епослушных губ, пытаясь вырваться наружу.
     - В-в-вы пе-переставили т-таймер! В-вы не-ненавидите  меня,  п-потому
ч-что з-з-знаете... вы знаете... з-з-з-...
     С невнятным криком он пулей вылетел из класса,  так  хлопнув  дверью,
что закрепленное в раме изоляцией стекло задребезжало. Джек так  и  стоял,
скорее чувствуя, чем слыша гулкий топот "адидасов"  Джорджа  по  коридору.
Первой мыслью Джека, которого еще не отпустили ни его норов,  ни  стыд  за
насмешки  над  заиканием  Джорджа,  было  какое-то  нездоровое  ликование:
впервые в жизни Джорджу Хэтфилду понадобилось то, чего он не мог получить.
Первый раз случилась неприятность, которую нельзя было поправить с помощью
всех папашиных денег. Невозможно дать взятку речевому  центру.  Невозможно
предложить  языку  прибавку  пятьдесят  долларов  в  неделю  и  премию   к
Рождеству, чтоб он только согласился  перестать  вести  себя,  как  иголка
проигрывателя на  пластинке  с  изъяном.  Потом  стыд  полностью  поглотил
ликование, и Джек почувствовал  себя  так,  как  чувствовал,  сломав  руку
Дэнни.
     О Господи, я же не сволочь. Пожалуйста.
     Подобная болезненная  радость  по  поводу  отступления  Джорджа  была
скорее в духе персонажа пьесы, Денкера, нежели драматурга Джека Торранса.
     Вы ненавидите меня потому, что понимаете...
     Потому, что понимаете... что?
     Что такое он мог понимать про Джорджа  Хэтфилда,  чтоб  возненавидеть
его? Что перед Джорджем лежит все будущее? Что он немного похож на Роберта
Редфорда и все девчонки прекращают болтовню, когда в  бассейне  он  делает
двойное  сальто  с  трамплина?  Что  он  играет  в  футбол  и  бейсбол   с
естественной, незаученной грацией?
     Смешно.  Совершенная  чушь.  Джек  ни  в  чем  не  завидовал  Джорджу
Хэтфилду. По правде говоря,  несчастное  заикание  куда  сильнее  огорчало
Джека,  чем  самого  Джорджа  -  ведь  тот  действительно  мог  бы   стать
превосходным спорщиком. А если бы Джек и перевел таймер вперед - чего  он,
разумеется, не делал - то лишь по одной причине: и ему, и остальным членам
команды делалось неловко от усилий Джорджа. Они страдали от этого так  же,
как страдаешь, когда спикер на вечерних занятиях забывает что-то из своего
текста. Если бы он и перевел таймер  вперед,  то  просто,  чтобы...  чтобы
избавить Джорджа от столь жалкого положения.
     Но он не переводил таймер. В этом он был вполне уверен.
     Неделей позже он исключил Джорджа из команды и  на  этот  раз  держал
себя в руках. Все крики и угрозы исходили от Джорджа. Еще через  неделю  в
середине практического занятия  он  вышел  на  стоянку,  чтоб  забрать  из
багажника фольксвагена оставленную там стопку  справочников,  и  обнаружил
стоящего на одном колене Джорджа - длинные светлые волосы свисали на лицо,
а  в  руке  был  охотничий  нож.  Джордж  резал   правую   переднюю   шину
фольксвагена. Задние шины были уже изрезаны, и  "жук"  осел  на  них,  как
маленький усталый пес.
     В глазах Джека все стало красным, и о последовавшем  столкновении  он
помнит очень немного. Он помнит хриплое рычание, раздавшееся вроде  бы  из
его собственной глотки:
     - Ладно, Джордж. Раз тебе так хочется, иди-ка сюда, получи свое!
     Он помнит, как Джордж поднял  изумленные,  полные  страха  глаза.  Он
сказал: "Мистер Торранс...", словно собирался объяснить,  что  это  просто
недоразумение. Когда он пришел сюда, шины  были  уже  спущены,  а  сам  он
просто  счищал  грязь  с  передних  протекторов  кончиком  ножа,   который
совершенно случайно оказался при нем...
     Тут, держа перед  собой  сжатые  кулаки,  в  разговор  вступил  Джек;
кажется, он ухмылялся. Он не был уверен в этом.
     Джордж сжал нож со словами: "Лучше не подходи!" Это  было  последним,
что запомнил Джек.
     Следующее его воспоминание - мисс  Стронг,  учительница  французского
языка, держит его за руки и со слезами кричит:
     - Перестаньте, Джек! Перестаньте! Вы его убьете!
     Моргая, он тупо огляделся.  Охотничий  нож  неопасно  поблескивал  на
асфальте в четырех ярдах от них. Фольксваген Джека,  его  бедный,  старый,
видавший виды "жук", ветеран множества диких  пьяных  полуночных  поездок,
сидел на трех спущенных шинах. На правом крыле Джек увидел  вмятину,  а  в
середине вмятины кое-что еще, и было это пятно не то красной краски, не то
крови. На мгновение он растерялся, мысли вернулись
     (Господи Исусе, Эл, мы все-таки его переехали)
     к той, другой ночи. Потом он перевел взгляд на Джорджа;  на  Джорджа,
который, изумленно хлопая глазами, лежал на асфальте. Дискуссионная группа
Джека высыпала наружу, они сгрудились у двери, уставившись на Джорджа.  Из
ранки на голове по лицу текла кровь, ранка казалась  небольшой,  но  кровь
текла еще и из уха - вероятно, это означало сотрясение мозга. Когда Джордж
попытался встать, Джек, стряхнув руки мисс Стронг, направился к нему.  Тот
съежился от страха.
     Джек положил руки Джорджу на грудь и уложил его обратно.
     - Лежи, не двигайся! - сказал он. - Не пробуй ходить.
     Он повернулся к мисс Стронг, которая в ужасе не сводила с них глаз.
     - Пожалуйста, мисс Стронг, сходите за школьным врачом,  -  сказал  он
ей.
     Тогда она развернулась и помчалась в здание.  Он  посмотрел  на  свою
дискуссионную команду, посмотрел  им  прямо  в  глаза,  потому  что  снова
почувствовал себя при исполнении, снова - до конца самим собой, а когда он
бывал самим собой, во  всем  штате  Вермонт  не  было  парня  симпатичнее.
Конечно, они это понимали.
     - Сейчас  можете  идти  домой,  -  спокойно  сказал  Джек.  -  Завтра
встретимся снова.
     Но к концу недели из команды ушло  шесть  человек,  двое  -  довольно
демонстративно, однако это не имело большого значения: ведь к тому времени
Джеку уже сообщили, что его самого уходят.
     Тем не менее ему как-то удавалось не притрагиваться к бутылке, а  это
уже кое-то, считал Джек.
     И ненависти к Джорджу Хэтфилду он не испытывал. Совершенно точно.  Не
сам Джек действовал - над ним произвели действие.
     Вы ненавидите меня потому, что знаете...
     Но он не знал ничего. Он готов был поклясться в этом даже перед ликом
Господним, как клялся бы, что перевел таймер  вперед  не  больше,  чем  на
минуту.
     По крыше, рядом с дырой в черепице, вяло ползали две осы.
     Он наблюдал за ними, пока те не расправили крылья  -  неправильные  с
точки зрения аэродинамики, но  необъяснимо  сильные  -  и  не  унеслись  с
жужжанием прочь, в сияние октябрьского солнца, возможно, чтобы ужалить еще
кого-нибудь.
     Сколько он уже сидит тут, с неприятным удивлением глядя на эту  дыру,
выговаривая себе за прошлые грехи? Он посмотрел на часы. Почти полчаса.
     Джек спустился к краю крыши, перекинул ногу вниз и прямо под  навесом
нащупал верхнюю ступеньку лестницы. Он  пойдет  в  сарай,  где  высоко  на
полке, чтоб не достал  Дэнни,  хранится  дымовая  шашка.  Он  возьмет  ее,
вернется наверх, и тогда придет их черед удивляться. Джек искренне верил в
это. Тебя могут ужалить - и ты можешь ужалить  в  ответ.  Через  два  часа
гнездо станет жеваной бумагой, и Дэнни, если захочет, сможет забрать его к
себе в комнату - когда Джек  был  совсем  маленьким,  у  него  было  такое
гнездо, от которого всегда слабо пахло дымком  и  бензином.  Дэнни  сможет
повесить его прямо над изголовьем. Ничего страшного не случится.
     Мне становится лучше.
     В  полуденной  тишине  слова  Джека  прозвучали  уверенно,   и   звук
собственного голоса успокоил его, хоть он  и  не  собирался  говорить  это
вслух.  Ему  действительно  становилось  лучше.  Существовала  возможность
постепенно перейти от пассивности к активным действиям  и  заново  оценить
то, что однажды чуть не лишило  Джека  рассудка,  как  нечто  нейтральное,
представляющее лишь академический интерес, да и то при случае. Если место,
где это можно было сделать, существовало - несомненно, оно было здесь.
     Он спустился по лестнице за дымовой шашкой.  Они  заплатят.  Заплатят
ему за укус.



                       15. ВНИЗУ. ДВОР ПЕРЕД ОТЕЛЕМ

     Две недели назад на заднем дворе Джек  нашел  массивный,  выкрашенный
белой краской плетеный стул и, вопреки  возражениям  Венди,  что,  честное
слово, уродливей она ничего сроду не видала, перетащил на крыльцо. Сейчас,
устроившись на этом стуле, он коротал время за "Добро пожаловать в трудные
времена" Э.  Л.  Доктороу,  и  тут  по  подъездной  дороге  в  гостиничном
грузовичке протарахтели жена с сыном.
     Развернув машину, Венди лихо поставила ее,  сперва  дав  полный  газ,
потом тут же вырубив его. Единственная  задняя  фара  грузовичка  погасла.
После того,  как  зажигание  выключили,  мотор  еще  сварливо  поурчал  и,
наконец, замер. Джек поднялся со стула и  легкой  походкой  направился  им
навстречу.
     - Привет, пап! - крикнул Дэнни и помчался вверх по склону. В  руке  у
него была коробка. - Смотри, что мне мама купила!
     Джек подхватил сына на руки, прокружился с ним два круга  и  от  души
чмокнул малыша в губы.
     - Джек Торранс, Юджин О'Нил своего поколения, американский Шекспир! -
сказала с улыбкой Венди. - Странно  встретить  вас  здесь,  так  высоко  в
горах.
     - Милая дама, я более не мог выносить простолюдинов, - ответил  он  и
обхватил ее. Они поцеловались. - Как съездили?
     - Отлично. Дэнни жалуется, что я все время дергала  машину,  но  один
раз я ее не поставила и... ой, Джек, ты закончил?
     Она смотрела на крышу, и Дэнни посмотрел туда же. Когда он увидел  на
крыше западного крыла широкую заплату новой черепицы, зеленеющую ярче, чем
остальная, лицо мальчика прорезала неглубокая морщина.  Потом  он  опустил
глаза к коробке,  которую  держал  в  руках,  и  лицо  снова  прояснилось.
Картинки, которые ему показал тогда Тони, по ночам возвращались, преследуя
его во всей своей первоначальной ясности, но солнечным днем отмахнуться от
них было легче.
     - Вот, смотри, смотри!
     Джек  взял  у  сына  коробку.  В  ней  оказалась  игрушечная  машина,
сделанная по одной из карикатур Папаши Рота, которыми в прошлом  Дэнни  не
раз восхищался. Лихой Лиловый Лимузин, а на коробке был нарисован огромный
фиолетовый  автомобиль,  его  грязный  след  высвечивали   фары   длинного
кадиллака, "купе-де-вилль" 59 года.  Сквозь  крышу  лимузина,  ухватившись
когтистыми лапами за руль внизу, высовывался монстр  -  огромный,  весь  в
бородавках, налитые кровью глаза вылезали из орбит, ухмылка была  ухмылкой
маньяка. Сзади  из-за  поворота  выезжала  громадная  английская  гоночная
машина.
     Венди улыбалась, и Джек подмигнул в ответ.
     - Вот чем ты мне нравишься, док, - сказал  Джек,  протягивая  коробку
обратно.  -  Тебе  по  вкусу  все  спокойное,  трезвое,   самоуглубленное.
Решительно, ты - сын моих чресел.
     - Мама сказала, ты поможешь мне  его  собрать,  как  только  я  смогу
прочесть всего первого "Дика и Джейн".
     - Тогда это должно случиться в конце недели, - сказал Джек. - Что еще
у вас в этом симпатичном фургончике, мэм?
     -  Не-а.  -  Она  схватила  его  за  руку  и  потянула  назад.  -  Не
заглядывать. Кое-что из этого барахла - для тебя. Мы с Дэнни отнесем все в
дом, а ты можешь забрать молоко. Оно в кабине на полу.
     - Вот что я для тебя такое, - вскричал Джек, шлепнув себя ладонью  по
лбу. - Просто вьючная лошадь, обычная деревенская скотина. Тащи туда, тащи
сюда, тащи не знаю куда...
     - Тащите-ка это молоко на кухню, мистер.
     - Это уж слишком! - выкрикнув это, Джек бухнулся на  землю,  а  Дэнни
стоял над ним и хихикал.
     - Вставай, вставай, бугай здоровый, - сказала Венди  и  ткнула  Джека
носком кроссовки.
     - Видишь? -  спросил  он  Дэнни.  -  Она  обозвала  меня  бугаем.  Ты
свидетель.
     - Свидетель, свидетель! - ликуя, подхватил Дэнни и  перескочил  через
распростертого на земле отца.
     Джек сел.
     - Кстати, ты мне напомнил, приятель - у меня для  тебя  тоже  кое-что
есть. На крыльце, возле пепельницы.
     - Что?
     - Забыл. Сходи, посмотри.
     Джек поднялся. Вдвоем с Венди они стояли, глядя, как Дэнни  промчался
по лужайке и взлетел на крыльцо, прыгая через две ступеньки. Он обнял жену
за талию.
     - Ты счастлива, детка?
     Она серьезно посмотрела на него.
     - Такой счастливой я не была с тех пор, как мы поженились.
     - Правда?
     - Честное слово.
     Он крепко прижал ее к себе.
     - Я тебя люблю.
     Растроганная Венди крепко прильнула к нему в ответ. Такие слова  Джек
Торранс не произносил всуе; можно было пересчитать по пальцам, сколько раз
она их слышала - и до, и после свадьбы.
     - Я тоже люблю тебя.
     - Мам! Мам! - Дэнни  на  крыльце  уже  визжал  от  восторга.  -  Иди,
посмотри! Ух ты! Ну и штука!
     - Что это? - спросила Венди, когда, держась за руки,  они  шагали  от
стоянки к крыльцу.
     - Забыл, - сказал Джек.
     - Ну, ты свое получишь, - пообещала она и ткнула его  локтем.  -  Вот
увидишь.
     - Я-то  надеялся,  получу  сегодня  ночью,  -  заметил  он,  а  Венди
рассмеялась. Он тут же спросил:
     - Как ты думаешь, Дэнни счастлив?
     - Тебе лучше знать. Вы  же  с  ним  каждый  вечер  перед  сном  долго
болтаете.
     - Ну, обычно о том, кем он хочет стать, когда вырастет или  настоящий
ли на самом деле Санта Клаус. С ним становится очень интересно. Думаю, тут
приложил руку его старый приятель, Скотт. Нет, про "Оверлук" он ничего  не
говорил.
     - Мне тоже, -  сказала  она.  Теперь  они  взбирались  по  ступенькам
крыльца. - Но почти все время он такой тихий... И,  по-моему,  он  худеет,
Джек, честное слово, мне так кажется.
     - Просто парень растет.
     Дэнни стоял к ним спиной. Он рассматривал  что-то  на  столике  возле
стула Джека, но что - Венди не видела.
     - Да он и есть стал хуже. Он же был  настоящей  прорвой.  Помнишь,  в
прошлом году?
     - Они вытягиваются и худеют, - туманно объявил Джек. - Это я вычитал,
кажется, у Спока. Вот стукнет ему семь, и начнет уписывать за обе щеки.  -
На верхней ступеньке они остановились.
     - А еще он ужасно много сил тратит на чтение, - сказала  Венди.  -  Я
знаю, он хочет научиться, порадовать нас...  тебя,  -  неохотно  прибавила
она.
     - Себя  самого,  главным  образом,  -  сказал  Джек,  -  я  вовсе  не
подталкиваю его. В общем, мне не хотелось бы, чтоб он так напрягался.
     - Как думаешь, глупо, что я договорилась насчет медосмотра для  него?
В Сайдвиндере есть терапевт,  судя  по  тому,  что  говорила  контролер  в
супермаркете, молодой...
     - Немножко нервничаешь из-за того, что скоро пойдет снег, правда?
     Она пожала плечами.
     - Наверное. Если ты думаешь, что я сглупила...
     - Нет.  Честно  говоря,  можешь  записать  нас  всех.  Убедимся,  что
здоровье у нас - лучше некуда, и будем спокойно спать по ночам.
     - Сегодня запишу, - сказала она.
     - Мам, мама, смотри!
     Дэнни бежал к ней, держа в руках что-то большое и серое; на мгновение
- смехотворное и страшное, Венди показалось, что это мозг. Увидев, что это
такое на самом деле, она  инстинктивно  отпрянула.  Джек  обнял  ее  одной
рукой.
     -  Все  нормально.  Те  обитатели,  что  не  улетели,  вытряхнуты.  Я
воспользовался дымовой шашкой.
     Она  смотрела  на  осиное  гнездо,  которое   держал   сын,   но   не
дотрагивалась до него.
     - Ты уверен, что это не страшно?
     - Положительно. Когда я был маленьким у меня у самого в комнате  было
гнездо. Отец подарил. Дэнни, хочешь, повесим его в твоей комнате?
     - Ага! Прямо щас!
     Он развернулся и стрелой влетел  в  двустворчатую  дверь.  С  главной
лестницы донесся приглушенный быстрый топот.
     - Значит, осы наверху были, - сказала она. - Тебя покусали?
     - Где мое "Пурпурное сердце"?  -  спросил  Джек  и  продемонстрировал
палец. Опухоль уже начала спадать, но Венди должным образом  разохалась  и
легонько поцеловала его.
     - Жало вытащил?
     - Осы его не оставляют. Это пчелы. У них жало с зазубринами, а у  осы
- гладкое. Вот почему осы так опасны. Они могут кусать снова и снова.
     - Джек, ты уверен, что для Дэнни оно не опасно?
     - С дымовой шашкой я все сделал по инструкции. Дается  гарантия,  что
за два часа эта штука выморит всех  жучков-паучков  до  единого,  а  потом
рассеется без следа.
     - Ненавижу, - сказала она.
     - Кого... ос?
     - Все, что кусается, - ответила Венди. Она скрестила руки на груди  и
взялась за локти.
     - Я тоже, - сказал Джек и обнял ее.



                                16. ДЭННИ

     В конце холла, в спальне, Венди слышала, как принесенная Джеком снизу
пишущая машинка на тридцать  секунд  оживала,  на  пару  минут  воцарялась
тишина, а потом машинка снова давала короткую очередь. Словно Венди,  сидя
в изолированном  доте,  слушала  автоматическую  стрельбу.  Треск  машинки
звучал для нее музыкой; так ровно Джеку не работалось со второго  года  их
брака, когда он написал тот рассказ, что купил "Эсквайр". Он сказал, что к
добру ли, к худу ли, но к концу года думает закончить пьесу и  взяться  за
что-нибудь новенькое. А еще он сказал, что плевать, вызовет ли  показанная
Филлис "Маленькая школа" шумиху; плевать, даже если пьеса бесследно  канет
- и в это Венди  тоже  верила.  Сам  процесс  его  писания  вселял  в  нее
бесконечно много надежд - не потому, что она многого ожидала от  пьесы,  а
потому, что муж, кажется,  медленно  закрывал  массивную  дверь  в  полную
чудовищ комнату. На эту дверь он налегал плечом уже давно, и вот, наконец,
она качнулась, чтобы закрыться.
     Каждый нажатый им клавиш закрывал ее еще чуть-чуть.
     - Смотри, Дик, смотри.
     Дэнни ссутулился над одним из пяти стареньких букварей, которые  Джек
откопал в Боулдере, безжалостно перетряхнув  бесчисленные  букинистические
лавчонки. С ними Дэнни выйдет по чтению на уровень ученика второго класса.
Она говорила Джеку, что такие планы слишком честолюбивы. Их сын -  умница,
они знают это, но было  бы  ошибкой  слишком  быстро  подталкивать  его  к
слишком высоким результатам. Джек  согласился.  Никаких  подталкиваний  не
будет. Но раз мальчик схватывает быстро, следует  быть  готовым  к  этому.
Сейчас Венди задумалась - может быть, Джек был не прав и в этом тоже?
     Подготовленный четырьмя годами  "Сезам-Стрит"  и  тремя  -  "Электрик
компани", Дэнни, похоже, шел вперед с быстротой, которая просто пугала. Он
сутулился над безобидными книжонками, словно от того, как научится читать,
зависела его жизнь, а приемник и глайдер из бальсы осели на полке над  его
головой. В уютном свете близко расположенной длинношеей лампы, которую они
поставили в комнату Дэнни, его личико было более  напряженным  и  бледным,
чем ей хотелось бы. Он очень серьезно относился и к чтению, и к  листочкам
для самостоятельной работы, которые для него каждый день  составлял  отец.
Изображения яблока и груши. Под ними крупным,  аккуратным  почерком  Джека
написано: яблоко. Обведи правильную картинку  -  ту,  к  которой  подходит
слово. И их сынишка, не отрываясь, переводил взгляд с надписи на  картинку
и обратно, шевеля  губами,  выговаривая  слово,  которое  буквально  потом
выходило из него. Теперь, зажав  в  пухлом  кулачке  двусторонний  красный
карандаш, Дэнни мог сам написать дюжины три слов.
     Он медленно водил  пальцем  по  строкам  в  букваре.  Над  ними  была
картинка, которую Венди смутно помнила с тех  пор,  как  девятнадцать  лет
назад  сама  ходила  в  начальную  школу.  Смеющийся  мальчик  с   темными
волнистыми волосами. Девочка в  коротком  платьице,  голова  -  в  светлых
кудряшках, в руке прыгалки. Пес, поскакавший  за  большим  красным  мячом.
Троица из первого класса: Дик, Джейн и Джип.
     - Смотри, Джип бежит, - медленно читал Дэнни.  -  Беги,  Джип,  беги.
Беги, беги, беги. - Он замолчал и перевел палец строкой ниже. -  Смотри...
- он пониже наклонился над книгой, теперь почти касаясь носом страницы.  -
Смотри.