арьер в  центре  того,  что  казалось  сгустившимся  воздухом,  вернулся  и
пересказал все дурным людям...
   ...которыми сейчас были все другие на земле.
   - Я не думаю, что кто-нибудь может подойти близко, - сказал  Ньют.  Он  и
Дик сидели в пикапе  Дика,  который  был  частью  целой  процессии  машин  и
грузовиков, разъезжающихся от дома Бобби Андерсон.
   - Я тоже так думал, - произнес Дик. - Но так было до Хиллмана.., и сестры
Бобби. Нет, никто не мог пройти сюда, но  если  он  сможет,  он  никогда  не
выйдет.
   - Ну ладно, отлично. Ты - Королева Бала. Теперь, ты можешь заставить  эту
трахальницу ехать быстрее?
   Общий смысл их мыслей - и  мыслей  всех  вокруг  них  -  был  яростным  и
пугающим. Сейчас проникновение пришельцев извне в Хэвен  казалось  им  самым
ужасным.
   - Я знал, что мы должны были избавиться от этого  проклятого  пьяницы!  -
выкрикнул Дик громко и грохнул  кулаком  по  крылу  машины.  Сегодня  он  не
гримировался. Его кожа также становилась сильно прозрачной, твердела.  Центр
его лица - и лица Ньюта, и всех других, которые сидели  на  складе  Бобби  -
начал распухать. Становится решительно похожим на рыло.

6

   Джон Леандро, разумеется, обо всем этом не знал -  он  знал  только,  что
воздух вокруг него был ядовитым - более ядовитым, чем  он  когда-нибудь  мог
предположить. Он снял золотую чашу с лица на время,  достаточно  длительное,
чтобы сделать один глубокий вдох, и мир начал немедленно исчезать в  тумане.
Он натянул чашу обратно, сердце стучало, руки похолодели.
   Отъехав от городской линии на две сотни ярдов, его "Додж" просто  заглох.
Большая часть машин и грузовиков Хэвена переоснастили так,  что  они  обрели
иммунитет  к  упорно  растущему  электромагнитному  полю,  расходящемуся  от
корабля по земле на протяжении почти двух месяцев или  около  того  (большая
часть работы была сделана в лачуге  Элта  Баркера),  но  машина  Леандро  не
вынесла подобного обращения.
   Он некоторое время сидел за рулем, тупо уставившись на идиотские  красные
огни. Он отбросил приемник в парк  и  повернул  ключ.  Мотор  не  заводился.
Дьявол, соленоид даже не щелкнул.
   Может быть, порыв кабеля аккумулятора.
   Это не был аккумуляторный кабель. Если это было  так,  лампочки  МАСЛО  и
СИЛА ТОКА не горели бы. Но это было неважно. Важнее было то,  что  он  знал,
что дело не в кабеле, потому просто, что знал это.
   Вдоль дороги по обеим  сторонам  стояли  деревья.  Солнце,  пробивающееся
сквозь их дрожащие листы, рисовало пятнистый узор на  земле  и  белой  грязи
рыхлых обочин. Леандро внезапно почувствовал,  что  из-за  деревьев  за  ним
наблюдают чьи-то глаза. Это было глупо, конечно, но мысль не уходила.
   Ладно, теперь тебе надо выбираться отсюда, и неизвестно,  сможешь  ли  ты
уйти  из  зараженного  пояса,  прежде  чем  твой  воздух   кончится.   Шансы
уменьшаются каждую секунду, в то время как ты здесь дрожишь.
   Он попробовал завести еще раз. Ничего.
   Он взял камеру, повесил ремень через плечо  и  вышел.  Он  встал,  тяжело
глядя на деревья с правой стороны дороги. Ему показалось, он услышал  что-то
сзади - шарканье, резко крутанулся, выпучив губы в сухой гримасе ужаса.
   Ничего.., ничего не видно. Леса милы, темны и глухи...
   Шевелись. Ты все еще торчишь здесь, переводя воздух.
   Он опять открыл дверцу, заглянул внутрь и вытащил пистолет  из  бардачка.
Он зарядил его, затем попытался  запихнуть  в  правый  карман.  Но  тот  был
слишком велик. Он испугался, что он выпадет и он его потеряет, если оставить
его там. Он задрал свою  новую  футболку,  засунул  пистолет  под  ремень  и
натянул футболку на него.
   Он снова поглядел на деревья, потом - с горечью, на  машину.  Он  мог  бы
пофотографировать, но что будет  видно  на  снимках?  Ничего,  кроме  пустой
сельской дороги. Подобное можно  увидеть  по  всему  штату,  даже  в  разгар
туристского сезона. Снимок не  сможет  передать  отсутствие  лесных  звуков;
снимок не покажет, что воздух отравлен.
   Вот твоя сенсация, Джонни. О, ты напишешь кучу историй об  этом,  у  меня
есть чувство, что ты расскажешь ребятам на  телевидении  много  новостей,  а
твоя фотография в "Ньюсуике"? Пулитцеровкая премия? Забудь все это.
   Какая-то часть его - более взрослая -  настаивала,  что  это  глупо,  что
половина лучше, чем ничего, что большая часть журналистов в мире поубивались
бы, чтобы достать кусочек этой половины во что бы то ни стало.
   Но Джон Леандро был человеком моложе своих двадцати  четырех  лет.  Когда
Дэвид Брайт думал,  что  видит  щедрую  порцию  хамства  в  Леандро,  он  не
ошибался. Тому были причины, конечно, но причины не меняют действительности.
Он был как новобранец, которому достался большой кусок во время его  первого
боя в блиндажах противника. Не плохо.., но в голове промелькнул крик:
   Эй, Бог, если ты хотел дать мне жирный кусок, почему Ты не дашь мне все?
   Поселок Хэвен был меньше чем в одной миле. Он мог бы дойти за  пятнадцать
минут.., но тогда он никак не выйдет из  отравленного  пояса  до  того,  как
истратит весь свой воздух, он знал это.
   Если бы я взял две таких штуки.
   Даже если бы ты и захотел, то не смог бы оплатить прокат обоих  баллонов.
Вопрос в том, Джонни, собираешься ли ты умирать из-за  своей  сенсации,  или
нет?
   Он не собирался. Если бы его фотография и появилась в "Ньюсуике", ему  не
хотелось бы, чтобы вокруг нее была черная  рамка.  Он  потащился  обратно  к
городской черте Троя. Он сделал дюжин пять  шагов,  прежде  чем  понял,  что
слышит моторы - очень много, очень слабо.
   Что-то происходит за чертой города. С тем же успехом это  могло  быть  на
другой стороне луны. Забудь это.
   Снова недобро поглядывая на деревья, он Зашагал по дороге.
   Прошел  еще  другую  дюжину  шагов  и  услышал   другой   звук:   низкое,
приближающееся гудение позади себя.
   Он обернулся. И разинул рот. В Хэвене часть июля была  Месяцем  Городских
Технических Новинок. Большая часть  жителей,  пройдя  становление,  потеряла
интерес  к  подобным  вещам..,  но  новинки  все  еще  здесь  были.   Многих
переоборудовали для охраны  границы.  Хейзл  сидела  в  своем  муниципальном
кабинете перед горой наушников и быстро по очереди их прослушивала. Она была
рассержена, что ее оставили здесь исполнять такие обязанности,  в  то  время
как будущее всего решалось на складе Бобби. Но сейчас.., кто-то уже проник в
город.
   Довольная развлечением, Хейзл приказала позаботиться о пришельце.

7

   Это был автомат Кока-колы,  который  стоял  раньше  перед  рынком  Кудер.
Леандро стоял, онемев от изумления,  глядя,  как  он  приближается:  веселый
красно-белый параллелепипед шесть с половиной футов  в  высоту  и  четыре  в
ширину.  Машина  быстро  скользила  по  воздуху  к  нему,  дно  примерно   в
восемнадцати дюймах над дорогой.
   Боже, персональная реклама, подумал Леандро.  Какой-то  идиотский  способ
рекламы. Через секунду-две двери этой штуки распахнутся и  оттуда  выпорхнет
О.Дж.Симпсон.
   Это была веселая  мысль.  Леандро  засмеялся.  И  пока  он  смеялся,  ему
вспомнилась картинка.., да, боже, картинка, автомат Кока-колы,  летящий  над
развилкой деревенской дороги!
   Он схватил свой Никон. Автомат, бормоча что-то,  повисел  над  застрявшей
машиной Леандро и продолжил полет. Он выглядел как галлюцинация безумца,  но
на его передней части  было  в  письменной  форме  объявлено,  что,  вопреки
чьему-либо мнению, это - НАСТОЯЩАЯ ВЕЩЬ.
   Все еще хихикая, Леандро осознал, что автомат не тормозит,  а,  наоборот,
набирает скорость. А это действительно автомат для напитков?  Холодильник  с
рекламой на себе. А холодильники тяжелые.  Автомат  Кока-колы,  красно-белая
ракета, скользил по воздуху к  Леандро.  Ветер  гулял  в  монетовозвратчике,
производя глухое уханье.
   Леандро забыл о снимке. Он прыгнул влево. Автомат  ударил  его  по  левой
голени и сломал ее. На мгновение его  нога  превратилась  в  сгусток  чистой
белой боли. Он простонал в золотую чашу и  свалился  на  живот  на  обочину,
разодрав рубашку. Никон перелетел на конец ремня  и  с  хрустом  ударился  о
гравий.
   Ты, сукин сын, это стоит четыреста долларов!
   Он встал на колени и развернулся; рубашка разодрана, щека  кровоточит,  а
нога просто вопит.
   Колакольный автомат возвращался. Он повисел в воздухе с минуту, его перед
повертелся в разные стороны по дужкам, что напомнило Леандро движение блюдца
радара. Солнце вспыхнуло на его стеклянной двери. Леандро мог видеть бутылки
коки и фанты внутри.
   Неожиданно оно повернулось и понеслось к нему.
   Нашел меня, о Боже...
   Он вскочил и попытался добраться до своей машины, прыгая на  левой  ноге.
Автомат устремился на него, в монетовозвратчике мрачно гудело.
   Заорав, Леандро бросился  вперед  и  покатился.  Автомат  промахнулся  на
несколько дюймов. Он приземлился на дорогу. Боль скакала по сломанной  ноге.
Леандро застонал.
   Автомат развернулся, помедлил, нашел его и попер снова.
   Леандро нащупал пистолет на поясе и  вытащил  его.  Он  выстрелил  четыре
раза, балансируя на одном колене. Все пули попали  в  цель.  Третья  разбила
стеклянную дверь.
   Последнее, что Леандро увидел, прежде чем автомат - в котором  было  чуть
больше шестисот фунтов веса -  врезался  в  него,  были  различные  напитки,
брызгающие и текущие из отбитых  горлышек  бутылок,  которые  повредили  его
пули.
   Осколки бутылок летели к нему со скоростью сорок  миль  в  час.  Мама!  -
раздался крик в голове Леандро, и он закрыл лицо руками.
   Теперь ему незачем было беспокоиться ни о бутылочных острых стеклах, ни о
микробах, которые могли быть в чизбургерах из Бургер-Ранчо, ни о чем  таком.
Одна из великих истин  жизни  состоит  в  том,  что  когда  кого-то  ударяет
разогнавшийся шестисотфунтовый автомат по продаже Кока-колы, то ему  уже  не
нужно беспокоиться о чем-то другом.
   Раздался  трещащий,  хрустящий  звук.  Передняя  часть   черепа   Леандро
расколась, как китайская ваза. Чуть позже его позвоночник треснул.  Недолгое
время машина тащила его впереди  себя,  сплющивая,  как  сплющивается  очень
крупный жук на ветровом стекле быстро мчащегося автомобиля.  Его  вывернутые
ноги проволочились по  дороге,  оставляя  белую  линию  между.  Каблуки  его
кожаных туфель стали дымящимися резиновыми наростами. Один отвалился.  Затем
он ополз по передней части автомата и шлепнулся на дорогу.
   А автомат Кока-колы направился  обратно  в  сторону  поселка  Хэвен.  Его
монетоприемник дребезжал, когда автомат ударял Леандро, а когда он мчался по
воздуху - хлопал, и широкий поток монеток в четверть  доллара,  в  десять  и
пять центов вылетал из монетовозвратчика и катился по дороге.

Глава 8

ГАРД И БОББИ

1

   Гарденер знал, что Бобби скоро  сделает  свое  движение  -  старая  Бобби
осуществила то, что Новая и Усовершенствованная Бобби рассматривала как свою
последнюю обязанность  по  отношению  к  старому  доброму  Джиму  Гарденеру,
который пришел спасти своих друзей "и который остался, чтобы выбелить старый
забор одного кошмара.
   Вообще-то он думал, что это был бы канат, что Бобби захотела бы подняться
первой и, поднявшись, просто не спустила бы его вниз.
   Там, в люке, был бы он, и там он бы и умер, рядом с этим странным знаком.
Бобби даже не пришлось бы иметь дело с неприятной реальностью убийства. Даже
не было бы необходимости думать о старом  добром  Гарде,  медленно  и  жалко
умирающем от  истощения.  Старый  добрый  Гард  умер  бы  от  многочисленных
кровоизлияний очень быстро.
   Но Бобби настаивала, чтобы Гард поднимался первым, и сардонический разрез
ее глаз говорил Гарденеру, что Бобби прекрасно знала, о чем он  думает..,  и
для этого ей вовсе не надо было читать его мысли.
   Канат поднимался в воздух, и Гарденер крепко обвил его, борясь с тошнотой
- ее становилось невозможно сдерживать, но Бобби послала ему мысль, вошедшую
громко и ясно, будто они снова вылезли из люка: Не снимай маску, пока ты  не
вышел наверх. Стали ли мысли Бобби яснее, или это ему только  кажется?  Нет.
Не воображение. Они оба побывали в корабле, и это усилило их способности.
   Почему? - послал он мысль назад, стараясь быть очень осторожным и послать
только эту верхнюю мысль - ничего глубже.
   "Большинство механизмов, которые мы  слышали,  были  воздухо-обменниками.
Движение воздуха в канаве, которое бы ты произвел, было бы таким же быстрым,
как воздушный поток в корабле, когда мы впервые открыли его. Они  не  смогут
уравновеситься за оставшийся день, а может быть, и дольше".
   Не те мысли, которые можно ожидать от женщины, которая хочет вас убить, -
но этот взгляд еще был в глазах Бобби, и ощущение этого  окрашивало  все  ее
мысли.
   Повиснув на драгоценном канате, кусая резину, Гарденер старался  сдержать
свой желудок.
   Канат достиг верха. Он побрел прочь на ногах,  казавшихся  сделанными  из
резиновых полос и канцелярских скрепок, нехотя  осматривая  "Электролюкс"  и
кабель манипулятора; досчитай до десяти, - подумал он. Досчитай  до  десяти,
выберись из канавы как можно дальше, затем сними маску  и  будь  что  будет.
Пожалуй, я бы предпочел умереть, чем так себя чувствовать.
   Если бы я копал в нескольких разных местах этой гравийной ямы, что  ж,  я
тоже вполне бы мог это найти! - думал он в тот  момент,  когда  его  желудок
наконец взбунтовался.
   Он  сорвал  маску  и  отбросил,  в  начале  очищения  нащупывая  сосну  и
прислоняясь к ней ради поддержки.
   Он проделал это снова и понял, что никогда за всю свою жизнь не испытывал
такой тошноты. Правда, он читал об этом. Он извергал - в основном в крови  -
кусочки ваты, которые вылетал" как пули. И пули -  это  почти  то,  чем  они
были.  Он  был  захвачен  пулевой  рвотой.  В  медицинских  кругах  это   не
рассматривалось как признак хорошего здоровья.
   Его взгляд замело серыми одеялами. Колени подогнулись. О,  твою  мать,  я
помираю, - подумал он. Но эта мысль, похоже, не имела эмоционального уклона.
Это была мрачная новость, ни больше  ни  меньше.  Он  чувствовал  скольжение
своих рук по грубой коре  сосны.  Он  чувствовал  смолистый  сок.  Он  слабо
сознавал, что воздух пах отвратительно, желтым и серным - так пахла бумажная
фабрика после недели тихой облачной погоды. Ему было безразлично. Елисейские
поля или только большое черное  ничто,  только  бы  не  воняло  так.  Может,
поэтому он все равно вышел победителем. Лучше всего так и пойти.
   Нет! Нет, не уходи так! Ты пойдешь назад спасать Бобби, и,  может,  Бобби
уже не спасти, но того ребенка, может быть, удастся. Пожалуйста, Гард,  хотя
бы попытайся!
   - Пусть это не будет зря, - сказал он  треснувшим,  дрожащим  голосом.  -
Господи Иисусе, пожалуйста, пусть это будет не зря.
   Колеблющаяся серая мгла слегка разошлась. Тошнота спала. Он поднял руку к
лицу и отбросил слой крови.
   В этот момент его шею сзади тронула рука,  и  тело  Гарденера  окаменело,
покрывшись гусиной кожей. Рука.., рука Бобби..,  но  не  человеческая  рука,
совсем нет.
   - Гард, ты в порядке?
   - В порядке, - громко  ответил  он  и  постарался  встать  на  ноги.  Мир
колыхался, затем вошел в фокус. Первое, что он увидел,  была  Бобби.  Взгляд
Бобби был взглядом холодного, мрачного расчета. Он не видел там ни любви, ни
хотя бы поддельного интереса. Бобби стала вне этого.
   - Пойдем, - хрипло сказал Гарденер. - Веди ты. Я себя  чувствую...  -  Он
споткнулся и, чтобы удержать равновесие, должен был схватиться за распухшее,
незнакомое плечо Бобби. - ..немного нездоровым.

2

   Пока они возвращались на ферму, Гарденеру стало  лучше.  Кровотечение  из
носа уменьшилось до маленькой струйки. Он порядочно наглотался  крови,  пока
была надета маска, и это должна была быть та самая кровь, которую в  большом
количестве он видел в своей блевотине. Он  надеялся.  Он  полностью  потерял
девять зубов.
   - Я хочу сменить рубашку, - сказал он Бобби.
   Бобби без особого интереса кивнула.
   - После этого пройди в кухню, - сказала она. - Нам надо поговорить.
   - Думаю, да.
   В гостиной Гарденер стянул рубашку,  в  которую  он  был  одет,  и  надел
чистую. Он позволил ей висеть поверх ремня. Он  подошел  к  кровати,  поднял
матрас и взял пистолет. Он положил его себе в за пояс. Рубашка была  слишком
большой; он потерял много веса. Рукоятка  револьвера  сильно  торчала,  даже
если он втягивал живот. Он задержался на секунду, удивляясь, что он готов  к
этому. Он считал, что дальше невозможно говорить о таких вещах.  Тупая  боль
глодала его виски, и мир казался входящим в фокус и расходящимся медленными,
пьяными циклами. Рот болел, а нос был набит сохнущей кровью.
   Вот она, решающая игра, как в вестернах, которые  писала  Бобби.  Высокий
полдень в штате Мэн. Ваш ход, прошу.
   Тень улыбки коснулась его губ. Все  эти  грошовые  второкурсники-философы
говорили, что жизнь - странная штука, но в самом деле это было чересчур.
   Он вышел в кухню.
   Бобби сидела на кухонном столе, глядя  на  него.  Странный,  полузаметный
зеленый флюид циркулировал под поверхностью ее прозрачного лица. Ее глаза  -
большие, странно деформированные зрачки - мрачно смотрели на Гарденера.
   На столе стоял радиодинамик. Его принес по ее просьбе три дня  назад  Дик
Эллисон. Тот самый динамик, который Хэнк Бак употребил для отправления Питса
Барфилда в этот громадный небесный накопитель.  Бобби  потребовалось  меньше
двадцати минут для подсоединения  его  к  игрушечному  фотонному  пистолету,
который, она нацелила на Гарденера.
   На столе были две банки пива и  пузырек.  Бобби  должна  была  сходить  в
ванную и принести его, пока он менял рубашку. Это был его "валиум".
   - Садись, Гард, - сказала Бобби.

3

   Гарденер поставил защиту мыслей, как только вылез из корабля. Вопрос  был
в том, как много от нее осталось.
   Он медленно прошел через комнату  и  сел  на  стол.  Он  чувствовал,  как
пистолет давил на желудок и пах; он чувствовал также его  давление  на  свой
мозг, тяжело лежавший под тем, что осталось от защиты.
   - Это мне? - спросил он, показывая на пилюли.
   - Я подумала, почему бы нам вместе не выпить пива, - ясно сказала  Бобби.
- Как друзья? И ты можешь брать таблетки, пока мы беседуем.  Я  думала,  это
будет самый добрый вариант.
   - Добрый, - задумчиво сказал  Гарденер.  Он  почувствовал  первый  слабый
толчок гнева. Зачем снова играть в дурака, песенка спета, но  привычку  надо
ломать. Он сам был одурачен с избытком. Но тогда, - думал он, - может  быть,
ты - исключение из правила, Гард, старина Гард.
   - Я беру пилюли, а Питер получил этот жуткий морской  аквариум  в  сарае.
Бобби,  твое  определение  доброты   претерпело   охренительно   радикальные
изменения с тех пор, как ты плакала, что Питер принес домой мертвую  птичку.
Помнишь то время? Мы жили здесь вместе, мы выставили  твою  сестрицу,  когда
она пришла, и никогда не засыпали  ее  просьбами  заходить  еще.  Мы  просто
хорошенько лягнули ее под зад. Он мрачно взглянул на нее. - Помнишь,  Бобби?
Это было, когда мы были и любовниками,  и  друзьями.  Я  подумал,  вдруг  ты
забыла. Я мог бы умереть за тебя, детка.  И  я  мог  бы  умереть  без  тебя.
Помнишь? Помнишь нас?
   Бобби смотрела вниз, на свои руки. Видел  ли  он  слезы  в  тех  странных
глазах? Пожалуй, все, что он видел, было задумчивое размышление.
   - Когда ты был в сарае?
   - Прошлой ночью.
   - Что ты трогал?
   - Обычно я трогал тебя, - задумчиво сказал Гарденер. - А ты меня. И никто
из нас не был против. Помнишь?
   - Что ты трогал? - пронзительно закричала она на него, и когда она  снова
взглянула вверх, он увидел уже не Бобби, а свирепого монстра.
   - Ничего, - сказал Гарденер. - Я ничего не трогал.  -  Презрение  на  его
лице должно было быть убедительнее любых протестов, так как Бобби  притихла.
Она деликатно потягивала свое пиво.
   - Не в этом дело. Все равно ты не мог там ничего сделать.
   - Как могла ты сделать это с П