а... А может, и обоих сразу.
   - Распорю тебя сверху донизу! - вопил Ричи.
   - Съем живьем! - поддержал Кэртис Дин (во всю  глотку).  -  Выпью  кровь,
выпущу кишки.
   Его мама оглянулась на них, и  ее  ступни  (туфли  она  где-то  потеряла)
начали наступать друг на друга. "Не надо, мам! - мысленно простонал Бобби. -
Господи, не надо!"
   Будто услышав его, Лиз повернулась и попыталась бежать еще  быстрее.  Она
миновала объявление на стене:

   ПОЖАЛУЙСТА, ПОМОГИТЕ НАМ НАЙТИ НАШУ
   ЛЮБИМУЮ СВИНКУ!
   ЛИЗ наш ТАЛИСМАН!
   ЛИЗ - 34 ГОДА!
   ОНА СВИНЬЯ СО СКВЕРНЫМ НРАВОМ, но МЫ ЕЕ ЛЮБИМ!
   Сделает все, что захотите, если вы скажете "ОБЕЩАЮ"
   (или)
   "ЭТО ПАХНЕТ ХОРОШИМИ ДЕНЬГАМИ".
   ПОЗВОНИТЕ ХОуситоник 5-8337.
   (или)
   ДОСТАВЬТЕ В "ГРИЛЬ УИЛЬЯМА ПЕННА"!
   Спросить НИЗКИХ ЛЮДЕЙ В ЖЕЛТЫХ ПЛАЩАХ!
   Девиз: "МЫ ЕДИМ ИХ С КРОВЬЮ!"

   Его мама тоже прочла объявление,  и  на  этот  раз,  когда  ее  щиколотки
ударились друг о друга, она упала.
   "Мам! Вставай!" - закричал Бобби,  но  она  не  встала,  может  быть,  не
сумела. И поползла по коричневому ковру,  оглядываясь  через  плечо.  Волосы
падали ей на щеки и лоб слипшимися колтунами. Сзади из ее платья был  вырван
длинный клок, и Бобби увидел ее голую попку.., трико  она  где-то  потеряла.
Хуже того: ее ноги сзади были облиты кровью. Что они с ней сделали? Господи,
Господи, что они сделали с его матерью?
   Дон Бидермен выскочил из-за угла  впереди  нее  -  нашел  более  короткий
коридор и перехватил ее. Другие выбежали следом за  ним.  Теперь  у  мистера
Бидермена торчало прямо вверх, как у Бобби иногда по утрам, перед  тем,  как
он вылезал из-под одеяла и шел в ванную. Только у мистера Бидермена  он  был
огромный и выглядел вроде кракена, триффида, чудища, и  Бобби  подумал,  что
знает, почему ноги его матери в крови. Он не хотел это знать, но думал, что,
наверное, знает.
   "Не трогай ее! - пытался он закричать мистеру Бидермену. - Не трогай  ее,
или вам мало?"
   Красный глаз на  желтом  камзоле  мистера  Бидермена  внезапно  раскрылся
шире.., и сполз вбок. Бобби был невидим, его тело находилось на  мир  дальше
по спирали на волчке, чем этот.., но красный глаз его увидел.  Красный  глаз
видел ВСЕ.
   - Свинью - бей, пей ее кровь, - сказал мистер  Бидермен  хриплым,  совсем
неузнаваемым голосом и зашагал вперед.
   - Свинью - бей, пей ее кровь, - подхватили Билл Кушман и Кэртис Дин.
   - Убей свинью, выпусти ей кишки, ешь ее мясо, - распевали Уилли  и  Ричи,
шагая в ногу позади нимродов. Как и у мужчин, их причиндалы  превратились  в
пики.
   - Ешь ее, пей ее, выпотроши ее, оттрахай ее, - присоединился Гарри.
   "Встань, мам! Беги! Не давайся им!"
   Она попыталась. Но она еще тщилась  подняться  с  колен  на  ноги,  когда
Бидермен прыгнул на нее. Остальные - следом. Сомкнулись над ней, и когда  их
руки принялись срывать лохмотья с ее тела, Бобби подумал: "Я хочу  выбраться
отсюда, я хочу сойти с волчка в мой собственный  мир!  Пусть  остановится  и
завертится в другую сторону, чтобы  я  мог  слезть  в  мою  комнату  в  моем
собственном мире"...
   Да только это был не волчок, как понял Бобби,  когда  образы  сна  начали
дробиться и темнеть. Да, не волчок, а башня - веретено, на котором двигалось
и сплеталось все сущее. Потом оно исчезло, и  на  короткое  время  наступило
спасительное ничто. Когда он открыл глаза, его  комнату  наполнял  солнечный
свет - летний солнечный свет утра  вторника  последнего  июня  президентства
Эйзенхауэра.

9. ОМЕРЗИТЕЛЬНЫЙ ЧЕТВЕРГ.

   Одно про Теда Бротигена можно было  сказать  твердо:  он  умел  готовить.
Завтрак, который он поставил перед Бобби - омлетик, жареный хлеб,  хрустящая
грудинка, - был куда вкуснее всего, что его мать  готовила  на  завтрак  (ее
специальностью были огромные оладьи без всякого вкуса - пара их,  тонущая  в
"Сиропе тетушки  Джемимы"),  и  не  хуже  всего,  что  можно  было  взять  в
закусочной "Колония" или в "Харвиче". Беда была лишь в том, что Бобби совсем
не хотелось есть. Он не помнил подробностей своего сна, но знал, что это был
кошмар и что он наверняка плакал - когда он проснулся, подушка у  него  была
мокрой. Но не только сон был причиной, почему он в это утро чувствовал  себя
опустошенным и подавленным. Сны как-никак - это  не  настоящее.  А  вот  Тед
уедет по-настоящему. И навсегда.
   - Вы уедете прямо из "Угловой Лузы?"  -  спросил  Бобби,  когда  Тед  сел
напротив него со своей тарелкой яичницы с беконом. - Ведь так?
   - Да. Так будет безопаснее. - Он начал есть, но медленно и словно бы безо
всякого удовольствия. Значит, и у него на душе скверно.  Бобби  был  рад.  -
Твоей матери я скажу, что мой брат в Иллинойсе  заболел.  Ничего  больше  ей
знать не надо.
   - Вы поедете на Большом Сером Псе? Тед чуть улыбнулся.
   - Пожалуй, на поезде. Я ведь ужасно богатый, не забывай.
   - На каком поезде?
   - Тебе лучше не знать  подробностей,  Бобби.  Чего  не  знаешь,  того  не
скажешь. И заставить тебя сказать тоже не смогут. Бобби обдумал  это,  потом
спросил:
   - Про открытки не забудете?
   Тед подцепил кусочек грудинки, потом положил его на тарелку.
   - Открытки, много-много открыток, обещаю. А  теперь  перестанем  про  это
говорить, хорошо?
   - Так о чем нам говорить?
   Тед задумался, потом улыбнулся. Улыбка у него была ласковой и  искренней.
Когда он улыбался, Бобби догадывался, как он  выглядел  в  двадцать  лет,  в
расцвете сил.
   - О книгах, конечно, - сказал Тед, - будем говорить о книгах.

***

   День обещал быть изнурительно жарким - это стало ясно уже в девять часов.
Бобби помог с посудой - вытирал и убирал  на  место,  а  потом  они  сели  в
гостиной, где вентилятор Теда, как мог, гонял уже истомленный воздух, и  они
говорили о книгах.., вернее, о книгах говорил Тед. И теперь,  когда  встреча
Альбини с Хейвудом осталась позади, Бобби слушал его с жадностью. Он понимал
не все, что говорил Тед, но, во всяком случае, понял, что книги создают свой
собственный мир, и Харвичская публичная библиотека  вовсе  не  этот  мир,  а
всего лишь вход в него.
   Тед говорил про Уильяма Голдинга и про то, что он  назвал  "деутопической
фантастикой",  перешел  к  "Машине  времени"  Герберта  Уэллса,  указал   на
возможную связь морлоков и элоев с Джеком и Ральфом на острове Голдинга.  Он
говорил  о  том,  что  назвал  "единственным  оправданием   литературы",   -
исследовании проблем невинности и  знания,  добра  и  зла.  Под  конец  этой
импровизированной лекции он упомянул роман под названием "Изгоняющий бесов",
в котором рассматривались обе  эти  проблемы  ("в  популярном  аспекте"),  и
внезапно умолк. Потом тряхнул головой, словно проясняя мысли.
   - Что не так? - Бобби отхлебнул шипучки. Рутбир ему по-прежнему не  очень
нравился, но ничего другого в холодильнике не было. И шипучка была  все-таки
холодной.
   - О чем я  думаю?  -  Тед  провел  рукой  по  лбу,  будто  у  него  вдруг
разболелась голова. - Он же еще не написан.
   - Это как же?
   - Никак. Я заговорился. Почему бы тебе не пойти погулять, поразмяться?  А
я, пожалуй, прилягу. Ночью мне не очень спалось.
   - Ладно. - Бобби решил, что свежий воздух  -  пусть  даже  жаркий  свежий
воздух - может  пойти  ему  на  пользу.  И  хотя  слушать  Теда  было  очень
интересно,  у  него  мало-помалу  возникло  ощущение,  будто  стены  комнаты
сдвигаются все теснее и теснее. Все потому, что он знает, что  Тед  уезжает,
решил Бобби. Вот и грустный стишок: знает, что он уезжает.
   На секунду, когда он пошел к себе в комнату за бейсбольной перчаткой, ему
вспомнилось кольцо для ключей из "Угловой Лузы" - он собирался подарить  его
Кэрол, чтобы она знала, что она -  его  девочка.  Потом  он  вспомнил  Гарри
Дулина, Ричи О'Мира и Уилли Ширмена. Они же где-то  там.  Если  изловят  его
совсем одного, наверняка исколошматят. В первый раз  за  два-три  дня  Бобби
пожалел, что рядом нет Салла. Салл был еще совсем  зеленый,  как  и  он,  но
крутой. Дулин  с  дружками  могут  его  вздуть,  но  Салл-Джон  заставит  их
заплатить за эту честь. Эс-Джей, однако, был в своем лагере, а от если бы да
кабы толку нет.
   Бобби даже не подумал остаться дома - не может же он все  лето  прятаться
от таких, как Уилли Ширмен! Нет, он хвоста не подожмет, однако, спускаясь  с
крыльца, он напомнил себе, что должен соблюдать осторожность и  следить,  не
появятся ли они. Только бы увидеть их вовремя, и никаких проблем!
   Занятый мыслями о сентгабцах, Бобби вышел из ј 149, позабыв  о  кольце  с
брелоком, своем особом сувенире, который остался  там,  на  полке  в  ванной
рядом с зубной щеткой в стакане - там, где он оставил его накануне.

***

   Он словно бы исходил вдоль и поперек  весь  Харвич  -  по  Броуд-стрит  в
Коммонвелф-парк (на поле  В  -  ни  единого  сент-габца.  Там  тренировалась
команда Американского легиона, отгоняя мух под жарким солнцем), из парка  на
городскую площадь, с городской площади на  вокзал.  Когда  он  стоял  там  в
маленьком газетном киоске под пешеходным мостом  через  пути  и  разглядывал
романы в бумажных  обложках  (мистер  Бертон,  киоскер,  позволял  стоять  и
смотреть, если  не  трогать  "товар",  как  он  выражался),  вдруг  загремел
городской гудок, и оба вздрогнули.
   - Матерь Божья, что это? - сердито спросил мистер Бертон. Он опрокинул на
пол коробку со жвачкой и  теперь  нагнулся  подбирать.  -  Сейчас  же  всего
четверть двенадцатого!
   - И правда рано, -  согласился  Бобби,  а  потом  вышел  из  киоска.  Ему
расхотелось разглядывать книги. Он направился  к  Ривер-авеню  и  по  дороге
заглянул в пекарню "Тип-Топ" купить половинку вчерашнего батона (два  цента)
и спросить Джорджи Салливана, как там Эс-Джей.
   - Отлично, - сказал старший брат Эс-Джея. - Мы получили от него  открытку
во вторник про то, что он стосковался по всем нам и хочет домой.  Вторую  мы
получили в среду о том,  что  он  учится  нырять.  А  сегодня  утром  пришла
открытка о том, что он еще никогда так замечательно  не  проводил  время.  И
хочет остаться там навсегда. - Он засмеялся  -  здоровый  ирландский  парень
двадцати лет с могучими ирландскими плечами и  руками.  -  Он-то,  может,  и
остался  бы,  только  мать  без  него  совсем  извелась  бы.  Уток   кормить
нацелился?
   - Ага. Как всегда.
   - Не давай им щипать себя за пальцы, Эти чертовы речные утки полны всякой
заразы. Они...
   На городской площади часы муниципалитета начали отбивать двенадцать, хотя
еще и половины двенадцатого не было.
   - Да что сегодня такое? - спросил Джорджи. -  То  гудок  прогудел  раньше
времени, а теперь чертовы городские часы убежали вперед.
   - Может, от жары, - предположил Бобби.
   - Ну-у-у... - Он с сомнением посмотрел на Бобби.  -  Объяснение  не  хуже
других.
   "Угу, - подумал Бобби, выходя на улицу. -  И  куда  безопаснее  некоторых
других".

***

   Бобби пошел к Ривер-авеню, покусывая на ходу хлеб. К тому времени,  когда
он нашел свободную скамейку на берегу  реки  Хусатоник,  значительная  часть
половинки батона уже успела исчезнуть у него в животе. Из камышей вперевалку
появились утки,  и  Бобби  принялся  крошить  для  них  остатки  батона,  по
обыкновению посмеиваясь над  тем,  как  жадно  они  кидались  за  брошенными
кусками,  и  над  тем,  как  они  запрокидывали  головы,  чтобы   проглотить
схваченный кусок.
   Через некоторое время у него начали  слипаться  глаза.  Он  посмотрел  на
реку, на узоры отраженного  света,  скользящие  по  ее  поверхности,  и  ему
захотелось спать еще больше. Ночью он спал, но его сон  не  принес  с  собой
отдыха. Теперь он задремал, зажимая в кулаке хлебные крошки. Утки  покончили
с тем, что было  рассыпано  в  траве  и  придвинулись  ближе  к  нему,  тихо
задумчиво покрякивая. В двенадцать двадцать  куранты  на  городской  площади
пробили два часа. Прохожие покачивали головами и спрашивали  друг  у  друга,
куда идет мир. Бобби все глубже уходил в дремоту,  и  когда  на  него  упала
тень, он не увидел ее и не почувствовал.
   - Э-эй, малыш!
   Голос был негромкий и напряженный. Бобби выпрямился, судорожно  вздохнув.
Кулаки у него разжались и рассыпали оставшиеся крошки. Снова у него в животе
заклубились змеи. Это не был Уилли Ширмен, или Ричи О'Мира, или Гарри  Дулин
- он знал это даже во сне. Но он почти пожалел, что это не  кто-то  из  них.
Или даже пусть все трое. Кулачная расправа это  еще  не  худшее,  что  может
случиться. Да, не худшее. Черт, и как это он умудрился заснуть?
   - Малыш.
   Утки  наступали  Бобби  на  ноги,  дрались  из-за  неожиданно   обильного
угощения. Их крылья задевали его  лодыжки  и  икры,  но  ощущение  это  было
далеким-далеким. Он видел на траве перед собой тень мужской головы.  Мужчина
стоял позади него.
   - Малыш!
   Медленно со скрипом Бобби обернулся. На мужчине будет желтый плащ,  а  на
нем будет глаз - сверлящий красный глаз.
   Но  на  стоявшем  позади  мужчине  был  бежевый  летний  костюм,   пиджак
топорщился над брюшком, которое начинало наливаться в брюхо, и  Бобби  сразу
понял, что это не один из них. Глаза  не  зазудели  сзади,  поле  зрения  не
исчертили  черные  нити..,  но  самое  главное  было,  что  это  не   тварь,
прикидывающаяся человеком, а настоящий человек.
   - Что? - спросил Бобби вялым голосом. Он все еще не мог поверить, что  он
вот так задремал, вот так провалился в сон. - Чего вам нужно?
   - Я дам тебе два бакса, если ты позволишь мне пососать, - сказал  мужчина
в бежевом костюме. Он сунул руку в карман и вытащил бумажник. - Встанем  вон
за тем деревом, и нас никто не увидит. И тебе понравится.
   - Нет, - сказал Бобби и встал. Он не совсем понял, о чем говорил  человек
в бежевом костюме, однако и  того,  что  он  понял,  было  достаточно.  Утки
прыснули во все стороны, но крошки были слишком  большим  соблазном,  и  они
вернулись, поклевывая и вертясь возле кроссовок Бобби.  -  Мне  пора  домой.
Мама...
   Мужчина шагнул ближе, все еще держа перед собой бумажник. Словно он решил
отдать его Бобби целиком, а не какие-то там паршивые два доллара.
   - Тебе не надо будет меня. Только  я  тебя.  Что  скажешь?  Ладно  -  три
доллара.
   - Да нет, правда. Я...
   - Тебе понравится. Всем мальчикам нравится. - Он  потянулся  к  Бобби,  и
внезапно Бобби вспомнил, как Тед взял его за плечи, как Тед  положил  ладони
ему на лопатки, как Тед притянул его к себе так близко, что они почти  могли
поцеловаться. Теперь было совсем не так... И все-таки так. Почему-то так.
   Без всякой мысли Бобби нагнулся и схватил утку. Он поднял ее - возмущенно
крякающий вихрь клюва и крыльев,  перепончатых  лап  -  еле  успел  заметить
черную бусину одного глаза - и швырнул  ее  в  мужчину  в  бежевом  костюме.
Мужчина завопил и вскинул ладони, чтобы заслонить лицо, выронив бумажник.
   Бобби убежал.

***

   Он шел через площадь, направляясь домой, когда  увидел  на  столбе  перед
маленькой кондитерской объявление. Подошел к  нему  и  прочел  в  безмолвном
ужасе. Он не помнил своего сна, но в нем было что-то вроде такого. В этом он
был уверен.

   ВЫ НЕ ВИДЕЛИ БРОТИГЕНА!
   Он просто СТАРЫЙ ДВОРНЯГА, но МЫ ЛЮБИМ ЕГО!
   У БРОТИГЕНА БЕЛЫЙ МЕХ И ГОЛУБЫЕ ГЛАЗА!
   ОЧЕНЬ ЛАСКОВЫЙ
   БУДЕТ ЕСТЬ ОБРЕЗКИ ИЗ ВАШИХ РУК!
   МЫ уплатим ОЧЕНЬ БОЛЬШУЮ НАГРАДУ
   ($$$$)
   ЕСЛИ ВЫ ВИДЕЛИ БРОТИГЕНА!
   ПОЗВОНИТЕ ХОуситоник 5-8337!
   (ИЛИ)
   ДОСТАВЬТЕ БРОТИГЕНА в ј 745 Хайгет-авеню!
   Дом СЕМЬИ САГАМОР!

   "Нехороший  день,  -  подумал  Бобби,  глядя,  как  его  рука  тянется  к
объявлению, срывая его со столба. Чуть дальше  со  шпиля  навеса  кинотеатра
"Харвич" свисал голубой хвост воздушного змея. - Очень  нехороший  день.  Не
надо было мне уходить из дома. И вообще, надо было остаться в кровати".
   ХОуситоник 5 - 8337 - точно, как в объявлении о Филе, вельш-корги..,  вот
только если в Харвиче была телефонная станция ХОуситоник, то  Бобби  никогда
про нее не слышал. Некоторые номера были станции Харвич.  Другие  -  станции
Коммонвелф. Но ХОуситоник? Нет. Ни здесь, ни в Бриджпорте.
   Он смял объявление и выбросил его на углу  в  урну  "СОХРАНИМ  НАШ  ГОРОД
ЧИСТЫМ И ЗЕЛЕНЫМ". Однако на другой стороне он нашел точно такое же.  А  еще
дальше - третье на угловом почтовом ящике. Он сорвал и их. Низкие люди  либо
были совсем близко, либо пришли в отчаяние. Или же и то,  и  другое  вместе.
Теду вообще нельзя сегодня выходить - надо поскорее  сказать  ему.  И  пусть
готовится бежать. Придется сказать ему и это.
   Бобби направился напрямик через парк - он и  сам  почти  бежал,  торопясь
поскорее добраться домой, и почти  не  услышал  слабого  срывающегося  зова,
который донесся откуда-то слева от него:
   - Бобби...
   Он свернул с дорожки и  нырнул  под  деревья.  То,  что  он  там  увидел,
заставило его уронить на землю бейсбольную перчатку. Она была модели  Алвина
Дарка, эта перчатка, и потом он ее не нашел. Кто-то, решил он, проходил мимо
и увел ее, ну и что? В дальнейшем ходе  дня  эта  паршивая  перчатка  меньше
всего его заботила.
   Кэрол сидела под тем же вязом, под которым  утешала  его.  Она  подтянула
колени к груди. Лицо у нее было пепельно-серым. Черные круги  шока  опоясали
ее глаза, придав ей сходство с енотом.  Из  одной  ноздри  сочилась  ниточка
крови. Левая рука лежала поперек живота, туго натягивая  ее  блузку  на  две
маленькие выпуклости, которые через год-другой превратятся в  груди.  Локоть
этой руки она поддерживала правой ладонью.
   На ней были шортики и широкая блузка с длинными рукавами -  такая,  какие
надевают через голову. Позднее Бобби возложит большую часть вины за то,  что
произошло, на эту ее дурацкую блузку.  Наверное,  она  надела  ее,  опасаясь
солнечных ожогов - зачем еще нужны длинные рукава в такой убийственно жаркий
день? Сама она ее выбрала или миссис Гербер ее заставила? Но так ли  уж  это
важно? "Да, - подумает Бобби, когда найдется время подумать.  -  Да,  важно!
Черт дери, очень важно!"
   Но пока блузка и ее длинные рукава значения не имели. В этот  первый  миг
он видел только плечо Кэрол: казалось, что их не одно, а два.
   - Бобби, - сказала она, глядя на него блестящими мутными глазами.  -  Они
меня покалечили.
   Естественно, она была в шоке. Да и он сам уже был  в  шоке  и  действовал
инстинктивно. Попытался поднять ее на  ноги,  и  она  закричала  от  боли  -
Господи, какой это был крик!
   - Я сбегаю за помощью, - сказал он, опуская ее на землю. - А ты жди тут и
не шевелись.
   Она мотнула головой - осторожно. Чтобы не потревожить  руку.  Ее  голубые
глаза казались совсем черными от боли и ужаса.
   - Нет, Бобби, нет, не бросай меня тут! Что, если они вернутся? Что,  если
они вернутся и покалечат меня еще больше? - Часть того, что произошло в этот
жаркий четверг, он забыл, забыл, как от удара взрывной волны, но эти  минуты
навсегда остались четкими: Кэрол смотрит на него и говорит: "Что,  если  они
вернутся и покалечат меня еще больше?"
   - Но... Кэрол...
   - Я смогу идти. Если ты мне поможешь, я смогу идти. Бобби осторожно обнял
ее за пояс, надеясь, что она не закричит. Это так было страшно!
   Кэрол медленно поднялась на ноги, опираясь спиной о  ствол  дерева.  Пока
она вставала, левая ее рука чуть шевельнулась.
   Нелепое двойное плечо вздулось и  дернулось.  Она  застонала,  но,  слава
Богу, не закричала.
   - Может, не надо? - сказал Бобби.
   - Нет. Я хочу выбраться отсюда. Помоги мне. Господи, как больно!
   Когда она совсем выпрямилась, ей как будто стало чуть легче. Они вышли из
деревьев с медленной торжественностью, будто пара, идущая к алтарю. За тенью
деревьев день еще больше обдавал жаром и был слепяще ярок. Бобби  огляделся,
но никого не увидел. Где-то  в  глубине  парка  десяток  малышей  (наверное,
Воробушки или Малиновки из  Стерлинг-Хауса)  хором  пели  песню,  но  вокруг
бейсбольных полей не было ни души - ни ребятни, ни мамаш, катящих коляски  с
младенцами, и никаких признаков Реймера,