редложить такой вариант, а Хейди могла бы  согласиться  Но  одно  дело  -
предполагать, а другое услышать факт, что  твоя  супруга  пошла  в  суд  и
засвидетельствовала, что ты сумасшедший и невменяемый.
     - Предала, сука, - пробормотал он.  Он  в  ярости  стиснул  кулаки  и
застонал от боли. Посмотрел на забинтованную  руку.  На  ней  обозначились
кровавые цветы.
     "Не верю, что ты мог подумать такое о  Хейди",  -  сказал  внутренний
голос.
     "Просто мой разум воспален", -  мысленно  ответил  он.  На  некоторое
время мир заволокло серой пеленой.
     Это не было обмороком, и он быстро оправился.  Джинелли  снял  бинты,
бандаж и  заново  перебинтовал  ему  руку.  Действовал  хоть  и  несколько
неуклюже, но вполне профессионально. Заканчивая перевязку, сказал:
     - Мой человек говорит, что это ничего  не  значит,  пока  ты  сам  не
вернешься в Коннектикут, Уильям.
     - Это все так, но ты представляешь себе? Моя жена...
     - Не обращай  внимания,  Уильям.  Это  не  имеет  значения.  Если  мы
разберемся как следует со старым цыганом, ты снова начнешь набирать вес, а
их суета вокруг тебя полетит в помойку. Если так дело  и  пойдет,  у  тебя
будет сколько  угодно  времени,  чтобы  разобраться  с  женой.  Может,  ей
полезно, скажем, надавать по морде. Или ты ее просто бросишь.  Все  будешь
решать сам, если мы утрясем дело  с  цыганом.  Если  не  утрясем,  значит,
помрешь. В любом случае проблема, как видишь, уладится. Так  что  чего  уж
тут расстраиваться из-за какой-то бумажки.
     Билли слегка улыбнулся побелевшими губами.
     - А из тебя получился бы  классный  юрист,  Ричард.  Ты  так  здорово
умеешь раскладывать дела в перспективе.
     - Что, правда? Ты так считаешь?
     - Да, так считаю.
     - Ну что ж, спасибо. А потом я позвонил Кирку Пеншли.
     - Ты говорил с Пеншли?!
     - Да.
     - Господи, Ричард!
     - А ты что, - считаешь,  что  он  не  станет  разговаривать  с  такой
шпаной, как я? - Джинелли ухитрился сказать это одновременно с  изумлением
и с обидой. - Поверь мне, он со мной разговаривал. Разумеется,  говорил  я
по своей кредитной карточке. Моего имени на его телефонном счету не будет;
Но я ведь много дел имел с твоей фирмой, Уильям, за эти годы.
     - Это для меня новость,  -  сказал  Билли.  -  Я  думал,  только  тот
единственный раз.
     - В том деле были открыты любые возможности, и ты был для  них  самой
подходящей фигурой, - сказал Джинелли. -  Пеншли  и  его  маститые  юристы
никогда не поручили бы тебе выигрышного дела. Ты был для  них  пришлый.  С
другой стороны, я думаю, они знали, что рано  или  поздно  тебе  предстоит
встреча со мной, если поработаешь какое-то время на фирму. Это дело должно
было стать для тебя хорошим дебютом. А если бы все пошло не так, они могли
тобой и пожертвовать. Им бы этого не хотелось, но уж коли жертвовать,  так
лучше  пришлым,  чем  маститым  юристом.  Все  эти  ребята  одинаковы,   и
предсказать их действия проще простого.
     - И какие же еще дела ты  вел  с  моей  фирмой?  -  спросил  Билли  с
откровенным удивлением. Все это напоминало чем-то  ситуацию,  когда  много
времени спустя после развода, узнаешь, что твоя жена тебе изменяла.
     - Самые разные были дела, и даже не совсем  с  твоей  фирмой.  Скажем
так, она выполняла роль брокера в юридических делах  -  моих  и  некоторых
моих друзей. На этом давай и остановимся. Короче, я достаточно хорошо знаю
Кирка Пеншли, чтобы попросить его о  небольшом  одолжении.  Он  согласился
оказать мне такую услугу.
     - Какую?
     - Я попросил его связаться с ребятами Бартона и сказать им, чтобы они
недельку отдохнули. Чтобы оставили в покое и тебя,  и  цыган.  Меня,  если
хочешь знать, больше цыгане интересуют. Мы сможем все провернуть,  Уильям.
Просто будет легче, если не придется гоняться за ними то туда, то сюда.
     - Ты позвонил Кирку Пеншли и сказал, чтобы он отцепился? -  удивленно
переспросил Вилл.
     - Нет, я позвонил Кирку  Пеншли  и  попросил  его  сказать  агентству
Бартона отцепиться, - поправил  Джинелли.  -  И  не  в  таких  выражениях,
разумеется. Я тоже умею быть политиком, когда нужно, Уильям. Так что  тебе
следует меня оценить.
     - Дорогой мой, да я ценю тебя превыше всех и  с  каждой  минутой  все
больше и больше.
     - Ну что ж, спасибо, Уильям. Спасибо. Мне это по  душе.  -  Он  зажег
сигарету. - В любом случае твоя жена  и  этот  ее  доктор  будут  получать
отчеты по-прежнему, но только отчеты будут немножко неточными. Ну, знаешь,
вроде этакой версии правды, какую публикуют "Нэшнл Инкуайрер" или  "Ридерз
Дайджест". Понял, что я имею в виду.
     Билли рассмеялся.
     - Понял.
     - Так что у нас с тобой неделя, я полагаю. Я собираюсь  напугать  их.
Напугать  его.  Причем  так  напугать,  что  ему  для  стимулятора  сердца
понадобится тракторный  аккумулятор.  Я  буду  нагнетать  страх  до  такой
степени, что в итоге получится что-то из двух: либо он заплачет и снимет с
тебя эту пакость, либо нам придется  заплакать.  Если  случится  последний
вариант,  я  приду  к  тебе  и  спрошу  -  не  передумаешь  ли  ты  насчет
ненасильственного варианта. Но, надеюсь, дело до этого и не дойдет.
     - Как ты намерен напугать его?
     Джинелли ткнул сумку с продуктами кончиком туфля и сказал ему, с чего
намерен начать.  Билли  был  ошарашен,  начал  спорить,  как  и  предвидел
Джинелли. Хотя Джинелли  не  повышал  голоса,  в  глазах  его  по-прежнему
мелькал странный сумасшедший огонек. Билли понял, что увещевать его  столь
же бесполезно, как разговаривать с человеком, находящимся на луне.
     Когда боль в руке затихла, превратившись в пульсирующие  толчки,  его
начало клонить в сон.
     - И когда ты отправляешься? - спросил он, наконец, сдавшись.
     Джинелли посмотрел на часы.
     - Сейчас десять часов десять минут. Дам им еще четыре или пять часов.
Я слышал, что они будут делать  небольшой  бизнес  в  городе,  много-много
гадать. А их собаки - пит-буль-терьеры. Боже милостивый. Те собаки, что ты
видел, - не пит-буль-терьеры?
     - Я, кажется, в жизни не видел такой породы, - сонно ответил Билли. -
Там у них, по-моему, дворняги.
     - Пит-буль выглядит как смесь терьера и бульдога. Очень дорогостоящая
порода. Если хочешь  посмотреть  на  схватку  пит-булей,  должен  оплатить
стоимость погибшего пса прежде, чем  они  начнут  делать  ставки.  Гнусный
бизнес. Вообще, я смотрю, в этом городе все высокого класса,  верно?  Очки
"Феррари", яхты с наркотиками, собачьи бои. Да, еще и гаданье.
     - Будь осторожен, - сказал Билли.
     - Буду, - отрубил Джинелли. - Не беспокойся.
     Вскоре Билли заснул. Проснулся,  когда  часы  показывали  без  десяти
четыре. Джинелли в комнате не было. Им  вдруг  овладела  уверенность,  что
Джинелли мертв. Однако тот появился без четверти шесть и притом  настолько
живой, что показался слишком большим для этой  комнаты.  Его  лицо,  руки,
одежда были испачканы грязью, пахнущей морем.  Он  улыбался,  а  в  глазах
прыгали все те же сумасшедшие огоньки.
     - Уильям, мы сейчас соберем твои вещички  и  уедем  из  Бар  Харбора.
Знаешь, как государственный свидетель, которому надо скрыться в безопасное
место.
     - Что ты сделал? - встревоженно спросил Билли.
     - Спокойно, спокойно! То, что и собирался сделать, -  ни  больше,  ни
меньше. Но знаешь, когда палкой разломаешь осиное гнездо, самое правильное
дело - драпануть подальше, Уильям, верно?
     - Да, но...
     - Времени нет. Я могу разговаривать, только упаковывая твои вещи.
     - Куда?! - почти завопил Билли.
     - Недалеко. По пути скажу. Давай уходить.  Кстати,  неплохо  бы  тебе
сменить  рубашку.  Ты  хороший  парень,  Уильям,  но   начинаешь   малость
попахивать.
     Билли направился было в контору,  чтобы  сдать  ключ  от  номера,  но
Джинелли слегка коснулся его плеча и взял ключ из его руки.
     - Я лучше положу его на ночной столик в твоей  комнате.  У  тебя  все
уплачено по кредитной карточке?
     - Да но...
     - Ну тогда позволим себе неформальное прощание. Никому  от  этого  не
плохо, и поменьше внимания к нам, верно?
     Женщина, бежавшая трусцой по дороге, бросила  на  них  взгляд,  потом
посмотрела широко  раскрытыми  глазами.  Джинелли  перехватил  ее  взгляд.
Билли, к счастью, ничего не заметил.
     - Я даже десять долларов оставил  горничной,  -  сказал  Джинелли.  -
Поедем на твоей машине. Я поведу.
     - А твоя где? - Он знал, что Джинелли тоже взял в  аренду  машину.  И
только теперь до него дошло, что он не услышал звука мотора перед тем  как
появился Джинелли. Для утомленного разума Билли  все  происходило  слишком
стремительно, чтобы успеть как следует разобраться в происходящем.
     - С ней все в порядке. Я оставил ее на боковой дороге  милях  в  трех
отсюда и дошел пешком. Снял, правда, крышку  с  распределителя  и  оставил
записку, что машина поломалась, а я вернусь через несколько часов. Это  на
тот случай, если кто-то проявит излишнее любопытство. Хотя не  думаю,  что
такие найдутся. Там на самом проселке трава растет посередине.
     Мимо проехал  автомобиль.  Водитель  посмотрел  на  Билли  Халлека  и
замедлил ход. Джинелли увидел, как он вытянул шею и оглянулся на них.
     - Пошли, Билли. Люди  на  тебя  заглядываются.  Следующие  любопытные
могут оказаться не теми людьми.
     Спустя час Билли сидел перед телевизором в  комнате  другого  мотеля.
Комната была частью довольно задрипанных апартаментов мотеля  с  названием
"Голубая луна автомобильного  двора".  Находился  он  всего  в  пятнадцати
минутах езды от Бар Харбора, но Джинелли был явно доволен.  По  телевизору
Вуди Вудпеккер, дятел-пройдоха, продавал страховку говорящему медведю.
     - О'кей, - сказал Джинелли. - Ты тут отдыхай, Уильям, а я смываюсь на
весь день.
     - Вернешься снова туда?
     - Вернуться в гнездо шершней, когда они там вовсю летают? Нет уж, мой
друг, только не я. Не сегодня, по крайней  мере.  Сегодня  с  автомобилями
поиграю.  Сегодня  ночью  будет  достаточно  времени  для  второго   этапа
действий. Может, выкрою время заглянуть к тебе,  но  особенно  на  это  не
рассчитывай.
     Билли не увидел Ричарда Джинелли до девяти утра следующего дня, когда
он подкатил на синем "Шевролете", явно  не  компаний  "Херц"  или  "Авис".
Краска была тусклой, в пятнах. Ветровое стекло рядом с водительским местом
пересекала тонкая трещина, на багажнике - крупная вмятина.
     На этот раз Билли еще часов шесть назад  снова  решил,  что  Джинелли
мертв.  Теперь  он  радостно  приветствовал  его,  пытаясь  скрыть   слезы
облегчения. Казалось, вместе с весом он  терял  способность  контроля  над
своими эмоциями. В эхо  утро,  когда  взошло  солнце,  он  впервые  ощутил
ускоренное и неровное сердцебиение. Ловил ртом воздух  и  стучал  себя  по
груди здоровой рукой. Постепенно сердце унялось, но факт оставался фактом:
первые признаки аритмии.
     - Я думал, что ты погиб, - сказал он Джинелли, когда тот вошел.
     - Ты все повторяешь  это,  а  я  все  снова  возникаю.  Ты  бы  лучше
успокоился насчет меня, Уильям.  Если  думаешь,  что  я  недооценил  этого
старого хрена, ошибаешься. Он умен и опасен.
     - Что ты имеешь в виду?
     - Ничего. Потом скажу.
     - Сейчас скажи!
     - Нет.
     - Почему?
     - По двум причинам,  -  терпеливо  ответил  Джинелли.  Во-первых,  ты
можешь  попросить  отступить.  Во-вторых,  потому  что  я   за   последние
двенадцать лет так дико не уставал.  Сейчас  пойду  в  спальню  и  просплю
восемь  часов.  Потом  встану,  съем  фунта  три   любой   жратвы,   какая
подвернется, потом уйду обратно и подстрелю луну в небе.
     Джинелли в самом деле  выглядел  крайне  утомленным,  даже  осунулся.
Кроме глаз, подумал Билли. У него в глазах бесы играют.
     - А если, допустим, я бы попросил  тебя  отступить?  -  тихо  спросил
Билли. - Ты отступил бы, Ричард?
     Ричард некоторое время пристально смотрел на него,  а  затем  ответил
так, как и ожидал того Билли, увидев у  него  в  глазах  этот  сумасшедший
огонек.
     - Теперь уже нет, - спокойно ответил Джинелли. -  Ты  болен,  Уильям.
Насквозь болен. Нельзя доверять твоим суждениям о том, в чем состоят  твои
интересы.
     "Иными словами, ты тоже  как  бы  подписал  на  меня  бумаги".  Билли
раскрыл рот, чтобы высказать эту мысль вслух, но тут же закрыл его. Потому
что Джинелли вовсе не  имел  в  виду  того,  что  сказал:  просто  звучало
более-менее разумно.
     - И еще потому что это уже стало твоим личным делом, верно? - спросил
Билли.
     - Да, - ответил Джинелли. - Для меня это теперь личное дело. Он  ушел
в спальню, снял брюки и рубашку. Пять минут спустя он уже  спал,  лежа  на
покрывалах.
     Билли налил воды, проглотил таблетку эмпирина и  затем  допил  стакан
воды, стоя возле двери. Его взгляд переместился с Джинелли к  его  штанам,
брошенным на кресло. Он прибыл в идеально отутюженных брюках, но где-то за
последние пару дней приобрел и стал носить голубые джинсы. В  их  карманах
наверняка находились и ключи от "Новы",  припаркованной  возле  гостиницы.
Билли мог их взять и уехать прочь. Но, разумеется, так он  ни  за  что  не
поступит. Даже тот факт, что подобный шаг означал для него скорую  смерть,
имел второстепенное значение.  Самым  важным  было:  как  и  где  все  это
закончится.
     В полдень, пока Джинелли  спал  глубоким  сном,  Билли  снова  ощутил
аритмию. Потом и сам задремал. Ему приснился сон, правда, совсем короткий,
но наполнил его ощущением страха и дьявольского удовольствия одновременно.
Во сне он завтракал у себя дома вместе с Хейди. Между  ними  лежал  пирог.
Она отрезала большой кусок и протянула Билли. То был яблочный  пирог.  "Он
тебе жирку прибавит", - сказала она. "Я не хочу быть  толстым,  -  ответил
он. - Решил остаться худым. Ты ешь его". Он протянул ей  кусок  рукой,  не
толще кисти. Она приняла его. Потом сидел и наблюдал, как  она  ест,  и  с
каждым ее укусом ощущение  страха  и,  одновременно,  радости  возрастало.
Грязной радости.
     Еще один приступ аритмии пробудил Халлека. Он некоторое время  сидел,
разинув рот и ожидая, когда сердцебиение придет в норму. В итоге -  сердце
успокоилось. У него возникло странное чувство уверенности в том,  что  это
был  не  просто  сон,  а  некое  пророчество.  Но  такое  чувство  нередко
сопровождает яркие сны. Сон постепенно меркнет, забывается, исчезает и это
чувство. Такое у него случалось уже не раз, и свое короткое сновидение  он
вскоре забыл.
     Джинелли проснулся в шесть часов вечера, принял душ, надел  джинсы  и
черную водолазку.
     - О'кей, - сказал он. - Увидимся завтра утром, Билли.  Тогда  кое-что
узнаем.
     Билли снова спросил, что он имеет в виду, и вообще, что произошло  за
это время, и вновь Джинелли отказался отвечать.
     - Завтра, - ответил он. - А пока передам ей твою любовь.
     - Кому мою любовь?
     Джинелли улыбнулся.
     - Прекрасной Джине. Той самой суке, которая прострелила тебе ладонь.
     - Оставь ее в покое, - сказал Билли. Когда он  подумал  о  ее  темных
глазах, ничего иного сказать не смог,  несмотря  на  то,  что  она  с  ним
сделала.
     - Никто не пострадает, - снова сказал Джинелли и быстро вышел.
     Билли прислушался к звукам заводимой машины, мотор  сильно  шумел,  и
шум этот, видимо, исчезал только на скорости минимум миль шестьдесят  пять
в час. Он проследил в окно, как отъехал Джинелли,  и  подумал,  что  фраза
"никто не пострадает" вовсе не означала, что он оставит девушку  в  покое.
Совсем нет.
     На сей раз Джинелли вернулся в полдень. На лбу его был глубокий порез
и другой на правой руке. Один рукав водолазки был разорван  вдоль  на  две
полосы.
     - Ты еще больше потерял в весе, - сказал он Билли. - Ты хоть поел?
     - Попытался, - ответил Билли. - Но, знаешь, тревога отбивает аппетит.
А ты, я вижу, потерял кровь.
     - Немножко. Со мной все в порядке.
     - Ну, теперь-то ты мне расскажешь, что ты делал?
     - Да. Я расскажу тебе  все,  как  только  приму  душ  и  сделаю  себе
перевязку. А сегодня вечером, Билли, тебе предстоит  встреча  с  ним.  Это
очень важно, и ты психологически подготовься.
     Страх и волнение больно сжали желудок.
     - С ним? С Лемке?
     - С ним, - ответил Джинелли. - А пока дай-ка я приму душ, Уильям.  Я,
оказывается, не такой молодой, каким себя считал. Устал дико. -  Обернулся
из двери ванной и попросил: - Закажи кофе.  Скажи,  пусть  оставят  его  у
двери снаружи, а чек подпиши и сунь под дверь.
     Билли,  разинув  рот,  смотрел,  как  он  скрылся  в  ванной.   Когда
послышался шум душа, он закрыл рот и  пошел  к  телефону,  чтобы  заказать
кофе.



                           22. РАССКАЗ ДЖИНЕЛЛИ

     Сначала он говорил отрывистыми фразами, делая паузы и обдумывая,  что
сказать дальше. Джинелли явно по-настоящему устал с тех пор, как  появился
в Бар Харборе в понедельник днем. Раны его оказались несерьезными - просто
глубокими царапинами, но Билли видел, что его друг основательно потрясен.
     Однако  тот   сумасшедший   огонек   в   глазах   начал   мало-помалу
возвращаться: так мигает  неоновая  трубка,  прежде  чем  ровно  засветит.
Джинелли извлек плоский флакон из кармана  пиджака  и  налил  одну  пробку
виски в свой кофе. Предложил флакон Билли, но  тот  отклонил:  неизвестно,
как виски подействует на его сердце.  После  кофе  Джинелли  выпрямился  в
кресле, откинул прядь волос со лба  и  начал  наконец  рассказывать  более
подробно.
     В три часа ночи, во вторник, Джинелли припарковал  машину  на  лесной
дороге, ответвлявшейся от шоссе 37-а,  неподалеку  от  цыганского  табора.
Некоторое время возился с бифштексами, потом взял  сумку  с  продуктами  и
пошел обратно по шоссе. Высокие облака закрывали ущербную луну, как шторы.
Подождал, пока облака уплыли, и тогда увидел круг  автомашин.  Он  пересек
шоссе и направился в сторону табора по травянистому склону.
     - Я хоть и городской парень, но ориентируюсь на местности неплохо,  -
сказал он. - Идти туда, как пошел ты, я не хотел, Уильям.
     Он прошел через пару  полей,  через  редколесья,  миновал  в  темноте
какое-то смердящее место, словно там находилось великое скопище дерьма.  В
одном месте порвал сзади штаны, зацепившись  за  какую-то  старую  колючую
проволоку, которую во мраке было не разглядеть.
     - Такова сельская жизнь, Уильям. Она -  для  деревенщины,  а  не  для
меня, - сказал он.
     От собак табора он неприятностей не ждал. Пример Билли был  для  него
показателен. Собаки не издали ни звука, хотя, видимо, запах  его  почуяли.
Он даже наступил в круг потухшего костра.
     - Я ожидал, что у цыган сторожевые псы  будут  получше,  чем  эти,  -
прокомментировал Билли. - По крайней мере, я так считал.
     - Нет, - сказал Джинелли. - Цыган ничего не стоит застать врасплох.
     - То же самое, когда собаки брешут всю ночь.
     - Точно. Тот же эффект. А  ты  умнеешь,  Уильям.  Скоро  люди  станут
думать, что ты итальянец.
     И все же Джинелли решил не рисковать без нужды. Он  осторожно  прошел
позади круга автомашин, обходя стороной фургоны,  где  могли  спать  люди.
Заглядывал только в легковые машины. Через пару-тройку машин нашел то, что
искал. На заднем сиденье "понтиака" валялось старое пальто.
     - Машина не была закрыта, - сказал он. -  Пальто,  в  общем-то,  было
неплохим, но от него воняло так, словно в карманах лежали  дохлые  хорьки.
На полу в машине была также  пара  поношенных  туфель.  Оказались  малость
тесноваты, но я их все же надел. Еще через две машины нашел шляпу, похожую
на гриб, и надел ее на голову.
     Джинелли объяснил, что хотел пахнуть цыганом, но не для тех  дворняг,
что дремали у потухшего костра, а для совсем других собак. Ценных собак  -
пит-буль-терьеров.  Пройдя  три  четверти  круга,  он  увидел  трейлер,  у
которого задняя  фара  была  покрыта  проволочной  сеткой  вместо  стекла.