нимает  он  всего  этого.  Он  любил
преподобного Хартли. Он уважал преподобного Хартли. Но, несмотря на  это  (а
может быть, как раз из-за этого), он находил  непонятное  злое  наслаждение,
провозглашая  название,  предложенное  Кольсоном:  лжепророком,  обманщиком,
вором и подонком.
   Нет, Фред Пэрри не понимал до конца человеческую природу.

Глава 2

БЕККА ПОЛСОН

1

   Ребекка Баучерд Полсон была  замужем  за  Джо  Полсоном,  одним  из  двух
хэвенских почтальонов, представлявшим собой третью часть почтового персонала
Хэвена. Джо обманывал свою жену, о чем Бобби Андерсон уже знала.  Теперь  об
этом знала и Бекка Полсон. Она узнала это в последние  три  дня.  Ей  сказал
Иисус.  В  последние  три  дня  или  около  того  Иисус  поведал  ей   самые
ошеломляющие, ужасные, огорчительные вещи, какие  только  можно  вообразить.
Они вызвали у нее отвращение, они лишили ее сна, они разрушали ее психику..,
но не были ли они к тому же чем-то прекрасным? Упаси Боже! И почему бы ей не
прекратить слушать, может быть,  даже  перевернуть  Иисуса  лицом  вниз  или
крикнуть Ему, чтобы помолчал? Вовсе нет. С одной стороны, знать то, о чем ей
сообщил  Иисус,  было  страшным  принуждением.  С  другой  стороны,  Он  был
Спаситель.
   Иисус стоял на полсоновском телевизоре "Сони". Он  стоял  там  уже  шесть
лет. До этого он отдыхал поверх двух "Зенитов". По  подсчетам  Бекки,  Иисус
стоял на этом месте лет шестнадцать. Это было довольно жизненное  трехмерное
изображение Иисуса. Эту картину старшая  сестра  Бекки,  Коринка,  жившая  в
Портсмуте, преподнесла им в качестве свадебного подарка. Когда Джо  заметил,
что сестра  Бекки,  пожалуй,  слегка  в  стесненных  обстоятельствах,  Бекка
посоветовала ему помолчать. Не то чтобы она  была  ужасно  удивлена;  нельзя
ожидать от людей вроде Джо понимания, что этикетку с ценой не наклеивают  на
истинно Прекрасное.
   На картине Иисус был одет в простую белую робу и держал  пастуший  посох.
Христос на Беккином телевизоре был изображен с развевающимися волосами,  как
Элвис после возвращения из армии. Да, он выглядел вполне похожим на  Элвиса.
Его глаза были карими и мягкими. За ним в  безупречной  перспективе  овечка,
белая, как полотно в рекламе мыла по телевизору, держала путь  за  горизонт.
Бекка и Коринна выросли на овечьей  ферме  в  Новом  Глостере,  и  Бекка  по
собственному опыту знала,  что  овцы  никогда  не  бывают  такими  белыми  и
равномерно шерстистыми, как упавшее на  землю  облачко  в  ясный  день.  Но,
рассуждала она, если Иисус мог обратить воду в вино и  мертвое  в  живое,  в
общем-то нет причин, по которым Он не мог  ликвидировать  дерьмо,  гроздьями
засохшее вокруг ягнячьих хвостиков, если Он этого хотел.
   Пару раз Джо пытался убрать картину с телевизора, и она подозревала,  что
теперь знает почему! Ничего себе! У Джо, конечно, было свои козыри.
   - Пожалуй, не правильно, что Иисус стоит на телевизоре, когда мы  смотрим
"Магнум" или "Полиция Майами", - говорил он. - Почему бы и не поставить  его
на твое бюро, Бекка? Или... Вот что я скажу! Почему бы не поставить  его  на
твое бюро до воскресенья, затем ты можешь  принести  его  сюда  и  поставить
назад, пока ты смотришь Джимми Сваггарта и Джека ван Аймпа? Бьюсь об заклад,
Иисусу гораздо больше нравится Джим Свагтарт, чем "Полиция Майами".
   Она отказалась. В другой раз он сказал:
   - Когда моя очередь устраивать по четвергам ночной покер, парням  это  не
нравится. Никто не хочет, чтобы Иисус смотрел на  него,  когда  он  пытается
передернуть.
   - Может быть, они чувствуют себя неудобно,  потому  что  знают:  азартные
игры - это дьявольское наваждение, - сказала Бекка. Хороший покерный  игрок,
Джо сдержался.
   - Тогда дьявольские штучки - и твой фен, и это гранатовое кольцо, которые
ты так любишь, прости господи, - сказал он. - Лучше верни их назад в магазин
и отдай деньги Армии Спасения.
   Поэтому она позволила Джо отворачивать изображение Иисуса на одну ночь  в
месяц в четверг, когда к нему  приходили  играть  в  покер  сквернословящие,
залившиеся пивом друзья.., но и только.
   И теперь она знала действительную причину, почему он хотел избавиться  от
этой картины. Он все это время мог предполагать, что эта картина может  быть
магической. О, она считала, что - "святая" - слово получше,  "магическая"  -
это для язычников, головорезов, каннибалов, католиков и  тому  подобных,  но
они почти пришли к тому же самому, разве нет? Как бы то ни было, Джо  должен
был чувствовать, что картина особая, что она  могла  бы  быть  средством,  с
помощью которого можно распознать его грех.
   О, она предполагала, она знала: что-то происходило. Он больше  не  был  с
ней ночью, и хотя в этом было некоторое облегчение (секс был как раз  таким,
каким,  по  словам  ее  мамы,  и  должен  быть,  грязным,  скотским,  иногда
болезненным, всегда унизительным), она время от времени ощущала запах  духов
на его воротничке. Она считала, что могла игнорировать эту связь - тот факт,
что лапанья прекратились в то самое время, когда случайный запах духов начал
появляться на его воротничках, - если бы изображение  Иисуса  на  "Сони"  не
начало 7 июля говорить. Она могла бы даже игнорировать и третий фактор: в то
же самое время, когда прекратились лапанья и появились запахи духов,  старый
Чарли Эстабрук из почтового офиса был отправлен в отставку, и  из  почтового
офиса Огасты, чтобы занять его место, прибыла женщина по имени  Нэнси  Восс.
Она предполагала, что Восс  (которую  Бекка  теперь  мысленно  называла  для
простоты Нахалкой) была лет на пять старше, чем она и Джо, тогда ей было  бы
около пятидесяти, но она  была  щеголеватой,  хорошо  державшейся  женщиной.
Бекка допускала, что сама она набрала немного веса, со ста двадцати шести до
двухсот и трех, в основном после того как Байрон, их  единственный  ребенок,
покинул дом.
   Она могла игнорировать это,  она  игнорировала  бы  это,  возможно,  даже
пришла бы к тому, чтобы терпеть это с  облегчением;  если  Нахалке  нравится
животность сексуального контакта с его вседозволенностью и толчками  и  этой
заключительной струей липкого вещества, запахом слегка напоминающего  треску
и выглядящего как дешевое посудомоечное средство, то это только  доказывает,
что сама Нахалка - немногим более чем животное. К тому  же  это  освобождает
Бекку от утомительных, чтобы не сказать - случайных, обязательств. Она могла
бы это игнорировать, если бы изображение Иисуса не начало говорить.
   В первый раз это случилось в четверг, как раз после трех часов дня. Бекка
возвращалась в комнату из кухни с  небольшой  закуской  (половина  кофейного
пирожного и кольцо, наполненное малиновым джемом)  смотреть  "Госпиталь".  В
действительности она уже не могла больше верить, что Люк и Лора когда-нибудь
вернутся, но она была не в состоянии полностью перестать надеяться.
   Она наклонялась к телевизору, когда Иисус сказал:
   - Бекка, Джо вставляет это в Нахалкин низ почти всегда во время ленча,  а
иногда и после работы. Однажды он так обнаглел, что вставил  ей,  пока,  как
считалось, он помогает ей сортировать почту. И знаешь что? Она ни разу  даже
не сказала: "Хотя бы подожди, пока я разберусь с первым классом".
   - И это еще не все, -  сказал  Иисус.  Он  прошел  полкартины,  Его  роба
развевалась вокруг ног, и сел на камень, выступавший  из  земли.  Он  держал
свой посох между коленями и мрачно смотрел  на  Бекку.  -  В  Хэвене  многое
происходит. Ты не поверишь и половине всего.
   Бекка взвизгнула и упала на колени.
   - О, мой  Господь!  -  закричала  она  пронзительно.  Одно  из  ее  колен
приземлилось прямо на  кусок  пирожного  (размером  и  толщиной  примерно  с
семейную Библию), прыснувшего малиновым наполнителем  в  морду  Оззи,  коту,
который выполз из-под плиты посмотреть, что происходит. Оззи побежал,  шипя,
на кухню, и весь в красном и липком, капающем с усов, снова залез под плиту.
Он провел там весь оставшийся день.
   - Да, все Полсоны  были  недостаточно  хороши,  -  сказал  Иисус.  Овечка
побрела к Нему, и Он отогнал ее, с рассеянным нетерпением взмахивая посохом,
что напомнило Бекке, даже в теперешнем  ее  застывшем  положении,  покойного
отца. Овечка пошла, покрываясь рябью из-за трехмерного эффекта. Она исчезла,
искривившись при переходе за край картины.., но это  был  только  оптический
обман, Бекка это чувствовала. -  Да  уж!  -  провозгласил  Иисус.  Как  тебе
известно, Бекка, двоюродный дед Джо был убийца. Убил  сына,  жену,  а  затем
самого себя. И когда он пришел сюда, знаешь ли ты,  что  Мы  сказали?  "Мест
нет", - вот что Мы сказали. - Иисус наклонился вперед, опершись на посох.  -
"Пойди посмотри на мистера Раскольника, там внизу",  -  сказали  Мы.  -  "Ты
найдешь свое загробное пристанище, так и быть. Но может оказаться, что  твой
новый хозяин  в  качестве  платы  потребует  ад,  и  чтобы  жар  никогда  не
выключался", - сказали Мы.
   Невероятно: Иисус подмигнул ей.., и это было причиной, по которой  Бекка,
пронзительно крича, сбежала из дома.

2

   Она остановилась на заднем дворе, тяжело  дыша,  ее  мышино-белые  волосы
закрывали лицо, сердце билось так быстро, что это ее пугало. Никто не слышал
ее криков и разговора, слава Господу; они с Джо жили далеко на Ниста Роуд, и
их ближайшими соседями были Бродские,  жившие  в  этом  неряшливом  фургоне.
Бродские были в полумиле отсюда. Это было хорошо. Никого, кто,  услышав  ее,
подумал бы, что миссис Полсон сошла с ума.
   Но так оно и  есть,  разве  нет?  Если  ты  думаешь,  что  картина  может
говорить, значит, ты должна быть сумасшедшей. Папочка поставил  бы  тебе  за
такие вещи три синяка: один за обман, второй за то, что поверила в  него,  и
третий - за то, что подняла голос. Бекка, картины не разговаривают.
   Нет.., не было этого, тут же заговорил другой голос. Этот голос  идет  из
твоей собственной головы, Бекка. Я не знаю, как это  может  быть..,  как  ты
знаешь, некоторые  вещи..,  но  вот  что  произошло.  Ты  сделала  так,  что
изображение Иисуса разговаривает с тобой, так же, как Эдгар Берген,  бывало,
на шоу Эда Салливена заставлял говорить Чарли Маккарти.
   Но эта мысль казалась более пугающей, более дурной, чем мысль о том,  что
картина говорила сама по себе, и  она  отказалась  верить  разуму.  В  конце
концов, чудеса случались каждый  день.  Был  же  этот  мексиканский  парень,
который нашел изображение Девы Марии, запеченное в  энхилада  или  что-то  в
этом роде. Были чудеса в Лурде. Не говоря уже о  детях,  о  которых  было  в
одной из газеток - у них  были  плачущие  камни.  Это  были  добропорядочные
чудеса (эти дети были вполне нормальными), как вознесение в  проповеди  Пэта
Робертсона. Голоса слышат спятившие.
   Но случилось-то именно это. Да, ты только что слышала голоса, не так  ли?
Ты слышала его голос. Голос Джо. Вот откуда он шел. Не от Иисуса, от Джо.
   - Нет, - захныкала Бекка. - В моей голове не было никаких голосов.
   Она стояла на заднем дворе возле бельевой веревки, направив пустой взгляд
на рощу на другой стороне Ниста Роуд. Она чуть колыхалась в летнем мареве. В
тени этих деревьев, менее чем в полумиле отсюда,  там,  где  летала  ворона,
Бобби Андерсон и Джим Гарденер все глубже и глубже раскапывали свою находку.
   Сумасшедшая,  прогудел  в  ее  голове  неумолимый  голос  умершего  отца.
Душевнобольная. Уходи отсюда, Бекка Баучерд, не то я поставлю тебе за  такие
разговоры три здоровых синяка.
   - В моей голове не было голосов, - простонала Бекка,  -  Это  изображение
действительно говорило, я клянусь, я не могу чревовещать!
   Лучше пусть это будет говорящая картина. Если это была картина, это  было
чудо, а чудеса идут от Бога. Чудо может свести с  ума  -  и  милый  Боженька
знал, что она чувствовала себя только что спятившей, но это не  значит,  что
она уже начала слышать голоса или верить, что  может  слышать  мысли  других
людей...
   Бекка посмотрела вниз и увидела кровь, лившуюся  из  левого  колена.  Она
снова вскрикнула и побежала  назад  в  дом  звать  доктора,  скорую  помощь,
кого-нибудь, все равно кого. Она снова была в комнате, и,  прижав  трубку  к
уху, торопливо набирала номер, когда Иисус сказал:
   - Это только малина из твоего пирожного, Бекка. Почему бы тебе совсем  не
успокоиться, пока ты не получила сердечный приступ?
   Она посмотрела на "Сони", со стуком уронив на столик  телефонную  трубку.
Иисус еще сидел на скальном выступе. Было видно, как он скрестил свои  ноги.
По-настоящему удивительным было то, как он походил на ее отца..,  только  он
не казался угрожающим, готовым в любой момент рассердиться.  Он  смотрел  на
нее с каким-то раздраженным терпением.
   - Постарайся это сделать и посмотри, прав ли я, - сказал Иисус.
   Она мягко дотронулась до своей коленки,  вздрагивая,  предчувствуя  боль.
Ничего не было. Она увидела зернышки в  красной  жиже  и  расслабилась.  Она
лизнула малину на пальцах.
   - К тому же, - сказал Иисус, - у тебя появились мысли о звучащих  голосах
и сумасшествии. Это именно я, и я могу говорить, с кем хочу, таким способом,
каким хочу.
   - Потому что ты Спаситель, - прошептала Бекка.
   - Правильно, - сказал Иисус. Он смотрел вниз. Под Ним,  на  экране,  пара
одушевленных салатниц танцевала, приветствуя соус "Ранчо  Укромной  Долины",
которым их готовились наполнить. - И я бы хотел попросить тебя выключить эту
рекламу, если ты не против. Мы не можем говорить, когда идут такие  вещи.  К
тому же это раздражает мои ступни.
   Бекка приблизилась к "Сони" и выключила его.
   - Господь мой, - прошептала она.

3

   В следующий воскресный полдень Джо Полсон крепко спал в гамаке на  заднем
дворе с котом Оззи, разомлевшим на  обширном  животе  Джо.  Бекка  стояла  в
комнате, отодвинув занавеску и глядя на Джо, спящего в гамаке, мечтающего  о
своей Нахалке, несомненно мечтающего кинуть ее в огромную кучу  каталогов  и
циркуляров и затем - как бы назвали это Джо и его покерные приятели-свиньи -
вставить ей пистон.
   Она  держала  занавеску  левой  рукой,  потому  что  правая  была   полна
квадратных девятивольтовых батареек. Она несла батарейки в кухню, где что-то
собирала на кухонном столе. Сделать  это  ее  попросил  Иисус.  Она  сказала
Иисусу, что не умеет. Она неуклюжа. Ее папочка всегда ей  это  говорил.  Она
хотела добавить, как он  иногда  говорил,  что  удивляется,  как  она  может
вытирать свой собственный зад без подробной инструкции, но потом решила, что
это не то, о чем говорят Спасителю.
   Иисус посоветовал ей не быть глупой, если она будет следовать  указаниям,
она сможет собрать эту маленькую вещь. Она была в восторге,  обнаружив,  что
Он абсолютно прав. Это было не только легко, это  было  интересно!  Конечно,
гораздо интереснее, чем готовить; у нее никогда не было  настоящей  сноровки
ни для того, ни  для  другого.  Ее  пирожные  опадали,  а  хлеб  никогда  не
поднимался. Она начала делать  эту  вещицу  вчера,  взяв  тостер,  мотор  от
старого смесителя и замечательную  панель,  полную  электронных  штучек,  от
старого радио в сарае. Он думала, что будет ее делать еще долго, пока Джо не
проснется и не придет в два часа смотреть по телевизору финал "Ред Соке".
   Она подняла маленькую газовую горелку и ловко зажгла ее  спичкой.  Неделю
назад она бы рассмеялась, если бы  вы  сказали  ей,  что  сейчас  она  будет
работать с газовой горелкой. Но это было легко. Иисус точно сказал ей, где и
как припаять провода к электронной панели от старого радио. Это было не все,
что сказал ей Иисус в течение последних  трех  дней.  Он  говорил  ей  вещи,
которые лишили ее сна, после которых она стала бояться ходить в  поселок  за
покупками, чтобы не показывать виноватого лица (я всегда узнаю, Бекка, когда
ты делаешь что-то дурное, говорил ей отец, у тебя не то лицо, которое  может
хранить секреты); это впервые в жизни лишило  ее  аппетита.  Джо,  полностью
отгородившийся своей работой, "Ред Соксом" и своей Нахалкой  -  это  всерьез
предвещало что-то неладное.., хотя он видел,  как  Бекка  грызла  ногти  той
ночью, когда они смотрели "Хилл-стрит Блюз", а кусать ногти -  раньше  Бекка
никогда этого не делала - это фактически была одна из  вещей,  которыми  она
изводила его. Джо Полсон глядел на это целых двенадцать секунд,  после  чего
снова  стал  смотреть  в  телевизор  "Сони"  и  растворяться  в   мечтах   о
вздымающихся белых грудях Нэнси Восс.
   Помимо всего прочего Иисус рассказал ей о  некоторых  вещах,  испортивших
Бекке сон и заставивших ее грызть ногти в сорок пять лет.
   В 1973 году Мосс Харлинген, один из покерных приятелей Джо,  убил  своего
отца. Они охотились  на  оленя  в  Гринвилле,  и  считалось,  что  это  была
трагическая случайность, но выстрел в Абеля  Харлингена  не  был  несчастным
случаем. Мосс просто лег со своей винтовкой за  поваленное  дерево  и  ждал,
пока его отец не переберется через  ручеек  в  пятидесяти  ярдах  ниже  того
места, где был Мосс. Мосс подстрелил своего отца так же легко, как  глиняную
утку в тире. Он думал, что убил своего отца из-за денег. У предприятия Мосса
были два векселя, которые два разных  банка  требовали  погасить  в  течение
шести недель, и ни один, ни другой не давали отсрочки. Мосс пошел  к  Абелю,
но отец отказался помочь, хотя мог. Поэтому Мосс убил отца и, после того как
окружной следователь подписал заключение о  несчастном  случае,  унаследовал
кучу денег. Векселя были оплачены, и  Мосс  Харлинген  в  самом  деле  верил
(возможно,  не  до  глубины  души),  что  совершил  убийство  ради   наживы.
Действительные мотивы были несколько другими. Когда-то  давно,  когда  Моссу
было десять, а его брату Эмери семь, жена Абеля на целую зиму уехала на  юг,
на Род Айленд. Внезапно умер ее брат, и  нужно  было  поддержать  его  жену.
Когда  мать  уехала,  у  Харлингена  было  несколько  случаев   мужеложства.
Педерастия прекратилась, когда мать мальчиков вернулась назад,  и  инциденты
никогда не  повторялись.  Мосс  все  это  забыл.  Он  никогда  не  вспоминал
пробуждение в темноте, пробуждение в смертельном ужасе, тень отца в  дверях.
У него не было абсолютно никаких воспоминаний о том, как  он  лежал,  прижав
рот к руке, о соленых слезах стыда, о выпученных горячих глазах и  опущенном
вниз холодном лице, когда Абель Харлинген намазывал жир на  свой  член  и  с
хрюканьем и вздохами всовывал его в  задний  проход  своему  сыну.  Все  это
произвело на Мосса так мало впечатления, что он мог не помнить, как до крови
кусал свою руку, чтобы не закричать, и, конечно, не мог  помнить  беззвучный
плач Эмери на соседней  кровати:  пожалуйста,  папочка,  не  надо,  папочка,
пожалуйста, не меня сегодня, папочка, пожалуйста. Конечно, дети забывают все
очень легко. Но какая-то  память  могла  остаться,  потому  что  когда  Мосс
Харлинген в самом деле нажал на спусковой крючок,  целясь  в  этого  сраного
сукиного сына, когда все это сначала укатилось прочь,  а  затем  прикатилось
назад, исчезнув в конце концов в великой лесной  тишине  мэнской  глухомани,
Мосс шептал: "Не тебя, Эм, не сегодня".
   Алиса Кимболл, которая преподавала  в  Хэвенской  начальной  школе,  была
лесбиянкой. Иисус сказал это Бекке в пятницу, через  некоторое  время  после
того, как  леди  собственной  персоной,  выглядя  в  своем  зеленом  костюме
обширно,  солидно  и  респектабельно,  зашла,  собирая   пожертвования   для
Американского онкологического общества.
   У  Дарлы  Гейне,  хорошенькой   семнадцатилетней   девочки,   приносившей
воскресную почту, между матрацем и кроватью  было  пол-унции  травки.  Иисус
сказал это Бекке прямо после того, как Дарла  в  субботу  приходила  собрать
деньги за последние пять недель (три доллара и  пятьдесят  центов  на  чай).
Сказал, что  она  и  ее  мальчик  курят  марихуану  в  кровати  Дарлы  перед
контактом, только они называют контакт - горизонтальным би-бопом. Они  курят
травку и занимаются горизонтальным би-бопом почти