т  должно  быть  ушел,  это  навел
справки о температуре ночью. По чистой случайности вопрос был задан  доктору
Элорману, специализирующемуся на  случаях  гипотермии  -  а  такое  не  было
редкостью при здешних зимах. Ответ доктора Элормана был просто убийственным:
   - Если он вышел на улицу, то сейчас он, по всей вероятности, мертв.
   Еще  одно  обследование  госпиталя,  предпринятое  на  сей  раз   местной
полицией, ничего не дало. Мэри Браун дали снотворное и  уложили  в  постель.
Единственным фактом, вселяющим оптимизм, было то, что до сих пор еще не было
найдено замерзшее тело, облаченное в больничную пижаму. Конечно же, главному
администратору уже приходило на ум, что  речка  Пенобскот  протекает  совсем
близко от госпиталя. Сейчас вода замерзла, следовательно,  вполне  вероятно,
что мальчик попытался перейти на другой берег и провалился под лед.  О,  как
он желал, чтобы чета Брайенов с самого  начала  определила  свое  отродье  в
Восточный медицинский центр.
   В два часа дня  Брайен  Браун  уселся  в  кресло  напротив  спящей  жены,
размышляя о том, как сказать ей, что их единственный ребенок мертв, в случае
необходимости, разумеется. В это самое время больничный истопник заглянул  в
бойлерную, и его взору предстало следующее: маленький мальчик, одетый в одну
только пижаму, свернулся клубочком, уютно пристроив загипсованную руку прямо
в огромном теплом очаге, зябко поджав босые ноги.
   - Эй! - воскликнул истопник. - Эй, мальчик!
   - Ну что? - сказал Хилли, выбираясь наружу. Ноги были черны,  как  уголь;
пижама промаслилась насквозь. - Местечко, что надо! Я думал, что потерялся.
   Истопник схватил Хилли в охапку и потащил наверх к администратору.  Хилли
посадили в огромное кресло с подлокотниками (предусмотрительно  подстелив  в
два слоя "Дэйли Ньюз"); вскоре секретарь вернулась с  пепси-колой  и  прочей
снедью. При других обстоятельствах главный администратор сделал бы это  сам,
чтобы продемонстрировать беглецу свое  отеческое  снисхождение.  При  других
обстоятельствах - "и я полагаю", -  думал  главный  администратор,  -  "и  с
другим мальчиком". В данном случае он просто боялся оставить Хилли одного.
   Вернувшаяся с едой и питьем, секретарь была снова отослана - на  сей  раз
за Брайеном Брауном. Конечно, Брайен был  достаточно  сильным  и  сдержанным
человеком, но когда он увидел Хилли, сидящего  в  директорском  кресле,  его
грязные ноги, не доходящие до пола, шуршащие под ним газеты и, наконец,  то,
с каким аппетитом он уписывал булки и пил пепси, он не смог  сдержать  поток
благодарных слез. То же самое сделал и Хилли, - Хилли, - который никогда  не
совершил ничего плохого умышленно, - разразившийся бурным плачем.
   - Господи, Хилли, где ты был?
   Хилли ответил  на  этот  вопрос  достаточно  подробно,  как  только  мог,
предоставляя Брайену и главному администратору  отделять  зерна  от  плевел,
извлекая истину из его рассказа столь успешно, как только они могли. Сначала
он поставил их в тупик заверением, что он трансформировался ("Я  превратился
в эльфа", - заявил им Хилли) и забрался спать  на  одну  из  топок.  По  его
словам, там было очень  тепло,  настолько,  что  он  снял  пижамную  куртку,
осторожно стащив ее, чтобы не потревожить свежую гипсовую повязку.
   - А еще я очень люблю щенков, - добавил он. - Мы ведь заведем  щенка,  а,
папочка?
   Истопник, извлекший Хилли на свет божий, обнаружил там же  его  курточку.
Она лежала на топке ј2. Подняв ее, он увидел также и "щенков", прыснувших  в
разные стороны при его  появлении.  Он  решил  не  упоминать  об  этом  чете
Браунов, которые выглядели как люди, которые неспособны перенести  еще  одно
потрясение. Истопник, добрая душа, прикинул, что, им будет лучше и не знать,
что их сыночек провел ночь прямо перед гнездом крыс, некоторые из которых по
размерам действительно приближались к щенятам, что он успел заметить,  когда
они разбегались от луча фонарика.

2

   Поинтересовавшись его собственным восприятием как подобных  происшествий,
так  и  более  скромных  (с  меньшим  количеством  поднятых  на  ноги  лиц),
происшедших за следующие  пять  лет  его  жизни  -  вы  получили  бы  ответ:
"Полагаю, я всегда попадаю в переделки". Хилли считал себя предрасположенным
к несчастным случаям. Правда, еще никто до сих пор не вложил в его уста  эту
меткую формулировку.
   Когда ему исполнилось восемь (спустя два года после рождения Дэвида),  он
принес домой записку от Миссис Андерхилл,  учительницы  начальной  школы;  в
записке предлагалось мистеру и миссис Браун пожаловать для небольшой беседы.
Брауны пожаловали, правда, не без некоторых опасений. Они уже были в  курсе,
что на прошлой неделе хавенские  третьеклассники  подвергались  тестированию
для  определения  интеллектуального  коэффициента.  Брайен  подозревал,  что
миссис Андерхилл намеревается им сообщить, что результаты Хилли  значительно
ниже средних, следовательно, необходимо его перевести в класс для отстающих.
Мэри подозревала (впрочем, так же оставляя их при себе), что Хилли  недобрал
словарный запас. Словом, ни тот ни другой не спали спокойно в ту ночь  перед
визитом.
   Миссис  Андерхилл  просто  ошарашила  их,  сказав,  что   Хилли   показал
результаты, превышающие высшее значение по  данной  шкале;  судя  по  всему,
парень просто гениален. - Вы обязательно  должны  отвести  его  в  Бангор  и
проверить его по тесту Векслера, если  вы  действительно  хотите  определить
уровень  его  умственного  развития,  -  посоветовала  миссис  Андерхилл.  -
Проверить Хилли по тесту  ИК  Томпалла  -  это  все  равно,  что  определить
интеллект по тесту, предназначенному для козы.
   Мэри и Брайен посовещались.., и решили не  раскручивать  это  дело.  Надо
сказать,  что  они  не  стремились  определить,  насколько   одарен   Хилли.
Достаточно того, что он не отсталый.., и, как сказала  Мэри  прошлой  ночью,
это многое объясняет: его непоседливость, его явную  неспособность  проспать
более шести часов в сутки, его  странные  увлечения,  которые  появлялись  и
исчезали со скоростью света. Однажды, когда Хилли  уже  исполнилось  девять,
Мэри с Дэвидом вернулись с почты; она обнаружила полный  разгром  на  кууне,
которую оставила в полном порядке  пятнадцать  минут  назад.  Раковина  была
полна подмокшей муки. На разделочном столике - лужа растаявшего масла. Нечто
пеклось в духовке. Быстро поместив Дэвида в манеж, она метнулась к  духовке,
предполагая увидеть там обуглившуюся массу. Вместо этого в духовке  оказался
поднос со сдобными булочками. Которые,  как  ни  странно,  оказались  вполне
вкусными.  Они  съели  их  на  ужин..,  однако  до  того,   Мэри   нашлепала
недоумевающего Хилли и отправила его в  детскую.  Она  уселась  за  кухонный
стол, не зная, плакать ей или смеяться, в то время как  Дэвид  -  смирный  и
приятный во всех отношениях малый, представлявший  собой  мирную  гавань  по
сравнению со штормовым морем - Хилли,  -  сидел,  ухватившись  за  загородку
манежа, не сводя с нее забавных глазенок.
   Надо отметить, к чести Хилли, его нежную любовь к младшему брату. И  хотя
Брайен и Мэри опасались доверить  Хилли  младенца  и  оставить  их  в  одной
комнате дольше, чем на тридцать  секунд,  у  них  значительно  полегчало  на
сердце.
   - Чтоб мне  провалиться,  вы  можете  смело  отпустить  Хилли  с  Дэвидом
недельки на две в поход и они вернутся целыми и невредимыми, - говаривал  Ив
Хиллман. - Он любит малыша. И он сумеет позаботиться о нем.
   Вернее не скажешь. В основном - если не во всем,  -  "злосчастный"  Хилли
стремился честно выполнить сыновний долг по  отношению  к  своим  родителям.
Просто не всегда получалось удачно, и они не верили в его  силы.  Но  Дэвид,
благословлявший землю, по которой ступал его  брат,  всегда  видел  Хилли  в
истинном свете и восхищался им...
   Так оно и было до семнадцатого июля, до  того  самого  дня,  когда  Хилли
совершил свой первый фокус.

3

   Мистер  Робертсон  Дэвис  (да  проживи  он  еще  тысячу  лет)   в   своей
"Дептфордской трилогии" предположил, что наше  отношение  к  магии  и  всему
магическому напрямую зависит от нашего отношения к реальности (или тому, что
принято считать реальностью), и обратное: наше  отношение  к  реальности  во
многом определяется отношением к целому миру непознанного, в котором мы - не
более чем дети в дремучем лесу, даже самые старшие и опытные  из  нас  (даже
сам мистер Дэвис, надо полагать); в дремучем  лесу,  где  некоторые  деревья
жалят ядом, а некоторые заключают в  себе  и  могут  поверить  вам  огромное
мистическое благо - таково свойство их коры, надо полагать.
   Хилли Браун, казалось, был создан для того,  чтобы  существовать  в  мире
чудес. Он и сам был в этом  убежден,  и  его  мнение  никогда  не  менялось,
несмотря на все  те  многочисленные  "переделки",  в  которые  он  регулярно
попадал. Хилли пленился загадочной прелестью  мира,  отражение  которого  он
видел в блестящей поверхности елочных игрушек, которыми его родители  каждый
год украшали рождественскую елку (Хилли тоже было порывался  им  помочь,  но
опыт научил его, - также, как и его  родителей  -  что  соприкосновение  рук
Хилли с елочной игрушкой неизбежно ведет к гибели последней). Для Хилли  мир
казался ошеломляюще ярким, словно кубик Рубика, который он получил  на  свой
девятый день рожденья (кубик был ошеломляюще ярким ровно две недели, а далее
его постигла обычная участь). Следовательно,  его  отношение  к  магии  было
вполне предсказуемо - он любил ее.  Магия  была  просто  создана  для  Хилли
Брауна. К несчастью, Хилли Браун, подобно Дунстаблу  Рамзи  в  "Дептфордской
трилогии" Дэвиса, был не создан для магии.
   Так уж  случилось,  что  в  десятый  день  рожденья  Хилли  Брайен  Браун
отправился на Дерри Мэлл, чтобы купить дополнительный подарок для сына.
   - Мой отец забыл купить что-нибудь для Хилли, Брайен, - сообщила  Мэри  в
обеденный перерыв. - Он хотел бы, если уж ты все равно заедешь  на  ярмарку,
чтобы ты купил ему какую-нибудь игрушку. Он вернет тебе  деньги,  когда  все
утрясет со своей чековой книжкой.
   - Согласен, - отозвался Брайен, подумав: "Когда рак свистнет".
   - Спасибо, дорогой, - она была действительно  благодарна.  Она  прекрасно
знала, что ее отец - который теперь обедал у них  уже  семь  раз  в  неделю,
вместо обычных пяти, - был как бельмо на глазу у ее мужа. Но  он  никогда  и
вида не показывал, и за это Мэри любила его еще больше.
   - Что же, по его мнению, должно понравиться Хилли?
   - Он сказал, что представляет это на твое усмотрение, - сказала Мэри.
   "Как всегда",  -  подумал  Брайен.  Итак,  в  тот  вечер  он  обошел  всю
распродажу, несколько магазинов с  игрушками,  высматривая  всяческие  игры,
куклы (куклы для мальчиков проходили под эвфемизмом  "действующие  фигуры"),
конструкторы, комплекты инструментов (Брайен, увидев  обширный  набор  юного
химика, представил себе Хилли, смешивающего  эти  вещества  в  пробирках,  и
поежился). Ничего подходящего; за свои десять  лет  жизни  его  старший  сын
достиг того самого возраста, когда он слишком развит для детских  игрушек  и
еще слишком мал и недостаточно искушен в житейских делах для  таких  наборов
юного  химика  или  моделей  самолетов  на  газовом   топливе.   Ничего   не
подворачивалось, а, между тем время шло. Торжество по  поводу  дня  рождения
Хилли было запланировано на пять вечера, а было уже двадцать  минут  пятого.
Времени хватит только для того, чтобы добраться домой.
   В этот самый момент на глаза попался  набор  фокусника.  "Тридцать  новых
фокусов!", - гласила надпись на коробке. Хорошо. "Многие  часы  радости  для
юного  фокусника!"  Тоже  хорошо.  "Для  8-12  лет",  -   гласила   надпись.
Замечательно. "Гарантирована безопасность для юных чародеев!", - вот  это-то
лучше всего. Брайен купил его и, спрятав под полой  пиджака,  понес  в  дом,
пока возбужденный Ив Хиллман руководил Дэвидом, Хилли и тремя его  друзьями,
распевающими хором "Крошка Бетси из Пике".
   - Ты как раз появился к праздничному пирогу, - сказала Мэри, целуя его.
   - Сначала разверни это, хорошо? - и он протянул жене набор  фокусника.  -
Подходит?
   Мэри окинула взглядом подарок и кивнула.
   - Прекрасно, как раз то, что надо, - подтвердила  она.  -  Когда  настала
очередь Хилли пришпиливать хвост ослу, он запнулся за ножку стола  и  всадил
булавку в руку Стенли Джернигана, но пока этим неприятности ограничились.
   Брайен воспрянул духом. Все действительно шло нормально. В прошлом  году,
уворачиваясь от Хилли во время "пятнашек", Эдди  Голден  запнулся  о  ржавую
колючую проволоку, которую Хилли чудом перескочил (надо сказать,  что  Хилли
просто не заметил кусок старой проволоки). Эдди пришлось доставить к  врачу,
который наложил ему три шва и сделал прививку  против  столбняка.  Эдди  дал
плохую реакцию на противостолбнячную сыворотку, так что  следующие  два  дня
после дня рождения Хилли он провел в больнице.
   Теперь Мэри улыбнулась и снова поцеловала Брайена.
   - Папа благодарит тебя, - сказала она, - и  я  тоже.  Все  свертки  Хилли
открывал с удовольствием, но, когда дошла очередь до "волшебного ящика",  он
просто возликовал. Он бросился к деду (который в этот самый  момент  пытался
отхватить добрую половину праздничного пирога,  и  чуть  было  не  порезался
из-за бурной радости внука) и повис у него на шее.
   - Спасибо, дедушка! Спасибо! Как раз то, что я хотел! Как ты догадался?
   Ив Хиллман мягко улыбнулся внуку.
   - Полагаю, я еще не забыл те времена, когда тоже был мальчиком, -  сказал
он.
   - Потрясающе,  дед!  Ух!  Тридцать  фокусов!  Смотри,  Барни...  Стремясь
показать подарок Барни Эпплгейту, он зацепил углом коробки  мамину  кофейную
чашку; чашка опрокинулась, кофе вылился и ошпарил руку Барни. Тот завопил.
   - Прости, Барни, - сказал Хилли, пританцовывая. В глазах горел  огонь.  -
Только посмотри! Здорово! Просто улет!
   Решив отложить до лучших времен те три-четыре подарка, которые  Брайен  и
Мэри заблаговременно приготовили, выбрав по каталогу Шварца, Брайен  и  Мэри
обменялись телепатическими взглядами.
   "Ох, извини, дорогой", - говорили ее  глаза.  "Ну  что  ж...  Хилли  есть
Хилли", - ответил он. И оба расхохотались,  чем  и  привлекли  на  мгновение
внимание собравшихся - Мэри никогда не забудет круглые, торжественные  глаза
Дэвида, - и снова все внимание обратилось к Хилли,  открывавшему  магический
ящик.
   - Я не удивлюсь, если  мороженое  в  вафельных  стаканчиках  окончательно
растает, - громко вставил Ив. Хилли, который поверил в этот вечер,  что  его
дед самый замечательный человек на свете, побежал за мороженым.

4

   Вышеупомянутый мистер Робертсон Дэвис, кроме всего прочего, предположил в
своей "Дептфордской  трилогии",  что  самые  избитые  истины,  применимые  к
литературе, живописи, выезду лошадей на ипподроме, и  также  правдоподобному
вранью, также применимы к магии: кто-то родился чародеем, а кто-то нет.  Вот
и Хилли  не  был  создан  для  чародейства.  В  первой  части  "Дептфордской
трилогии", в  "Пятом  ремесле",  рассказчик,  искушенный  в  магии  (мальчик
примерно одних с Хилли лет), проделывает ряд фокусов - довольно  неудачно  -
на  глазах  снисходительной  аудитории  в  лице  одного  мальчика   (который
значительно  моложе  фокусника,   примерно   как   Дэвид),   с   неожиданным
результатом:  старший  мальчик  обнаруживает,  что  младший  -  прирожденный
иллюзионист. Малыш поверг в  смущение  рассказчика,  сделав  первую  попытку
спрятать в ладони шиллинг.
   Правда,  во  втором  случае  аналогия  нарушена;  Дэвид  не  был  наделен
способностями Хилли к магии. Но Дэвид обожал своего брата  и  сидел  смирно,
внимательно и благоговейно наблюдая за ним; его не пугали вспышки  огня,  не
смущало, когда Виктор,  их  домашний  кот,  выпрыгивал  из  волшебной  шляпы
(кстати, ее пришлось выкинуть в июне, после того, как Виктор нагадил в нее).
Дэвиду нравилось все, что Хилли  делал:  рассказывал  ли  он  об  устройстве
термодинамического двигателя, или перечитывал ему Евангелие от Матфея.
   Не то, чтобы фокусы Хилли были полностью неудачны; на самом деле,  первое
публичное  выступление  Хилли  Брауна  с  демонстрацией   фокусов,   которое
состоялось на заднем дворе  дома  Браунов  в  тот  самый  день,  когда  Джим
Гарденер покинул Трою, чтобы присоединиться к "Поэтическому  Каравану  Новой
Англии", прошло с огромным успехом. С десяток  ребят  -  в  основном  друзей
Хилли, не считая  нескольких  ясельных  знакомцев  Дэвида,  приглашенных  за
хорошее поведение, - ну и четверо-пятеро взрослых, все  они  наблюдали,  как
Хилли проделывает фокусы с исчезновением и появлением  различных  предметов.
Большинство трюков  сработало,  правда,  не  из-за  таланта  или  выдающихся
способностей, а благодаря бодрому жизнерадостному настрою, с  которым  Хилли
воспроизводил инструкции.  Хотя,  конечно,  вся  сметливость  и  настрой  не
создадут искусства без толики таланта, все же, сметливость и  настрой  могут
создать великолепные подделки.
   Настало время сказать, что  набор  юного  фокусника,  купленный  Брайеном
наудачу, имел одну особенность: его создатели, будучи  невысокого  мнения  о
тех, в чьи руки он должен был попасть, щедро восполнили недостаток умения  и
способностей механическими  приспособлениями.  Например,  вы  "работаете"  с
Размножающимися Монетами. То  же  самое  задумано  с  Гильотиной,  крошечная
модель которой (с надписью MADE IN TAIWAN на основании) снабжена  отточенным
лезвием. Когда какой-нибудь нервный зритель (например,  Дэвид)  кладет  свой
пальчик на плаху,  поверх  него  в  паз  помещается  сигарета,  Хилли  может
спокойно отпускать смертоносное  лезвие,  которое  разрубит  сигарету..,  но
оставит, чудесным образом, пальчик в целости и сохранности.
   Конечно, не все фокусы зависели от механических приспособлений. Часами он
репетировал двурушничество, позволявшее ему "извлекать" карты из-под  стола.
В чем он и преуспел, не зная, что подобные навыки могут  пригодиться  скорее
шулеру, чем фокуснику. Когда аудитория превышала двадцать человек,  интимная
обстановка гостиной терялась, но в основном  все  карточные  фокусы  сходили
гладко. Аудитория Хилли была достаточно мала, настолько, что  ему  удавалось
околдовать  ее  -  как  взрослых,  так  и  детей,  -  околдовать   неуклюжим
перемещением карт из середины  колоды  наверх,  или  поисками  заколдованной
карты Розали, спрятанной в колоду  у  нее  на  глазах,  ну  и,  конечно  же,
заставляя валетов выпрыгивать из горящего карточного  домика  (самый  лучший
карточный фокус, изобретенный когда-либо).
   Были, конечно, и неудачи. Хилли без ляпсусов, как сказал  Брайен  однажды
ночью, все равно, что Макдональдс без гамбургеров. Когда он  пытался  вылить
стакан  воды  в  носовой  платок,  одолженный  у  Джо  Полсона,  почтальона,
расставшегося с жизнью месяц спустя на  "электрическом  стуле",  все  успехи
Хилли сводились к тому, что он промачивал насквозь оба платка и  свои  брюки
на коленях. Виктор отказывался возникать из шляпы. Что до исчезающих  монет,
фокуса, попортившего Хилли немало крови, результаты всегда были  плачевными.
Они легко исчезали в его ладони (попросту приклеивались  к  ней,  т.к.  были
вырезаны из золотой фольги и проходили под торговой маркой "Манчи Мани"), но
стоило ему поднять ладонь, как они градом сыпались на пол,  вызывая  смех  и
длительные аплодисменты его друзей.
   Но овация в конце представления была настоящей.  Все  были  уверены,  что
Хилли настоящий волшебник "для своих десяти лет". И только  трое  не  питали
иллюзий по этому поводу: Мэри Браун, Брайен Браун, ну и сам Хилли.
   - Ему это еще не надоело, а? - спросила Мэри своего  мужа  как-то  ночью.
Оба они понимали, что это самое было сродни  лучу  света,  осветившего  мозг
Хилли Божьей милостью.
   - Нет, - ответил Брайен, немного помолчав.  -  Мне  так  не  кажется.  Он
трудит