рекочевала к  нему  со  рта  Старка,  откуда  она
внезапно исчезла.
     Это происходит. Это действительно происходит.
     - Продолжай, Джордж, - сказал он. - Выбей дьявола из всего этого.
     Но Старк уже сам снова склонился над блокнотом,  и  сейчас  он  писал
куда быстрее.

                                    2

     Старк писал  почти  полчаса  и  наконец  отложил  карандаш  с  жестом
удовлетворения.
     - Это хорошо, - сказал он тихо, пожирая  глазами  написанное.  -  Это
настолько хорошо, как только возможно.
     Тад взял его блокнот н начал читать - причем, в отличие от Старка, он
читал все написанное. То, что он искал, начало прорисовываться на  третьей
странице из тех девяти, которые успел исписать Старк.

     "Мэшин слышал ликующие возгласы и замер, сжимая свой "Хеклер н  Кох",
а затем понял, что происходит. Гости - их было  не  менее  двух  сотен,  -
толпились у длинных столов, поставленных под гигантским сине-желтым шатром
на досках, призванных защитить газон от острых шпилек женской  обуви.  Эти
гости стоя и шумно приветствовали появление ввозимого  торта,  украшенного
множеством воробьев".

     "Он не знает, - подумал Тад. - Он пишет слово "воробьи" и не имеет ни
малейшего... понятия о них".
     Он слышал над собой, на крыше их безостановочное  движение,  назад  и
вперед, н близнецы несколько раз поглядывали на  потолок  перед  тем,  как
уснуть, поэтому Тад знал, что и они тоже слышат птиц.
     Но не Джордж.
     Для него воробьи не существуют.
     Тад вновь вернулся к рукописи. Слово "воробьи" стало  попадаться  все
чаще и чаще, а в последнем абзаце весь текст был прямо-таки пропитан ими.

     "Мэшин  обнаружил  позднее,  что  воробьи  улетают,  и  единственными
людьми, привязанными к нему, как воробьи на ниточке, были  Джек  Рэнгли  и
Лестер Роллик. Все же прочие воробьи, с  которыми  он  летал  десять  лет,
теперь взлетели в небо. Воробьи. И они начали  летать  еще  до  того,  как
Мэшин крикнул им на их воробьином языке".

     - Хорошо? - Старк спросил о этом Тада с нескрываемой гордостью, когда
тот положил блокнот на место. - Что ты думаешь?
     - Я думаю, это прекрасно, - ответил Тад. - Но ты же знаешь это,  ведь
так?
     - Да... но мне хотелось услышать это от тебя, старина.
     - Я также думаю, что ты сейчас выглядишь намного лучше.
     Что было правдой. Пока Старк был погружен в  мрачный  и  ужасный  мир
Алексиса Мэшина, он начал исцеляться.
     Язвы исчезли. Разрушенная и расползавшаяся кожа снова почти срослась;
края этой новой кожи в нескольких местах полностью затянули раны и щели, в
других - почти сошлись  друг  с  другом  в  стремлении  сомкнуться.  Вновь
появились брови. Капли гноя, которые прекратили рубашку Старка в  какую-то
клейкую желтую тряпку, подсыхали.
     Тад поднял левую руку и пощупал появившуюся у  него  на  левом  виске
язву. Он задержал ладонь перед глазами и посмотрел  на  пальцы.  Они  были
влажные. Тогда он потрогал лоб. Кожа была ровной.  Маленький  белый  шрам,
память об операции, которую претерпел Тад Бомонт,  начав  реально  жить  в
литературе, теперь исчез.
     Один конец качелей поднялся, другой должен опуститься. Еще один закон
природы, мальчик. Просто еще один закон.
     Уже стемнело снаружи? Тад предположил, что да, должно быт так - темно
ли почти темно. Он взглянул на свои наручные  часы,  но  от  них  не  было
проку. Они остановились без четверти пять. Время не играло особой роли. Он
должен будет это сделать очень скоро.
     Старк  вынул  сигарету  и  положил  ее  в  пепельницу.  -  Ты  хочешь
продолжить или сделаем перерыв?
     - Почему ты не хочешь продолжать?  -  ответил  Тад.  -  Я  думаю,  ты
сможешь.
     - Да, - ответил  Старк.  Он  не  смотрел  на  Тада.  Его  глаза  были
устремлены только на слова, слова, слова. Он запустил руку в свои  светлые
волосы, которые снова отросли на его голове. - Я тоже  думаю,  что  смогу.
Даже знаю, что смогу.
     Он начал снова писать. Он только коротко взглянул  вверх,  когда  Тад
вылез  из  своего  складного  стула.  И  пошел  к  настенной  точилке  для
карандашей, после чего снова  уткнулся  в  работу.  Тад  заточил  один  из
карандашей "Бэрол" сделав его почти столь же острым, как бритва.  И,  пока
он возвращался, он также вынул из  кармана  птичий  манок,  полученный  от
Роули. Тад зажал его в руке и снова сел, глядя в блокнот перед собой.
     Время настало. Он знал это столь же хорошо и четко, как и то, во  что
превратилось его собственное лицо, ощупай он его рукой. Вопрос был лишь  в
том, хватит ли у него на эту попытку силы воли.
     Часть Тада не хотела этого; часть его все еще была  увлечена  книгой.
Но он сам был удивлен, выяснив, что  это  чувство  было  далеко  не  столь
сильным, как ранее, когда Лиз и Алан покидали кабинет,  и  он  предполагал
даже, почему. Произошло отделение. Своего рода непристойное рождение.  Это
не была больше его книга. Алексис Мэшин находился рядом с  тем  человеком,
который жаждал писать эту рукопись с самого начала.
     Все еще крепко держа птичий манок в  левой  руке,  Тад  нагнулся  над
своим блокнотом.
     "Я посредник", - написал он.
     Наверху прекратилось безостановочное перетоптывание птиц.
     "Я знаю", - написал он.
     Весь птичий мир, казалось, прислушивался.
     "Я хозяин".
     Тад остановился и взглянул на спящих детей.
     "Еще четыре слова, - подумал он. - Всего четыре".
     И Тад обнаружил, что жаждет их написать так, как еще никогда в  жизни
не хотел писать что-либо.
     Он хотел писать повести и романы... но куда больше этого, больше, чем
он хотел вернуть те внутренние образы, которые иногда рисовал и  показывал
ему третий глаз, он хотел быть свободным.
     Еще четыре слова.
     Он поднял левую руку ко рту и вставил манок между губ, словно сигару.
     Не смотри сейчас вверх, Джордж. Не смотри, не уходи из мира,  который
ты создаешь. Не сейчас. Прошу,  дорогой  Господи,  не  дай  ему  взглянуть
сейчас на мир реальных вещей и событий.
     На разлинованном  листе  в  блокноте  перед  ним  Тад  написал  слово
"ПСИХОПОМПЫ" жирными прописными буквами. Он окружил его. Он нарисовал  под
кружком стрелку вниз, а под стрелкой написал "ВОРОБЬИ ЛЕТАЮТ СНОВА".
     Снаружи начал дуть ветер - только это не был ветер; это было движение
миллионов крыльев. И оно же было внутри головы  Тада.  Вдруг  третий  глаз
открылся в его сознании, открылся шире, чем когда-либо ранее, и Тад увидел
Бергенфилд, штат Нью Джерси - пустые дома, пустые улицы, светлое  весеннее
небо. Он увидел воробьев повсюду, больше даже, чем видел их раньше. Мир, в
котором он вырос, вдруг превратился в гигантский птичник.
     Только это был не Бергенфилд.
     Это было Эндсвилл.
     Старк  прекратил  писать.  Его  глаза   расширились   от   внезапной,
запоздалой тревоги.
     Тад  вдохнул  побольше  воздуха  и  дунул  в  манок.  Подарок   Роулн
Делессепса издал странную, пронзительную ноту.
     - Тад? Что ты делаешь? Что ты делаешь?
     Старк  кинулся  за  манком.  Прежде  чем  он  сумел  коснуться   его,
послышался резкий удар и манок треснул во рту Тада, порезав ему губы. Звук
разбудил близнецов. Уэнди начала плакать.
     Снаружи шелест крыльев воробьев превращался в грохот.
     Они летали.

                                    3

     Лиз кинулась к лестнице, услышав плач  Уэнди.  Алан  стоял  на  месте
какой-то миг, потрясенный тем, что увидел снаружи  дома.  Земля,  деревья,
озеро, небо - все было словно стерты. Воробьи как бы поднимали  гигантский
занавес, затемнивший окно сверху донизу.
     Когда первые маленькие тела обрушились на закаленное стекло,  паралич
Алана исчез.
     - Лиз! - закричал он. - Лиз, ложишь!
     Но она не собиралась этого делать, ее ребенок плакал  -  и  это  было
все, о чем она могла думать.
     Алан рванулся через комнату к  ней,  показав  ту  поистине  небывалую
скорость, которая была и для него секретом, и повалил ее на под, как раз в
тот момент, когда вся стеклянная стена рухнула внутрь гостиной  под  весом
двадцати тысяч воробьев. Еще двадцать тысяч последовали за ними,  а  вслед
еще двадцать и еще двадцать тысяч. В какое-то мгновение вся  гостиная  уже
была заполнена ими. Они были повсюду. Алан закрыл собой Лиз и затолкал  ее
под софу. Весь мир состоял из пронзительного  чириканья  воробьев.  Теперь
они могли слышать, как разбиваются и другие стекла в окнах, все окна.  Дом
содрогнулся от ударов тысяч и тысяч птиц-самоубийц. Алан выглянул наружу и
увидел,  что  во  всем  мире  вокруг  царствует  только   коричнево-черная
движущаяся масса.
     Детекторы пожарной сигнализации начали выходить из строя, когда птицы
стали  врезаться  в  них.  Еще  где-то  прозвучал  чудовищный   взрыв   от
разбиваемого телеэкрана. Везде раздавался треск и звон от падающих со стен
картин и разбиваемой посуды.
     И все еще можно было слышать детский плач и вопли Лиз.
     - Дай мне дорогу! Мои дети! Дай мне дорогу! Я ДОЛЖНА  ПРОЙТИ  К  МОИМ
ДЕТЯМ!
     Она высунулась наполовину из-под софы, и вся открывшаяся птицам часть
тела Лиз была тут же ими оседлана.  Воробьи  запутались  в  ее  волосах  и
безумно размахивали крыльями. Она яростно отбивалась от  них.  Алан  снова
схватил ее н затолкал обратно. Через потемневший от тучи  воробьев  воздух
гостиной ему все же удалось увидеть, что черная орда воробьев летит  вверх
к кабинету Тада.

                                    4

     Старк дотянулся до Тада, когда первые птицы начали биться в  потайную
дверь. За стеной  Тад  мог  слышать  дикие  звуки  разбиваемого  стекла  и
керамики,  грохот  падающих  металлических  и  деревянных  предметов.  Оба
ребенка  сейчас  громко  плакали.  Их  крики  усиливались  параллельно   с
усиливавшимся грохотом от неистовства воробьев, и оба эти шума раздавались
с какой-то дьявольской гармонией.
     - Останови это, Тад! - выкрикнул Старк. -  Останови  это!  Какого  бы
дьявола ты это не затеял, только останови!
     Он потянулся к револьверу, а Тад воткнул свой острый карандаш прямо в
глотку Старка.
     Кровь брызнула оттуда фонтаном. Старк повернулся к Таду, с  разинутым
ртом, разрываемым карандашом. Он колыхался  вверх  и  вниз,  словно  Старк
пытался проглотить этот карандаш. Наконец  Старк  схватил  его  и  вытащил
наружу.
     - Что ты делаешь? - прокаркал он. - Что это?
     На этот раз он уже слышал птиц, не понимал их, но слышал.  Его  глаза
уставились на запертую дверь, и Тад заметил выражение настоящего  ужаса  в
них впервые за все это время.
     - Я пишу конец, Джордж, - сказал Тад тихим голосом, которого не могли
услышать внизу ни Лиз, ни Алан. - Я пишу конец в реальном мире.
     - Отлично, - сказал Старк. - Тогда давай напишем его для всех нас.
     Он обернулся к близнецам с окровавленным карандашом в  одной  руке  и
45-калибровым револьвером в другой.

                                    5

     На конце софы лежало сложенное афганское покрывало. Алан  протянул  к
нему руку, и тут же почувствовал дюжину горячих уколов от клювов на ней.
     - Проклятие! - воскликнул он и спрятал руку назад.
     Лиз все еще пыталась выбраться из-под софы. Ужасающий свистящий  звук
ныне, казалось, заполнил всю вселенную, и Алан  уже  е  мог  слышать  плач
детей,  но  Лиз  Бомонт  по-прежнему  его  слышала.   Она   извивалась   н
отталкивалась. Алан схватил левой  рукой  ее  за  воротник  и  ощутил  как
разрывается ткань.
     - Подожди минуту! - рявкнул он на нее, но это было бесполезно. Он  не
мог сказать ей ничего, что остановило бы ее, когда ее малыши кричали. Элли
была бы такой же. Алан снова протянул вверх  правую  руку  и,  не  обращая
внимания на сильную  боль  от  клюющих  ее  птиц,  стащил  покрывало.  оно
раскрылось пока падало с софы. Из  спальни  для  взрослых  раздался  дикий
грохот падающей мебели - видимо, шкафа. Алан своим  обезумевшим  рассудком
все же попытался представить себе, сколько воробьев оказалось погребенными
под мебелью, но не сумел.
     "Сколько  воробьев  может  забиться  в  электролампочку?  -   безумно
спрашивало его сознание. - Три, чтобы уместиться в лампе, и три миллиарда,
чтобы перевернуть дом!"
     Он разразился  бессмысленным  смехом,  а  затем  большая  подвешенная
люстра в центре гостиной взорвалась словно бомба. Приподнявшая было голову
Лиз вскрикнула и на какой-то момент снова  упала  на  пол,  и  Алан  успел
накинуть покрывало ей на голову. Он тоже накрылся им. Однако они  были  не
одни даже под покрывалом; полдюжины воробьев уже успели  туда  проникнуть.
Алан  ощутил  яростные  взмахи  крыльев  у  своей  щеки   и   почувствовал
болезненный клевок в левый висок. Он завернулся в покрывало и сделал в нем
поворот. Воробей, придавленный его плечом, свалился на пол. Он схватил Лиз
и закричал ей в ухо. - Мы сейчас пойдем! Пойдем, Лиз! Под этим щитом. Если
ты попытаешься бежать, я тебя нокаутирую! Кивни головой,  если  ты  поняла
меня!
     Она попыталась оттолкнуть его. Покрывало затрещало. Воробьи  садились
на него, чуть-чуть  балансировали  словно  на  трамплине,  а  затем  снова
взлетали. Алан повернул ее спиной к себе и постучал по ее плечу.  Постучал
сильно.
     - Кивни, если поняла, черт тебя побери!
     Он почувствовал ее волосы на щеке, когда она  кивнула.  Они  выползли
из-под софы. Алан  крепко  держал  ее  за  плечи,  боясь,  что  она  может
сорваться стрелой. И очень медленно они  начали  пробираться  через  кишмя
кишащую воробьями комнату, через облака птиц, сводящих с ума своим  писком
и криком. Они выглядели со стороны как забавное карикатурное  животное  на
сельской ярмарке - танцующий осел, в голове  которого  шагает  Майк,  а  в
хвосте - Айк.
     Гостиная в доме Бомонтов была обширной с высоким сводчатым  потолком,
но сейчас в ней, казалось, не осталось места для  воздуха.  Они  двигались
сквозь удушливую атмосферу роящегося скопища птиц.
     Мебель трескалась. Птицы бились о  стены,  потолки  и  приборы.  Весь
окружающий мир был наполнен птичьей вонью и странным перестукиванием.
     Наконец они достигли лестницы и начали медленно ползти по ней  вверх,
закрывшись покрывалом, которое уже все обросло перьями  и  пометом.  Когда
они стали подниматься, наверху в кабинете прозвучал револьверный выстрел.
     Теперь и Алан смог снова услышать близнецов. Они вопили.

                                    6

     Тад нащупал поверхность стола, когда Старк  нацелился  револьвером  в
Уильяма и наткнулся на пресс-папье,  которым  совсем  недавно  развлекался
Старк. Это был увесистый образчик черно-серого сланца,  отполированный  на
рабочей стороне. Тад мгновенно ударил им в запястье Старка  до  того,  как
светловолосый убийца спустил курок. Пресс-папье разбило кость и  отклонило
дуло книзу. Выстрел был оглушающим в небольшой комнате. Пуля вошла в пол в
дюйме левой от ноги Уильяма, засыпав щепками его ноги в  голубом  спальном
костюме. Дети начали вопить и, пока Тад приближался к Старку,  он  увидел,
как близнецы обхватили друг друга руками, словно инстинктивно защищая друг
друга.
     "Гензель и Гретель" - подумал Тад, а затем Старк воткнул в его  плечо
карандаш.
     Тад  взвыл  от  боли  и  оттолкнул  Старка.  Старк  перелетел   через
поставленную в углу машинку и упал на спину у стены. Он пытался переложить
револьвер в правую руку... и уронил его.
     Теперь шум птиц за дверью становился все более громким... а сама  она
стала медленно открываться внутрь на своем  шарнире.  Воробей  с  разбитым
крылом влетел и упал, дергаясь, на пол кабинета.
     Старк почувствовал ее в заднем кармане...  и  вытащил  свою  складную
бритву. Он открыл лезвие зубами. Его глаза сверкали безумным  блеском  над
сталью.
     - Ты ее хочешь, старина? - спросил он, и Тад увидел, что на его  лицо
снова  вернулась  та  же  ужасающая  маска,  появившаяся  сразу,   подобно
выгруженной груде кирпичей. - Ты действительно хочешь?  О'кей.  Ты  сейчас
это получишь.

                                    7

     На полпути вверх и Лиз и Алан остановились.  Они  уткнулись  в  живую
стенку из трепещущих в воздухе  птиц  и  просто  не  могли  ничего  с  ней
поделать. Воздух был забит воробьями. Лиз закричала от ужаса и ярости.
     Птицы не обращали на них внимания, не нападали  на  них,  они  просто
мешали людям. Воробьи со всего  мира,  казалось,  собрались  сюда,  в  дом
Бомонтов в Кастл Роке.
     - Вниз! - Алан прокричал команду ей в ухо. - Может быть, нам  удастся
проползти под ними!
     Они опустились на колени. Сперва  им  удалось  чуточку  продвинуться,
хотя это было не самое приятное занятие, поскольку ползти  приходилось  по
живому ковру из воробьев толщиной не менее восемнадцати дюймов.  Но  затем
они опять натолкнулись на ту же живую стенку. Глядя вниз,  под  покрывало,
Он мог видеть сплошную массу из живых и мертвых воробьев. Воробьи внизу на
ступеньках были раздавлены. Поверх этого слоя находились слои других,  еще
пока живых, но тоже обреченных на смерть птиц. Еще выше - примерно в  трех
футах  от  ступенек  лестницы  -  воробьи  летали  в  своего   рода   зоне
самоубийств, сотрясаясь  и  падая,  некоторые  снова  взлетали  вверх,  но
большинство птиц оставалось внизу, раздавленные  своими  же  собратьями  с
переломанными ножками и крыльями. Воробьи, как вспомнил  шериф,  не  могут
парить в воздухе.
     Откуда-то сверху, по другую сторону этого  живого  барьера,  раздался
мужской вопль.
     Лиз в ужасе посмотрела на Алана, прижалась к нему плотнее. -  Что  мы
можем сделать? - прокричала она. - Что мы можем сделать, Алан?
     Он не ответил. Потому что отвечать было нечего. Они ничего  не  могли
сделать.

                                    8

     Старк двинулся к Таду с  бритвой  в  правой  руке.  Тад  попятился  к
медленно открывающейся двери в его кабинет, не сводя  глаз  с  лезвия.  Он
схватил еще один карандаш со стола.
     - Это вряд ли тебе принесет пользу, старина, -  сказал  Старк.  -  Не
сейчас.
     Затем его глаза обратились к  двери.  Она  уже  открылась  достаточно
широко, и воробьи устремились в щель сплошной рекой... и  они  неслись  на
Джорджа Старка.
     В одно мгновенье на его лице появилось выражение ужаса и понимания.
     - Нет! - завопил  Старк,  и  начал  полосовать  их  бритвой  Алексиса
Мэшина. - Нет, я не хочу! Я не хочу возвращаться! Ты не  можешь  заставить
меня!
     Он разрезал одного воробья точно пополам и в воздухе пронеслись  вниз
два трепещущих крыла. Старк яростно размахивал бритвой  направо  и  налево
вокруг себя. И Тад внезапно все понял
     (Я не хочу возвращаться)
     что здесь происходило.
     Психопомпы, конечно, пришли, чтобы послужить  эскортом  для  проводов
Джорджа Старка в Эндсвилл, назад в страну мертвых.
     Тад отшвырнул карандаш и кинулся к детям. Весь кабинет  был  заполнен
воробьями. Дверь теперь была почти полностью открыта, река превратилась  в
поток.
     Воробьи садились на широкие плечи Старка. Они садились на  его  руки,
голову. Они ударялись об его грудь, сперва дюжинами, а затем  сотнями.  Он
извивался в облаках  падающих  перьев  и  непрерывно  размахивал  бритвой,
пытаясь не отдать то, что уже получил.
     Они покрыли лезвие бритвы, ее дьявольски блестящая  поверхность  была
утоплена в перьях, оставленных  погибшими  под  ее  ударами  птицами.  Тад
посмотрел на своих малышей. Они прекратили хныкать. Они смотрели вверх  на
кипящий  и  непрерывно  содрогающийся  воздух  с   одинаковым   выражением
удивления и удовольствия. Их руки были подняты, словно они  проверяли,  не
идет ли дождь. Их крохотные пальчики были раздвинуты. Воробьи  садились  а
них, но не клевали.
     Зато они клевали Старка.
     Кровь струилась по его лицу в сотне мест.
     Один из его глаз был уже выклеван. Воробей сел на шею Старку и  начал
долбить рану на его горле, нанесенную карандашом Тада. Птица успела трижды
клюнуть и очень быстро - "ра-ра-ра" - как очередь из пуле