мо, неделя только началась,  и  я  только  вчера  поменяла
простыни.
   Но после того, как Бобби приняла душ,  натянула  чистые  хлопчатобумажные
трусики и наладила все по хозяйству, она просмотрела простыни и не нашла  на
них никаких пятен. Месячные еще не начались, и все же ей хотелось  подождать
с этим немного, хотя бы пока она не проснется как следует. Да и поводов  для
тревоги  не   существовало;   менструация   не   отличалась   регулярностью,
периодически то задерживаясь, то приходя раньше срока; может, от еды, может,
причиной тому переживания, или ее внутренние часы,  встроенные  в  организм,
давали сбои. Бобби не хотелось  стареть  раньше  времени,  но  иной  раз  ей
казалось, что, когда все неудобства менструального цикла будут  уже  позади,
она испытает ни с чем не сравнимое облегчение.
   Остатки ночного кошмара улетучились,  и  Бобби  Андерсон  отправилась  на
кухню готовить себе очень запоздавший завтрак.

Глава 2

АНДЕРСОН КОПАЕТ

1

   Дождь шел непрерывно в течение трех дней. Андерсон без устали шаталась по
дому,  съездила  с  Питером  в  Огасту  за   покупками,   которые   были   в
действительности ей не нужны, пила пиво и, совершая мелкий ремонт  по  дому,
слушала старые мелодии "Бич Бойз". Беда была в том, что она не могла сделать
все то, что было действительно необходимо. На третий день Роберта уже ходила
кругами вокруг пишущей машинки, подумывая о том, не начать ли  новую  книгу.
Она уже знала, о чем будет та: о молоденькой школьной учительнице и охотнике
на бизонов, застигнутых войной в штате Канзас  в  начале  1850-х  -  в  этот
период каждый житель центральных районов  страны  вольно  или  невольно  был
вовлечен в военные события. Это будет неплохая книга,  думала  Андерсон,  но
полагала, что та еще немного не  дозрела  (в  мыслях  она  с  издевательской
интонацией произносила голосом Орсона Уэллса:
   - Раньше времени мы не напишем ни строчки!  Стремление  что-то  совершить
вгрызалось в нее и мучило, да и все  признаки  были  налицо:  нетерпение  по
отношению к книгам, музыке, к самой себе. Стремление уплыть..,  чтобы  потом
глядеть на машинку с желанием оказаться в той сказке.
   Питеру также не сиделось на месте, он то скребся под дверью на улицу,  то
через пять минут просился обратно, слоняясь по дому, то ложась, то вскакивая
с места.
   Пониженное давление, - думала Андерсон. Все из-за него. Нам не сидится на
месте и мы всем раздражены.
   А потом ее чертовы месячные.  Обычно  они  были  очень  обильны  и  резко
прекращались. Как будто  закрывали  кран.  А  сейчас  она  просто  понемногу
подтекала. Капаю, как протекающий кран, ха-ха, подумала Бобби без смеха. Она
очнулась в сумерках на второй день проливного дождя за пишущей  машинкой,  в
которую был заправлен чистый лист бумаги. Она принялась печатать,  и  из-под
клавиш выходили серии Х и О, как в крестиках-ноликах, а затем что-то похожее
на математическое уравнение.., что было очень неумно, поскольку ее последние
опыты в этой области закончились в колледже изучением  алгебры.  Сейчас  для
нее с помощью Х забивали неверно напечатанную букву, только и всего. Роберта
выдернула этот лист из машинки и отшвырнула в сторону.
   Днем  третьего  дождливого  дня  она  позвонила  на  кафедру   английской
литературы в университет. Джим уже 8  лет  не  преподавал,  но  там  у  него
остались друзья, с которыми  он  поддерживал  отношения.  Мюриэл  с  кафедры
обычно всегда была в курсе, где тот в настоящий момент.
   Так и на этот раз. Она рассказала Андерсон, что Джим  Гарденер,  сегодня,
24 июня, уехал на чтения в Фолл Ривер, затем будет два выступления в Бостоне
и затем - в Провиденсе и Нью-Хэвене, в  том  краю,  что  составляет  кусочек
поэтического кольца Новой Англии. Это, должно быть,  из  Патриции  Маккардл,
подумала, легонько улыбаясь, Андерсон.
   - А вернется он.., когда? Четвертого июля?
   - Бобби, я не знаю, когда он вернется, - ответила Мюриэл. - Ты же  знаешь
Джима. Его последнее чтение 30 июня. Это все, что я твердо могу сказать.
   Андерсон поблагодарила  ее  и  повесила  трубку.  Задумчиво  уставясь  на
телефон, вызвала в памяти образ Мюриэл - совсем иной тип ирландской  девушки
(у  той  были  ожидаемые  рыжие  волосы),  достигшей  пика  своей   красоты:
круглолицая, зеленоглазая, полногрудая. Переспала ли она с Джимом? Вероятно.
Андерсон почувствовала укол ревности - но не очень сильный укол. Мюриэл была
своей девчонкой. Даже простая беседа с  ней  приносила  Бобби  успокоение  -
разговор с человеком, который знал ей цену, который относился к ней,  как  к
личности, а не как к соседу по очереди в скобяной лавке или просто  партнеру
по ничего не значащей переписке. Андерсон была замкнута  по  натуре,  но  не
монашка.., и подчас простое человеческое общение как-то согревало  ее  душу,
как раз тогда, когда она даже и не подозревала, как это ей нужно.
   И она полагала, что теперь, после разговора с  Мюриэл,  она  разобралась,
почему ей хочется поговорить с Джимом. Та вещь из леса прочно засела у нее в
голове, и мысль, что это тайное захоронение, переросла в уверенность. У  нее
чесались руки не писать, а копать.  И  делать  в  одиночестве  ей  этого  не
хотелось.
   - Похоже на  то,  что  придется,  -  обратилась  она  к  Питеру,  сидя  в
кресле-качалке - обычном месте чтения - у восточного  окна.  Пес  пристально
поглядел на нее, как  будто  говоря:  Все,  что  угодно,  малышка.  Андерсон
наклонилась вперед, глядя на  пса,  глядя  на  этот  раз  по-настоящему.  На
секунду ей показалось, что с Питером что-то  произошло..,  что-то  настолько
заметное, что она непременно увидела бы это.
   Если и так, то ей это не удалось.
   Бобби откинулась на спинку кресла и открыла книгу - тезисы ее педагога из
университета Небраски, самым потрясающим в которых было  заглавие  Локальная
война и гражданская война. Она вспомнила, как пару ночей  назад  подумала  о
себе, как ее сестра Энн:  Бобби,  ты  становишься  такой  же  тронутой,  как
дядюшка Фрэнки. Ну.., быть может. Вскоре она погрузилась в изучение тезисов,
изредка делая пометки в лежащем рядом блокноте. А на улице все  так  же  шел
дождь.

2

   Утро следующего дня было чистым, ясным и безупречным: летний день,  каким
его изображают на  открытках,  с  легким  ветерком,  заставляющим  насекомых
держаться на расстоянии. Андерсон бесцельно слонялась вокруг дома до  десяти
часов, ощущая все нарастающее давление, какое оказывало на нее  подсознание,
побуждая бросить все и идти в лес откапывать ту вещь. Она  чувствовала,  что
пытается сопротивляться этому побуждению (опять Орсон Уэллс: Мы не  откопаем
ничего, прежде.., заткнись, Орсон). Дни, когда Бобби слепо следовала первому
побуждению и жила по принципу "если тебе  это  нравится,  сделай  это",  уже
прошли. С ней он никогда не срабатывал так, как нужно - и правда, почти  все
неприятности, какие пришлось ей пережить, начинались с действия под влиянием
мгновенного  импульса.  Она  не  клеймила  позором  тех,  кто  придерживался
подобной жизненной философии; быть может, их интуиция  работала  лучше,  чем
ее.
   Бобби плотно позавтракала, добавила в еду Питера взбитое яйцо (Питер ел с
большим аппетитом, чем обычно,  и  Андерсон  связывала  это  с  прекращением
дождей) и потом пошла в душ.
   Если она перестала течь, все будет прекрасно. Забудем об этом;  хотя  это
произойдет раньше времени. Ведь верно, Орсон? Мать твою так.
   Андерсон вышла на улицу, нахлобучила старую соломенную ковбойскую шляпу и
следующий час провела в саду. Там все выглядело гораздо лучше, чем могло бы,
принимая во внимание дождь. Грушевые  деревца  подросли,  и  посевы  неплохо
встали на дыбы, как сказал бы дядюшка Фрэнк.
   К одиннадцати она освободилась. Пошло оно все к черту. Бобби обогнула дом
и зашла в сарай, достала лопату, заступ, помедлила и  взяла  лом.  Вышла  из
сарая, затем вернулась обратно и прихватила отвертку  и  раздвижной  гаечный
ключ из ящика с инструментами.
   Питер отправился, как обычно, за ней, но в этот раз Андерсон скомандовала
"Нет,  Питер",  и  указала  пальцем  на  дом.  Питер  остановился,   выглядя
смертельно обиженным. Он заскулил и сделал робкий шаг в ее сторону.
   - Нет, Питер.
   Питер сдался и поплелся назад с поникшей головой и разочарованно повисшим
хвостом. Андерсон было неприятно видеть, что он  уходит  таким  образом,  но
недавняя реакция собаки на металлическую пластину  была  крайне  неприятной.
Она на секунду задержалась на тропинке, ведущей на лесную дорогу, с  лопатой
в одной руке, заступом и ломом в другой,  глядя,  как  Питер  взбирается  на
заднее крыльцо, открывает носом дверь и заходит внутрь.
   Она подумала - что-то с ним произошло.., но что? Бобби не  знала.  Но  на
мгновение ее сон подсознательно всплыл  перед  глазами  -  стрела  ядовитого
зеленого света.., и зубы, один за другим безболезненно выпадающие из десен.
   Затем он отступил, и Андерсон направилась к тому месту, где лежал в земле
тот странный предмет, прислушиваясь к бесконечному ри-ри-ри сверчков на поле
позади нее, с которого вскоре соберут первый урожай.

3

   Именно Питер вывел ее из состояния прострации, в  котором  та  копала,  и
Андерсон поняла, что она была на грани двух чертовски неприятных  состояний:
голода и истощения.
   Питер выл.
   Озноб пробежал по спине и рукам  от  этого  звука.  Она  уронила  лопату,
которую держала,  и  отпрянула  от  предмета  в  земле  -  это  не  была  ни
металлическая пластина, ни ящик,  ни  что-то,  что  она  смогла  бы  узнать.
Единственное, в чем она была уверена, так это  то,  что  впала  в  странное,
бездумное состояние, которое ей самой совсем  не  нравилось.  За  это  время
Бобби пережила больше чем просто потерю ощущения времени;  она  чувствовала,
что потеряла ощущение самой себя. Как будто кто-то залез ей  в  голову,  как
рабочий залезает в экскаватор, вытеснил ее прочь и стал поворачивать  нужные
ему рычаги.
   Питер выл, подняв морду к небу, - звук был протяжным, скорбным и горьким.
   Перестань, Питер! - завизжала Андерсон, и, слава  Богу,  Питер  перестал.
Еще немного, и она сорвалась бы и побежала.
   Вместо  этого  Бобби  попыталась  овладеть  своими  чувствами  и   весьма
преуспела в этом. Она отступила на шаг  и  вдруг  вскрикнула,  когда  что-то
слегка задело ее за спину. В ответ на ее крик Питер издал еще один  короткий
лай и опять умолк.
   Андерсон  пыталась  догадаться,  что  же  дотронулось  до  нее,  может..,
впрочем, она не  знала,  что  подумать,  но  уже  перед  тем,  как  руки  ее
сомкнулись на этом предмете, она вспомнила: однажды она  прервала  работу  и
повесила на куст свою блузку; это была она.
   Бобби надела ее и с первого раза не правильно  застегнула  пуговицы,  так
что одна половинка  свешивалась  ниже  другой.  Застегивая  ее  заново,  она
посмотрела на свои раскопки - сейчас этот термин как нельзя более подходил к
тому, что она делала. Ее воспоминания  о  том,  как  она  провела  последние
четыре с половиной часа, ковыряясь здесь, равно и когда она повесила  блузку
на куст, были туманны и прерывисты. Это не были воспоминания.  Это  были  их
обрывки.
   Но  сейчас,  взглянув  на  результаты  своего  труда,  она  почувствовала
благоговейный трепет и страх.., и все возрастающее восхищение.
   Чем бы это ни было, оно было огромным. Не просто большим, но огромным.
   Лопата, заступ и лом лежали на расстоянии друг от друга вдоль  15-футовой
канавы, прорытой в лесной  земле.  На  равных  интервалах  были  расположены
аккуратные кучки земли и нагромождения камней, вывернутых из земли.  Начиная
от этой канавы  глубиной  4  фута  и  с  того  самого  места,  где  Андерсон
споткнулась о 3 дюйма выступающего из земли серого металла, был  виден  край
какого-то  невообразимо  большого   предмета.   Серый   металл...   Какой-то
предмет...
   Вы вправе ожидать чего-то  большего,  необычного  от  писателя,  чем  это
описание, - думала Роберта, отирая испарину со лба, но с этой минуты она  не
была уверена, что металл  является  сталью.  Теперь  ей  казалось,  что  это
какой-то более редкий сплав - бериллий либо магний, - но, отставив вопрос  о
химическом составе, она не имела представления, что же это такое.
   Она стала расстегивать джинсы, чтобы заправить  блузку,  и  остановилась:
брюки насквозь пропитались кровью.
   Боже. Господи Боже. Это же не месячные. Это же Ниагарский водопад.
   Она вдруг испугалась, испугалась не на шутку, и тут же приказала себе  не
быть идиоткой. Она вошла в состояние забытья и  выкопала  такую  яму,  какой
гордились бы 4 здоровых мужика.., она, слабая женщина, по силе 1/25 или 1/30
от них. Вполне естественно, месячные стали сильнее. Все  было  в  порядке  -
слава Богу, что ее не скрутили такие же сильные, как излияния, боли.
   О, какие мы сегодня романтичные, Бобби, - подумала она и  коротко  жестко
рассмеялась.
   Все, что ей было нужно сейчас, - это хорошенько  отмыться:  душ  и  смена
белья как раз  будут  кстати.  Осталась  лишь  одна  небольшая  проблемка  в
неоднозначном, озадачивающем мире, ведь так? Так. И никаких больших проблем.
   Она снова застегнула штаны, не заправляя блузку -  зачем  пачкать  и  ее,
хотя, видит Бог, она была и не от Диора.  Ощущение  липкой  влажности  внизу
живота при движении заставляло ее морщиться. Боже мой,  до  чего  необходимо
помыться. Как можно быстрее.
   Ни вместо того, чтобы подняться по склону до  тропинки,  она  направилась
обратно к предмету в земле, притягиваемая им. Питер опять взвыл,  и  мурашки
пробежали опять. Питер, заткнись ради всего святого! Раньше она  никогда  не
кричала на  пса  -  не  кричала  по-настоящему,  -  но  проклятая  собачонка
подталкивала ее к восприятию себя как  объекта  для  исследования.  Условный
рефлекс - гусиная кожа на собачий вой вместо выделения слюны на  звонок,  но
принцип один.
   Стоя у своей находки, она забыла о Питере и в изумлении разглядывала  ее.
Через некоторое время Бобби протянула руку  и  дотронулась  до  предмета.  И
опять почувствовала эту волнующую вибрацию - она прошла  через  ее  руки,  а
затем исчезла. В это мгновение  ей  показалось,  что  она  дотрагивается  до
корпуса какой-то очень мощной машины. Металл был таким гладким, что  казался
намазанным жиром, и складывалось впечатление, что его следы должны  остаться
на руках.
   Женщина сжала кулак и легонько ударила суставами пальцев по предмету.  Он
отозвался неясным глухим звуком,  похожим  на  звук,  издаваемый  при  ударе
кулаком по толстому обрубку красного дерева. Немного помедлив,  она  достала
из кармана отвертку и виновато, как вандал, провела острием по металлической
поверхности. Металл даже не поцарапался.
   Андерсон заметила еще кое-что, но это могло оказаться оптическим обманом.
Во-первых, металл, казалось, утолщался сверху к тем краям,  которые  уходили
под  землю.  Во-вторых,   верхняя   обнажившаяся   часть   казалась   слегка
закругленной. И обе эти вещи - если они были  верны  -  побуждали  к  мысли,
одновременно удивительной, нелепой, ужасающей, невероятной.., в то же  время
обладающей конкретной сумасшедшей логикой.
   Она пробежала пальцами по гладкой поверхности металла и отступила. Какого
дьявола она оглаживает эту забытую богом вещь, в то  время  как  из  нее  по
ногам хлещет кровь? Но нелады с месячными станут волновать  ее  в  последнюю
очередь, если то, о чем она начала догадываться, окажется правдой.
   Лучше позови кого-нибудь. Бобби. Прямо сейчас.
   Я позову Джима. Когда он вернется.
   Точно.  Позови  поэта.  Великолепно.  Тогда  можешь  обратиться  и  к  ее
святейшеству Луне. А, может, и к Эдварду Горею и Гэхену Уилсону,  чтобы  они
запечатлели все на холсте. И пригласи парочку-другую поп-групп, и мы устроим
здесь настоящий долбанный Вудсток-1988. Уймись, Бобби. Вызови полицию.
   Нет. Сначала я хочу поговорить с Джимом. Хочу увидеть его. Рассказать ему
обо всем. А пока я еще немного покопаю здесь.
   Это может оказаться опасным.
   Да. Не только может, но является опасным -  разве  она  не  почувствовала
это? Разве Питер не почувствовал это? Было кое-что еще. Спускаясь по  склону
от тропинки сегодня утром, она буквально наступила на дохлого  бурундука.  И
хотя запах, который ударил ей в нос, свидетельствовал, что зверек  мертв  по
крайней мере уже два дня, мухи вокруг него не вились. Не было вообще никаких
мух, и Андерсон просто не могла припомнить подобное. Она  не  нашла  никаких
указаний на то, что убило зверька, но предполагать,  что  та  вещь  в  земле
имела к этому  какое-то  отношение,  было  совсем  дурацкой  идеей.  Зверек,
вероятно, попробовал отравленной приманки на фермерских угодьях и вернулся в
лес умирать.
   Иди домой. Поменяй белье. Ты вся в крови и плохо пахнешь.
   Она отступила от той вещи в земле, повернулась  и  стала  карабкаться  по
склону обратно на тропинку, где Питер неуклюже  прыгнул  на  нее  и  стал  с
готовностью, граничащей с патетикой, вылизывать ей руки. Еще  год  назад  он
обязательно ткнулся бы носом ей  между  ног,  привлеченный  запахом.  Но  не
сейчас. Сейчас он был способен лишь дрожать.
   - Ты сам виноват, - сказала Андерсон, - я велела тебе остаться дома. -  И
все же она была рада, что Питер прибежал. Если бы не он, Андерсон продолжала
бы копать и до ночи.., а мысль, что пришлось бы остаться в сумерках рядом  с
этой громадиной.., ей не нравилась. С тропинки она оглянулась. Высота давала
ей более полное представление о  предмете.  Он  под  углом  выступал  из-под
земли. И первое впечатление о  том,  что  его  верхняя  часть  закруглялась,
подтвердилось.
   Тарелка, ведь я  сразу  же  догадалась,  как  только  копнула  около  нее
пальцем. Стальная, не та, из которой едят, но  вполне  возможно,  что  когда
только небольшая часть ее  выступала  из  земли,  я  сразу  же  подумала  об
обеденной тарелке. Или о летающем объекте.
   Неопознанном летающем долбанном объекте.

4

   Вернувшись домой, она приняла душ  и  переоделась,  использовав  один  из
гигиенических тампонов, хотя поток, извергающийся из нее, казалось, пошел на
убыль. Затем она соорудила себе плотный ужин  из  консервированных  бобов  с
сосисками. Но почувствовала себя  настолько  уставшей,  что,  немного  поев,
опустила тарелку Питеру на  пол  и  села  в  кресло-качалку  у  окна.  Книга
тезисов,  которую  она  читала,  все  еще  лежала  на  полу  позади  кресла,
заложенная оторванным кусочком спичечного коробка. Рядом лежал блокнот.  Она
подняла его, нашла чистую страницу и стала делать набросок того  предмета  в
лесу, как она увидела его в последний раз с пригорка.
   У нее не возникало проблем с карандашом, пока из-под него выходили слова,
но и кое-какие художественные способности у нее имелись. Рисунок продвигался
очень медленно, но не потому, что Андерсон старалась в точности передать все
особенности, а потому, что она очень  устала.  В  довершение  всего  подошел
Питер и уткнулся мордой ей в руку, прося с ним поговорить.
   Она  с  отсутствующим  видом  похлопала  собаку  по  голове,  потерла  ее
опущенный на рисунок нос.
   - Ты хороший пес, отличный пес, пойди посмотри, принесли ли почту, а?
   Питер быстро пересек  комнату  и  толкнул  носом  дверь.  Андерсон  опять
погрузилась в работу, бросив лишь один взгляд на Питера,  исполняющего  свой
знаменитый номер "собака, достающая  газеты".  Левую  лапу  он  поставил  на
почтовый ящик и стал сильно ударять по нему. Джо Полсон, почтальон, знал  об
этой привычке Питера и оставлял дверцу приоткрытой. Пес  умудрился  опустить
дверцу, но потерял равновесие до того, как успел выбить содержимое. Андерсон
слегка вздрогнула - до этого раза пес никогда не терял  равновесие.  Процесс
извлечения  почты  был  предметом  его  особой  гордости,  даже  более   чем
изображение мертвого вьетконговца  и  гораздо  более,  чем  обыденные  трюки
"сидеть" и "голос" за кусочек печенья.  Все,  кто  видел  собаку,  достающую
газеты, были восхищены, и Пит