Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
"Пленного"? "Номер Шестой, нам нужна..,
информация".
- У меня есть девушка дома, - сказал я, - Тоже информация.
- У меня есть еще работа - репетирую по математике. Я обещала сегодня
позаниматься часок с девушкой со второго этажа. Дифференциальное исчисление.
Алгебра. Она безнадежна и хнычет, но это шесть долларов за час. - Кэрол
засмеялась. - Ну вот! Мы обмениваемся информацией как одержимые.
- Но Боги это ничего хорошего не сулит, - сказал я, но был спокоен: я
знал, что мы увидим Боги в этот вечер. По-моему, еще я знал, что в нашем
будущем будут романтические отношения. И у меня возникло странное ощущение
легкости, будто какая-то сила поднимала меня над землей.
- Я могла бы позвонить Эстер из Хока и перенести дифференцирование с
девяти на десять, - сказала Кэрол. - Эстер - крайне тяжелый случай. Никогда
никуда не ходит. Сидит почти все время в бигудях и пишет письма домой, как
все в колледже трудно. Хотя бы первый фильм успеем посмотреть.
- Вот и хорошо, - сказал я.
Мы пошли в сторону Хока. Да, это были деньки! Не требовалось вызывать
няню к детям, выпускать собаку, кормить кошку и включать сигнализацию. Вы
просто шли, куда и когда хотели.
- Получается что-то вроде свидания? - спросила она немного погодя.
- Ну, - сказал я, - пожалуй.
Мы проходили мимо Восточного корпуса, и по дорожкам к клубу шли другие
ребята.
- Отлично, - сказала она. - А то я ведь оставила сумочку у себя в комнате
и не могу заплатить за себя.
- Не беспокойся. Я богач. Порядочно выиграл сегодня в карты.
- В покер?
- В "черви". Знаешь такую игру?
- Шутишь? Я провела три недели в лагере "Виннивинья" на озере Джордж в то
лето, когда мне было двенадцать. Лагерь Ассоциации молодых христиан - лагерь
для неимущих ребят, называла его моя мать. Чуть не каждый день лил дождь, и
мы только дулись в "черви" и охотились на Стерву. - Ее глаза смотрели
куда-то вдаль, как бывает, когда люди спотыкаются о какое-то воспоминание,
будто на туфлю в темноте. - "Ищите женщину в черном". Cherchez la femme
noire.
- Ну да, та самая, - сказал я, зная, что в эту минуту меня для нее тут
нет. Затем она вернулась, улыбнулась мне и достала сигарету из кармана
джинсов. Мы тогда много курили. Все мы. Тогда можно было курить в больничных
приемных. Я рассказал про это моей дочери, и она сначала отказалась мне
поверить.
Я тоже достал сигарету и дал огонька нам обоим. Такая хорошая минута; мы
глядим друг на друга над язычком пламени "Зиппо". Не так чудесно, как
поцелуй, но все равно хорошо. Я вновь ощутил ту же легкость, какую-то
поднимающую меня силу. Иногда поле твоего зрения расширяется, и ты
исполняешься надежды. Иногда кажется, будто ты способен видеть то, что за
углом, - и, может, так оно и есть. Это хорошие минуты. Я захлопнул
зажигалку, и мы пошли дальше, покуривая. Наши руки почти соприкасались - но
почти.
- О каких деньгах мы говорим? - спросила она. - Достаточно, чтобы сбежать
в Калифорнию, или все-таки поменьше?
- Девять долларов.
Она засмеялась и взяла мою руку.
- Значит, свидание, - сказала она. - Можешь купить мне попкорна.
- Идет. Тебе без разницы, какой фильм пойдет первым? Она кивнула.
- Боги - всегда Боги.
- Верно, - сказал я. - Но мне хотелось, чтобы первым был "Мальтийский
сокол".
Так и оказалось. На половине, когда Питер Лорре откалывал свой
довольно-таки зловещий веселый номер, а Боги глядел на него с вежливой, чуть
насмешливой улыбкой, я посмотрел на Кэрол, Она смотрела на меня. Я нагнулся
и поцеловал ее маслянистый от попкорна рот в черно-белом лунном свете
первого вдохновенного фильма Джона Хьюстона. Губы у нее были нежными,
отзывчивыми. Я чуточку отодвинулся. Она все еще смотрела на меня. Легкая
улыбка вернулась. Тут она протянула мне свой пакетик с поп корном. Я
предложил ей коробочку с леденцами, и мы досмотрели вторую половину фильма.
Глава 11
По дороге обратно в комплекс общежитии Чемберлен - Кинг - Франклин я взял
ее за руку, как будто так и надо было. Она переплела пальцы с моими
достаточно естественно, но мне почудилась некоторая скованность.
- Ты вернешься к "Мятежу на "Кейне"? - спросила она. - Если ты не потерял
корешок билета, тебя пустят. А то возьми мой.
- Не-а. Мне нужно долбить геологию.
- На спор, будешь вместо этого всю ночь дуться в карты.
- Не могу себе этого позволить, - сказал я. И с полной искренностью. Я
думал вернуться и засесть за учебник. Совершенно искренне.
- "Одинокие борения" или "Жизнь студента по займу", - сказала Кэрол. -
Душенадрывающий роман Чарльза Диккенса. Вы будете рыдать, когда храбрый
Питер Рили утопится в реке, узнав, что Служба финансовой помощи лишила его
таковой.
Я засмеялся. Она была очень догадлива.
- Я ведь в том же положении. Если напортачим, то почему бы нам не
устроить двойное самоубийство? Нырнем в Пеобскот, и прощай жестокий мир.
- А вообще-то, что девочка из Коннектикута делает в Университете Мэна? -
спросил я.
- Ответить не так просто. И если ты вздумаешь пригласить меня еще раз
куда-нибудь, учти, ты для меня дедушка. Собственно восемнадцать мне будет
только в ноябре. Я перескочила седьмой класс. В том году мои родители
развелись, и мне было очень скверно. Оставалось либо заниматься с утра до
вечера, либо стать одной из харвичских старшеклассниц не уличном углу. Тех,
которые получают высшие баллы за французские поцелуи и обычно беременеют в
шестнадцать лет. Ты представляешь, о ком я?
- Само собой.
В Гейтсе вы видели их хихикающие стайки перед "Фонтаном Фрэнка" или
"Сладкими Сливками" в ожидании появления мальчиков в их повидавших виды
"фордах" и "плимутах-хеми" - скоростных машинах со щитками и налепленными на
задние стекла надписями "ФРАМ" и "КВАКЕРСКИЙ ШТАТ" - или же
могли видеть этих девочек уже женщинами в другом конце Главной улицы на
десять лет старше, на сорок фунтов тяжелее за пивом и виски в "Таверне
Чука".
- И я занималась с утра до вечера. Мой отец служил во флоте. Был уволен
по инвалидности и переехал сюда, в Мэн.., в Дамарискотту, дальше по
побережью.
Я кивнул, вспоминая жениха Дианы Рени - того, что сказал: "Так держать!"
и пошел служить на фло-о-о-т...
- Я жила с матерью в Коннектикуте и училась в харвичской городской школе.
Я подала заявление в шестнадцать разных колледжей, и меня приняли все, кроме
трех.., но...
- Но они хотели, чтобы ты сама платила за обучение, а ты не могла.
Она кивнула.
- До лучших стипендий я не дотянула по отборочным тестам баллов на
двадцать. Не помешали бы какие-нибудь спортивные достижения, но я слишком
корпела над учебниками. И к тому времени я уже вовсю втюрилась в Салл-Джона.
- Твоего мальчика, верно?
Она кивнула, но так, словно этот Салл-Джон не очень ее интересовал.
- Реальное финансовое содействие предлагали только университеты Мэна и
Коннектикута. Я выбрала Мэн, потому что к тому времени уже плохо ладила с
матерью. Ссоры и ссоры.
- А с отцом ты лучше ладишь?
- Я его почти не вижу, - сказала она сухо и деловито. - Он живет с бабой,
которая.., ну, они все время пьют и сцепляются друг с другом. И хватит об
этом. Но он постоянный житель штата, я его дочь. Я не обеспечена всем, в чем
нуждаюсь - откровенно говоря, Коннектикут предлагал условия получше, - но я
не боюсь подрабатывать. Ради того, чтобы выбраться оттуда.
Она глубоко вдохнула вечерний воздух и выдохнула его белесой дымкой. Мы
почти дошли до Франклина. В вестибюле в жестких пластмассовых креслах сидели
парни, ожидая, когда их девочки спустятся к ним. Ну просто альбом со
снимками преступников-рецидивистов! "Ради того, чтобы выбраться оттуда". Она
подразумевала мать, городок, школу? Или это включало и ее мальчика?
Когда мы подошли к двойным дверям ее корпуса, я обнял ее и наклонился
поцеловать. Она уперлась ладонями мне в грудь. Не попятилась, а просто
остановила меня. И поглядела на меня снизу вверх со своей легкой улыбкой.
Мне пришло в голову, что я того и гляди полюблю эту улыбку - можно
проснуться посреди ночи, думая о такой улыбке. О голубых глазах и светлых
волосах тоже, но главным образом об улыбке. Губы только чуть изгибались, но
в уголках рта все равно появлялись ямочки.
- На самом деле моего мальчика зовут Джон Салливан, - сказала она. - Как
боксера. А теперь скажи, как зовут твою девочку?
- Эннмари, - сказал я, и мне не слишком понравилось, как прозвучало ее
имя. - Эннмари Сьюси, В этом году она кончает городскую школу Гейтс-Фоллса.
Я отпустил Кэрол, а она отняла ладони от моей груди и взяла меня за руки.
- Это информация, - сказала она. - Информация, и только. Все еще хочешь
меня поцеловать?
Я кивнул. Да, я хотел, и даже сильнее, чем прежде.
- Ладно. - Она откинула лицо, закрыла глаза и чуточку приоткрыла губы.
Совсем как девчушка, которая ждет у лестницы, чтобы папочка поцеловал ее
перед сном. До того умилительно, что я чуть не засмеялся. Но вместо этого
просто нагнулся и поцеловал се. Она поцеловала меня в ответ радостно и с
жаром. Наши языки не соприкоснулись, но все равно поцелуй был ищущим,
исчерпывающим. Когда она отодвинулась, щеки ее пылали, глаза блестели.
- Спокойной ночи. Спасибо за фильм.
- Хочешь повторить?
- Надо подумать, - сказала она. Она улыбалась, но глаза у нее были
серьезными. Наверное, подумала о своем мальчике. Во всяком случае, я подумал
об Эннмари. - Пожалуй, лучше уйди. Увидимся у конвейера в понедельник. Ты в
какой смене?
- Обед и ужин.
- У меня завтрак и обед. Значит, до обеда.
- Ешь больше мэнской фасоли, - сказал я и рассмешил ее. Она вошла в
дверь. Я провожал ее взглядом, подняв воротник и сунув руки в карманы, с
сигаретой во рту, я ощущал себя почти Боги. Я смотрел, как она сказала
что-то девушке за столом дежурной, а потом взбежала по лестнице, все еще
смеясь.
Я пошел назад в Чемберлен в лунном свете, полный решимости взяться
всерьез за геосинклиналью.
Глава 12
В гостиную третьего этажа я зашел просто, чтобы взять учебник. Клянусь!
Когда я зашел туда, все столики - плюс парочка похищенных с других этажей -
были заняты квартетами идиотов, дующихся в "черви". И даже в углу сидела на
полу четверка, поджав ноги и пялясь в свои карты. Ну прямо обалделые йоги.
- Охотимся на Стерву! - завопил Ронни Мейлфант, ни к кому, собственно, не
обращаясь. - Затравим Суку, ребята!
Я взял свой учебник геологии с дивана, где он пролежал весь день и вечер
(кто-то успел посидеть на нем, вогнав между подушками, но подлюга был
слишком большим, чтобы совсем утонуть между ними), и поглядел вокруг, как
смотрят на нечто неизвестного назначения, В клубе рядом с Кэрол этот
карточный ажиотаж казался чем-то из области снов. Теперь в область снов
отодвинулась Кэрол - Кэрол с ее ямочками, с ее мальчиком, которого зовут,
как боксера. В кармане у меня еще оставались шесть баксов, и нелепо было
ощущать разочарование из-за того, что ни за одним столом для меня места не
нашлось.
Мне надо было заниматься. Найти общий язык с геосинклиналью. Устроюсь в
гостиной второго этажа или найду спокойный уголок в клубном зале
полуподвала.
И именно в тот момент, когда я был уже почти у лестницы с моей
"Исторической геологией" под мышкой, Кэрби Макклендол швырнул карты на стол
с воплем:
- К черту! Со мной кончено! И все потому, что меня подлавливали на
хренову даму пик! Я дам вам, ребята, векселя, но со мной, ей-богу, кончено!
- Он проскочил мимо меня, не оглянувшись, пригнув голову под притолокой: мне
всегда казалось, что высокий рост - это своего рода проклятие. Месяц спустя
с Кэрби будет кончено куда более серьезно: перепуганные родители увезут его
из университета после нервного срыва и хреновой попытки самоубийства. Не
первая жертва червовой мании в ту осень и не последняя, но он был
единственным, кто пытался покончить с собой, проглотив два флакончика
детского аспирина с апельсиновым привкусом.
Ленни Дориа даже не посмотрел ему вслед. Он посмотрел на меня.
- Сядешь, Рили?
В моей душе произошла краткая, но вполне искренняя борьба. Мне надо было
заниматься. Я намеревался заниматься, и для студента на финансовой помощи
вроде меня это было здравое решение - во всяком случае, куда более здравое,
чем остаться здесь в прокуренной комнате, добавляя к общему чаду дымок моих
"пелл-меллок".
И я сказал: "А почему бы и нет?", сел и играл в "черви" почти до часа
ночи. Когда наконец я приплелся в свою комнату, Нат лежал на кровати и читал
Библию. Он всегда читал ее на сон грядущий, И это было, объяснил он мне, его
третье путешествие по Слову Божьему, как он неизменно называл Библию. Он
добрался уже до Книги Неемии. Нат посмотрел на меня невозмутимо спокойным
взглядом - взглядом, который с тех пор почти не изменился. И раз уж я об
этом, то и сам Нат с тех пор почти не изменился. Он намеревался стать
стоматологом и стал им. В поздравительную открытку, которую я получил от
него на прошлое Рождество, был вмонтирован снимок его новой приемной в
Хултоне. На фото трое Царей склонялись над полными сена яслями посреди
засыпанного снегом газона. Позади Марии и Иосифа виднелась дверь с
табличкой:
- НАТАНИЕЛЬ ХОППЕНСТЕНД, Д. Д.". Он женился на Синди. Они все еще муж и
жена, а трое их детей давно выросли. Ринти, полагаю, издохла и ей нашли
преемницу.
- Ты выиграл? - спросил Нат почти тем же тоном, каким несколько лет
спустя ко мне обращалась жена, когда по четвергам я возвращался домой
полупьяный после вечера, проведенного за покером.
- Вот именно что выиграл.
Я причалил к столу, за которым играл Ронни, и потерял три из остававшихся
у меня шести долларов, затем перекочевал за другой, где вернул их и добавил
к ним еще парочку. Но я так и не добрался ни до геосинклинали, ни до тайн
тектонических платформ.
На Нате была пижама в красно-белую полоску. По-моему, из тех, с кем я
делил комнату в общежитии, он был единственным мужского или женского пола,
кто носил пижаму. Разумеется, он, кроме того, был единственным владельцем
пластинки "Диана Рени поет военно-морские блюзы". Когда я начал раздеваться,
Нат скользнул под одеяло и протянул руку за спину, чтобы погасить настольную
лампу.
- Ну как, изучил свою геологию? - спросил он, когда половина комнаты
погрузилась в сумрак.
- С ней у меня все в порядке, - сказал я. Годы спустя, когда я
возвращался домой поздно вечером после покера и моя жена спрашивала, сильно
ли я пьян, я отвечал, что пропустил пару стопок - и только, точно таким же
сухим тоном.
Я улегся в кровать, погасил свою лампу и почти сразу уснул. Мне снилось,
что я играю в "черви". Сдавал Ронни Мейлфант; в дверях гостиной стоял Стоук
Джонс, горбясь на костылях и вперяя в меня - вперяя в нас всех -
неодобрительный взгляд пуританина, покинувшего грешную Англию в семнадцатом
веке. В моем сне на столе лежала огромная куча денег - сотни долларов в
скомканных пяти- и однодолларовых бумажках, аккредитивах и даже в личных
чеках. Я посмотрел на них, потом снова на дверь. Теперь там с одного бока
Стоука стояла Кэрол Гербер, а с другого - Нат в своей пижаме леденцовой
расцветки.
- Нам нужна информация, - сказала Кэрол.
- Не получите! - ответил я. В телесериале Патрик Макгуэн всегда отвечал
так Номеру Восьмому. Нат сказал:
- Ты оставил окно открытым. Пит. В комнате холодно, и твои бумаги
разлетелись повсюду.
Найти ответа на это я не сумел, а потому взял сданные мне карты и
развернул их веером. Тринадцать карт, и все до единой - дамы пик. Каждая -
la femme noire. Каждая - Стерва.
Глава 13
Во Вьетнаме война шла хорошо - так сказал Линдон Джексон в поездке по югу
Тихого океана. Однако имелись и некоторые мелкие неувязки. Вьетконговцы
застрелили трех американских советников практически на задворках Сайгона;
чуть подальше примерно одна тысяча вьетконговских солдат вышибла дерьмо из
минимум вдвое большей по численности части регулярной южновьетнамской армии.
В дельте Меконга канонерки США утопили сто двадцать вьетконговских речных
катеров, в которых, как выяснилось, - о-о-о-ох! - везли в большом числе
детей-беженцев. В этом октябре Америка потеряла в этой войне свой
четырехсотый самолет - F-105 "Тандерчиф". Летчик благополучно парашютировал.
В Маниле премьер-министр Южного Вьетнама Нгуен Као Ки утверждал
категорически, что он неподкупен. Как и все члены его кабинета, а то, что с
десяток их подали в отставку, пока Ки был на Филиппинах, - всего лишь
совпадение.
В Сан-Диего Боб Хоуп выступил перед нашими парнями в форме. "Я хотел
отправить с вами Бинга, - сказал Боб, - но этот чертов куряка демобилизовал
свою повестку". Наши парни в форме взревели от хохота.
"? и Мистерианс" правили на радио. Их песня "96 слез" стала сокрушающим
хитом. Единственным за всю их карьеру до и после.
В Гонолулу президента Джонсона приветствовали гавайские танцовщицы.
В ООН генеральный секретарь У Тан убеждал американского посла Артура
Голдберга прекратить, хотя бы временно, бомбардировки Северного Вьетнама.
Артур Голдберг связался с Великим Белым Отцом на Гавайях, чтобы передать ему
просьбу У Тана. Великий Белый Отец, возможно, еще не снявший приветственную
гирлянду, сказал, что никак невозможно: мы прекратим, когда Вьетконг
прекратит, а до тех пор они будут лить 96 слез. По меньшей мере 96. (Джонсон
коротко и неуклюже станцевал шимми с гавайскими танцовщицами: помню, как я
увидел это в передаче Хантли-Бринкли и подумал, что танцует он, как все
белые, каких я только знал.., а знал я, кстати, только белых.) Полиция
прервала марш мира в Гринич-виллидж. Марш был без разрешения, объявила
полиция. В Сан-Франциско маршировавшие против войны несли на палках
пластмассовые черепа, выкрасив лица белилами, как мимы, и были разогнаны
слезоточивым газом. В Денвере полицейские сорвали тысячи объявлений об
антивоенном митинге в парке Чатогуа в Болдере. Полиция откопала статью
закона, запрещающую такие объявления. Статья эта, заявил начальник полиции,
не запрещает развешивать объявления о кинофильмах, распродажах старой
одежды, танцевальных вечерах, устраиваемых ветеранами зарубежных войн, а
также с обещанием вознаграждения нашедшим пропавшую собаку или кошку. Все
эти объявления, объяснил начальник, не имеют отношения к политике.
В нашем маленьком городе была сидячая забастовка в Восточном корпусе, где
представители "Коулмен кемикалс" вели собеседования относительно приема на
работу в компании. "Коулмен", как и "Доу", производила напалм. Кроме того,
"Коулмен", как оказалось, производила оранжевый дефолиант вкупе с
возбудителями ботулизма и сибирской язвы, хотя никто об этом не знал, пока
компания не обанкротилась в 1980 году. В университетской газете был помещен
маленький снимок протестующих, когда их выводили вон. На снимке покрупнее
полицейский из университетской охраны выволакивал за дверь Восточного
корпуса одного протестующего, а другой полицейский нес костыли -
протестующим, естественно, был Стоук Джонс в куртке со следком воробья на
спине. Не сомневаюсь, что полицейские обошлись с ним бережно - в тот момент
протестующие против войны все еще были новинкой, а не злостными нарушителями
общественного порядка, - но все равно дюжий поли