и уставились друг на друга с застывшими лицами.  Наконец,  стало
слышно, как  Джек,  спотыкаясь,  возвращается  через  вестибюль,  и  Венди
подумала, что слышит громкий стук -  как  будто  Джек  упал  или  с  силой
распахнул настежь какую-то дверь. Примерно с половины  девятого  (то  есть
уже три с половиной часа) царило молчание.
     Она прошла по  короткому  коридорчику,  свернула  в  главный  коридор
второго этажа и направилась к лестнице. Остановившись на  площадке,  Венди
поглядела вниз, в вестибюль. Он казался пустынным, но серый  снежный  день
оставил в тени почти все длинное  помещение.  Возможно,  Дэнни  ошибается.
Возможно, Джек окажется за стулом или диваном... а  может,  за  стойкой...
поджидая, чтоб она сошла вниз...
     Она облизала губы.
     - Джек?
     Никакого ответа.
     Нащупав рукоятку ножа, Венди начала спуск. Она много раз представляла
себе конец своего замужества - развод, гибель пьяного Джека в аварии  (эта
картина неизменно посещала ее в два часа темного стовингтонского утра),  а
иногда Венди грезила наяву, как ее отыщет  другой  человек  -  Галахад  из
мыльной оперы, - он закинет их с Дэнни на седло своего снежно-белого  коня
и умчит прочь. Но она ни разу не рисовала себе такой  вот  картины:  чтобы
она, подобно преступнице, вся - сплошные нервы,  кралась  по  коридорам  и
лестницам, а в руке сжимала нож, уготованный для Джека!
     От этой мысли Венди волной накрыло отчаяние. Пришлось остановиться на
полпути, ухватившись за перила - от страха, как бы не подкосились ноги.
     (Признайся, дело  не  только  в  Джеке  -  он-то  здесь  единственное
реальное существо. Прицепиться можно и к другим вещам - тем, в которые  ты
не можешь поверить и в которые тем не менее, тебя заставляют  поверить:  к
кустам живой изгороди, к сувенирам с вечеринки, которые были  в  лифте,  к
маске...)
     Она попыталась оборвать мысль, но было слишком поздно.
     (и к голосам)
     Потому что время  от  времени  казалось,  что  внизу  -  не  одинокий
безумец, который кричит и беседует  с  призраками  обитающими  внутри  его
крошащегося рассудка. Время от времени Венди слышала (или  только  думала,
что слышит) похожие на то замирающий, то усиливающийся радиосигнал  другие
голоса, и музыку, и смех. Вот к ней доносилась беседа Джека  с  кем-то  по
фамилии Грейди  (имя  было  смутно  знакомым,  но  откуда,  она  не  могла
сообразить): ее муж что-то  утверждал,  задавал  вопросы  и,  хотя  царило
молчание,  его  голос  звучал  громко,  будто   Джек   хотел   перекричать
непрекращающийся шум на заднем плане. И тут же, вселяя  ужас,  раздавались
иные  звуки,  как  бы  скользнувшие  на  место  -   танцевальная   музыка,
аплодисменты, веселый и все же властный мужской голос,  который,  кажется,
пытался убедить кого-то произнести речь. Эти звуки доносились периодами от
тридцати секунд до минуты (достаточно, чтобы ослабеть от ужаса),  а  потом
снова исчезали и слышался лишь голос Джека.  Тон  был  приказным,  а  речь
немного невнятной - ах, как хорошо Венди  помнила  эту  манеру  выражаться
нетрезвого Джека! Но в отеле, кроме шерри для готовки, пить  было  нечего.
Разве не так? Да, но если она сумела вообразить, что отель полон музыки  и
голосов, не мог ли Джек вообразить, что пьян?
     Эта мысль ей не понравилась. Совершенно.
     Венди  добралась  до  вестибюля  и   осмотрелась.   Бархатный   шнур,
отгораживающий бальный зал, сняли;  стальная  стойка,  к  которой  он  был
прикреплен, перевернулась, как будто  кто-то,  проходя  мимо,  неосторожно
задел ее. Из высоких, узких окон бального зала на ковер в вестибюле  через
открытые двери падал мягкий, приятный  белый  свет.  Венди  с  колотящимся
сердцем  прошла  к  распахнутым  дверям  и  заглянула.   Пусто   и   тихо.
Единственным звуком было то любопытное субауральное эхо,  которое  как  бы
задерживается во всех больших комнатах - от самых крупных соборов до самых
крохотных гостиных, где играют в бинго.
     Она вернулась к стойке и нерешительно постояла, прислушиваясь  к  вою
ветра снаружи. Такого  сильного  бурана  еще  не  бывало  и  он  продолжал
набирать силу. Где-то на  западной  стороне  со  ставня  сорвало  замок  и
ставень мотался из стороны в сторону с заунывным треском - так стреляет  в
тире одинокий посетитель.
     (Джек, честное слово, тебе надо этим  заняться.  Прежде,  чем  внутрь
что-нибудь проберется.)
     Как она  поступит,  если  Джек  накинется  на  нее  прямо  сейчас?  -
задумалась   Венди.   Если   он   выскочит   из-за   темной    глянцевитой
регистрационной стойки со стопками бланков, где  на  серебряной  подставке
расположился маленький звонок? Выскочит, как некий кровожадный чертенок из
табакерки, как ухмыляющийся чертик с огромным  ножом  в  руке  и  глазами,
лишенными всякого проблеска разума? Оцепенеет  она  от  ужаса  или  в  ней
сохранилось достаточно от праматери,  чтобы  дать  ему  бой  и  ради  сына
бороться, пока один из  них  не  погибнет?  Венди  не  знала.  Сама  мысль
вызывала дурноту, вся  жизнь  начинала  казаться  долгим  спокойным  сном,
который убаюкал ее и, беспомощную,  выбросил  в  этот  кошмар  наяву.  Она
расслабилась. Когда грянула беда, она  спала.  Прошлое  Венди  было  самым
обычным. Ее никогда не испытывали огнем, теперь настало  время  испытаний,
но льдом, а не пламенем, и ей не позволят проспать его. Наверху ждет сын.
     Покрепче сжав рукоять ножа, она заглянула за стойку  и  остановилась,
чтобы сперва заглянуть во внутренний офис, а уж потом заходить туда. Потом
пошарила в поисках блока  кухонных  выключателей  по  стене  за  следующей
дверью, бесстрастно ожидая, что в любую  секунду  ее  руку  накроет  чужая
ладонь. Потом, тихонько загудев, загорелись лампы  дневного  света,  стала
видна кухня мистера Холлоранна - теперь ее кухня, хорошо это или плохо,  -
бледно-зеленые кафельные плитки,  блестящая  посуда,  фарфор  без  единого
пятнышка, пылающие хромированные кромки. Она  обещала  мистеру  Холлоранну
держать кухню в чистоте и сдержала свое слово. Ей казалось, что это - одно
из безопасных для  Дэнни  мест.  Ее  как  будто  окутывало  и  успокаивало
присутствие Дика Холлоранна. Дэнни обратился к мистеру  Холлоранну.  Когда
Венди в страхе сидела наверху рядом с  сыном,  а  муж  распевал,  шумел  и
буянил внизу, казалось, что надежды почти  нет.  Но  здесь,  во  владениях
мистера Холлоранна, она без малого поверила  в  его  приезд.  Может  быть,
сейчас он был уже в пути, стремясь добраться к  ним,  несмотря  на  буран.
Может быть.
     Она прошла на другой конец кухни к кладовке, отодвинула засов и зашла
внутрь. Взяв жестянку томатного супа, Венди снова закрыла дверь и  заперла
ее на засов. Дверь плотно прилегла к полу. Если держать ее  на  замке,  не
придется беспокоиться, что в рисе, муке или сахаре обнаружится мышиный или
крысиный помет.
     Венди вскрыла консервную банку и - плоп! - вывалила отчасти застывшее
содержимое в кастрюльку. Потом сходила к холодильнику взять молоко и  яйца
для омлета. Потом - в холодильную камеру за сыром. Все эти действия, такие
обыденные, вошедшие в жизнь Венди еще до того, как там появился "Оверлук",
помогли ей успокоиться. Она растопила на  сковородке  масло,  развела  суп
молоком, а потом вылила на сковородку взбитые яйца.
     Вдруг ее охватило чувство, что кто-то стал у нее за спиной и  тянется
к горлу.
     Венди резко обернулась, стискивая нож. Никого.
     (!возьми себя в руки, девочка!)
     Натерев в мисочку сыра от большого куска, Венди добавила его в омлет,
сам омлет подбросила и  убавила  газ  до  чистого  голубого  пламени.  Суп
разогрелся. Кастрюльку она поставила на большой  поднос,  там  уже  лежала
столовое серебро и стояли две глубоких  тарелки,  две  мелких,  солонка  и
перечница. Когда омлет тихонько запыхтел, Венди переложила его на тарелку,
а второй накрыла.
     (теперь назад той же дорогой, что пришла,  выключить  свет  в  кухне,
пройти через контору, через воротца в стойке, прихватить двести долларов)
     Пройдя через дверцу  в  стойке  в  вестибюль,  Венди  остановилась  и
поставила поднос рядом с  серебряным  звонком.  Нереальность  простиралась
только до этого места. Какая-то сюрреалистическая игра в прятки...
     Она стояла в полном теней вестибюле, хмурилась и размышляла.
     (ну, девочка, на этот раз  посмотри  фактам  в  лицо:  хотя  ситуация
действительно бредовая, в  ней  есть  определенные  реальные  моменты.  На
пример - в этом нелепом сборище чувство ответственности не утратила только
ты. У тебя сын пяти с хвостиком лет, за которым надо приглядывать и муж  -
чтобы с ним ни случилось и как бы опасен он ни сделался... может,  отчасти
ты и за него отвечаешь. А даже, если нет, подумай-ка вот над чем:  сегодня
- второе декабря. Если спасателю не случится  проезжать  мимо,  ты  можешь
застрять тут еще на четыре  месяца.  Даже,  если  они  начнут  удивляться,
почему вы не выходите в эфир, сегодня никто сюда не соберется... может  не
соберется еще несколько недель. Ты что, будешь целый месяц  красться  вниз
за едой, с ножом в кармане, вздрагивая от каждой  тени?  Ты  действительно
полагаешь, что целый месяц сумеешь избегать Джека? Думаешь,  тебе  удастся
целый месяц не впускать Джека в комнаты наверху, если он захочет войти?  У
него есть ключ ко всем дверям, а засов  треснет  от  первого  же  сильного
удара ногой)
     Оставив  поднос  на  стойке,  Венди  медленно  дошла  до  столовой  и
заглянула. Ни живой души. Стулья стояли только  вокруг  одного  столика  -
того, за которым они  пытались  есть,  пока  пустота  столовой  не  начала
действовать им на нервы.
     - Джек? - нерешительно позвала она.
     В этот момент резкий порыв ветра швырнул снегом в закрытые ставни, но
Венди почудилось, что она что-то слышит. Какой-то сдавленный стон.
     - Джек?
     На сей раз  отклика  она  не  получила,  но  наткнулась  взглядом  на
какой-то предмет под дверью бара "Колорадо" - предмет, слабо блестевший  в
рассеянном свете. Зажигалка Джека.
     Собравшись с духом, Венди прошла к дверям и, толкнув, открыла.  Запах
джина был так силен, что у нее перехватило горло.  Его  даже  нельзя  было
назвать запахом - в  баре  воняло,  иначе  не  скажешь.  Где,  скажите  на
милость, Джек нашел эту дрянь? Что, в глубине какого-то  шкафа  притаилась
бутылка? Где?
     Снова раздался  тихий,  неопределенный,  но  на  этот  раз  отчетливо
слышный стон. Венди медленно подошла к стойке.
     - Джек?
     Ответа не было.
     Она заглянула за стойку: он оказался там, оцепенело  распластался  по
полу. Судя по запаху, пьяный, как сапожник. Должно быть, пытался перелезть
прямо через стойку и потерял равновесие. Чудо, что он не сломал шею. Венди
вспомнилась старая поговорка: пьяному море по колено.
     Но она не сердилась. Глядя на Джека сверху  вниз,  Венди  думала:  он
похож на  малыша,  который  пытался  сделать  слишком  много,  но  страшно
утомился и уснул на полу посреди комнаты. Он бросил  пить,  а  взяться  за
старое решил не сам - здесь не  было  спиртного,  чтобы  Джек  мог  начать
сызнова... так откуда же оно взялось?
     Через каждые пять-шесть  футов  на  изогнутой  подковой  стойке  бара
покоились оплетенные соломкой винные бутылки. Их  горлышки  были  заткнуты
свечами. По идее, решила Венди, это создает  богемную  обстановку.  Подняв
одну бутылку, она встряхнула ее, почти не  сомневаясь,  что  услышит,  как
внутри плещется джин.
     (новое вино в старых бутылях)
     Но там ничего не было. Она поставила бутылку на место.
     Джек  пошевелился.  Она  прошла  вдоль  стойки,  отыскала  дверцу  и,
оказавшись  по  другую  сторону,  направилась   туда,   где   лежал   муж,
задержавшись  только,  чтобы  взглянуть  на  поблескивающие  хромированные
краны. Они были сухими, но, пройдя рядом, она уловила сырой и свежий запах
пива, витавший в воздухе, как тонкий туман.
     Когда она добралась к Джеку, он перекатился на спину, раскрыл глаза и
посмотрел вверх, на нее.  Через  секунду  абсолютно  бессмысленный  взгляд
прояснился.
     - Венди? - спросил он. - Ты?
     - Да, - сказала  она.  -  Как  думаешь  ты  доберешься  наверх?  Если
обнимешь меня? Джек, где ты...
     На ее щиколотке грубо сомкнулись пальцы Джека.
     - Джек! Что ты...
     - Поймал! - сказал он и расплылся в ухмылке. Витающий вокруг  тяжелый
запах джина и оливок словно бы поселил в Венди прежний ужас -  куда  более
сильный, чем мог вселить любой отель как таковой.  Некая  ее  отстраненная
частичка подумала: самое плохое, что все свелось вот к чему: я да мой  муж
пьяница.
     - Джек, я хочу помочь.
     - Ага, ага. Вы с Дэнни хотите просто помочь. - Теперь  пальцы  давили
на щиколотку так, словно хотели стереть ее в порошок. Не выпуская ее, Джек
стал на трясущиеся колени. - Вы хотели так напомогать, чтоб ноги нашей тут
не было! Но теперь... ты... попалась!
     - Джек, больно...
     - Тебе еще не так больно станет, сука.
     Слово до такой степени оглушило Венди, что, когда  Джек  выпустил  ее
лодыжку и неуверенно поднялся с колен на ноги, да  так  и  остался  стоять
перед ней, пошатываясь, она даже не попыталась убежать.
     - Ты меня никогда не любила, -  заявил  он.  -  Ты  хочешь,  чтоб  мы
уехали, потому что знаешь: тут-то со мной и будет покончено. Ты  хоть  раз
подумала про мои о-о... обя... обяз'ти? Не-е, мать твою так,  это  тебе  в
голову не приходило. Вечно думаешь  только  одно:  как  бы  спихнуть  меня
пониже. Точь-в-точь моя мамаша, ты сука бесхарактерная, тряпка!
     - Прекрати, - велела Венди со  слезами,  -  ты  сам  не  знаешь,  что
говоришь. Ты пьян. Не знаю, как тебе это удалось, но ты напился.
     - А-а, понял. Теперь я понял.  Ты  да  он.  Этот  щенок  наверху.  Вы
сговорились. Вы что-то задумали. Разве не так?
     - Нет, нет! Ничего мы не задумали! Что ты...
     - Ах ты врунья! - пронзительно закричал он. - О, я знаю, как  ты  это
делаешь! Когда я говорю: "мы остаемся, я буду работать", ты говоришь: "да,
милый" и он говорит: "да,  папа",  а  потом  вы  начинаете  замышлять.  Вы
надумали использовать снегоход. Сговорились. Но я понял.  Я  вычислил.  Ты
думала, я не соображу? Ты думала, я тупица?
     Венди воззрилась на него, лишившись дара речи. Он собрался убить  ее,
а следом - Дэнни. Тогда, может быть, отель будет доволен и позволит  Джеку
убить себя. Как тому прежнему смотрителю. Как
     (Грейди)
     Замирая  от  ужаса,  Венди,  наконец,  сообразила,  с  кем  это  Джек
беседовал в бальном зале.
     - Ты восстановила против меня моего сына. Вот что хуже всего. -  Лицо
Джека обвисло от жалости к себе. - Мальчик мой. Теперь он  тоже  ненавидит
меня. Ты позаботилась об этом. Вот что ты замышляла с самого  начала,  да?
Ты всегда ревновала,  что,  не  так?  Прямо  как  твоя  мамаша.  Не  могла
успокоиться, пока не прибрала к рукам все. Не могла?
     Слова не шли у Венди с языка.
     - Ну, я тебя успокою, - пообещал он и попытался ухватить ее за горло.
     Венди сделала шаг назад, потом еще один, и Джек качнулся к  ней.  Она
вспомнила про нож в кармане халата и полезла за  ним,  но  Джек  обвил  ее
левой рукой, пригвоздив ее собственную руку к боку. На нее пахнуло  резким
запахом джина и кислым - пота.
     - Придется наказать... - бурчал Джек.  -  Наказать...  наказать...  и
жестоко.
     Правой рукой он нашел горло Венди.
     Когда доступ воздуха прекратился, нахлынула  чистой  воды  паника.  К
правой  руке  Джека  присоединилась  левая,  теперь  можно  было  свободно
вытащить нож, но Венди забыла про него.  Ее  пальцы  взлетели  к  горлу  и
беспомощно пытались отодрать руки мужа, которые были больше и сильнее.
     - Мама! - пронзительно закричал откуда-то Дэнни. -  Папа,  перестань!
Ты делаешь маме больно! - Мальчик  пронзительно  верещал,  высокий  чистый
звук несся откуда-то издалека.
     Перед глазами  Венди,  как  балетные  танцовщики,  запрыгали  красные
вспышки света. В комнате потемнело. Она увидела, как сын  вскарабкался  на
стойку и всем телом  кинулся  Джеку  на  плечи.  Вдруг  одна  из  ладоней,
давивших ей на горло, исчезла - это Джек  с  рычанием  отшвырнул  Дэнни  в
сторону. Мальчик влетел спиной в пустые полки и, отключившись, свалился на
пол. Ладонь вернулась на горло Венди. Красные вспышки стали чернеть.
     Дэнни тихонько плакал. В груди у Венди горело. Джек выкрикивал  ей  в
лицо:
     - Я тебе покажу! Будь ты проклята, я тебе покажу, кто тут  хозяин!  Я
тебе покажу...
     Но все звуки растаяли и исчезли  в  длинном  темном  коридоре.  Венди
боролась все слабее. Одна рука выпустила пальцы мужа  и  медленно  падала,
пока  не  простерлась  под  прямым  углом  к  телу,  кисть  вяло,  как   у
утопленницы, свесилась с запястья.
     Пальцы  коснулись  бутылки,  одной  из  оплетенных  соломкой   винных
бутылок, служивших декоративными канделябрами.
     Венди вслепую, из последних сил, потянулась к горлышку и нашла его  -
ладонь ощутила жирные потеки воска.
     (о Господи, а вдруг выскользнет)
     Она занесла бутылку и обрушила вниз, молясь,  чтоб  не  промахнуться.
Венди знала, если она попадет только в плечо или по руке, ей не жить.
     Но бутылка опустилась точнехонько на голову Джека  Торранса  с  такой
силой, что стекло  под  соломкой  разлетелось.  Толстое,  тяжелое  донышко
стукнулось о череп с таким же  звуком,  с  каким  падает  на  твердый  пол
пилюля. Джек покачнулся на каблуках, глаза закатились. Давление  на  горло
ослабло, а потом исчезло совсем. Джек вытянул руки  вперед,  словно  желая
удержаться на ногах, а потом рухнул на спину.
     Венди, всхлипнув, сделала глубокий вдох. Она и сама чуть не упала, но
сжала  край  стойки  и  сумела  удержаться.  Сознание  то   уплывало,   то
возвращалось. Она слышала плач Дэнни, но не  понимала,  где  мальчик.  Как
будто плач долетал из гулкой комнаты. Она неотчетливо видела  капли  крови
размером с десятицентовик, падающие на поверхность стойки  -  "у  меня  из
носа", - подумала Венди. Она откашлялась и сплюнула на пол. От этого снизу
вверх по горлу прошла судорога,  но  спазм  сменился  равномерной  давящей
болью... вполне терпимой.
     Мало-помалу ей удалось взять себя в руки.
     Она  выпустила  стойку,  обернулась  и  увидела,  что   Джек   лежит,
вытянувшись  во  весь  рост,  рядом  -  разбитая  бутылка.  Он   напоминал
поверженного гиганта. Дэнни скрючился под кассой, зажав рот обеими руками,
и не сводил глаз с потерявшего сознание отца.
     Венди подошла и коснулась его плеча. Дэнни съежилась от страха.
     - Дэнни, послушай...
     - Нет, нет, - забормотал он хриплым старческим голосом. - Папа сделал
тебе больно... ты сделала больно папе... папа сделал тебе  больно...  хочу
спать. Дэнни хочет спать.
     - Дэнни...
     - Спать, спать. Баю-бай.
     - Нет!
     По горлу опять прошла волна боли. Венди поморщилась, но малыш  открыл
глаза. Они осторожно выглянули из обведенных темными кругами глазниц.
     Неотрывно глядя мальчику  в  глаза,  она  заставила  себя  заговорить
спокойным тоном. Голос был хриплым и тихим,  почти  шепот.  Говорить  было
больно.
     - Послушай, Дэнни, это не папа. Мне пытался сделать больно не папа. А
я не хотела сделать больно ему. В него вселился  отель,  Дэнни.  В  твоего
папу вселился "Оверлук". Ты понимаешь меня?
     В глаза Дэнни вернулось что-то вроде понимания.
     - Всякая Дрянь, - прошептал он. -  Ее  тут  раньше  совсем  не  было,
правда?
     - Нет. Это отель подсунул ее сюда. Это... - Приступ кашля прервал  ее
объяснения и Венди выплюнула еще немного крови. - Это отель  заставил  его
напиться. Ты слышал людей, с которыми папа разговаривал сегодня утром?
     - Да... с людьми отеля...
     - Я тоже слышала. А значит, отель набирает  силу.  Он  хочет  сделать
больно всем нам. Но я думаю... я  надеюсь...  что  он  может  сделать  это
только через папу. Отель сумел подловить только его.  Ты  понимаешь  меня,
Дэнни? Отчаянно важно, чтоб