чению.
     - Да, - тихо сказал Крис, - пожалуй, ты прав.
     - Вы ведь никому не расскажете? - В голосе Верна послышалась  мольба.
- Не о кошмарах, разумеется,  -  они  у  всех  бывают,  а  о  том,  как  я
просыпаюсь от того, что кто-то будто бы притаился  под  кроватью.  Никому,
ладно? Ведь я уже не маленький...
     Мы пообещали, что, ясное дело, не скажем никому, и  снова  воцарилось
чуть неловкое молчание. Было только без четверти три,  однако  дьявольская
жара и обилие чрезвычайных происшествий создавали впечатление, что времени
прошло  гораздо  больше,  а  до  Харлоу   было   еще   далеко.   Следовало
поторапливаться, чтобы хоть как-то  приблизиться  к  цели  до  наступления
темноты.
     Мы вышли к  железнодорожному  разъезду  с  установленным  на  высокой
ржавой мачте семафором. Каждый попеременно попробовал попасть  камешком  в
одно из его металлических, давно не крашенных крыльев, однако  это  никому
не удалось. Где-то в половине  четвертого  впереди  показался  мост  через
Касл-ривер.



                                    14

     В 1960 году река в том месте достигала сотню ярдов в ширину, а может,
даже больше. Не так давно я вновь  посетил  эти  места  и  обнаружил,  что
Касл-ривер стала намного уже. А как же иначе -  столько  заводов,  фабрик,
плотин понастроили вокруг за это время. Тогда же на всю длину реки - а она
протекает через весь Нью-Гемпшир и добрую половину Мэна - было всего  лишь
три плотины, и раз в три  года  Касл-ривер  выходила  весной  из  берегов,
заливая шоссе 136 в районе Харлоу или Дэнверса, а иногда и там, и там.
     Сейчас, на исходе самого жаркого лета со  времен  Великой  депрессии,
река, как ни  странно,  ничуть  не  обмелела.  Ее  противоположный  берег,
поросший густым лесом, резко отличался от нашего. Высоченные сосны  и  ели
казались  голубоватыми  в  предвечерней   дымке.   Рельсы   нависали   над
поверхностью воды на высоте примерно  футов  в  пятьдесят,  поддерживаемые
толстенными деревянными сваями с деревянными же перекладинами.  Вода  была
такой прозрачной, что, перегнувшись  через  перила,  можно  было  запросто
увидеть железобетонные плиты, установленные на глубине десять футов на дне
реки  и  служившие  фундаментом  длинного   и   узкого   моста.   Впрочем,
перегибаться через перила не было  необходимости:  вода  виднелась  сквозь
зазоры шириной в  четыре  дюйма  между  перекладинами-шпалами.  Расстояние
между рельсами и краем моста не превышало восемнадцати дюймов: достаточно,
быть может, чтобы увернуться от внезапно появившегося поезда, однако, если
бы такое  случилось,  поток  воздуха  вполне  мог  сбросить  зазевавшегося
путника в воду или же на острые  прибрежные  камни,  перила  тут  вряд  ли
помогли бы.
     Стоя на берегу  и  разглядывая  это  ненадежное  сооружение,  все  мы
ощутили, как к горлу подкатывается страх, смешанный с неким задором - ведь
одного такого путешествия  через  мост  хватило  бы,  чтобы  потом  о  нем
рассказывать на протяжении нескольких недель... при условии, конечно,  что
путешествие  окончится  благополучно.  В  глазах  Тедди  я  вновь  заметил
возбужденный блеск: держу пари, что на мост как таковой, ему  сейчас  было
абсолютно наплевать. Наверняка он  видел  другой  берег,  там,  в  далекой
Нормандии, куда ревущий прибой  выбрасывал  десятки  тысяч  "джи-ай".  Они
бежали по песку в своих высоких армейских  ботинках,  прыгая  через  мотки
колючей проволоки, стреляя на ходу, швыряя гранаты  в  пулеметные  гнезда,
падая и снова поднимаясь в неукротимом порыве...
     Мы подошли к месту, где насыпь заканчивалась и  начинался  собственно
мост. Густой колючий кустарник покрывал откос, спускавшийся к самой  воде,
где меж огромных серых валунов  каким-то  образом  пристроились  несколько
рахитичных елочек с торчащими наружу корнями.
     Как я уже отмечал, вода в этом месте была еще совсем чистой:  цепочка
ткацких фабрик - основной источник загрязнения - начиналась  в  Касл-роке,
ниже по течению. Дно реки просматривалось великолепно,  и  тем  не  менее,
рыбой здесь и не пахло. Тот, кто хотел поймать хоть что-то  в  Касл-ривер,
должен был подняться миль на десять вверх, в сторону Нью-Гемпшира. И  даже
в этом месте, кое-где у прибрежных камней можно было заметить хлопья  пены
цвета старой слоновой кости. Аромат от реки  шел  довольно  специфический:
вода пахла давно замоченным, но еще не выстиранным  бельем.  Тучи  стрекоз
откладывали здесь яйца безо всякой опаски - тут не водились даже  пескари,
не то что форель.
     - М-да... - хмыкнул Крис.
     - Идем же, - нетерпеливо сказал Тедди. - Ну, что вы встали?
     Он первый быстрым шагом двинулся по шпалам меж сверкающих  на  солнце
рельсов.
     - Постойте-ка, ребята, - с некоторым  смущением  проговорил  Верн.  -
Никто не знает, во сколько должен тут пройти ближайший поезд?
     Все пожали плечами.
     - Есть еще мост на шоссе... - предложил я.
     - Ты что, очумел? - заорал  Тедди.  -  Он  отсюда  в  пяти  милях  по
течению, и столько же придется отмахать в обратную сторону...
     Так мы на тот берег дотемна не попадем,  а  здесь  мы  перейдем  реку
м_и_н_у_т _з_а _д_е_с_я_т_ь_!
     - Ну, а если поезд? - проронил Верн, избегая встречаться  взглядом  с
Тедди.
     - Если бы да кабы... - презрительно сплюнул Тедди  и  вдруг  проделал
трюк: ухватился за одну из шпал и спрыгнул вниз, повиснув в воздухе, почти
касаясь своими кроссовками земли, после  чего  в  одно  мгновение  взлетел
обратно и  отряхнув  ладони,  насмешливо  взглянул  на  Верна.  -  Видишь,
всего-то и долов, если поезд вдруг появится, так и сделаем,  и  все  будет
о'кей! От одной мысли, что придется так  висеть  в  пятидесяти  футах  над
поверхностью воды, а над головой будет в это время мчаться тяжелый состав,
быть может, разбрасывая из-под колес искры в волосы  и  за  шиворот,  меня
пробрала дрожь.
     - А если пройдет поезд вагонов в двести? - Крис  покрутил  пальцем  у
виска. - Ты предлагаешь провисеть вот так  минут  пять,  а  может,  и  все
десять?!
     - Что, струсили? - заорал Тедди.
     - Да нет, - ухмыльнулся Крис, - что  ты  распетушился?  Просто  лучше
предусмотреть любые варианты.
     - Ну так валяйте, чешите в обход! - противно загундосил Тедди. -  Так
и быть, подожду вас, может, и посплю часок-другой.
     - Один поезд уже прошел, - принялся рассуждать я, -  а  ходят  они  в
Харлоу не так уж и часто: может, один-два в день. -  Я  поддел  кроссовкой
пучок травы, проросший между шпал. - А вот на дороге  между  Касл-роком  и
Льюистоном, где движение интенсивное, никакой травы не растет...
     -  Да-да,  вот  видите?!  -  победно  вскричал  Тедди,  обрадовавшись
неожиданной поддержке.
     - И тем не менее, _в_с_я_к_о_е_ может случиться, - вылил  я  на  него
ушат воды.
     - Вот именно, - сказал Крис. Глаза его внезапно  заблестели,  смотрел
он только на меня. - Ну, что, Лашанс, рискнем?
     - Рискнем, пожалуй.
     -  О'кей,  -  заключил  Крис,  оглядывая  Тедди  и  Верна.  -  Может,
кто-нибудь откажется?
     - НЕТ! - заорал Тедди, довольный.
     Откашлявшись,  Верн  тоже  выдавил  из  себя  "нет",  но  его  улыбка
выглядела при этом довольно жалко.
     - О'кей, - повторил Крис,  однако  все  мы,  даже  Тедди,  продолжали
колебаться, меряя взглядом железнодорожную колею. Опустившись на колени, я
пощупал рельс и тут же отдернул руку, таким  он  был  горячим.  Все  же  я
выяснил, что хотел: рельс не дрожал, значит, поезда поблизости не было.
     - О'кей, - повторил я вслед за Крисом, но как только я это  произнес,
в желудке у меня возникло довольно неприятное  ощущение,  а  сердце  вдруг
заколотилось.
     Крис двинулся по рельсам первым, за ним Тедди, еще дальше Верн, а мне
выпала роль замыкающего. Ступать приходилось по шпалам,  а  значит,  нужно
было постоянно смотреть под ноги: расплатой за  один  неверный  шаг  могла
быть сломанная щиколотка - в лучшем случае. Смотреть же вниз, находясь  на
такой высоте, сами понимаете, не здорово...
     Насыпь осталась позади, и с каждым следующим шагом во мне укреплялось
чувство, что мы  совершаем  самоубийственную  глупость.  Прибрежные  камни
внизу сменились водой. Крис с Тедди  уже  почти  достигли  середины,  чуть
позади них осторожно двигался Верн, пристально глядя под ноги и на  всякий
случай балансируя руками. Я оглянулся. Все,  тот  берег  был  уже  слишком
далеко. Оставался один путь - вперед, и не только из-за  поезда.  Повернув
назад, я прослыл бы трусом на всю оставшуюся жизнь.
     Ну, ладно, вперед так вперед... От неотрывного взгляда на бесконечную
череду шпал и  сверкающую  в  промежутках  между  ними  воду  меня  слегка
затошнило. С каждым новым шагом у меня возникало ощущение, что вот  сейчас
нога провалится в пустоту, хоть я и был уверен, что ступаю правильно.
     Вообще все чувства вдруг необычайно  обострились.  В  голове  заиграл
какой-то полоумный оркестр,  сердце  колотилось,  кровь  стучала  в  ушах,
суставы и сухожилия поскрипывали, а  обертоном  к  этой  какофонии  служил
плеск воды в реке, стрекот цикад и отдаленный собачий лай.  Наверное,  это
Чоппер брешет, подумалось мне.
     От напряжения мышцы ног подрагивали. Не лучше ли  (а  может,  даже  и
быстрее) продолжить путь на четвереньках?  Хотя,  ясное  дело,  ни  я,  ни
кто-то другой из нас не отважился бы на это: "рожденный ползать летать  не
может" было одним  из  основных  принципов  "Евангелия  от  Голливуда".  С
пеленок мы усвоили, что настоящие мужчины несгибаемы в прямом и переносном
смысле, что суставы  с  сухожилиями  могут  скрипеть  лить  из-за  притока
адреналина в кровь, а мускулы подрагивают по той же причине.  Что  ж,  так
тому и быть.
     Тошнота  тем  временем  усиливалась.  Чтобы  с  ней  справиться,  мне
пришлось остановиться на середине моста и некоторое время смотреть  только
вверх, в пронзительно синее небо, но даже тогда шпалы не  сразу  перестали
мелькать перед глазами. Я взглянул вперед: Крис с Тедди уж почти добрались
до конца моста, а вот с Верном  происходило  что-то  неладное.  Теперь  он
находился лишь чуть впереди меня и двигался крайне медленно.
     Я написал семь книг о различных парапсихологических явлениях:  людях,
способных читать мысли,  наделенных  даром  предвидения  и  тому  подобных
вещах, но сам я испытал нечто вроде озарения единственный раз в жизни. Это
произошло именно в тот момент, на середине  моста  через  Касл-ривер.  Как
будто что-то подтолкнуло меня, заставив опуститься на корточки и  пощупать
рельс. Ощущение было таким, словно я схватил извивающуюся  железную  змею:
рельс словно ходуном ходил.
     Вам, конечно, знакома фраза "внутри у него все похолодело"? Выражение
более чем избитое, ведь так? Однако лично я просто не в  состоянии  как-то
по-другому передать то, что мне довелось в тот  момент  испытать.  Позднее
чувство  страха,  и   довольно   сильное,   мне   приходилось   испытывать
неоднократно, но никогда я не был в таком ужасе, как в  ту  минуту,  когда
рельс трепыхался у меня в руке. Все, что  находится  у  меня  ниже  горла,
превратилось в ледяную  глыбу,  по  ноге  побежала  струйка  мочи,  нижняя
челюсть отвисла, язык прилип к небу, но хуже всего  то,  что  меня  словно
парализовало. Ни один  мускул  меня  не  слушался,  руки  и  ноги  напрочь
отказались  двигаться.  Это  училось  лишь  какое-то  мгновение,  но   мне
показалось, что прошла вечность.
     Вслед за этим мозг мой будто электрошок пронзил, обострив все чувства
до предела. Я услыхал шум летящего где-то самолета и даже успел  подумать,
как было бы замечательно оказаться там, на борту, сидя в мягком  кресле  у
иллюминатора с бутылкой "кока-колы" и  разглядывая  блестящую,  извилистую
ленту незнакомой мне реки. Я видел каждую щепочку, каждое волоконце шпалы,
на которую присел, а в уголке глаза поблескивал рельс, за  который  я  все
держался. Я отдернул руку  -  ладонь  продолжала  вибрировать,  как  будто
тысячи мелких иголок пронзили одновременно нервные окончания. Слюна во рту
приобрела вкус свернувшегося молока и стала какой-то наэлектризованной. Но
самое ужасное то, что я _н_е_ с_л_ы_ш_а_л_ приближающегося поезда, поэтому
не мог понять, откуда он появится - сзади  или  спереди,  и  на  каком  он
расстоянии.  Это  был  поезд-невидимка,  единственным  признаком  которого
оказался  дрожащий  рельс.  Перед  глазами  промелькнула  жуткая  картина:
растерзанное тело Рея Брауэра, сброшенное в придорожную канаву. И нас ждет
то же самое, по крайней мере меня с Верном, а может, и меня  лишь  одного.
Мы сами заказали себе похороны.
     Последняя мысль вывела меня из оцепенения, и я вскочил  на  ноги.  Со
стороны я был, наверное, похож на чертика из табакерки, но самому мне  мои
движения казались ужасно  медленными,  как  при  подводной  съемке,  когда
кинокамера следит за водолазом, медленно поднимающимся  на  поверхность  с
глубины в пятьсот футов.
     Однако на поверхность  я  так  или  иначе  всплыл,  стряхнув  с  себя
оцепенение.
     - ПОЕЗД!!! - не своим голосом  заорал  я  и,  окончательно  выйдя  из
паралича, рванулся с места.
     Голова Верна дернулась, словно от удара током. На лице его  мелькнуло
искреннее изумление, но, увидев, как я, сломя голову, перепрыгивая с одной
шпалы на другую, он мгновенно понял, что это не  шутка,  и  тоже  бросился
бежать, уже не смотря под ноги.
     Неожиданно меня охватила какая-то  глупая  ненависть  к  Крису:  этот
хмырь  уже  был  _в   _б_е_з_о_п_а_с_н_о_с_т_и_.   Я   увидел,   как   он,
далеко-далеко  впереди,  на  противоположном  берегу,   склонился,   чтобы
пощупать рельс.
     Моя левая нога вдруг провалилась в пустоту. Я выкатил глаза, неуклюже
взмахнул руками, но тут же восстановил равновесие и опять помчался, теперь
уже сразу вслед за Верном. Миновав середину  моста,  я,  наконец,  услышал
поезд. Он приближался сзади, со стороны  Касл-рока.  Звук  этот,  поначалу
низкий и невнятный, становился с каждой секундой громче, и уже можно  было
разобрать отдельно рев мотора и мерный, вселяющий ужас перестук  колес  по
рельсам.
     - А-а-а! - заорал Верн.
     - Беги же, дьявол! - крикнул я, подталкивая его в спину.
     - Не могу! Я боюсь упасть!
     - Быстрей!
     - А-а-а... КАРАУЛ!!!
     Но он и в самом деле  побежал  быстрее.  Его  голая  потная  спина  с
торчащими лопатками мелькала у меня перед глазами, мышцы ходили ходуном, а
позвонки то выпирали, то куда-то проваливались. Он, так же, как  и  я,  не
выпускал  из  рук  свернутые  в  скатку  одеяла.  Вдруг  он  чуть-чуть  не
оступился, притормозил, и мне пришлось еще раз хлопнуть его по спине.
     - Больше не могу, Горди! - взмолился он. - А-а-а... Мать твою!!!
     - Быстрее, сукин ты сын! - взревел я, внезапно с ужасом ловя себя  на
мысли, что мне вдруг... начинает это нравиться.
     Подобное ощущение я испытал только однажды, да и то когда  напился  в
доску. Мне нравилось погонять Верна Тессио, словно теленка, которого ведут
на бойню...
     Поезд загрохотал уже совсем близко - вероятно, он находился сейчас  у
разъезда, где мы швыряли камешки в  семафор.  Я  ждал,  что  мост  вот-вот
завибрирует, и это будет конец.
     - БЫСТРЕЙ ЖЕ, ВЕРН! БЫСТРЕ-Е-ЕЙ!!!
     - О Боже, Горди, Боже, Боже... А-А-А!!!
     Воздух прорезал оглушительный, протяжный гудок - это был голос  самой
смерти: У-У-У-А-А!!!
     Гудок на секунду оборвался, и я  скорее  не  услышал,  а  всей  кожей
ощутил крик Тедди и Криса: "_П_р_ы_г_а_й_т_е_! Прыгайте же!" В тот же  миг
мост задрожал, и мы с Верном прыгнули.
     Верн приземлился в песок у самого берега,  а  я  скатился  по  откосу
прямо на него. Поезда я так и не увидел. Не  знаю  даже,  заметил  ли  нас
машинист. Спустя пару лет я предположил, что, может быть,  и  не  заметил,
однако Крис сказал на это: "Вряд ли он стал бы  так  гудеть,  лишь  только
чтобы попугать ворон..." А почему бы, собственно, и нет?  Так  или  иначе,
тогда это было совершенно неважно. В момент, когда поезд проходил мимо,  я
закрыл ладонями уши и чуть ли не зарылся  головой  в  песок,  лишь  бы  не
слышать оглушительного грохота и лязга,  не  ощущать  обдавшей  нас  волны
раскаленного воздуха. Взглянуть на него не было ни сил, ни желания. Состав
оказался длиннющим, но я на него так и не  посмотрел.  На  шею  мне  легла
теплая ладонь, и я сразу понял, что она принадлежала Крису.
     Когда     поезд,     наконец,     прошел     (вернее,     когда     я
у_д_о_с_т_о_в_е_р_и_л_с_я_,  что  он  прошел),  только  тогда  я  все  еще
опасливо поднял взгляд. Наверное, точно  так  же  солдат  высовывается  из
блиндажа после долгого артиллерийского обстрела... Верн, дрожа всем телом,
лежал ничком, а Крис сидел по-турецки между  нами,  положив  руки  нам  на
плечи. Верн поднял голову, все еще дрожа и нервно облизывая губы.
     - Ну, что, парни, по бутылочке "коки"? - предложил Крис как ни в  чем
не бывало.
     Нам это было как нельзя кстати.



                                    15

     Примерно в четверти мили от берега рельсы углублялись прямо в  лесную
чащобу. Местность тут к тому же была заболоченной, тучи комаров  висели  в
воздухе, словно армады истребителей-бомбардировщиков, но был во всем  этом
и один громадный плюс: прохлада, благословенная прохлада.
     Присев в теньке, чтобы распить  по  бутылочке  "коки",  мы  с  Верном
накинули на плечи рубашки, а Крис с Тедди остались, как и были, голыми  по
пояс,  несмотря  на  насекомых.  Не  прошло  и  пяти  минут,   как   Верну
понадобилось уединиться в кустиках, что послужило поводом  для  шуточек  и
прибауточек.
     - Что, дружище, здорово перетрусил? - хором поинтересовались  у  него
Крис с Тедди, когда он снова появился, натягивая штаны.
     - Да н-нет, - промямлил Верн, - мне еще на том берегу приспичило...
     - Ладно заливать, - усмехнулся Крис. - А ты, Горди,  тоже  наложил  в
штаны?
     - Ничего подобного, - ответил я, невозмутимо потягивая "коку".
     - "Ничего подобного"! - передразнил меня Крис, похлопывая по плечу. -
А у самого поджилки до сих пор трясутся.
     - Вот те крест, что я ни капельки не испугался.
     - Да ну? - встрял Тедди. - Так уж и ни капельки?
     - Конечно же, нет! Я не испугался, я просто... _о_с_т_о_л_б_е_н_е_л_!
о_т _у_ж_а_с_а_!
     Все, даже Верн,  грохнули.  Действительно,  "испугался"  было  не  то
слово...
     После этого мы все по-настоящему расслабились, откинувшись на траве и
молча допивая "кока-колу". В ту  минуту  я,  наверное,  был  действительно
счастлив: мне удалось избежать смертельной опасности, жизнь казалась такой
замечательной штукой, и я был в мире с самим собой. А кроме того,  у  меня
великолепные друзья. Что же еще нужно для счастья?
     Вероятно,  именно  в  тот  день  я  начал  понимать,  каким   образом
обыкновенный человек становится сорвиголовой. Пару лет  назад  я  заплатил
двадцать долларов, чтобы присутствовать при неудачном прыжке Эвела Найвела
через каньон Снейк-ривер.  Жена  моя,  вместе  со  мной  лицезревшая  этот
головокружительный прыжок, пришла в ужас, но не от самой  трагедии,  а  от
моей реакции. Она заявила, что если бы я жил в Древнем Риме, то непременно
был бы завсегдатаем кровавых казней  первых  христиан,  которых  сажали  в
клетки со львами. Тут она была, конечно, неправа, хоть я и вряд ли смог бы
объяснить почему (впрочем, она сама была уверена, что я всего  лишь  хотел
этим досадить ей). Дело в том, что я выбросил двадцатку  вовсе  не  затем,
чтобы полюбоваться гибелью человека, хотя у меня с самого начала  не  было
сомнений  относительно  исхода  смертельного  трюка,   транслировавшегося,
кстати, по телевидению на всю страну. Нет, думаю, у многих в жизни  бывают
моменты, когда возникает непреодолимое желание бросить вызов  таинственной
тьме, о которой Брюс Спрингстин поет в одной из своих песен,  сделать  это
н_е_с_м_о_т_р_я_ на то (а может, скорее,  _б_л_а_г_о_д_а_р_я_  тому),  что
Господь сотворил нас смертными