нную жарой голову. Питс  восседал,  откинувшись,  в  плетеном  кресле,
стоявшем на тротуаре, и рассматривал фотографии в журнале "Галлери", те, где
обнаженные девицы.
   Дело было в воскресенье, последний день июля, на  улицах  людно  и  очень
жарко, как во включенной духовке. Все видели, как Ханк  подошел  к  Альберту
"Питсу"  Барфилду   и   облокотился   на   спинку   его   кресла.   Прохожие
"почувствовали", как одна единственная мысль пульсирует  в  сознании  Ханка,
они так же видели внушительный гетто-бластер, который он держал за  рукоятку
и револьвер  в  переднем  кармане  его  брюк,  а  потому  все  они  кинулись
врассыпную.
   Питс весь ушел в созерцание разворота, главным  украшением  которого  был
портрет  предприимчивой  девицы  по  имени  Кэнди  (питавшей  слабость,  как
утверждала надпись, к "морякам и вообще мужчинам, с руками  сколь  сильными,
столь и нежными"). Питс достаточно скрупулезно оценивал ее стати и потому не
отреагировал вовремя  на  угрожающие  действия  Ханка.  Исходя  из  размеров
револьвера, которым запасся Ханк, люди пришли к выводу (хотя они  даже  ртов
не раскрывали, разве только для принятия пищи), что мысль,  осенившая  Ханка
поздно ночью, будет иметь для старины Питса самое роковое значение.
   Кресло с треском вылетело из-под Питса.
   - Эй, Ханк! Ты что...
   Ханк достал оружие - "сувенир", оставшийся со времен службы в армии.  Это
еще раз напомнило ему, что он-то отслужил  свой  срок  не  где-нибудь,  а  в
Корее; это вам не хухры-мухры, вроде войск для поддержания порядка...
   - Лучше сиди на месте, приблудный сукин сын, - остановил его  Ханк,  -  в
противном случае, им придется отмывать витрину от твоих кишок.
   - Ханк... Ханк.., что...
   Ханк выудил из кармана рубашки пару миниатюрных наушников. Он подсоединил
их к большому радио, включил его, и втиснул голову Питса в дужку наушников.
   - Это тебе, Питс. Надеюсь, эта штука поможет тебе сориентироваться, когда
ты отправишься отсюда восвояси.
   - Ханк.., пожалуйста...
   - Я не собираюсь обсуждать это с тобой, Питс, -  пояснил  Ханк  по-мужски
открыто и вполне искренне. - Даю тебе пять  секунд,  чтобы  одеть  наушники,
затем тебе предстоит пережить небольшую телепортацию.
   - Господи, Ханк, да ведь из-за этой грошовой партии в покер... -  завопил
Питс. Пот градом катился по его  физиономии,  пропитывая  насквозь  ворот  и
грудь его рубахи цвета хаки. Его немытая туша убийственно благоухала; помимо
этого, от него несло перегаром, как из винной бочки.
   - Один.., два...
   Питс озирался, как затравленное  животное.  Улица  вокруг  них  опустела,
словно по волшебству. Несмотря на десятки машин, припаркованных  у  рыночной
площади, по главной улице проехала одна единственная машина. Вокруг ни души.
Давящая тишина завесой опустилась на окрестности.  Теперь  и  Питс,  и  Ханк
могли расслышать  тихую  музыку,  доносившуюся  из  наушников.  "Лос  Лобос"
выражали сомнение, сможет ли волк выжить.
   - Это же просто масть пошла  тогда,  я  был  совершенно  не  при  чем!  -
сорвался на визг Питс. - Бога ради, кто-нибудь, наденьте наручники на  этого
типа!
   - ..три...
   Теряя рассудок от страха и отчаяния, Питс выкрикнул:
   - Ты, чертов неудачник!
   - Четыре, - сказал Ханк, поднимая свой армейский револьвер. Рубаха  Питса
была хоть выжимай, округлившиеся от страха глаза вылезали из орбит, от  него
несло, как от взмыленной лошади.
   Он осторожно схватил наушники.
   - Хорошо! Хорошо! Согласен! Уже одеваю, видишь?
   Он  одел  наушники.  Все  еще  держа  его  на  мушке,  Ханк  нагнулся   к
гетто-бластеру, в котором уже была поставлена кассета, на ленте которой было
записано всего одно довольно многозначительное слово: "Посылаю".
   Ханк нажал кнопку "Play".
   Питс  разразился  криком.  Вскоре  крик  начал  стихать,  словно  что-то,
находящееся внутри Питса, теряло силы и исчезало. То же самое происходило  с
его внешней оболочкой: он  весь  словно  тускнел,  становился  бесплотным..,
словом,  становился  потусторонним.   Переставая   принадлежать   к   нашему
измерению, Питс Барфилд выгорал, как фотография. Кожа вылиняла  до  молочной
белизны, теперь уже и губы шевелились, не издавая звуков.
   Последний кусочек реальности, спасительной, грубой  реальности  -  нижняя
половина двери бара, казалось, распахнулась за его спиной. Его  не  покидало
ощущение,  что  реальность  -  Хэвенская  реальность  -  трансформировалась,
повернувшись по какой-то неизвестной оси (как  в  трюке  с  книжным  шкафом,
оказавшимся замаскированной дверью).  Теперь  за  спиной  Питса  простирался
зловещий пурпурно-черный пейзаж.
   Полетевший неизвестно откуда порыв ветра взъерошил  волосы  Ханка,  звук,
похожий на выстрел из оружия с глушителем, застрял у него в горле, мусор  на
асфальте - фантики, окурки, разорванные упаковки от сигарет, несколько долек
хрустящей картошки - все это стремительно потянулось в отверстие,  словно  в
сопло пылесоса. Ничего  удивительного,  что  воздушный  поток  устремился  в
безвоздушное пространство другого измерения. Кое-какие бумажки приставали  к
ногам Питса. А некоторые, как подумал Ханк, проходили прямо через него.
   Затем, словно став  легким,  как  перышко  или  как  фантики,  усеивавшие
асфальт, Питс  был  втянут  в  отверстие.  И  его  иллюстрированный  каталог
потянулся вслед за ним, шурша страницами "Все к лучшему,  ублюдок,  -  думал
Ханк, - теперь тебе будет, что почитать в твоей ссылке". Кресло, на  котором
сидел Питс, опрокинулось на асфальт, поползло к отверстию и ушло в  него  до
половины. Теперь воздушный поток  начал  затягивать  Ханка.  Он  нагнулся  к
бластеру, готовясь нажать на кнопку "Stop".
   Но до того, как нажать ее,  он  услышал  высокий,  тонкий  детский  крик,
доносящийся оттуда. Он взглянул туда, подумав: "Это ведь не Питс".
   И снова:
   - ..Хилли...
   Ханк нахмурился. Детский голос. Именно детский, я звучит так,  словно  он
его уже слышал. Вроде, как...
   - ..ну, скоро там? Я хочу домо-оой...
   С резким, пронзительным  дребезжанием  выпало  оконное  стекло  рыночного
павильона, треснувшее от взрыва в городской ратуше  в  прошлое  воскресенье.
Град осколков обрушился туда, где стоял Ханк, чудом оставив его невредимым.
   - ..пожалуйста, здесь трудно дышать...
   Упаковки с фасолью, уложенные пирамидкой на окне павильона, падали  рядом
с Ханком и всасывались  в  другое  измерение,  через  нечаянно  открытое  им
отверстие. Пятифунтовые сумки с отобранными продуктами ползли  по  асфальту,
издавая сухой, шуршащий звук.
   "Пора заткнуть эту прорву",  подумал  Ханк,  и,  словно  подтверждая  эту
мысль, один сверток шмякнул его по голове,  отскочил,  а  потом  втянулся  в
пурпурно-черную бездну.
   - Хиллииииииииииииииии.
   Ханк надавил на выключатель. Отверстие исчезло. Дерево треснуло, и кресло
разломилось надвое, точно по диагонали. Одна половинка осталась на асфальте.
Другая исчезала, как не бывало.
   Рэнди Крюгер, купивший рыночный павильон в конце  пятидесятых,  встряхнул
Ханка за плечи.
   - Ты заплатишь мне за разбитую витрину, Бак, - пригрозил он.
   - Как скажешь, Рэнди, - согласился Ханк,  потирая  шишку,  вскочившую  на
макушке.
   Крюгер уставился на ровнехонько отхваченную половинку кресла, лежавшую на
асфальте.
   - И за кресло, тоже, - добавил он, уходя. Тем и кончился июль.

5

   Понедельник, 1 августа
   Джон Леандро замолчал, допил пиво, а затем спросил Дэвида Брайта:
   - И что, по-твоему, он скажет?
   Брайт задумался. Он с Леандро сидел в "Баунти Таверн", дико разукрашенном
Бангорском пабе, имевшем только два преимущества -  он  был  почти  напротив
издательства "Бангор Дейли Ньюз", а по понедельникам  вы  можете  пригласить
друзей и пропустить бутылочку пива.
   - Думаю, он начнет с того, что  спешно  пошлет  тебя  в  Дерри  закончить
незавершенную часть Календаря  Общины,  -  сказал  Брайт.  -  Ну  а  дальше,
поинтересуется, полагаю, не хочешь ли ты посоветоваться с психиатром.
   Леандро выглядел  абсолютно  убитым.  В  его  двадцать  четыре  года  два
предыдущих материала - исчезновение (читай:  предумышленное  убийство)  двух
рядовых  и  самоубийство  полицейского  -  только  разожгли  его  аппетит  к
сенсациям. Он не слишком надрывался, когда надо было писать отчеты в  "Дерри
Амвето" о мрачных и утомительных полночных поисках трупов двух рядовых. Чего
ради доводить себя до  ручки,  если  поиски  не  увенчались  успехом?  Брайт
устыдился своей грубости - правда, все  упирается  в  то,  что  сам  Леандро
порядочный хам. Быть нахалом в двадцать четыре года - это еще куда  ни  шло.
Но он-то уверен, что Джонни Леандро таковым и останется  в  сорок  четыре..,
шестьдесят четыре.., восемьдесят четыре, если доживет.
   Хам в восемьдесят четыре года; в этом есть нечто чересчур экстравагантное
и даже пугающее. Обогнав эту мысль, Брайт заказал еще пива.
   - Я пошутил, - пояснил Брайт.
   - Так ты не думаешь, что он отправит меня доводить дело до конца?
   - Нет.
   - Но ты же только что сказал...
   - Я пошутил насчет визита к  психиатру,  -  терпеливо  пояснил  Брайт.  -
Только насчет этого.
   Местоимение  "Он"  подразумевало  редактора  газеты.   За   долгие   годы
наблюдения за редакторами, Брайт уяснил,  что  есть  один  признак,  который
роднит их с Господом Богом, он предполагал, что Джонни Леандро скоро  и  сам
поймет это. Репортеры предполагают,  а  редакторы,  вроде  Питера  Рейнольта
неизменно располагают.
   - Но...
   - У тебя нет ничего, чтобы довести дело до конца, - отрезал Брайт.
   Если бы избранные жители города Хэвена - те, кто побывал  в  сарае  Бобби
Андерсон - могли бы слышать, что отпустил  в  ответ  Леандро,  то  счет  его
оставшейся жизни пошел бы на дни.., а, может быть, даже на часы.
   - Я попробую поискать в Хэвене, - ляпнул он, и допил теплый "Хейникен"  в
три больших глотка. - Там все завязано. Прикинь:  ребенок  исчез  в  Хэвене,
женщина умерла тоже там, Родес  и  Габбонс  возвращались  из  Хэвена.  Дуган
покончил с собой. Почему? Потому что он любил  тетушку  Маккосланд,  как  он
объяснил в записке. Кстати, Рут Маккосланд - тоже из Хэвена.
   - Не забудь о любящем дедушке, - добавил Брайт. - Он дошел до  того,  что
считает исчезновение его внука заговором. Я заметил, он  стал  разговаривать
сам с собой о Фу Манчу и белых рабах.
   - Это еще что  такое?  -  театрально  вопросил  Леандро.  -  Так  что  же
происходит в Хэвене?
   - Гнусные проделки коварного доктора, - изрек Брайт.  Пиво  принесли,  но
теперь ему уже расхотелось пить. Упоминание о любящем  старом  дедушке  явно
было бестактностью. Хотелось просто встать и уйти.  Чертовски  неловко  было
вспоминать об Иве Хиллмане... Конечно, он как всегда в своем репертуаре,  но
вот что-то в его глазах...
   - И что же?
   - Доктор Фу Манчу.
   Брайт перегнулся через стол и хрипло прошептал:
   - Белые рабы. Запомни, кто тебе  об  этом  сказал,  когда  будешь  давать
материал в "Нью-Йорк Тайме".
   - Это не смешно, Дэвид.
   "Восьмидесятичетырехлетний хам,  -  снова  подумал  Брайт.  -  Могу  себе
представить".
   - А если так:
   - продолжал Брайт, - маленькие зеленые человечки. Вторжение на землю  уже
началось правда,  еще  никто  не  знает.  ТА-РА-ТА!  Никто  не  верил  этому
молодому, отважному журналисту. Роберт Редфорд в роли Джона Леандро  в  этой
сногсшибательной саге.
   Подошел бармен и поинтересовался,  будут  ли  они  заказывать  что-нибудь
еще?
   Леандро встал, его лицо передернулось. Заплатив три доллара по  счету  он
сказал:
   - У тебя недоразвитое чувство юмора, Дэвид.
   - Или так, - мечтательно произнес Брайт. - Они были заодно, и  доктор  Фу
Манчу, и зеленые человечки - пришельцы из  космоса.  Сделка,  заключенная  с
дьяволом. Никто, кроме тебя, Джонни, не знает об этом.
   - Плевать, поручит мне это дело Рейнольт или нет, - сказал  Леандро,  так
что Брайт понял, что недооценил наглость Джонни - просто уникальный нахал!
   - Мой отпуск начинается со следующей пятницы. Тогда и отправлюсь в Хэвен.
Займусь этим в свободное время.
   - Ага, - возбужденно подхватил Брайт. Он не смог удержаться, хотя и знал,
что рано или поздно Леандро даст ему по морде. Но тут уж не остановишься.  -
Уверен, что это экранизируют. Да и Редфорд не возьмется  за  роль,  если  не
будет звездой номер  один.  Одинокий  Волк!  Ух!  Кстати,  не  забудь  одеть
специальные часы, когда направишься туда.
   - Какие часы? - спросил Леандро, свирепея. Плевать он хотел на  все  это,
хотя, конечно, лавры делить ни с кем не охота.
   - Ну знаешь, такие специальные часы, которые  обычно  одевают  супермены,
отправляясь совершать подвиги. Когда приближаешься к "объекту",  они  подают
сигналы, которые не слышит никто, кроме тебя, - пояснил Брайт,  демонстрируя
свои часы (пролив при этом полкружки пива). - Они начинают ззззззззззз...
   - Мне плевать, что предпримет Рейнольт и сколько глупостей ты скажешь  за
этот вечер, - отрезал Леандро. - Но вам будет, над чем поразмыслить.
   Он повернулся и шагнул к выходу.
   - Между  нами  говоря,  я  думаю,  что  ты  циничный  придурок  с  убогой
фантазией.
   Высказав свое мнение, Джонни Леандро повернулся  на  каблуках  и  хлопнул
дверью.
   Брайт поднял кружку и кивнул бармену.
   - Выпьем за всех циничных придурков в мире, - предложил он. - Да, у  меня
убогая фантазия, нет  воображения,  но,  зато  есть  великолепное  чутье  на
хамство.
   - Что вы говорите! - отозвался бармен. Ему казалось, что он уже видел это
где-то раньше... Хотя он никогда не работал в Хэвенском баре.

6

   Четверг, второе августа
   Когда все собрались в конторе Ньюта Берринджера, их  было  шестеро.  Дело
было в пять часов вечера, но часы на башне  -  сама  башня  казалась  вполне
реальной, несмотря на то, что птица, если бы таковая нашлась теперь в  Хэвен
Вилледж, могла бы запросто пролететь сквозь нее, - неизменно показывали пять
минут четвертого. Все шестеро побывали в сарае у Бобби, Эдли Маккин дополнил
этот список только недавно. Остальными же были:  Ньют,  Дик  Эллисон,  Кьюл,
Хейзл и Фрэнк Спрюс.
   Они обсуждали свои проблемы, не произнося вслух  ни  слова.  Фрэнк  Спрюс
поинтересовался, как чувствует себя Бобби. Ньют предположил, что  еще  жива,
ничего более определенного. Ей следовало бы снова выйти из сарая.  Но,  судя
по всему, она этого не сделает. Так или иначе, можно  предугадать,  чем  это
обернется.
   Затем  бурно  обсуждалась  позавчерашняя  проделка  Ханка  Бака,  главным
образом то, что Ханк услышал голос из другого мира.  Судьба  Питса  Барфилда
никого особенно не волновала. Возможно, он получил  по  заслугам,  а,  может
быть, с ним обошлись слишком круто. Неважно.  Что  сделано,  то  сделано.  К
Ханку не было предпринято никаких карательных мер, он возместил ущерб  Рэнди
Крюгеру (оплатил сломанное кресло, разбитую витрину  и  товары,  канувшие  в
другое измерение). Крюгер предъявил чек к  оплате  в  Бангорском  банке.  Он
получил деньги и счел инцидент исчерпанным.
   Впрочем, они не смогли бы предпринять что-нибудь против Ханка, если бы  и
сочли  нужным:  единственная   камера   предварительного   заключения   была
полуразрушена взрывом, уничтожившим Рут, так что Ханк, здоровый сорокалетний
бугай, мог бы разобрать ее по кирпичику за десять минут.  А  они  не  хотели
подводить Ханка под федеральный суд. Прикиньте, как сформировать обвинение?!
Могло быть два решения: или оставить его в покое, или отослать на Альтаир-4.
К счастью, они подробно разобрались в  его  образе  мыслей  и  мотивах.  Они
пришли к выводу, что  действовал  он  в  состоянии  аффекта,  когда  гнев  и
растерянность дошли до предела, впрочем, как и у всех в городе. Надо думать,
Питс исчерпал терпение горожан. Ничего радикального Ханк уже  не  предпримет
(они ведь отобрали у него радио и взяли  с  него  слово,  не  делать  ничего
подобного); итак, они перешли к следующему вопросу, который  интересовал  их
куда больше: ..голос, который доносился оттуда.
   Несомненно,  это  Дэвид  Браун,  как   заключил   Фрэнк   Спрюс.   Кто-то
сомневается?
   Все согласны.
   Дэвид Браун пребывает на Альтаире-4.
   Никто не знал толком, где находится Альтаир-4 и существует ли он  вообще;
да это их и не волновало. Само название словно всплыло из старых  фильмов  и
стало такой же метафорой, как и Томминокеры,  пришедшие  из  старых  стихов.
Можно  подумать  (а  может  быть  и  нет),  что  Альтаир-4  -  что-то  вроде
пространственной (космической) кладовки, где скапливаются пропавшие предметы
и существа. Словом,  филиал  Дантова  ада,  черная  дыра,  материализованное
небытие.  Ханк  отправил  туда  Питса,  но  прежде  он  провел   постепенную
дематериализацию этого вонючего сукина сына.
   С Дэвидом Брауном было все по-другому.
   Долгое, задумчивое молчание.
   (да, похоже на то)
   Это нельзя было назвать молчанием; скорее  -  групповое  мышление,  когда
мысли одного дополняют другого.
   (да, но почему же оба)
   Они флегматично переглянулись. Они могли чувствовать какие-то эмоции,  но
дело приняло очень уже печальный оборот.
   Хейзл довольно безразлично предложил вернуть его обратно. Это  обрадовало
бы Брайена и Мэри. Да и Рут тоже. Она очень этого хотела. Как вы знаете,  мы
все ее любили. Она бы обрадовалась, как мать, которая  узнает,  что  ее  сын
помирился со своим лучшим другом.
   Эдли отверг эту мысль, и все уставились на него.  Впервые  он  вступил  в
обсуждение. Он смущался, хотя  и  лез  во  все  дыры.  Ни  одна  газета  или
ТВ-станция в штате не смогут обойти своим вниманием "чудесное  возвращение".
Все думают, что он уже мертв: еще бы, четырехлетний малыш, пропавший  четыре
недели назад. Если он объявится, это будет сенсацией.
   Все кивнули.
   Что же он предлагает? Вернулся к делу Ньют. Где же он находился,  по  его
мнению?
   Хейзл предположил  потерю  памяти.  Похоже  на  правду,  да  и  газетчики
восприняли бы амнезию, как что-то  само  собой  разумеющееся.  Под  влиянием
обстоятельств.
   (да, но не в этом дело)
   И снова множество голосов слилось в  один.  Голоса  проносились,  образуя
страшные сочетания слов и образов. Все упиралось в то,  что  место  действия
находилось невообразимо далеко, да и в городе не нашлось ни одного человека,
имевшего опыт подобных перемещений.., и все были обескуражены, не зная,  как
подступиться к технической стороне дела. И уж кто был бы сейчас не к месту в
Хэвене, так это свора репортеров с телеоператорами. Да и башню с  часами  не
очень-то запечатлеешь на пленке - она ведь  стала  не  более  реальной,  чем
мираж в пустыне. Нет уж, лучше оставить Дэвида Брауна  там,  где  он  сейчас
есть; печально, но обстоятельства  таковы.  Если  он  до  сих  пор  жив,  то
как-нибудь переможется там. Из своих  скудных  познаний  об  Альтаире-4  они
могли заключить, что время протекает там с другой скоростью - на  Альтаире-4
и года не пройдет, когда Земля завершит цикл своего существования.  Так  что
для Дэвида Брауна прошло всего-то несколько минут. Конечно он может умереть,
неизвестные микробы  могут  атаковать  его  иммунную  систему,  какие-нибудь
крысы-мутанты, населяющие вселенскую  кладовку,  могут  попасть  на  него  и
сожрать: да и смерть от потрясения тоже нельзя  исключать.  Но,  похоже,  он
выживет, а если и нет - не важно.
   Кьюл высказал предчувствие, что мальчик может оказаться очень кстати.
   (как)
   Может быть, как отвлечение.
   (что ты имеешь в виду)
   Кьюл и сам не мог объяснить, что он  имеет  в  виду.  Было  просто  такое
чувство, что если бы чужие сунулись в Хэвен, то можно  было  бы  привлечь  к
исчезновению мальчика  всеобщее  внимание,  тогда  сработали  бы  загадочные
механизмы, сработали бы даже лучше, чем можно надеяться  -  возможно,  тогда
они бы вернули Дэвида назад, или хотя бы переместили его поближе. Главное  -
выиграть время. Чтобы "превратиться". Время - всегда проблема.
   Кьюл выражал эту мысль довольно путано, но все остальн