этажа и семнад-
цать комнат,  а  еще -  полы,  которые
требовалось  мыть,  лестницы,  которые
надо было  отскабливать, перила, кото-
рые следовало  натереть воском и ковер
в центральной  комнате, который  нужно
было перевернуть. Она возьмет в помощь
Проныру Крейга - если только он не от-
сыпается после капитальной попойки.
     Как раз,  когда  она  садилась  к
столу, открылась дверь черного хода.
     - Привет, Вин. Как дела?

                  71

     - Сносно. Коленка  немножко  буя-
нит.
     - Сочувствую. Не  хочешь оставить
лишнюю кварту молока и галлон того ли-
монада?
     - Конечно,- покорно сказал он.- Я
знал, что денек выдастся именно такой.
     Она углубилась в яичницу, игнори-
руя замечание. Вин Пэринтон всегда на-
ходил, на  что пожаловаться,  хотя Го-
сподь свидетель:  с тех  пор,  как  та
кошка, что держала его на крючке, сва-
лилась в погреб и сломала шею, он дол-
жен был стать счастливейшим из живущих
на земле.  В без четверти шесть - дымя
"Честерфилдом", Ева  как раз приканчи-
вала вторую  чашку  кофе -  в  розовые
кусты, глухо  шмякнув об стену, свали-
лась "Пресс-Герольд".  В третий раз за
неделю. Парнишка Килби совершенно спя-
тил. Может, у него из битой головы вы-
скочило, как доставлять газеты? Ладно.
Пусть полежит.  Сквозь окна на восточ-
ной стороне  в дом  косо падал слабый,
золотой-презолотой свет  очень раннего
утра. Это было лучшее время дня Евы, и
она ни  за что на свете не потревожила
бы этот невозмутимый покой.
     Ее жильцы имели право пользовать-
ся плитой  и холодильником -  вместе с
еженедельной сменой  белья это входило
в плату за жилье,- и очень скоро покою
придет конец: спустятся Гровер Веррилл
с Мики  Сильвестром, чтоб перед уходом
на текстильную  фабрику "Гэйтс-Фоллз",
где оба работали, с хлюпаньем напиться
молока со сладостями.
     Евины мысли  как будто бы вызвали
предвестник их  появления - в  туалете

                  72

на третьем  этаже полилась  вода, а на
лестнице раздался  топот тяжелых рабо-
чих башмаков Сильвестра.
     Она тяжело  поднялась и пошла вы-
ручать газету.


     5.

     6:05 утра.
     В некрепкий  утренний  сон  Сэнди
Макдугалл проник тоненький поскуливаю-
щий плач ребенка, и, не открывая зату-
маненных глаз,  она  поднялась,  чтобы
взглянуть на  малыша. Ободрав голень о
ночной столик,  Сэнди сказала: "какаш-
ка!"
     Услышав ее голос, ребенок завере-
щал громче.
     - Заткнись! - завопила  она.- Уже
иду!
     Она прошла по узкому коридору ва-
гончика на  кухню - стройная  девушка,
теряющая едва  заметную красоту...  если
Сэнди хоть  когда-нибудь ею  обладала.
Сэнди вынула из холодильника бутылочку
Рэнди, подумала,  что надо бы ее подо-
греть, потом подумала - а ну ее к чер-
ту. Если  тебе так  приспичило, можешь
выпить и холодное.
     Она прошла  в детскую  и  холодно
взглянула на ребенка. Ему уже исполни-
лось десять  месяцев,  но  для  своего
возраста  мальчик  был  болезненным  и
плаксивым. Ползать  он начал  только в
прошлом месяце. Может быть, у него по-
лиомиелит или что-то в этом роде. Сей-
час на  руках малыша -  и на стене то-
же - что-то было. Она наклонилась, не-

                  73

доумевая, во  что это, пресвятая дева,
он влез.
     Сэнди было семнадцать. В июле они
с  мужем   отметили  первую  годовщину
свадьбы. Когда  она выходила  за Ройса
Макдугалла на  седьмом месяце, напоми-
ная   новогоднего   увальня-снеговика,
брак казался точь-в-точь таким благос-
ловенным, каким его назвал отец Калла-
хэн - благословенным  выходом из поло-
жения. Теперь  он казался  кучей кака-
шек. Чем,  с отвращением поняла Сэнди,
Рэнди и перемазал ручонки, стену и во-
лосы.
     Она стояла, тупо глядя на него, с
холодной бутылочкой в руке.
     Вот ради  чего она бросила школу,
друзей,  надежды  стать  манекенщицей.
Ради этого  приткнувшегося на Повороте
паршивого вагончика, где со стоек лох-
мотьями сходил пластик, ради мужа, ко-
торый весь день вкалывал на фабрике, а
по  вечерам  отправлялся  пьянствовать
или резаться  в покер со своими никче-
мушными дружками  с бензоколонки. Ради
пацана, который как две капли воды был
похож на  своего никчемного  папочку и
пачкал какашками все подряд.
     Мальчик вопил из всех сил.
     - А  ну,  заткнись! -  неожиданно
заорала она  в ответ и швырнула в него
пластиковой бутылочкой. Бутылочка уго-
дила в лоб, и малыш опрокинулся в кро-
ватке на спину, скуля и размахивая ру-
чонками. Прямо  под линией волос отпе-
чатался красный кружок, и Сэнди ощути-
ла пугающий  укол радости,  жалости  и
ненависти, подкативших  к  горлу.  Она
вытащила его из кроватки, как тряпку.

                  74

     - Заткнись! Заткнись! Заткнись! -
не сумев  остановиться, она  два  раза
сильно ударила Рэнди, и тот так зашел-
ся от боли, что беззвучно захрипел. Он
лежал в  кроватке, широко разевая рот,
лицо полиловело.
     - Прости,- пробормотала она.- Ии-
сус-Мария-Иосиф. Прости.  Рэнди, ты  в
порядке? Подожди минутку, мамочка тебя
вымоет.
     К тому времени, как она вернулась
с мокрой  тряпочкой, оба  глаза  Рэнди
распухли, закрылись  и поменяли  цвет,
но бутылочку  он взял  и,  когда  мать
принялась обмывать  ему личико  мокрой
тряпкой, беззубо улыбнулся.
     "Скажу Рою, что он свалился с пе-
ленального столика," -  подумала  Сэн-
ди.- "Он  поверит. О, Господи, хоть бы
поверил."


     6.

     6:45 утра.
     Почти  все   "синие  воротнички",
проживающие в Салимовом Уделе, держали
путь на  работу. Майк Райерсон был од-
ним из тех немногих, кто работал в са-
мом городке. В ежегодном городском от-
чете он именовался "землеустроителем",
но на самом деле отвечал за содержание
трех городских  кладбищ. Летом эта ра-
бота была  почти круглосуточной,  но и
зимой Майк не гулял руки в брюки, как,
похоже, думал кое-кто из местных вроде
невыносимого Джорджа Миддлера, который
жил в  центре у  скобяной лавки. Часть
времени Майк  работал у Карла Формена,

                  75

уделовского могильщика,  а  почти  все
местные старики, похоже, отдавали Богу
душу зимой.
     Сейчас он  направлялся из  города
на Бернс-роуд  в  пикапе,  нагруженном
садовыми ножницами,  электрической ма-
шинкой для стрижки живой изгороди, ко-
робкой колышков,  ломом -  на  случай,
если надгробие упадет и его надо будет
поднимать,- десятигаллонной  канистрой
бензина и  двумя газонокосилками фирмы
"Бриггс и Стратон".
     В это  утро ему  предстояло  под-
стричь траву на Хармони-Хилл, привести
надгробия в надлежащий вид и при необ-
ходимости отремонтировать каменную ог-
раду, а  нынче в  полдень он поедет на
другой конец города, на Школьный холм,
на тамошнее  кладбище, куда  время  от
времени наведывались  школьные учителя
сделать копии  с барельефов, поскольку
там хоронила своих покойников вымершая
колония  трясунов.  Но  из  всех  трех
кладбищ Хармони-Хилл  нравилось  Майку
больше всего.  Оно было  не таким ста-
рым, как погост на Школьном холме, за-
то приятным  и тенистым. Майк надеялся
когда-нибудь - лет  этак через сто - и
сам там лечь.
     Майку  было  двадцать  семь.  Его
пестрая карьера включала даже три года
в колледже.  Он надеялся  в один  пре-
красный день  вернуться и доучиться до
конца. Открытое  приятное  лицо  Майка
было красиво,  поэтому для него не со-
ставляло труда подцепить субботним ве-
чером "У Делла" или в Портленде одино-
кую женщину.  Некоторых отпугивала его
работа, и Майк честно считал это непо-

                  76

нятным. Приятная работа, без начальни-
ка, который бы все время стоял над ду-
шой, трудился  Райерсон на воздухе под
Божьим небом - так что с того, если он
выроет пару-тройку  могил или при слу-
чае поведет  катафалк  Карла  Формена?
Кому-то надо этим заниматься. По сооб-
ражениям  Майка,  единственной  вещью,
более естественной,  чем  смерть,  был
секс.
     Напевая себе  под нос, он свернул
на Бернс-роуд  и, поднимаясь  на холм,
переключил передачу  на вторую. Позади
машины пенилась сухая пыль. Сквозь вя-
лую летнюю зелень по обе стороны доро-
ги виднелись  голые  стволы  деревьев,
сгоревших в  пожаре пятьдесят  первого
года - они  напоминали скелеты, разру-
шающиеся старые  кости. Майк знал, что
среди этих  деревьев полно  поваленных
стволов, где,  если  не  поостеречься,
можно сломать ногу, как в капкане. Да-
же по прошествии четверти века шрам от
великого пожара  никуда не  делся. Вот
то-то и  оно. В разгар жизни попадаешь
в смерть.
     Кладбище располагалось на вершине
холма. Майк  свернул на подъездную до-
рогу, готовый выскочить и отпереть во-
рота... а  потом надавил на тормоз и ос-
тановил содрогнувшийся грузовик.
     С кованых железных ворот вниз го-
ловой свисал  труп собаки, а земля под
ними превратилась от крови в месиво.
     Майк вылез  из грузовика и поспе-
шил к воротам. Он вынул из задних кар-
манов рабочие  перчатки и  одной рукой
приподнял голову  пса. Та  поднялась с
ужасной бескостной  легкостью, и  Майк

                  77

уставился прямо  в  пустые  стеклянные
глаза Дока, кокера-полукровки Вина Пэ-
ринтона. Собаку  подвесили к одному из
высоких остриев ворот, как кусок говя-
дины к  мясницкому крюку. По трупу уже
неспешно ползали медлительные от прох-
лады раннего утра мухи.
     Майк дергал  изо всех сил, тянул,
и, наконец,  стащил пса  с ворот, чув-
ствуя тошноту  от сырых звуков, сопро-
вождавших  эти  усилия.  Кладбищенский
вандализм был  для него  старой песен-
кой, особенно в канун Дня всех святых,
но до  того оставалось еще полтора ме-
сяца, да  и ничего  подобного Майк еще
не видел. Обычно довольствовались тем,
что опрокидывали  несколько надгробий,
выцарапывали несколько непристойностей
и вывешивали  на ворота  бумажный ске-
лет. Но это убийство не было делом рук
ребятишек - или  же они  настоящие уб-
людки. Сердце Вина будет разбито.
     Он обдумал,  не забрать ли собаку
в город  прямо сейчас,  чтобы показать
Паркинсу Джиллеспи,  но решил, что это
ничего не даст. Старину Дока, беднягу,
можно забрать в город, когда Майк пое-
дет обедать...  не сказать,  чтоб у него
сегодня был хороший аппетит.
     Он отпер  ворота  и  взглянул  на
свои перчатки,  вымазанные кровью. Же-
лезные прутья ворот придется отскабли-
вать,  и,   похоже,  сегодня  днем  до
Школьного холма  ему не  добраться. Он
заехал за ограду и поставил машину, но
больше не напевал. Изюминка дня исчез-
ла.



                  78

     7.

     8:00 утра.
     Грохочущие желтые  школьные авто-
бусы отправились  по назначенным марш-
рутам, собирая  детей, которые вышли к
своим почтовым  ящикам и резвились там
или стояли, держа свертки с ленчем. За
рулем одного  из этих  автобусов сидел
Чарли  Роудс,  его  маршрут  охватывал
Тэггарт-Стрим-роуд в восточном Уделе и
верхнюю половину Джойнтер-авеню.
     Дети, ездившие  в автобусе Чарли,
вели себя  лучше всех  в городе - если
уж на  то пошло, то лучше всех в учеб-
ном округе.  В автобусе номер шесть не
бывало ни  воплей, ни грубых шуток, ни
дерганья  за  косички.  Они,  черт  их
возьми, сидели тихо и помнили, как на-
до себя  вести - а  не то имелась воз-
можность прошагать две мили до началь-
ной школы  на Стэнли-стрит  пешком  да
еще объясняться  в учительской, почему
так вышло.
     Чарли знал,  что они про него ду-
мают и  очень хорошо представлял себе,
как называют его за глаза. Ну да ниче-
го. Он  не собирался  позволить  всем,
кому не  лень, валять  дурака и пакос-
тить в  его автобусе. Пусть приберегут
это для своих бесхребетных учителишек.
     У директора  со Стэнли-стрит хва-
тило смелости спросить Чарли, "по наи-
тию" ли  он действовал,  когда три дня
подряд  ссаживал   мальчишку   Дорхэма
только за  то,  что  тот  разговаривал
чуть громче, чем надо. Чарли уставился
на него,  и мало-помалу директор (мок-
роухая маленькая  пискля, всего четыре

                  79

года как из колледжа) отвел глаза. На-
чальник автопарка С.А.Д., старый прия-
тель Дейв  Фельсен - они вместе прошли
весь путь до Кореи - он-то понимал. Им
обоим было ясно, что творится в стране
и как  пацан, который "просто разгова-
ривал чуть  громче, чем надо" в школь-
ном автобусе  в пятьдесят восьмом году
оказывался в  шестьдесят восьмом  пар-
нем, который при всех ссал на флаг.
     Чарли взглянул в широкое зеркаль-
це над головой и увидел, как Мэри Кэйт
Григсон передала  записку  своему  ма-
ленькому дружку, Бренту Тенни. Малень-
кому дружку, ага, так точно. Нынче они
уже к  шестому классу  трахаются почем
зря. Он  притормозил, включив  мигалки
"стоп". Мэри  Кэйт с Брентом испуганно
подняли глаза.
     - Есть о  чем  поговорить,  да? -
спросил  Чарли  у  зеркальца.-  Добро.
Лучше вам двигать.
     Он открыл складную дверь и подож-
дал, чтобы  они сошли с его автобуса к
чертовой матери.


     8.

     9:00 утра.
     Проныра Крейг выкатился из посте-
ли - в  буквальном смысле.  Льющийся в
окошко третьего  этажа солнечный  свет
слепил глаза. В голове тошнотворно бу-
хало. Парень сверху, писатель, уже за-
тюкал. Иисусе,  надо быть  дурней мар-
товского зайца,  чтобы  день  деньской
так стучать - тап-тап-тап.


                  80

     Он поднялся  и в одних подштанни-
ках пошел  к календарю,  взглянуть, не
безработный ли  он сегодня. Нет. Нынче
была среда.
     Похмелье было  не  таким  тяжким,
как случалось.  Он просидел у Делла до
часу - до  закрытия - но при себе имел
только два доллара и, когда они улету-
чились, не сумел много выпить на чужой
счет. Теряю  контакт, подумал он и по-
скреб рукой щеку.
     Проныра натянул теплую нижнюю фу-
файку, которую носил и зимой, и летом,
зеленые рабочие  штаны, а потом открыл
шкаф и  вытащил свой завтрак - бутылку
теплого пива  (выпить тут,  наверху) и
пачку благотворительных  овсяных  хло-
пьев (съесть  внизу). Он ненавидел ов-
сянку, но  пообещал вдове, что поможет
перевернуть этот ее ковер - а она, на-
верное,  уже  напридумывала  и  других
дел.
     Ему, в  общем-то, было наплевать,
но так повелось с тех времен, когда он
делил с  Евой Миллер  постель. Ее  муж
погиб от  несчастного случая  на лесо-
пилке в  пятьдесят девятом, и до неко-
торой степени  это было  забавно, если
можно назвать  забавным такое  ужасное
происшествие. В  те дни  на  лесопилке
работало не то шестьдесят, не то семь-
десят человек,  а Ральф Миллер стоял в
очереди к директорскому креслу.
     Происшедшее с ним было до некото-
рой  степени   забавным,  поскольку  с
пятьдесят второго  года Ральф Миллер и
пальцем не  притрагивался к  машинам -
целых семь  лет, с тех пор, как из де-
сятников шагнул прямо в высший эшелон.

                  81

Такова была  благодарность администра-
ции. Проныра полагал, что Ральф ее за-
служил. Когда большой пожар выплеснул-
ся из  "Болот" и,  гонимый  неумолимым
восточным   ветром,   перепрыгнул   на
Джойнтер-авеню, казалось, что лесопил-
ка неминуемо  загорится. Пожарные  ко-
манды из  шести соседних городков итак
разрывались на  части, пытаясь  спасти
город, где уж там было расходовать лю-
дей на  такую плевую операцию, как ле-
сопилка в  Салимовом Уделе. Ральф Мил-
лер организовал  полную  вторую  смену
борющемуся с  огнем подразделению. Под
его руководством  увлажнили крышу  и к
западу от  Джойнтер-авеню сделали  то,
что оказалась  не в  состоянии сделать
целая объединенная  пожарная команда -
соорудили  противопожарную  баррикаду,
которая остановила  огонь и  повернула
его на юг, где пламя полностью укроти-
ли.
     Через семь  лет Ральф  свалился в
дробилку, беседуя с какими-то заезжими
шишками из одной массачусетской компа-
нии. Ральф  показывал им  предприятие,
надеясь убедить  купить его. Сукин сын
поскользнулся в луже и ухнул в дробил-
ку прямо  на глазах у гостей. Нечего и
говорить, что всякая возможность сдел-
ки пошла коту под хвост вместе с Раль-
фом Миллером.  Лесопилку,  которую  он
спас в  пятьдесят  первом,  в  феврале
шестидесятого закрыли от греха подаль-
ше.
     Проныра взглянул в заляпанное во-
дой зеркало  и расчесал  седые волосы,
косматые, красивые и в шестьдесят семь
все еще  завлекательные. Похоже, воло-

                  82

сы - единственное, что в Проныре буйно
произросло на алкоголе. Потом он натя-
нул рабочую  рубаху  защитного  цвета,
взял пачку  овсяных  хлопьев  и  пошел
вниз.
     Вот, пожалуйста -  спустя без ма-
лого шестнадцать  лет после  всего  он
тут нанялся в проклятые домработницы к
бабе, с которой когда-то спал... к бабе,
которую все еще считал чертовски прив-
лекательной.
     Стоило ему переступить порог сол-
нечной кухни,  вдова кинулась на него,
как стервятник.
     - Слушай, тебе  не хочется  после
завтрака натереть  для меня воском пе-
рила на  парадной  лестнице,  Проныра?
Есть у тебя время? - Оба сохраняли де-
ликатную видимость того, что он делает
это в одолжение, а не в оплату за свою
комнату наверху (четырнадцать долларов
в неделю).
     - Конечно, Ева.
     - А ковер в гостиной...
     - ...надо перевернуть.  Помню, пом-
ню.
     - Как нынче  утром твоя голова? -
Она задала  вопрос деловито, не позво-
ляя проникнуть  в тон и крупице жалос-
ти... но Проныра ощутил глубоко спрятан-
ное сочувствие.
     - Голова отлично,- обиженно отоз-
вался он,  ставя кипятиться  воду  для
овсянки.
     - Ты поздно пришел, вот я и спро-
сила.
     - Добыла на  меня компромат, а? -
Он весело  вздернул бровь и с радостью
увидел, что Ева все еще способна крас-

                  83

неть, как  школьница, даже  если они и
бросили все  забавы почти  девять  лет
назад.
     - Ну, Эд...
     Только она одна по-прежнему звала
его Эдом.  Для всех  остальных в Уделе
он был  просто Пронырой.  Да пусть их.
Пусть зовут  его, как им нравится. Вот
же налепили ярлычок, грубияны!
     - Ничего,-  грубовато   отозвался
он.- Я не с той ноги встал.
     - Судя по  звуку, не встал, а вы-
пал из  кровати,- она  проговорила это
быстрее, чем  собиралась,  но  Проныра
только хрюкнул. Он приготовил свою не-
навистную овсянку и съел ее, потом, не
оглядываясь, взял  жестянку  мебельной
мастики и тряпку.
     Наверху не смолкало "тап-тап-тап"
машинки этого  парня. Винни Апшо, сни-
мавший комнату  наверху через  коридор
от него,  сказал, что  тот берется  за
дело каждое утро в девять, работает до
полудня, снова  начинает в три, тарах-
тит до шести, опять берется за долбеж-
ку в  девять и валяет ровно до двенад-
цати. Проныра не мог себе представить,
что у  человека  в  голове  помещается
столько много слов.
     Тем не  менее парень казался при-
ятным. Однажды вечером может сгодиться
на то, чтобы пропустить "У Делла" нес-
колько стаканчиков  пива. Проныра слы-
хал, что  почти все писатели пьют, как
сапожники.
     Он  принялся  методично  натирать
перила и  снова погрузился  в мысли  о
вдове. На деньги от мужниной страховки
она превратила  этот дом  в пансион, и

                  84

дела шли  хорошо. Почему бы и нет? Она
работала,  как   ломовая  лошадь.  Но,
должно быть,  привыкла регулярно полу-
чать от  муженька свое  и, когда  горе
растаяло,  потребность  эта  осталась.
Черт, и любила же она это дело!
     В те  дни  шестьдесят  первого  и
шестьдесят второго  люди еще звали его
не Пронырой,  а Эдом,  и тогда  еще он
держал бутылку,  а не наоборот. У него
была хорошая  работа в "Би и Эм" - вот
однажды  январской   ночью  шестьдесят
второго все и произошло.
     Он прервал размеренные движения и
задумчиво поглядел в крохотное круглое
окошко  на   площадке  второго  этажа.
Окошко заполнял последний, яркий, иди-
отски золотистый  летний свет -  свет,
смеющийся над холодной шелестящей осе-
нью и  над еще  более холодной  зимой,
что придет следом.
     В ту  ночь виноваты  были оба,  а
когда грех  уже случился, и они лежали
рядом в  спальне Евы, она расплакалась
и с