.
Прибе...
     (Тогда приходи сейчас, приходи сейчас, приходи СЕЙЧАС!  Дик,  ты  мне
нужен, ты нам всем нужен!)
     ...гу. Извини, должен бежать, док, старина. Извини,  Дэнни,  парнище.
Будет забавно, это уж точно, но я тороплюсь, убегаю срочно.
     (нет!)
     Но Дик Холлоранн на глазах у Дэнни развернулся,  воткнул  сигарету  в
угол рта и преспокойно вышел сквозь стену.
     Оставив его одного.
     Тут-то и показался из-за угла призрачный силуэт. Во мраке коридора он
казался огромным, ясно виднелись лишь красные от отраженного света глаза.
     (Вот ты где! Тут-то я тебя и поймал, сукин сын! Вот я тебе покажу!)
     Шатаясь, волоча ноги существо ринулось к мальчику. Молоток для игры в
роке взлетал и взлетал кверху, безжалостно свистя в  воздухе.  Повизгивая,
Дэнни пополз назад и вдруг оказался за стеной, он, кувыркаясь, падал  вниз
по дыре, вниз по кроличьей норе в страну, полную наводящих дурноту чудес.
     Под ним, далеко внизу, оказался Тони. Он тоже падал.
     (Я больше не смогу приходить, Дэнни... Он не подпустит меня к тебе...
Никто из них не подпустит... Зови Дика... зови Дика...)
     - Тони! - закричал он.
     Но Тони исчез, а Дэнни вдруг очутился в неосвещенной комнате.  Однако
темнота не была полной. Откуда-то лился приглушенный свет. Спальня мамы  и
папы. Мальчику был виден папин стол. Но в  комнате  царил  вселяющий  ужас
разгром. На  полу  валялся  перевернутый  мамин  проигрыватель.  Пластинки
рассыпались по ковру. Матрас наполовину съехал с кровати. Картины  сорваны
со стен. Его кроватка, как дохлая собака,  валяется  на  боку.  От  Лихого
Лилового Лимузина остались только фиолетовые обломки пластика.
     Свет падал из двери ванной. Прямо за дверью - вяло свисающая рука,  с
кончиков пальцев капает кровь. А в зеркале аптечки загоралось  и  исчезало
слово ТРЕМС.
     Вдруг перед зеркалом материализовались огромные часы  под  стеклянным
колпаком. На циферблате не было ни стрелок,  ни  цифр,  только  написанная
красным дата: 2 ДЕКАБРЯ. А потом, расширившимися от ужаса глазами, мальчик
прочел слово ТРЕМС, неясно отразившееся в стеклянном колпаке. И,  прочитав
его отразившимся дважды, прочитав это отражение  отражения,  Дэнни  понял,
как оно пишется: СМЕРТЬ.
     Вне себя от ужаса Дэнни Торранс закричал. С циферблата исчезло число.
Исчез и сам циферблат. Его  место  заняла  круглая  черная  дыра,  которая
росла, ширилась, как зрачок.  Она  все  загородила,  вымарала,  и  мальчик
полетел вперед и падал, падал, он... падал с кресла.
     Он лежал на полу бального зала и тяжело дышал.
     ТРЕМС
     СМЕРТЬ
     ТРЕМС
     СМЕРТЬ
     (и над всем воцарилась Красная Смерть!)
     (Маски долой! Маски долой!)
     Но под каждой сверкающей, прелестной маской, пока что не показываясь,
таилось  лицо  существа,  гнавшего  Дэнни  по  темным   коридорам   отеля:
бессмысленно вытаращенные глаза, полные жаждой человекоубийства.
     Ах, как мальчику было страшно - что за лица явятся  на  свет,  когда,
наконец, придет время снять маски.
     (ДИК!) закричал он изо всех сил. Казалось, от громкого  крика  голова
лопнет. (!!!ДИК ОХ ПОЖАЛУЙСТА ПОЖАЛУЙСТА ПОЖАЛУЙСТА ПРИЕЗЖАЙ!!!)
     Над  головой  Дэнни  часы,  которые  он  завел   серебряным   ключом,
продолжали отмерять секунды, минуты, часы.




                     ЧАСТЬ ПЯТАЯ. ВОПРОСЫ ЖИЗНИ И СМЕРТИ


                                38. ФЛОРИДА

     Третий сын  миссис  Холлоранн,  Дик,  в  белом  поварском  халате,  с
воткнутой в угол рта "Лаки Страйк" задним ходом выводил со стоянки  позади
Центра оптовой торговли овощами свой отремонтированный кадиллак. В высокое
темное здание заталкивал контейнер с салатом Мастертон  -  нынче  он  стал
одним  из  владельцев  Центра,  но  сохранил  ту   неподражаемую   походку
чечеточника, которую усвоил еще до Второй мировой.
     Нажав кнопку,  Холлоранн  опустил  окошко  со  стороны  пассажирского
сиденья и гаркнул:
     - Эй, ничтожество, авокадо-то черт знает как вздорожало!
     Мастертон оглянулся, показал в широкой ухмылке все три золотых зуба и
заорал в ответ:
     - А я, приятель, отлично знаю, куда ты можешь себе его засунуть!
     - Братец, за такими замечаниями я слежу!
     Мастертон показал палец. Холлоранн вернул комплимент.
     - Что, получил жратву? - спросил Мастертон.
     - Получил.
     - Приезжай завтра пораньше, дам молодой картошки - такой хорошей ты в
жизни не видал.
     - Я пришлю мальчишку, - сказал Холлоранн. - Зайдешь нынче вечерком?
     - Ставишь ты, братец?
     - Аж на четыре доллара десять.
     - Будешь ехать домой, не гони, слышь? Все фараоны отсюда до  Сен-Пита
знают, как тебя величать.
     - Все-то ты знаешь, а? - усмехаясь, спросил Холлоранн.
     - В твоей башке столько никогда не уложится, парень.
     - Послушай-ка нахального ниггера. Будешь слушать?
     - Давай, вали отсюда, пока я тебя салатом не закидал.
     - Давай, кидай. На халяву возьму все.
     Мастертон  притворился,  будто  бросает   кочан.   Холлоранн   быстро
пригнулся, поднял окошко и поехал. Чувствовал он себя  отлично.  Последние
полчаса его преследовал запах апельсинов, но ничего страшного Холлоранн  в
этом не видел. Последние полчаса он провел на фруктово-овощном рынке.
     Был первый день  декабря,  половина  пятого  пополудни.  Старуха-Зима
прочно уселась промерзшим задом почти на  всю  страну,  но  тут,  на  юге,
мужчины ходили в рубашках с открытым воротом и коротким рукавом, а женщины
- в легких летних платьях и шортах. Вершину здания Первого  Банка  Флориды
венчал окаймленный огромными грейпфрутами цифровой термометр. На  нем  раз
за разом вспыхивало число: 79. "Господи, спасибо тебе за Флориду",
 - подумал Холлоранн - "за москитов и все прочее".
     На заднем сиденье лимузина лежали две дюжины авокадо,  ящик  огурцов,
столько же апельсинов, столько же  грейпфрутов.  Три  больших  пластиковых
сумки заполнял бермудский лук (сладчайший овощ, какой когда-либо  создавал
любящий Господь), отличный сладкий горошек (его подадут  на  гарнир  между
рыбой и жарким, но в девяти случаях из десяти он вернется  несъеденным)  и
один-единственный  голубой  пакет  фруктовой  массы  Хаббарда  (для  чисто
личного потребления).
     Притормозив у светофора на Вермонт-Стрит, где можно было  свернуть  с
улочки с односторонним движением, Холлоранн выбрался на автостраду N  219,
дождавшись зеленой стрелки, и прибавил скорость до сорока миль в  час.  Ее
он сохранял до тех пор, пока  город  не  поредел,  уступив  место  россыпи
пригородных бензоколонок, "Бургер Кингов" и  "Макдональдсов".  Сегодняшний
заказ был невелик, можно было бы послать за продуктами  Бедекера,  но  тот
нервничал, как бы не прошляпить свой шанс покупать  мясо  и,  кроме  того,
Холлоранн никогда не упускал  случая  побазарить  с  Фрэнком  Мастертоном.
Сегодня вечером Мастертон, может быть,  заявится  посмотреть  телевизор  и
выпить холлоранновского "бушмилла", но может  и  не  придти.  Тоже  ничего
страшного. Но видеться было важно. Теперь  важной  оказывалась  каждая  их
встреча - ведь они были уже немолоды.  Похоже,  последние  несколько  дней
Холлоранн очень много размышлял именно об этом. Теперь  они  были  не  так
молоды. Когда тебе вот-вот стукнет (или чего греха  таить,  уже  стукнуло)
шестьдесят, волей-неволей начинаешь думать об уходе. А уйти можешь в любой
момент. Всю неделю это вертелось  у  Холлоранна  в  голове  -  не  тяготя,
просто, как факт. Смерть - часть жизни. Если уж  быть  цельной  личностью,
следует настроиться на это раз и навсегда. И если понять факт  собственной
смерти трудно, то принять его, по крайней мере, возможно.
     Почему у него в голове вертелась подобная  мысль,  Холлоранн  не  мог
объяснить, но второй причиной, по  которой  он  сам  отправился  за  таким
маленьким заказом, была возможность  подняться  в  маленькую  контору  над
гриль-баром Фрэнка.  Сейчас  там,  наверху,  обосновался  юрист  (дантист,
занимавший помещение в прошлом году, видимо, разорился) - молодой негр  по
фамилии Мак-Айвер. Холлоранн зашел и сообщил этому Мак-Айверу, что  желает
составить завещание. Не мог бы Мак-Айвер помочь?  Ну,  спросил  Мак-Айвер,
как скоро вам нужен  этот  документ?  Вчера,  ответил  Холлоранн,  закинул
голову и расхохотался. Следующий вопрос  Мак-Айвера  был:  у  вас  на  уме
что-нибудь непростое? Ничего такого у Холлоранна не было.  У  него  имелся
кадиллак, счет в банке, что-то  около  девяти  тысяч  долларов  (ничтожный
счет) да шкаф с одежкой. Он хочет, чтобы все это отошло к  его  сестре.  А
если ваша сестра умрет раньше  вас?  спросил  Мак-Айвер.  Ничего,  ответил
Холлоранн, если такое случится, напишу новое завещание. Не прошло  и  трех
часов, как документ был полностью готов, и  теперь  покоился  в  нагрудном
кармане  Холлоранна,  уложенный  в  жесткий  синий  конверт,  на   котором
староанглийскими буквами было выведено: ЗАВЕЩАНИЕ.
     Почему  Холлоранн  выбрал  такой  теплый   солнечный   денек,   когда
чувствовал себя так хорошо, чтобы сделать то, что откладывал годами, он не
сумел бы объяснить. Но на него вдруг нашло и он не сказал "нет". Он привык
потакать своим капризам.
     Сейчас он был уже довольно далеко от города. Он прибавил скорость  до
незаконных шестидесяти и пустил лимузин по левой полосе, которая всасывала
основной  поток  идущего   из   Питерсберга   транспорта.   Холлоранн   по
собственному опыту знал, что и на скорости девяносто миль  в  час  лимузин
будет тяжелым, как железо, и даже при ста двадцати потеряет немного  веса.
Но забойные дни Холлоранна  давным-давно  миновали.  Мысль  о  том,  чтобы
погнать с такой скоростью  по  пустой  прямой  полосе  только  пугала.  Он
старел.
     (Иисусе, как воняют эти апельсины. Интересно, они не перевернулись?)
     О стекло разбивались жуки. Он покрутил  приемник,  нашел  станцию  из
Майами, передававшую "соул" и услышал мягкий, причитающий голос Эла Грина.
     Мы время прекрасно проводим с тобой,
     но вот вечереет и надо домой...
     Холлоранн приспустил окошко, выкинул окурок, потом опустил стекло еще
ниже, чтобы запах апельсинов выветрился. Он барабанил пальцами по  рулю  и
при этом мурлыкал себе под нос. Образок с изображением Святого Христофора,
подвешенный к зеркальцу, качался из стороны в сторону.
     Запах апельсинов вдруг усилился, и  Холлоранн  понял:  сейчас  что-то
будет. Из зеркальца на него глянули собственные глаза - удивленные, широко
раскрытые. А потом его словно ударило и взрыв этот  выбил  все  остальное:
музыку, дорогу, убегающую под  колеса,  рассеянное  осознание  Холлоранном
самого себя, как уникального создания рода человеческого. Как будто кто-то
наставил на Холлоранна психическое ружье и выпалил  в  него  воплем  сорок
пятого калибра:
     (!!!ДИК ОХ ПОЖАЛУЙСТА ПОЖАЛУЙСТА ПОЖАЛУЙСТА ПРИЕЗЖАЙ!!!)
     Лимузин как раз поравнялся с грузовиком с прицепом "Пинто". За  рулем
сидел мужчина в одежде  рабочего.  Увидев,  что  лимузин  заносит  на  его
полосу, он нажал на клаксон. Поскольку  кадиллак  не  выровнялся,  рабочий
взглянул на водителя и увидел:  за  рулем,  глядя  куда-то  вверх  мутными
глазами, выпрямившись, будто аршин проглотил, сидит  крупный  негр.  Позже
парень говорил жене - ясное дело, ниггер-то просто был так причесан, нынче
все так ходят - но тогда ему показалось, что у  этого  черномазого  каждый
волосок на голове стоит дыбом. Он подумал, что негру плохо с сердцем.
     Рабочий сильно нажал на тормоз, подавшись  на  удачно  подвернувшееся
пустое место позади себя. Поперек  дороги  перед  ним  протащило  багажник
кадиллака; рабочий в ужасе и смятении  зачарованно  смотрел,  как  длинные
продолговатые задние фары перерезали его полосу шоссе едва ли  в  четверти
дюйма от бампера грузовика.
     Не отпуская гудок, водитель грузовика резко подался влево и  с  ревом
объехал пьяно виляющий лимузин. Он пригласил водителя  лимузина  совершить
запрещенный законом половой акт с самим собой. Вступить в оральный половой
контакт с разными птицами и млекопитающими. Он предложил  от  собственного
имени всем, в  ком  есть  негритянская  кровь,  убраться  на  свой  родной
континент. Выразил искреннюю  уверенность  в  том,  какое  положение  душа
водителя лимузина займет на том свете. И закончил,  заявив,  что,  похоже,
встречал мать водителя лимузина в публичном доме в Новом Орлеане.
     Потом он проехал вперед, оказавшись вне опасности и вдруг  обнаружил,
что обмочил штаны.
     Без конца повторявшееся у Холлоранна в голове
     (ПРИЕЗЖАЙ ДИК ПОЖАЛУЙСТА ПРИЕЗЖАЙ ДИК ПОЖАЛУЙСТА)
     стало отдаляться и затихать, как передача у границ диапазона вещания.
Он смутно понял, что его автомобиль катит по мягкой обочине и  делает  при
этом вовсе не пятьдесят миль в час. Холлоранн вывел его обратно на дорогу,
ощутив,  как  за  миг  до  возвращения  на  поверхность  покрытия  вильнул
багажником.
     Прямо перед ним оказалась забегаловка "Рутбир". Холлоранн  посигналил
и свернул в нее. Сердце больно колотилось в груди, лицо приняло нездоровый
серый оттенок. Заехав на стоянку, он достал из кармана  носовой  платок  и
промокнул лоб.
     (Господи Боже)
     - Чем могу помочь?
     При звуке голоса он снова вздрогнул, хоть это был не  глас  Божий,  а
голосок хорошенькой  официантки,  которая  стояла  у  окошка  его  машины,
приготовив блокнот для записи заказов.
     - Да-да, детка, "рутбир" со льдом. Две ложечки ванили, о'кей?
     - Да, сэр. - Она ушла, приятно покачивая бедрами, обтянутыми  красной
униформой.
     Холлоранн откинулся  на  спинку  кожаного  сиденья  и  закрыл  глаза.
Передача закончилась. Последние слова затихли между тем моментом, когда он
притащился сюда и тем,  когда  сделал  заказ.  Осталась  только  наводящая
дурноту пульсирующая головная боль, как будто мозг Холлоранна перекрутили,
отжали и повесили сушиться. Когда  он  позволил  тому  мальчугану,  Дэнни,
"посиять" на него в уллмановской забаве миллионеров, голова трещала  точно
так же.
     Но на этот раз получилось гораздо громче. Тогда мальчик просто  играл
с ним. Здесь же была паника в чистом виде, каждое слово вопило в голове  у
Холлоранна.
     Он посмотрел себе на руки. На них падал горячий  солнечный  свет,  но
гусиная  кожа  еще  не  сошла.  Он  велел  мальчугану  позвать  его,  если
потребуется помощь - это он помнил. И теперь мальчик звал.
     Холлоранн вдруг задумался - как вообще он мог оставить там  мальчика,
который так сияет. Непременно быть беде. Может, большой беде.
     Он вдруг завел машину, дал задний  ход  и,  срывая  резину,  выбрался
обратно на шоссе. Во въездной арке  ресторана  остановилась  официантка  с
пышными бедрами. В руках она держала поднос,  а  на  нем  стояло  пиво  со
льдом.
     - Да что там у вас, пожар? - крикнула она, но Холлоранн уже уехал.


     Фамилия управляющего была Куимс,  и,  когда  Холлоранн  вошел,  Куимс
беседовал со своим букмекером.  Куимсу  требовалась  четверка  лошадей.  В
Рокавэе. Нет, не "парлей", не "кинелья", не "экзакта", не  "футура",  будь
она неладна. Просто старая добрая четверка, по шестьсот долларов на нос. А
в воскресенье "Джетс". То есть, как это "Джетс" играют с "Биллз"? Он  что,
не знает с кем играют "Джетс"? Пятьсот, разрыв семь пунктов. Когда Куимс с
обессиленным видом повесил трубку, до Холлоранна дошло, как можно получать
пятьдесят тысяч в год, управляя этим маленьким курортом, и при этом носить
штаны, протертые на заду до блеска. Куимс уставился на Холлоранна глазами,
все еще налитыми кровью  после  того,  как  накануне  вечером  то  и  дело
заглядывал в бутылку виски.
     - Какие-нибудь проблемы, Дик?
     - Да, мистер Куимс, сэр. По-моему, так. Мне нужен отпуск на три дня.
     В  нагрудном  кармане  ядовито-желтой  рубашки  Куимса  лежала  пачка
"Кента". Он, не вынимая ее из кармана, извлек сигарету,  размял  и  угрюмо
прикусил патентованный  микронитовый  фильтр.  И  прикурил  от  настольной
зажигалки "Крикет".
     - Мне тоже, - сказал он. - Что это вы задумали?
     - Мне нужно три дня, - повторил Холлоранн. - Это мой мальчик.
     Взгляд Куимса упал на левую руку Холлоранна - кольца там не было.
     - Развелся в шестьдесят четвертом, - терпеливо сказал Холлоранн.
     - Дик, вы же знаете, что такое уик-энд.  Все  забито.  До  планширов.
Даже дешевые места. В воскресенье вечером у нас не протолкнешься  даже  во
"Флорида-рум".  Так  что  забирайте  мои  часы,  бумажник,  пенсию.  Черт,
забирайте хоть мою жену... если умеете терпеть острые края. Но, ради Бога,
не просите отпуск. Что с мальчиком, заболел?
     - Да, сэр, - ответил Холлоранн, все еще  стараясь  вообразить,  будто
мнет в руках полотняную шапочку и закатывает глаза. - Подстрелили.
     - Подстрелили! - повторил Куимс. Он ткнул свой "Кент" в пепельницу  с
эмблемой "Старушки Мисс", где он выучился на управляющего делами.
     - Да, сэр, - мрачно подтвердил Холлоранн.
     - Несчастный случай на охоте?
     - Нет, сэр, - сказал  Холлоранн,  позволяя  голосу  упасть  до  более
низкой хриплой ноты. - Джэна... она жила с шофером грузовика. С белым.  Он
и подстрелил моего мальчугана.  Он  в  больнице  в  Денвере.  В  Колорадо.
Критическое состояние.
     - Как, черт побери, вы узнали? Я думал, вы покупаете овощи...
     - Да, сэр, этим я и занимался.
     До того, как приехать сюда Холлоранн остановился у  конторы  "Вестерн
Юнион", чтобы заказать машину "Авис" в Степлтонском  аэропорту.  И  послал
телеграмму "Вестерн  Юнион".  Сейчас  он  вытащил  из  кармана  сложенный,
измятый бланк и махнул им перед  налитыми  кровью  глазами  Куимса.  Сунув
бланк обратно в карман, понизив голос еще капельку, Холлоранн сказал:
     - Джэна прислала. Приезжаю это я сейчас,  а  весточка-то  в  почтовом
ящике ждет.
     - Господи. Господи Иисусе, - сказал  Куимс.  На  его  лице  появилось
особое застывшее выражение  участия,  знакомое  Холлоранну.  Примерно  так
выражают сочувствие белые, считающие себя хорошими по отношению к цветным,
если речь идет о черном - или о его мифическом черном сынке.
     - Ага, ладно, езжайте, - разрешил Куимс. - Думаю, на три дня  Бедекер
сумеет вас заменить. Может помочь мойщик посуды.
     Холлоранн кивнул, заставив лицо вытянуться еще немного, но подумав  о
помогающем Бедекеру мойщике посуды, про себя не мог не усмехнуться. Даже в
лучшие дни Холлоранн сомневался, сумеет ли мойщик посуды с первого  захода
попасть струей в писсуар.
     - Хочу вернуть  жалованье  за  эту  неделю,  -  сказал  Холлоранн.  -
Целиком. Знаю, в какой переплет вы из-за меня попадете, мистер Куимс, сэр.
     Выражение лица Куимса сделалось еще более напряженным - выглядело это
так, словно он подавился костью.
     - Об этом можно поговорить позже.  Идите,  пакуйтесь.  Я  поговорю  с
Бедекером. Хотите, забронирую вам место в самолете?
     - Нет, сэр. Я сам.
     -  Ладно.  -  Куимс   поднялся,   наклонился   вперед,   но   вдохнул
поднимающийся от его  "Кента"  пласт  дыма  и  страшно  закашлялся,  худое
бледное  лицо  покраснело.  Холлоранн  изо  всех  сил  старался  сохранять
угрюмость. - Надеюсь все уладится, Дик. Как  станет  что-нибудь  известно,
позвоните.
     - Будет сделано.
     Они обменялись рукопожатием через стол.
     Холлоранн заставил себя спуститься на первый этаж, пройти в помещение
для прислуги, и только там разразился басистым хохотом, тряся головой.  Он
еще ухмылялся, промокая платком выступившие на глазах слезы, и тут запахло
апельсинами. Густой аромат прогнал желание смеяться,  а  следом  в  голову
Холлоранна ударил гром, да так, что Дик неверными пьяными шагами  отступил
к розовой оштукатуренной стене.
     (!!!ПОЖАЛУЙСТА ДИК ПРИЕЗЖАЙ ПОЖАЛУЙСТА ПРИЕЗЖАЙ ПРИЕЗЖАЙ СКОРЕЕ!!!)
     Через некоторое время, немного придя в себя, Холлоранн  почувствовал,
что, наконец, в силах взобраться по наружной лестнице к  себе  в  комнату.
Ключ хранился  под  плетеным  тростниковым  ковриком  для  ног.  Когда  он
н