спросила она.
     (Нет, я просто хочу что бы ты выкатилась отсюда к ЕДРЕНОЙ МАТЕРИ!)
     - Попью из фонтанчика, когда буду подниматься. Спасибо.
     - Ладно. - Она пошла вверх по лестнице; под короткой желто-коричневой
шерстяной юбкой грациозно двигались красивые ноги. - Мы будем в парке.
     - Договорились.
     Он рассеянно сунул жестянку анацина в карман, вернулся к  машине  для
чтения и включил ее. Уверившись, что жена  ушла,  Джек  и  сам  отправился
наверх. Господи, какая мерзкая головная боль. Раз человеку пришлось  иметь
дело  с  такой  вот  глазоломкой,  так  ему  должны   разрешить   законное
удовольствие  пропустить  несколько  стаканчиков   -   чтоб   восстановить
равновесие.
     В наисквернейшем расположении духа Джек попытался выбросить эту  идею
из головы, которая в жизни еще так не болела. Вертя  в  пальцах  спичечный
коробок, на котором  был  записан  номер  телефона,  он  подошел  к  столу
главного библиотекаря.
     - Мэм, у вас есть таксофон?
     - Нет, сэр, но вы можете воспользоваться моим, местным.
     - Простите, но это междугородний звонок.
     - Ну, тогда, наверное, лучше всего вам пойти в  аптеку.  У  них  есть
таксофон.
     - Спасибо.
     Он  вышел  наружу,  прошел  по  дорожке  мимо  безымянного   генерала
Гражданской войны и зашагал к деловому кварталу, сунув руки в  карманы,  с
гудящей  как  свинцовый  колокол  головой.  Свинцово-серым  было  и  небо,
наступило уже седьмое ноября  и  с  началом  нового  месяца  погода  стала
угрожающей. Уже несколько раз шел снег. В  октябре  он  тоже  выпадал,  но
таял. Новый снежок остался, все покрыла  легкая  изморозь,  сверкавшая  на
солнце, подобно прекрасному хрусталю. Но сегодня  солнца  не  было,  более
того, когда Джек подходил к аптеке, небо снова заплевалось снегом.
     Телефонная кабина находилась  в  дальнем  конце  помещения,  и  Джек,
позвякивая в кармане мелочью, добрался  было  до  середины  прохода  среди
патентованных средств, когда ему на глаза вдруг попались белые коробочки с
зелеными буквами. Он взял одну, отнес кассиру, заплатил и пошел обратно  к
телефонной кабине. Плотно закрыв дверь, Джек положил на полочку  мелочь  и
спичечный коробок и набрал "О".
     - Прошу номер абонента.
     - Оператор, Форт Лодердейл, Флорида, - он  назвал  номер  абонента  и
номер таксофона в кабине. Когда оператор сообщила, что первые  три  минуты
обойдутся в доллар девяносто центов, он кинул в щель  восемь  четвертаков,
морщась каждый раз, как в ухе раздавался гудок.
     Потом Джек, чье уединение нарушало  лишь  отдаленное  пощелкивание  и
лепет устанавливающейся  связи,  извлек  из  коробочки  зеленый  флакон  с
"Экседрином", отвинтил белый колпачок и  бросил  на  пол  оказавшийся  под
крышкой комочек ваты. Зажав трубку между ухом  и  плечом,  он  вытряс  три
белых таблетки и разложил на полочке рядом  с  оставшейся  мелочью.  Снова
завинтив флакон, Джек сунул его в карман. Трубку на другом  конце  провода
сняли после первого же гудка.
     - Курорт "Серф-Сэнд", чем можем помочь?  -  спросил  веселый  женский
голос.
     - Я хотел бы поговорить с управляющим... пожалуйста.
     - Вы имеете в виду мистера Трента или...
     - Я говорю о мистере Уллмане.
     - По-моему, мистер Уллман занят, но, если хотите, я посмотрю...
     - Хочу. Скажите ему, что звонит Джек Торранс из Колорадо.
     - Минутку, пожалуйста.
     Она не повесила трубку.
     На Джека вновь нахлынула волна отвращения  к  этому  дешевому  хрену,
задаваке  Уллману.  Взяв  с  полочки  таблетку   экседрина,   он   недолго
разглядывал ее, потом сунул  в  рот  и  медленно,  с  удовольствием,  стал
жевать. Вкус вернул воспоминания, от удовольствия, мешающегося с  горечью,
в рот брызнула слюна. Вкус горький, сушащий, но  непреодолимо  подчиняющий
себе. Скривившись, Джек глотнул. Привычка жевать аспирин появилась у  него
в те дни, когда он пил; бросив пить,  он  начисто  позабыл  ее.  Но  когда
голова просто раскалывается - с похмелья или как у него сейчас, - кажется,
если разжуешь таблетки, они подействуют быстрее. Он  где-то  вычитал,  что
разжевывание аспирина может превратиться в  дурную  привычку,  от  которой
трудно избавиться. Кстати, где он  это  прочел?  Хмурясь,  Джек  попытался
вспомнить. И тут раздался голос Уллмана.
     - Торранс, что случилось?
     - Ничего, - сказал он. - С котлом все в  порядке  и  я  еще  даже  не
вознамерился убить жену. Это я приберегу на после праздников, когда станет
скучно.
     - Весьма забавно. Зачем вы звоните? Я занятый...
     - Занятый человек, конечно. Я понимаю. Я звоню по поводу кой-чего,  о
чем вы умолчали, излагая мне великое славное прошлое "Оверлука". Например,
по  поводу  того,  как  Горас  Дервент  продал  его  кучке   лас-вегасских
шустряков, а те провели отель через  столько  подставных  корпораций,  что
даже ИРС не знало, кто же владелец. Как они дождались подходящего  момента
и превратили его в место развлечений шишек из мафии, и как  в  66-м  отель
пришлось закрыть, когда один мафиозо немножечко  умер.  Вместе  со  своими
телохранителями, которые стояли снаружи у двери президентского люкса.  Да,
президентский люкс "Оверлука" - великое место: Уилсон, Гардинг,  Никсон  и
Вито Мясник, так?
     На другом конце линии  воцарилась  изумленная  тишина,  потом  Уллман
спокойно сказал:
     - Не понимаю, какое отношение это может иметь к вашей работе,  мистер
Торранс. Это...
     - Хотя самое интересное началось после того, как застрелили Дженелли,
как по вашему? Еще парочка поспешных перемещений - вот он есть, а вот  его
нет, - и "Оверлук" вдруг становится собственностью частного лица,  женщины
по имени Сильвия Хантер... которая совершенно случайно с сорок второго  по
сорок восьмой год звалась Сильвией Хантер Дервент.
     - Ваши три минуты закончились, - сказала оператор. - Пошел сигнал.
     - Дорогой мой мистер Торранс, все  это  -  достояние  гласности...  и
очень старая история.
     - Я об этом не знал ничего, - сказал Джек. - Сомневаюсь, чтобы, кроме
меня, об этом знали еще многие. Не  исключено,  что  история  с  убийством
Дженелли  памятна,   но   сомнительно,   чтобы   кто-то   сопоставил   все
поразительные и странные смены "Оверлуком" владельцев с сорок пятого года.
Создается впечатление, что у руля всегда  оказывается  Дервент  или  люди,
имеющие к нему отношение. Чем там заправляла Сильвия  Хантер  в  67  и  68
году, мистер Уллман? Борделем, ведь так?
     - ТОРРАНС! - шокированный тон Уллмана прошел две тысячи  миль  сквозь
потрескивания во всей полноте.
     Улыбаясь, Джек закинул в рот еще одну таблетку экседрина  и  разжевал
ее.
     - Она продала отель после того, как довольно  известный  американский
сенатор умер там от сердечного приступа. По слухам, его нашли в  чем  мать
родила, если не считать черных нейлоновых чулок, пояса с резинками и  пары
туфель на высоком каблуке. Кстати говоря, лакированных.
     - Злобная, отвратительная ложь! - выкрикнул Уллман.
     - Да ну?  -  спросил  Джек.  Ему  становилось  лучше.  Головная  боль
отступала. Он взял последнюю таблетку и  сжевал,  наслаждаясь  горьковатым
вкусом раздробленного во рту в порошок экседрина.
     - Это был крайне несчастливый случай,  -  сказал  Уллман.  -  Короче,
Торранс, в чем дело?  Если  вы  намерены  написать  какую-нибудь  мерзкую,
грязную статейку... если это гнусная, дурацкая мысль шантажировать...
     - Ничего подобного, -  сказал  Джек.  -  Я  позвонил,  поскольку  мне
кажется, вы вели со мной нечестную игру. И потому, что...
     - Нечестную игру? - возопил Уллман. - Господи, вы что  же  думали,  я
вывалю здоровенную кучу грязного белья гостиничному сторожу? Бог  ты  мой,
кем вы себя мните? И, кстати, вас-то эти старые россказни  с  какого  бока
касаются? Вы что думаете, у нас по коридорам западного  крыла  взад-вперед
маршируют призраки, завернутые в простыни и вопящие: "О горе!?"
     - Нет, что тут есть призраки, я не думаю. Но прежде, чем  взять  меня
на работу, вы здорово покопались в моих  личных  делах.  Вы  устроили  мне
допрос - могу ли я позаботиться о вашем отеле, -  вы  отчитали  меня,  как
будто я написавший в раздевалке малыш, а вы - учитель. Вы поставили меня в
неловкое положение.
     - Просто не верится, что за дерзость, что  за  нахальство,  будь  оно
трижды проклято, - сказал Уллман. Судя по голосу, он задыхался. - Как бы я
хотел выкинуть вас с работы. Да, наверное, так я и сделаю.
     - Думаю, Эл Шокли будет возражать. Энергично возражать.
     - А я думаю, мистер Торранс, в итоге вы переоцениваете  обязательства
мистера Шокли перед вами.
     На мгновение головная боль вернулась к  Джеку  во  всей  пульсирующей
красе и он прикрыл глаза. Словно издалека донесся его  собственный  голос,
спрашивающий:
     - Кто сейчас хозяин "Оверлука"? Все еще "Предприятия  Дервента"?  Или
вы слишком мелкая сошка, чтобы знать такие вещи?
     - По-моему, достаточно, мистер Торранс. Вы - служащий отеля, ничем не
отличающийся от судомойки или младшего официанта. Я вовсе не намерен...
     - Ладно, я напишу Элу, - сказала Джек. - Пусть знает, в конце концов,
он - член Совета директоров. И добавлю небольшой постскриптум, чтобы...
     - Отель не принадлежит Дервенту.
     - Что? Я не расслышал.
     - Я сказал, что отель не принадлежит Дервенту.  Все  акционеры  -  из
восточных штатов. Самым  большим  пакетом  акций  -  более  тридцати  пяти
процентов - владеет ваш друг мистер Шокли. Связан он с Дервентом или  нет,
вам лучше знать.
     - Кто еще?
     - Я не  намерен  называть  вам  имена  остальных  вкладчиков,  мистер
Торранс. Я намерен привлечь ко всему этому внимание...
     - Еще один вопрос.
     - Я вам ничем не обязан.
     - Почти всю историю "Оверлука", приятную или неприятную, все равно, я
обнаружил в альбоме для вырезок, он был  в  подвале  -  такой  большой,  в
кожаном переплете, перевязанный золотым шнуром.  Вы  не  знаете,  чей  это
может быть альбом?
     - Понятия не имею.
     - Не может  оказаться,  что  он  принадлежал  Грейди?  Тому  сторожу,
который покончил с собой?
     - Мистер Торранс, - сказал Уллман самым ледяным тоном, -  я  не  могу
ручаться, что мистер Грейди умел  читать,  не  говоря  уже  о  способности
выкапывать разные гадости, которыми вы понапрасну отняли у меня время.
     - Я подумываю, не написать ли об отеле "Оверлук" книгу, мне пришло  в
голову, что, если это действительно удастся,  владельцу  альбома  хотелось
бы, чтоб на первой странице ему выразили признательность.
     - Думаю, писать книгу об "Оверлуке" крайне неумно, - заявил Уллман. -
Особенно при вашей... э... точке зрения.
     - Ваше мнение  меня  не  удивляет,  -  теперь  головная  боль  прошла
окончательно,  та  краткая  ее  вспышка  оказалась  единственной.   Голова
прояснилась, мысли выстроились по порядку, до миллиметра. Так Джек  обычно
чувствовал себя, когда особенно хорошо подвигалась пьеса  или  после  трех
порций спиртного. Вот еще что, он забыл про экседрин; как дело  обстоит  с
другими, Джек не знал, но ему схрумкать три таблетки было все  равно,  что
слегка поддать. Теперь он сказал:
     - Что пришлось бы вам  по  вкусу  -  так  это  написанный  по  заказу
путеводитель, который можно было  бы  бесплатно  раздавать  приезжающим  в
отель постояльцам. Чтоб там было полно глянцевых снимков восхода в горах и
сопроводительного сладенького текста. А еще - раздел об  останавливающихся
в  отеле  колоритных   личностях;   разумеется,   за   исключением   таких
по-настоящему колоритных субъектов, как Дженелли с друзьями.
     - Будь я не на девяносто пять, а на  сто  процентов  уверен,  что  не
потеряю работу, если выкину вас, - придушенно пролаял Уллман, -  я  сделал
бы это сию же минуту, по телефону. Но поскольку у меня на  пять  процентов
уверенности нет, как только вы повесите трубку... искренне надеюсь,  ждать
этого совсем недолго... я намерен позвонить мистеру Шокли.
     Джек сказал:
     - Вы же знаете, в книге будет чистая правда и ничего  больше.  Нечего
делать вид, будто это не так.
     (ЗАЧЕМ ТЫ ИЗВОДИШЬ ЕГО? ХОЧЕШЬ, ЧТОБ ТЕБЯ ВЫКИНУЛИ?)
     - Мне плевать, если пятая  глава  будет  про  то,  как  Папа  Римский
трахает тень Девы Марии, - сказал Уллман, повышая голос. -  Я  хочу,  чтоб
духу вашего не было в нашем отеле!
     - Это не ваш отель! - визгливо выкрикнул Джек  и  хлопнул  трубку  на
рычаг.
     Тяжело дыша, он опустился на табуретку. Теперь возник легкий страх.
     (легкий? черт побери, еще какой!)
     и совершенно  невозможно  было  понять,  зачем  же  он  первым  делом
позвонил Уллману.
     (ТЫ ОПЯТЬ ВЫШЕЛ ИЗ СЕБЯ, ДЖЕК)
     Да. Да, точно. Какой смысл отрицать? Хуже всего  было  то,  что  Джек
понятия не имел, насколько велико влияние этого дешевого хрена  на  Эла  -
так же, как не представлял себе, сколько  дерьма  выбьет  из  него  Эл  по
старой дружбе.  Если  Уллман  и  впрямь  такой  хороший,  каким  старается
казаться, и если он поставит перед Элом ультиматум "или  он,  или  я",  не
придется ли  Элу  принять  такое  условие?  Джек  зажмурился  и  попытался
представить себе, как скажет об этом Венди. Знаешь  что,  детка?  Я  опять
потерял  работу.  На  этот  раз,  чтобы  найти,  кого  вырубить,  пришлось
преодолеть две тысячи  миль  телефонного  кабеля  Белла.  Однако  мне  это
удалось.
     Он открыл глаза и обтер губы платком. Ему хотелось выпить. Черт,  ему
требовалось выпить. Чуть дальше на улице было кафе. Конечно, Джек  успевал
по дороге в парк быстренько хлебнуть пивка  -  только  глоток,  чтоб  пыль
улеглась...
     Он беспомощно стиснул руки.
     Вернулся  вопрос:  почему   первым   делом   он   позвонил   Уллману?
Лодердейлский номер "Серф-Сэнда" имелся  в  маленькой  телефонной  книжке,
лежавшей  в  конторе  возле  телефона  -   с   номерами   водопроводчиков,
стекольщиков, электриков и прочих. Джек переписал его на спичечный коробок
после того, как поднялся утром - мысль позвонить  Уллману  пышно  цвела  и
сияла. Однажды, когда он еще пил, Венди обвинила его в том, что,  стремясь
к самоуничтожению, Джек не обладает  тем  нравственным  стержнем,  который
вынес бы полностью расцветшее желание умереть. Отчего и создает  ситуации,
в которых это могли бы сделать другие, каждый раз отрывая кусок от себя  и
от семьи. Вдруг это правда? Не  опасался  ли  Джек  в  глубине  души,  что
"Оверлук" - как раз то, что требовалось, чтобы  закончить  пьесу,  собрать
все свое дерьмо и соединить?  Может,  он  пытается  остановить  сам  себя?
Господи, пожалуйста, не надо, не допусти. Пожалуйста.
     Он прикрыл глаза, и на темном экране изнанки век немедленно появилась
картинка: рука, просунувшаяся  сквозь  дырку  в  черепице,  чтоб  вытащить
гнилые болты,  внезапный,  похожий  на  укол  иголкой,  укус;  собственный
судорожный испуганный крик, разнесшийся в неподвижном равнодушном воздухе:
ах, ты, б... проклятая, сука!
     Картинка  сменилась  другой,   двухлетней   давности:   он,   пьяный,
спотыкаясь, в три часа утра входит в дом. Налетев на  стол,  растягивается
во весь рост на полу, изрыгая проклятия, и будит спящую на диване Венди...
Венди включает свет, видит его измятую,  перепачканную  одежду  (драка  на
стоянке, которая, как смутно припоминает Джек, случилась  несколько  часов
назад прямо на границе Нью-Хэмпшира) и засохшую под носом  кровь.  Моргая,
как крот на солнышке, Джек тоже смотрит на жену, а  Венди  невыразительным
голосом говорит: СУКИН СЫН, ТЫ РАЗБУДИЛ  ДЭННИ.  ЕСЛИ  ТЕБЕ  НАПЛЕВАТЬ  НА
СЕБЯ, НЕЛЬЗЯ ЛИ НЕМНОГО ПО-ДУМАТЬ О НАС? ОХ, ДА ЧТО С ТОБОЙ ГОВОРИТЬ...
     От телефонного звонка Джек вздрогнул. Он  схватил  трубку,  нелогично
уверенный, что это либо Уллман, либо Эл Шокли.
     - Ну? - рявкнул он.
     - Сэр, вы говорили дольше,  чем  собирались.  Три  доллара  пятьдесят
центов.
     - Мне придется сходить за мелочью, - сказал он. - Погодите минутку.
     Он положил трубку на полочку, опустил оставшиеся шесть четвертаков  и
отправился к кассиру менять деньги. Все это Джек делал машинально,  мысли,
как белка в колесе, мчались по замкнутому кругу.
     Зачем он позвонил Уллману?
     Потому что Уллман поставил его когда-то в неловкое положение? Такое с
Джеком случалось и раньше, и  делали  это  настоящие  мастера  -  конечно,
Великим Маэстро оставался он  сам.  Просто,  чтобы  нагавкать  на  мужика,
обнаружить его лицемерие? Джек не считал  себя  таким  мелочным.  Рассудок
пытался уцепиться за альбом, как за важную причину,  но  дело  было  не  в
альбоме. Шансов, что Уллман  знает  владельца,  было  не  больше  двух  на
тысячу. Когда Джек поступал на работу, Уллман отнесся  к  подвалу,  как  к
чужой, вдобавок до отвращения неразвитой, стране. Если Джеку действительно
хотелось выяснить, кто хозяин альбома, надо было позвонить Уотсону  -  его
зимний телефон тоже был в конторской  записной  книжке.  С  Уотсоном  тоже
нельзя было знать наверняка, но с Уллманом - и того меньше.
     Рассказать  ему  о  замысле  написать  книгу  -  еще  одна  глупость.
Исключительная глупость. Мало того, что  Джек  поставил  под  угрозу  свою
работу, он, возможно, перекрыл и широкие  информационные  каналы  -  стоит
только  Уллману  начать  обзванивать  людей,  предупреждая:  остерегайтесь
человека из Новой Англии, который расспрашивает про отель "Оверлук". Можно
было провести расследование потихоньку, отправляя вежливые  письма,  может
быть, даже организовав весной несколько интервью... а  потом,  находясь  в
безопасном отдалении, когда книга выйдет, посмеяться украдкой над  яростью
Уллмана... Автор-В-Маске-Бьет-Снова. Вместо этого  он  устроил  совершенно
бессмысленный  звонок,  сорвался,  сцепился  с  Уллманом  и  разбудил  все
присущие управляющему отелем склонности  быть  маленьким  Цезарем.  Зачем?
Если это не попытка устроить так, чтобы его вышвырнули с неплохой  работы,
то что же это?
     Опустив в автомат остаток денег,  Джек  повесил  трубку.  Разумеется,
будь он пьян, подобная бессмыслица не удивляла бы. Но  он  был  трезвым  -
трезвым, как покойник.
     Выходя из аптеки, он, кривясь, но наслаждаясь горьким вкусом,  сжевал
еще один экседрин.
     На тротуаре он встретил Венди и Дэнни.
     - Эй, а мы как раз за тобой, - сказала Венди. - Знаешь, снег пошел.
     Джек поморгал.
     - Верно.
     Шел сильный снег. Главную улицу  Сайдвиндера  уже  порядком  занесло,
разделительная полоса исчезла. Дэнни задрал голову к белому небу,  разинув
рот и высунув язык, чтобы поймать  медленно  падающие  вниз  белые  жирные
хлопья.
     - Думаешь, началось? - спросила Венди.
     Джек пожал плечами.
     - Не знаю. Я надеялся на пару недель отсрочки. Может, так все-таки  и
выйдет.
     (ИЗВИНИ, ЭЛ. ОТСРОЧЬТЕ,  ВАША  МИЛОСТЬ.  СЖАЛЬТЕСЬ.  ЕЩЕ  ОДИН  ШАНС.
ЧЕСТНО, МНЕ ОЧЕНЬ ЖАЛЬ...)
     Отсрочка, вот что.
     Сколько раз, за сколько лет он - взрослый мужчина  -  просил  сделать
милость, дать еще один шанс? Джеку вдруг стало так тошно от  себя  самого,
так гадко, что впору было громко застонать.
     - Как голова? Не прошла? - спросила Венди, внимательно  приглядываясь
к Джеку.
     Джек обнял ее одной рукой и крепко сжал.
     - Лучше. Пошли, ребята, давайте доберемся домой, пока еще можно.
     Они прошли обратно к тому месту, где у тротуара стоял  грузовичок  из
отеля: Джек - в центре, левой рукой обнимая за плечи  Венди,  а  правой  -
держа за руку Дэнни. К добру или к худу, но он впервые сказал "домой".
     Когда Джек сел за руль грузовичка, ему пришло  в  голову,  что,  хоть
"Оверлук" и очаровывал, но не слишком-то нравился  ему.  Уверенности,  что
жизнь в отеле на пользу жене и сыну - или ему  самому  -  не  было.  Может
быть, поэтому он и позвонил Уллману.
     Чтоб его выгнали, пока еще не поздно.
     Он задним ходом  вывел  грузовичок  со  стоянки  и  поехал  прочь  из
городка, в горы.



                              21. НОЧНЫЕ МЫСЛИ

     Было десять. Комнаты заполнил при