о  смерти матери:  осунувшееся обреченное  лицо, пустой
непонимающий взгляд  выжженных глаз.  Ей стало неуютно. Кожа
вокруг рта  покраснела, казалась  раздраженной - не то пере-
борщил, когда брился, не то натер полотенцем в долгих попыт-
ках избавиться от упрямого пятна.
     - Я хочу купить билет на автобус,- сказал он.
     "Вот оно  что,- подумала  мисс Кугэн.- Бедняжка, кто-то
умер и  ему только  что позвонили  в директорию... или как там
называется его квартира?"
     - Конечно,- сказала она.- Куда?
     - Когда первый автобус?
     - Куда?
     - Куда угодно,- отозвался он, вдребезги разбивая ее те-
орию.
     - Ну... не  знаю... дайте взглянуть...- Она выкопала расписа-
ние и,  волнуясь, заглянула в него.- Есть автобус в одиннад-
цать десять.  Он останавливается  в Портленде, Бостоне, Хар-
тфорде и Нью-Йо...
     - Этот,- перебил он.- Сколько?
     - Надолго... я  хочу сказать,  далеко вам? - теперь она и
вовсе засуетилась.
     - До конца,-  глухо ответил он и улыбнулся. Мисс Кугэн,
никогда не  видавшая на  человеческом  лице  такой  страшной
улыбки, отпрянула.  "Если он  меня тронет,- подумала она,- я
закричу. Заору благим матом."
     - З-значит, до  Нью-Йорка,- выговорила  она.-  Двадцать
девять долларов семьдесят пять центов.
     Он с некоторым трудом выкопал из заднего кармана бумаж-
ник, и  мисс Кугэн  увидела повязку на правой руке. Каллахэн
выложил перед  ней двадцатку и две однодолларовых бумажки, а
она, забирая  билет с самого верха пачки незаполненных блан-
ков, всю ее сшибла на пол. Пока мисс Кугэн их собирала, Кал-
лахэн добавил еще пять долларов и кучку мелочи. Заполняя би-
лет, она  торопилась изо всех сил, но под его мертвым непод-
вижным взглядом  любая поспешность  казалась  недостаточной.
Проштамповав билет,  мисс Кугэн подтолкнула его через прила-
вок, чтобы не пришлось коснуться руки Каллахэна.
     - В-вам придется  обождать снаружи,  отец Каллахэн. Мне
минут через  пять нужно  закрываться.- Она  незряче смахнула
банкноты и  мелочь в  ящик кассы, не сделав попытки пересчи-
тать.
     - Ничего страшного,-  сказал он,  засовывая билет в на-
грудный карман и, не глядя на мисс Кугэн, сказал: - И сделал
Господь Каину  знамение, чтобы никто, встретившись с ним, не
убил его. И пошел Каин от лица Господня, и поселился в земле
Нод на восток от Едема... Священное Писание, мисс Кугэн. Самый
тяжелый текст в Библии.




                            459

     - Правда? - сказала  она.- Боюсь, вам придется выйти на
улицу, отец Каллахэн. Я... через минуту вернется мистер Лэбри,
а он не любит... не любит, когда я... я...
     - Да-да,- откликнулся он и развернулся, чтобы уйти. По-
том приостановился и оглянулся. Под его одеревеневшим взгля-
дом она дрогнула.- Вы живете в Фолмуте, правда, мисс Кугэн?
     - Да...
     - У вас есть машина?
     - Да, разумеется. Честное слово, я должна попросить вас
подождать автобуса снаружи...
     - Сегодня поезжайте домой побыстрее, мисс Кугэн. Запри-
те в машине все дверки и никого не подсаживайте. Никого. Да-
же, если это будет кто-то из ваших знакомых.
     - Я никогда никого не подсаживаю,- добродетельно сказа-
ла она.
     - А когда доберетесь домой, держитесь подальше от Иеру-
салимова Удела,-  продолжал Каллахэн.  Он не  сводил  с  нее
глаз.- Отныне в Уделе творятся скверные дела.
     Мисс Кугэн проговорила слабым голосом:
     - Не знаю,  о чем  вы говорите, но автобус вам придется
подождать снаружи.
     - Да. Хорошо.
     Он вышел.
     Мисс Кугэн неожиданно осознала, как тихо в аптеке - как
абсолютно тихо.  Как же это до темноты не зашел никто - ник-
то - кроме отца Каллахэна? И правда ведь - ни живой души.
     Отныне в Уделе творятся скверные дела.
     Мисс Кугэн принялась обходить аптеку и гасить свет.


     27.

     Тьма в Уделе держалась цепко.
     В без  десяти двенадцать  Чарли Роудса  разбудил долгий
непрекращающийся гудок.  Проснувшись, Чарли резко сел в пос-
тели.
     Мой автобус!
     И сразу же:
     Сволочата!
     Дети и  раньше пробовали  такие штучки.  Этих маленьких
пройдох Чарли видел насквозь. Один раз они спичками спустили
ему шины. Кто это сделал, он не засек, но отлично догадывал-
ся. Он  сходил к  ихнему мокрозадому директору, будь он про-
клят, и назвал Майка Филбрука с Оди Джеймсом.
     Чарли знал, что это они - чего там еще видеть?
     "Роудс, вы уверены, что это их работа?"
     "Я же сказал, нет?"
     Тут уж этот фигов неженка ничего поделать не мог, приш-
лось ему  отстранить пацанов от занятий. Потом, неделю спус-
тя, вызывает эта сволочь Чарли к себе в кабинет:
     "Роудс, сегодня мы отстранили от занятий Энди Гарви."
     "Да-а? Чего ж он удумал?"
     "Боб Томас  поймал его, когда он спускал шины его авто-
буса."



                            460

     И награждает  Чарли долгим  холодным оценивающим взгля-
дом.
     Ну и  что с  того, коли  это был  Гарви, а не Филбрук с
Джеймсом? Все они болтаются вместе, все они с придурью, всем
им надо яйца оторвать.
     Сейчас с  улицы, доводя  до бешенства,  несся голос его
клаксона - сажают аккумулятор, пузом, что ль, навалились!
     - УОНК, УОНК, УООННННННННННННННК...
     - Ах, сукины  дети,- прошептал  Чарли,  выскользнул  из
постели и, не зажигая света, натянул штаны - свет спугнул бы
маленьких мерзавцев, а Чарли этого не хотел.
     В другой  раз кто-то  подложил на  водительское сиденье
коровью лепешку - будьте покойны, Чарли прекрасно знал, чьих
рук это  дело. В  их глазах он читал запросто, как в книге -
такая постоянная  настороженность была  знакома Чарли  еще с
войны, с  пересыльного пункта  пополнения. Коровьей лепешкой
Чарли занялся по-своему. Три дня подряд он выкидывал сучонка
из автобуса в четырех милях от дома. Под конец пацан с ревом
заявился к нему.
     "Я нич„ не делал, мистер Роудс. Чего вы меня гоняете?"
     "Говоришь, подложить  мне на  сиденье коровью  лепеху -
это "нич„"?"
     "Да это не я, честное-пречестное, не я!"
     Да, надо  отдать им  должное - они  способны с  ясными,
улыбающимися мордочками вешать лапшу на уши собственной мам-
ке (уж,  наверное, не без этого). Чарли высаживал пацана еще
пару вечеров,  а потом тот сознался как на духу. Чарли выки-
нул его  из автобуса еще раз - так сказать, на посошок,- по-
сле чего  Дэйв Фельсен  из автопарка посоветовал поостыть на
время.
     - УООННННННННННННК!
     Чарли схватил  рубаху, а  потом цапнул  стоявшую в углу
старую теннисную ракетку. Накажи его Бог, если сегодня ночью
он не нахлещет кой-кому задницу! Выбравшись черным ходом, он
обошел дом и во власти жесткой, холодной уверенности в своей
правоте взял  курс туда,  где ставил большой желтый автобус.
Он проникал  в тыл  врага, точь-в-точь как на войне. Остано-
вившись за  кустом олеандра, Чарли посмотрел на автобус. Да,
он увидел всех, всю шайку - силуэты, которые были еще темнее
зачерненных ночным  мраком окон. От застарелой бешеной ярос-
ти, жгучей,  как лед,  ненависти Чарли  так сдавил теннисную
ракетку, что  та в конце концов камертоном задрожала в руке.
Они высадили... шесть, семь, восемь... восемь окон в его автобу-
се!
     Проскользнув за машиной, Чарли прокрался вдоль длинного
желтого бока к складной пассажирской двери. Та оказалась от-
крыта. Он напрягся и вдруг взлетел вверх по ступенькам.
     - Ладушки! Стоять,  где стоите! Эй, пацан, оставь в по-
кое проклятый клаксон, а не то я...
     Пацан, который  восседал на водительском месте, прикле-
ившись к гудку обеими руками, обернулся, улыбаясь, как псих.
Желудок Чарли болезненно ухнул вниз. Оказалось, что это Ричи
Боддин, белый -  белый как  простыня! - только на месте глаз
чернели угольки да рубинами краснели губы...



                            461

     А зубы...
     Чарли Роудс оглядел проход.
     Кто это, Майк Филбрук? Оди Джеймс? Боже Всемогущий, там
на заднем  сиденье сидели  мальчишки Гриффена, Хэл и Джек, с
сеном в  волосах! Но они не ездят в моем автобусе! Мэри Кейт
Григсон рядышком  с Брентом  Тенни: она -  в ночной рубашке,
он - в  джинсах и фланелевой рубахе, надетой задом наперед и
навыворот, словно парнишка позабыл, как одеваются.
     И Дэнни  Глик. Но... о Господи... он же умер, уже много не-
дель, как умер!
     - Вы,- выговорил Чарли онемевшими губами,- вы, ребятки...
     Теннисная ракетка  выскользнула у  него из руки. Разда-
лось шипение,  потом - глухой  щелчок: это Ричи Боддин, про-
должая дико улыбаться, дернул хромированный рычаг, закрываю-
щий складную дверь. Все они стали выбираться со своих мест -
все до единого.
     - Нет,- сказал  Чарли, пробуя улыбнуться.- Вы, это, ре-
бята... не  поняли... Это ж я, Чарли Роудс... Вы... вы...- он бессмыс-
ленно усмехнулся,  потряс головой, протянул руки, показывая:
это всего лишь руки ни в чем неповинного старины Чарли Роуд-
са, и  пятился, пятился,  пока не прижался спиной к широкому
темному ветровому стеклу.
     - Не надо,- прошептал он.
     Ухмыляющиеся дети не остановились.
     - Прошу вас, не надо.
     Они набросились на Чарли.


     28.

     Энн Нортон  умерла в лифте, во время короткого переезда
с первого  этажа больницы  на второй. Она содрогнулась, и из
уголка рта вытекла тонкая струйка крови.
     - О"кей,- сказал  один из санитаров.- Теперь можешь вы-
ключить сирену.


     29.

     Еве Миллер снился сон.
     Странный сон,  но кошмаром его нельзя было назвать. Под
бледно-голубым непрощающим  небом, которое прямо над головой
выцветало до жаркой беспощадной белизны, бушевал пожар пять-
десят первого  года. На  дне этой  перевернутой чаши сверкал
надраенный медяк солнца. Повсюду витал едкий запах дыма. Вся
деловая жизнь замерла, люди высыпали на улицы и стояли, гля-
дя на  юго-запад, в сторону Болот, и на северо-запад, в сто-
рону леса.  Дым висел  в воздухе  все утро, но теперь, в час
дня, за пастбищем Гриффена стали видны пляшущие в зелени яр-
кие струйки  огня. Неутихающий  ветер, который  уже позволил
пламени перепрыгнуть  одну баррикаду,  теперь принес в город
белый пепел,  сыпавшийся и  сыпавшийся с  неба,  как  летний
снег.




                            462

     Ральф был  жив, он  ушел, чтобы попытаться спасти лесо-
пилку. Однако  все перепуталось: с Евой был Эд Крейг, а ведь
его она встретила только осенью пятьдесят четвертого.
     Ева глядела  на пожар  из окна спальни наверху, стоя, в
чем мать  родила. Сзади  ее коснулись руки, шершавые смуглые
руки на гладкой белизне бедер, и она поняла, что это Эд, хо-
тя в стекле не было и намека на отражение.
     "Э д,-  попыталась сказать Ева. Не сейчас.- Слишком ра-
но. Даже несмотря на девять без малого лет - нет."
     Но руки оказались настойчивыми. Они пробежали по животу
Евы, один  палец поиграл  с чашечкой пупка, потом обе ладони
скользнули выше, чтобы с бесстыдной осведомленностью поймать
груди.
     Ева попробовала втолковать ему, что они торчат в окне и
любой уличный зевака, оглянувшись, может их увидеть, но сло-
ва не шли с языка, а потом губы Эда коснулись ее руки, плеча
и с решительной похотливой настойчивостью - шеи. Ева ощутила
зубы, Эд  кусал ее, кусал, высасывая, вытягивая кровь, и Ева
опять попробовала  возмутиться: "Нечего  устраивать  конский
флирт, Ральф увидит..."
     Но протестовать было невозможно, да она уже и не хотела
протестовать. Ей стало наплевать, что кто-нибудь обернется и
увидит их,  нагих и бесстыдных. Пока зубы и губы Эда занима-
лись шеей  Евы, ее  взгляд сонно проплыл к огню. Черный-пре-
черный, черный,  как ночная  тьма, дым  застилал раскаленный
ружейный металл  неба, превращая  день в ночь, но пламя про-
должало двигаться  в этом  мраке, пульсируя  алыми нитями  и
соцветиями... буйное цветение в полночных джунглях.
     А потом в самом деле пришла ночь и город исчез, но буй-
ство огня не прекратилось. Пламя принимало в черноте причуд-
ливые очертания,  как в калейдоскопе, пока не начало казать-
ся, что  оно выписывает  кровью лицо - лицо с ястребиным но-
сом, глубоко  посаженными жгучими глазами, полными чувствен-
ными губами,  которые прятались в густых усах и с шевелюрой,
откинутой назад со лба, как у музыканта.
     - Уэльский посудный  шкафчик,- донесся  издалека чей-то
голос, и  Ева поняла,  что голос принадлежит е м у.- Тот, на
чердаке... я  думаю, он отлично подойдет. А потом разберемся с
лестницей... умнее будет подготовиться.
     Голос растаял. Растаяло и пламя.
     Осталась только  тьма, а  в ней -  Ева, которая  не  то
смотрела сон,  не то  только начинала  смотреть. Она  смутно
подумала, что  сон будет  долгим и  приятным, но в глубине -
горьким и темным, как воды Леты.
     Другой голос - голос Эда:
     - Давай, лапушка. Вставай. Надо делать, как он говорит.
     - Эд? Эд?
     Над ее  лицом склонилось  лицо Эда, не нарисованное ог-
нем, а  очень бледное  и странно  пустое. И все же Ева опять
любила его...  сильнее, чем когда-либо. И в томлении ждала по-
целуя.
     - Пошли, Ева.
     - Эд, это сон?
     - Нет... не сон.



                            463

     На мгновение  Ева испугалась,  а потом  страх исчез без
следа. Вместо  него пришло  понимание. А  с ним - голод. Она
взглянула в  зеркало и  увидела, что  там отражается  только
пустая притихшая  спальня. Дверь  на чердак  была заперта, а
ключ лежал  в нижнем ящике комода, но это не имело значения.
Теперь в ключах не было нужды.
     Они как тени проскользнули между дверью и косяком.


     3О.

     В три  часа ночи кровь течет медленно, неспешно, а дре-
мота тяжела.  В этот час душа либо спит в благословенном не-
ведении, либо в полном отчаянии взирает на самое себя. Сере-
дины нет. В три часа ночи жизнь, старая шлюха, лишается сво-
ей пестрой  раскраски и  оказывается, что  носа у нее нет, а
глаз стеклянный.  Веселье становится пустым и хрупким, как в
окруженном Красной  Смертью замке  По. Ужас разрушает скука.
Любовь - сон.
     Паркинс Джиллеспи, шаркая, идет от рабочего стола к ко-
фейнику. Констебль  напоминает очень тощую крупную обезьяну,
которую снедает  изнурительная болезнь.  За  спиной  остался
разложенный пасьянс  "солитер", похожий на часы. Чуть раньше
из ночной  тьмы до  Паркинса донеслись  пронзительные крики,
с