ться,  даже  когда  Энди
подошел к нему и  врезал  по  физиономии.  Уже  свалившись  на  землю.  Гард
продолжал смеяться.

8

   Четверг, четвертое августа
   Было уже четверть девятого, когда Гарденер мало-мальски пришел в  себя  и
стал размышлять, что же все-таки произошло. Вспомнилось только  то,  как  он
сидел  на  кушетке,  роясь  в  аптечке  Бобби,  и  массировал   внушительный
кровоподтек на скуле, по которой его треснул Бузман.
   Стоп. Вот связка ключей от "Кадиллака" Арчинбурга. Те же самые ключи.  Он
вспомнил, как они мозолили ему глаза на том памятном полуночном совещании  в
сарае. Гарденер потер лоб, выглянув в окно гостиной и обнаружив пачку чипсов
на подоконнике. Кто же их мог принести?
   Тут ему попались на глаза несколько фигур, стоявших  в  тени  на  дальнем
конце двора. Постояв немного, они направились в сарай. Когда они  распахнули
дверь, оттуда вырвался сноп ослепительно яркого света, залившего весь двор и
осветившего окно гостиной. Они вошли  внутрь.  Свечение  спустилось  куда-то
вниз и исчезло. Они оставили дверь открытой. Даже изобретательные сказочники
таинственного Мэна не смогли  бы  объяснить,  как  удалось  открыть  снаружи
дверь, запертую изнутри.
   Теперь, сидя в качалке и глядя в окно, Гарденер думал: Должно быть, входя
внутрь, они были слишком заняты, чтобы помнить о таких условностях, как стук
в дверь и разрешение войти.
   Он прикрыл глаза рукой. Нахлынуло знакомое  наваждение.  Всплыли  события
прошлого. Ветер снова засвистел в ушах.  Гарденер  знал,  что  последует  за
этим... Впрочем, он уверен, что они ничего не сделают Бобби.
   Проснуться в комнате для  гостей  и  увидеть  людей,  вошедших  в  сарай,
облюбованный Томминокерами. Можно было заглянуть туда, но я не  отважился  и
знать не хочу, что там происходит.
   И все же, он сомневался,  что  жюри  йельского  конкурса  молодых  поэтов
приняло бы это во внимание. Но, - подумал Гарденер,  -  это  то  место,  где
Гарденер пребывает в данный момент, как они бы сказали. Возможно, позже  они
назовут это моим периодом, посвященным Томминокерам. Или  временем  "Сарая".
Или...
   Ворота отворились и какая-то машина затарахтела во дворе у  Бобби.  Затем
мотор заглох.
   Человек  в  полосатой  майке,  выбравшийся  наружу,  оказался  тем  самым
милостивым самаритянином, подобравшим Гарденера на шоссе в тот  дождливый  и
неприветливый денек четвертого июля. Гарденер узнал его с  первого  взгляда.
Кофе, - пронеслось у него в голове. - Ты напоил меня горячим кофе с сахаром.
Было вкусно". Он выглядел как персонаж из романа Джеймса  Дики  о  городских
мальчиках и их путешествии на каноэ вниз  по  реке,  предпринятом  как-то  в
выходные. Гард и не предполагал, что он  из  Хэвена,  хотя  -  разве  он  не
упоминал Альвион?
   Крыша поехала, - подумал Гарденер. - А  почему  бы  и  нет?  Обыкновенная
вылазка, не правда ли? Занесла шальным ветром с Альвиона.
   - Всем привет, - сказал водитель. - Спорю, ты меня не помнишь.
   И мысленно добавил: "Нечего меня дурачить, парень".
   - А вот и узнал, - сказал Гарденер, и имя волшебным образом всплыло в его
сознании, всплыло даже после всех этих перипетий и мытарств - месяц, богатый
событиями, которых бы хватило на десяток лет, а то и больше.
   - Фриман Мосс. Ты  подобрал  меня  на  шоссе  и  подвез  до  развилки.  Я
направлялся навестить Бобби. Правда, догадываюсь, что это тебе известно.
   - Ага.
   Мосс вернулся к машине и открыл капот. Покопавшись  там,  он  двинулся  к
багажнику.
   - Помоги мне, а?
   Гарденер сошел со ступенек,  потом  остановился,  еле  заметно  улыбаясь.
"Сначала Тремэйн, потом  Эндерс,  затем  Бузман  с  его  достойными  жалости
бледно-желтыми штанами из полиэстра".
   - Непременно, - сказал он. - Только ответь, пожалуйста, на один вопрос.
   - Ну? Попробую, если смогу.
   Мосс поднял крышку вместительного багажника. Чего  там  только  не  было;
взору Гарденера предстала  уйма  всяческих  инструментов:  баки,  насосы  со
шлангами, батарейки, проволока,  мотки  бечевки...  Одним  словом,  новый  и
усовершенствованный набор для раскопок.
   Гарденер невесело усмехнулся.
   - Скажи, а ты, случайно,  не  принес  мне  дохлую  крысу,  которую  можно
крутить на веревочке?

9

   Пятница, пятое августа
   Никакого регулярного воздушного сообщения с Хэвеном до конца шестидесятых
не было, пока не открылся маленький аэропорт на военной базе в Бангоре. Если
бы в те дни кто-нибудь обнаружил корабль, возникли бы  серьезные  трудности;
теперь же, когда самолеты  проплывали  над  головой  по  пять  раз  на  дню,
заставляя вибрировать стекла, ситуация упрощалась. Хотя  военные  пилоты  не
намеревались садиться где попало без  особой  необходимости,  те  напористые
ребята, которые летали на  F-4,  не  были  буквоедами,  а  по  сему,  иногда
позволяли себе лишнего. Да и чего ждать от этих подросших мальчишек, которые
еще не присмирели. Когда закрылся Доу, оставалось еще  несколько  маршрутов,
правда базу перенесли севернее, прямо к Лорингу, тому, что в Лимстоне.
   После нескольких перебросок и реорганизаций военная база  превратилась  в
коммерческий аэродром, получивший название "Бангор  Интернейшенал  Эйрпорт".
Чересчур громкое  название  для  аэропорта,  который  обслуживает  ежедневно
несколько захудалых рейсов из  Бостона  и  местные  перевозки  в  Огасту  из
Портленда. Как бы  то  ни  было,  надо  отметить,  что  воздушное  сообщение
действительно возросло, и к 1983  году  БИА  обзавелся  внушительным  парком
самолетов. Помимо  обслуживания  двух  коммерческих  авиалиний,  он  так  же
заправлял множество  международных  грузовых  рейсов,  и,  в  конце  концов,
оправдал свое громкое имя.
   В начале семидесятых коммерческие авиалинии  в  основном  обходили  Хэвен
стороной.  Но  пилоты  и  навигаторы  регулярно   принимали   сообщения   из
Квадрата-3, так была закодирована местность, включавшая в  себя  почти  весь
Хэвен, весь Альвион, ну и район Китайских озер. Здесь  частенько  собиралась
густая  облачность,  известная  как   "кукурузные   хлопья",   "туманность",
"кисель", или еще  живописнее,  как  например  "хоровод  призраков".  Короче
говоря, "Квадрат-3" стал Бермудским Треугольником местного значения. Компасы
зашкаливало.  Случалось,  из-за   перебоев   с   электричеством,   подводило
оборудование.
   В 1973 году самолет "Дельта", направлявшийся в Бостон, потерял управление
и чуть было не столкнулся с другим,  направлявшимся  из  Лондона  в  Чикаго.
Что-то случилось с напитками на  обоих  самолетах,  они  словно  взбесились.
Стюардесса обварилась горячим кофе. Никто,  кроме  экипажа,  не  понял,  как
близко к гибели они находились. Второй  пилот  на  "Дельте"  вылил  себе  на
колени горячий напиток и  истерически  хохотал  всю  дорогу  до  Бостона,  и
окончательно завязал с полетами двумя днями позже.
   В 1974 году чартерный рейс "Биг Скай" с разбитными игроками, следовавшими
из Лас-Вегаса, на борту поднялся в воздух в Бангоре, но где-то над Хэвеном у
него сдал один двигатель и пришлось  вернуться  в  Бангор.  Стоило  самолету
приземлиться, двигатель заработал, как ни в чем не бывало.
   Еще  один  подобный  инцидент,  не  завершившийся,  правда,  катастрофой,
случился в 1975 году. А с 1979 года маршруты всех коммерческих полетов стали
проходить  через  другой  район.  Если  бы  обратились  за  разъяснениями  к
контролерам FAA, они бы только пожали плечами и назвали  бы  это  аномалией.
Это слово они употребляют довольно часто. То тут, то там  встречаются  такие
места, никто не может объяснить почему - легче перенести маршруты  и  забыть
об этом.
   В 1982 году частный грузовой рейс, проходивший над  "Квадра-том-3",  тоже
завернули контролеры из Огасты, Ватервиля и Бангора. Дело в том, что в самом
центре К-3, согласно карте ECUS-2 FAA, объявился огромный сверкающий НЛО без
пилота.
   С тех пор ничего подобного не  появлялось.  Так  продолжалось  до  пятого
августа, когда ближе к вечеру Питер Байли увидел нечто подобное.
   Байли был пилотом частного самолета, проведшим в воздухе  уже  две  сотни
часов. Он летал на "Сесне-Ястребе" и, как он сам  говорил,  это  стоило  ему
немало банановой кожуры (так  он  называл  деньги).  Можно  догадаться,  что
деньги он ставил невысоко. Итак, он делал  сто  пятьдесят  миль  в  час  при
хорошей видимости и без проблем шел  на  высоте  17.000  футов.  "Сесна"  не
поскупилась  на  навигационные  приборы,  так  что  сбиться  с  курса   было
практически невозможно (хотя, такое излишество, как  навигационная  антенна,
стоило немало банановой  кожуры).  Другими  словами,  это  была  великолепно
оснащенная машина, которая прекрасно смогла бы летать сама по себе - правда,
такой хороший пилот, как Байли, никогда не помешает.
   Если бы Питер Байли был каким-нибудь неопытным сопляком, страхование было
бы вполне оправдано. Но в случае с ним это был грабеж среди  бела  дня,  так
что он доводил своих осторожных партнеров  до  белого  каления,  отказываясь
подписать страховой полис, который страховые компании старались всучить ему.
   Среди его  друзей  было  немало  летчиков,  да  таких,  кого  бы  он  сам
застраховал. Зачастую в их лицензии значилось куда меньше часов, чем у него;
отсюда вывод, что им сам Бог велел раскошелиться и отстегнуть горстку-другую
банановой кожуры на уплату страховочных взносов. Среди них попадались  такие
деятели, услугами которых, как он говорил, он бы не воспользовался, имей они
даже последний  в  мире  самолет,  а  его  жена  умирала  бы  в  Денвере  от
кровоизлияния в мозг. Собственно говоря, не в сумме дело. Обиднее всего, что
он, Питер Байли, он, уважаемый и  опытный  нейрохирург,  который  без  труда
зашибает  триста  тысяч  банановых  шкурок   в   год,   должен   подчиняться
унизительным формальностям, если хочет летать. Перед терпеливыми слушателями
(которые, однако, страстно желали перекинуться в карты или, что  еще  лучше,
остаться в баре и пропустить пару стаканчиков "Кровавой Мэри") он  частенько
развивал мысль, что эти формальности  хороши  на  случай  заведомого  риска,
например, для новичков и  орлов,  имеющих  пристрастие  к  бутылке,  которым
машину просто так не доверишь. Ерунда! Если это не гнусная дискриминация, то
тогда он не знает, что справедливо, а что нет. Если бы он не был так  занят,
он бы показал этим ублюдкам, где раки зимуют и был бы прав.
   Среди партнеров Байли по гольфу  встречались  и  юристы,  большинство  из
которых знало, что все это - демагогия. Уровень риска иногда не  зависит  от
объективных обстоятельств, и те, кто его определяет - тоже не дураки.  Одним
словом, лучше заручиться страховкой. К тому же, Питер Байли был  медиком,  а
статистика утверждает, что из медиков получаются  самые  неважные  пилоты  в
сравнении со всеми другими профессиональными группами, какие только есть.
   Выпустив пар, Байли направился в клуб, бормоча:
   - Я бы с этими дальновидными сукиными сыновьями не полетел бы и в Денвер,
даже если бы моя жена умирала от кровоизлияния в мозг.
   Питер Байли, между нами говоря, был как раз из тех пилотов,  для  которых
были изобретены таблицы  риска  и  страховки.  Несомненно,  в  богоспасаемой
Америке найдется немало врачей,  могущих  потягаться  с  летчиком-ассом.  Но
Байли не из тех. Находчивый, предусмотрительный,  решительный,  собранный  и
опытный за операционным столом, когда перед ним лежит  пациент  со  вскрытым
черепом и костными осколками, врезавшимися в мозг,  Байли  виртуозно  владел
скальпелем, пинцетом и лазерным ножом, что, впрочем не мешало ему оставаться
довольно  неуклюжим  пилотом,  постоянно  нарушающим   инструкции,   технику
безопасности,  разработанную  FAA  и,   вопреки   уговорам   с   партнерами,
манкирующим показателями высоты. Конечно, смелости ему было не занимать, но,
имея всего-то две сотни часов в лицензии, он считал себя опытным  и  бывалым
пилотом только из-за богатого воображения. Что касается обоснованного риска,
можно привести старый афоризм: пилот может быть тем или иным, но должен быть
профессионалом.
   В тот день он летел  один  над  Тетерборо,  направляясь  из  Нью-Йорка  в
Бангор. В Бангоре он собирался взять машину  и  добираться  до  госпиталя  в
Дерри. Его вызвали проконсультироваться  в  случае  с  маленьким  Хиллиманом
Брауном. Случай интересный, да и плата подходящая  (к  тому  же,  он  слышал
много хорошего о соревнованиях по гольфу в Ороно), так что он согласился.
   Всю  дорогу  стояла  отменная  погода,  видимость   была   прекрасная   и
путешествие было для Байли сущим удовольствием. Как  обычно,  он  манкировал
показаниями приборов и пропускал тревожные сигналы (ему  казалось,  что  все
обойдется, хотя в предыдущий раз  он  здорово  стукнулся  лбом  о  циферблат
прибора и разбил его).  Он  мог  отклониться  от  указанной  11.000  футовой
высоты, как вверх, до 15.000 футов, так и вниз, до 6.000 футов. Полагаясь на
удачу, он избегал столкновений с другими самолетами.., впрочем,  Бог  милует
дураков, а Байли, к несчастью, был слишком  туп,  чтобы  придавать  значение
цифрам.
   Он также не придерживался маршрута,  и,  как  оказалось,  его  занесло  к
Хэвену. Так вот, пролетая над  Хэвеном,  он  почувствовал,  что  мощный  луч
резкого света ударил ему в глаза, практически  ослепив.  Казалось,  на  него
направили мощнейший в мире прожектор.
   - Что за чертовщина...
   Он посмотрел вниз и обнаружил гигантский источник этого света. Он мог  бы
обойти его стороной, лететь своей дорогой и выяснить  подробности  в  другой
раз (а мог бы и столкнуться с тяжело загруженным авиалайнером),  но  он  был
так заинтересован, что, потеряв осторожность, "Сесна" вернулась назад.
   - Ну и где же...
   Свет вспыхнул снова достаточно ярко для  того,  чтобы  у  него  в  глазах
зарябило от голубых отблесков. Пульсирующие лучи пробивались даже  в  кабину
пилота.
   - Иисусе!
   Там, под ним расстилался ковром темно-зеленый лес; сквозь ветки  деревьев
виднелся гигантский серебристый  предмет.  Чтобы  рассмотреть  его  получше,
Байли пошел на снижение.
   Итак, во второй раз за этот день Байли снизился до 6.000 футов и принялся
кружить над лесом. Голова заныла - он приписал это  усталости  и  небывалому
возбуждению. Сначала ему пришло в голову, что  это  водонапорная  башня,  но
какой дурак поставит ее посреди леса?
   Он облетал объект снова и снова, уже на высоте 4000 футов. Он  знал,  что
может снизиться на этой машине настолько, насколько отважится (а  он  и  так
уже спустился ниже, чем отважился бы опытный пилот, но "Ястреб" - как-никак,
отличная машина, так что на нее простительно положиться, как на друга).
   Искусственный объект,  отметил  он,  почти  свихнувшись  от  возбуждения.
Огромный   объект   тарелкообразной    формы,    предположительно    земного
происхождения, может быть, очередная затея правительства? Да, но будь он  на
месте властей, он бы закамуфлировал его... И земля  вокруг  вскопана,  да  и
траншею хорошо видно.
   Байли решил облететь еще раз - будь он неладен,  если  не  докопается  до
сути! Но тут взгляд остановился на измерительных приборах, и  сердце  упало.
Стрелка  компаса  металась  по  циферблату,  как  оглашенная,  пока  ее   не
зашкалило, а индикаторы топлива  в  баках  тревожило  замигали  красным.  На
высотомере  стрелка  дернулась  к  отметке  22.000  футов,  задержалась   на
мгновение и замертво уткнулась в ноль.
   Мощный  мотор  в  195  лошадиных  сил  стал  давать  угрожающие  перебои.
Пропеллер "закашлял". Сердце Байли тоже заколотилось. В  голове  помутилось.
Он не мог отвести глаз от красных и зеленых  вспышек  -  сигналов  бедствия.
Приборы словно  говорили  безумному  летчику:  "Очнись  же,  идиот,  или  ты
грохнешься на матушку Землю". Когда он попытался  подняться  до  пяти  тысяч
футов, Байли увидел  своими  глазами,  что  самолет  прямо-таки  застрял  на
четырех  тысячах,  ну,  может,  чуть  больше.  Он  заметил,  что  термометр,
фиксирующий температуру воздуха снаружи, начал выкидывать фокусы: сначала он
перескочил с 47 до 58, потом упал до 5. Задержавшись на  секунду  на  низком
значении, он сразу же показал  999.  Красные  цифры  тревожно  задрожали,  и
термометр отказал.
   - Бога ради, что происходит? - закричал Байли и растерянно  уставился  на
передний зуб, выпавший у него изо рта,  который,  стукнувшись  о  высотомер,
упал на пол кабины.
   Опять забарахлил двигатель.
   - Твою мать, - прошептал он. Теперь он просто оцепенел от ужаса. Кровь из
раны  в  десне  сочилась  на  подбородок.  Отдельные  капли  падали  на  его
новехонькую рубашку.
   Зловещее сияние опять вспыхнуло под корпусом самолета. Двигатель отказал.
Машина начала терять высоту.  Забыв  все  свои  навыки,  Байли  уцепился  за
штурвал изо всех сил, но безрезультатно. Уже ничего  не  поделаешь.  "Сесна"
падала - 4.000 фута...  3.500...  3.000.  Байли  вслепую  нащупал  кнопку  и
надавил на "АВАРИЙНЫЙ ЗАПУСК". Пропеллер сделал пару оборотов и снова замер.
Теперь "Сесна" уже спустилась до 2.500 футов. Старое шоссе, ведущее в Дерри,
неотвратимо  приближалось.  Байли  уже  мог  разглядеть  расписание   служб,
вывешенное на ограде методистской церкви.
   - Мамочка, - прошептал он. -  Я  же  разобьюсь.  Он  попытался  стряхнуть
оцепенение и снова нажал кнопку. Двигатель кашлянул, завелся было, но быстро
заглох.
   - Нет! - завопил Байли. Глаза вытаращились и  налились  кровью.  В  одном
глазу лопнули сосуды, и кровь потекла по  щеке.  Паника  захватила  все  его
чувства, и он ничего не замечал. Он хватил кулаком по приборной доске.
   - Давай же, ты, хреновая колымага.
   Двигатель заработал, пропеллер  закрутился,  как  ни  в  чем  не  бывало,
отражая лучи солнца. Байли вцепился  в  штурвал.  Ожившая  машина  перестала
падать.
   - Чертова колымага! Чертова  колымага!  Чертова  колымага!  -  вопил  он.
Выступившая кровь окончательно залила левый глаз, да и сам он дошел до точки
и уже  не  воспринимал  события  адекватно,  но  будь  время  и  возможность
обмозговать происходящее, он бы не додумался не до чего существенного в этой
идиотской ситуации.
   Он облокотился на штурвал; верный "Ястреб", предоставленный самому  себе,
взмывал ввысь под немыслимым углом, и, надо сказать, исправно справлялся  со
своей заботой. Хэвен Вилледж уходила все дальше вниз, и Байли  видел  людей,
удивленно запрокинувших головы. Он был еще достаточно низко,  чтобы  кто-то,
кому это придет в голову, мог записать его номер.
   "Давай, давай! - подумал он мрачно. - Давай, записывай, мне наплевать;  я
и так завязываю с "Сесна Корпорейшн", много толку в том хламе,  которым  они
напичкали корпус самолета. Да я засуну в глотку  этим  безалаберным  сукиным
детям каждую банановую кожуру, которую они получат!"
   "Ястреб" медленно шел на подъем; двигатель работал исправно. Голова Байли
просто отваливалась, но тут его осенило - мысль,  убийственно  простая,  как
все  гениальное,  пронеслась  в  его   сознании.   Он   неожиданно   осознал
психологическую подоплеку двухкамерности человеческого мозга.  Именно  такое
устройство  обеспечивает  накопление  генетической  памяти,  что  радикально
расходится с бытующими сейчас туманными представлениями; да, да, как функция
перекомпоновки фрагментов ДНК  и  биологического  сохранения  наследственной
информации.  Уяснив  это,  легко  объяснить   суть   такого   явления,   как
увеличивающаяся генерирующая способность corpus callosum в течение  периодов
нарастания активности не имеющей выводного протока  железы,  что  ставило  в
тупик исследователей человеческого мозга уже лет тридцать.
   Питер Байли внезапно ощутил, что стоит на пороге  настоящего  открытия  -
может быть, открытия века.
   И в тот же момент он пережил нечто, похожее на взрыв, разнесший его  мозг
на части. Ослепительно белый свет вспыхнул в его голове -  точно  такой  же,
как излучение, испускаемое тем загадочным объектом в лесу.
   Если бы он опрокинулся вперед