сидел в своем кресле. Послышалось шуршание, когда  он
положил ногу на ногу.
     - Ну что, хотел войти - вот и вошел. Давай, Халлек,  выкладывай,  что
там у тебя, и убирайся. Не могу сказать, что ты мне симпатичен, тем  более
теперь.
     - Я несимпатичен и Леде Россингтон, -  сказал  Билли.  -  Но,  честно
говоря, мне насрать на то, что она или ты думаете обо  мне.  Она  считает,
что во всем виноват я. Ты, видимо, тоже.
     - Ты сколько выпил перед тем, как сбил старуху, Халлек? Я думаю, если
бы Том Рэнгли дал тебе дунуть в баллончик, он бы взлетел под небеса.
     - Ничего не пил и наркотиков не принимал, - ответил Билли. Его сердце
по-прежнему колотилось в груди, но  теперь  скорее  от  ярости,  а  не  от
страха. Каждый удар сердца отдавался болью в голове. - Хочешь  знать,  что
было на самом деле? А? Ну, так вот, моя жена - мы, кстати, уже шестнадцать
лет женаты  -  выбрала  именно  этот  день,  чтобы  мне  подрочить  хер  в
автомашине. Никогда ничего подобного она не делала.  Мне  и  в  голову  не
приходит - с чего вдруг выбрала именно тот день. Так  что  пока  ты,  Леда
Россингтон и, возможно, Кэри валили вину  на  меня,  поскольку  я  был  за
рулем, я валил все на свою мадам, поскольку ее рука залезла мне  в  штаны.
Теперь думаю, что всем нам надо валить все  на  нашу  судьбу  и  перестать
винить других.
     Хопли невнятно хмыкнул.
     - Или ты хочешь, чтобы я рассказывал тебе, как я умолял  Тома  Рэнгли
на коленях не брать анализа на алкоголь? Как я  рыдал  у  тебя  на  плече,
уговаривая простить меня и выкинуть цыган из города?
     На сей раз Хопли не издал  ни  звука,  оставался  тенью,  сидевшей  в
кресле.
     - Не поздновато ли для всех этих игр? - Голос Билли стал  хриплым,  и
он с удивлением заметил, что находится на грани слез. - Да, моя  жена  мне
сдрачивала. Верно, что я врезался в старуху  и  убил  ее.  Она  сама  была
метрах в пятидесяти от ближайшего перехода, вылезла вдруг на  дорогу,  все
правда. Правда и то, что ты спустил все расследование на тормозах и  выпер
цыган из города после того, как мы с Россингтоном пожали  руки.  И  все  в
порядке! Но если ты собираешься сидеть тут в  темноте  и  валить  на  всех
вину, не забудь и себе полную тарелку положить.
     - Знатная заключительная речь, Халлек. Классно. Ты видел тот фильм со
Спенсером Трейси насчет обезьяньего суда? Видел, наверняка.
     - Да пошел ты! - Билли поднялся из кресла.
     - Садись. - Хопли тяжело вздохнул.
     Билли Халлек в нерешительности  потоптался  на  месте,  понимая,  что
часть его натуры хочет использовать эту злость в не  очень-то  благородных
целях. Эта часть побуждала его театрально уйти  в  гневе  потому,  что  на
самом деле эта фигура в кресле "имс" вызывала в нем ужас.
     - Не изображай из себя святошу, -  сказал  Хопли.  -  Сядь  ты,  ради
Христа.
     Билли присел, почувствовав, что  во  рту  пересохло  и  что  в  бедре
забилась в нервном тике какая-то мышца.
     - Не стесняйся, Халлек, говори напрямик. Мы с тобой  похожи  друг  на
друга гораздо больше, чем ты думаешь. На всякие  там  результаты  вскрытия
мне всегда было наплевать. И ты прав - по этому делу я тоже не раздумывал:
как надо, так и сделал. Они не первая толпа бродяг,  которую  я  вышиб  из
города, и другую кое-какую  косметическую  работенку  проделывал.  Конечно
если наш местный подонок что-то вытворял за  пределами  города,  я  ничего
поделать не мог. Но ты бы удивился, если бы я тебе сказал, как много наших
жителей до сих пор не поняли простой истины: не срать там, где сам жрешь.
     - Или ты бы не удивился.
     Хопли издал звук, видимо, означавший  смех,  от  которого  у  Халлека
пробежал мороз по коже.
     - Это моя служба. Если бы ничего не произошло, никто из нас - ни  ты,
ни я, ни Россингтон, сейчас этих цыган не вспомнили бы.
     Билли  раскрыл  было  рот,  чтобы  отвергнуть  подобное  утверждение,
сказать Хопли, что невозможно  забыть  тот  двойной  удар...  но  вспомнил
четыре дня в Моханке, как они  хохотали,  жрали,  как  лошади,  занимались
любовью ночью и иногда днем. И это спустя столько дней после  всей  драмы?
Пару недель?
     Смолчал.
     - Что случилось, то случилось.  Наверное,  я  тебя  только  потому  и
впустил, что приятно было узнать: кто-то  еще  верит  в  такое,  каким  бы
безумным оно ни казалось. А может, впустил тебя потому, что уж слишком мне
одиноко. Мне страшно, Халлек. Так  страшно,  просто  до  безумия.  И  тебе
страшно?
     - Да, - просто признался Билли.
     - А знаешь, что меня  более  всего  ужасает?  Я  ведь  могу  какое-то
порядочное время жить вот таким. Это страшно. Миссис  Коллахи  делает  для
меня покупки, пару раз в неделю убирает  в  доме,  стирает.  У  меня  есть
телевизор, я люблю читать. Мои вклады  оказались  прибыльными.  Если  буду
вести дела разумно, смогу просуществовать сколько угодно.  А  какие  могут
быть соблазны у  человека  моего  положения?  Купить  себе  яхту,  Халлек?
Зафрахтовать "Лир" в  Монте-Карло,  слетать  с  моей  возлюбленной,  чтобы
посмотреть на скачки Гран-при в следующем месяце? Как ты думаешь?  Сколько
гулянок я могу устроить теперь, когда вся моя рожа изуродована?
     Билли тупо покачал головой.
     - Так что... я могу тут существовать... и существовать. Вот так  день
и ночь. А мне страшно, потому что нельзя  жить  таким  образом  постоянно.
Каждый день, вместо того чтобы покончить собой, я сижу  тут  в  темноте  и
смотрю  игровые  шоу,  а  старый  цыганский  ублюдок  где-то   надо   мной
насмехается.
     - Когда он?..
     - Дотронулся до меня?  Да  уж  недель  пять  назад,  если  это  имеет
значение. Я поехал в Милфорд повидать мать с отцом.  Повел  их  пообедать.
Перед тем, правда, выпил пива, ну и за обедом тоже. Прежде чем уйти, пошел
в мужской туалет. Дверь была закрыта. Я подождал, она  открылась,  и  этот
тип вышел оттуда. Старик с жутким носом. Он  дотронулся  до  моей  щеки  и
что-то сказал.
     - Что именно?
     - Я не расслышал, - ответил Хопли. - Как раз в тот момент  кто-то  на
кухне грохнул на пол целый поднос посуды. Да мне и не надо было слышать, -
достаточно оказалось в зеркало посмотреться.
     - Ты не знаешь, они остановились табором в Милфорде?
     - Это я как раз проверил на следующий день с местным коллегой. Можешь
называть  это  профессиональным  любопытством.  Морду  старого  цыгана   я
приметил. Да такую и не забудешь, верно?
     - Пожалуй, - согласился Билли.
     - Они устроили табор на ферме к востоку от Милфорда  на  четыре  дня.
Договорились там как-то, вроде их сделки с этим геморроем  Арнкастером.  Я
говорил с местным полицейским, он мне сказал, что наблюдал за цыганами,  и
те вроде бы уехали в то же утро.
     - После того, как старик коснулся тебя?
     - Да.
     - Ты как считаешь -  он  знал,  что  ты  там  будешь?  Именно  в  том
ресторане?
     - Я никогда раньше своих стариков туда не водил, -  сказал  Хопли.  -
Старая забегаловка, которую только что отремонтировали. Обычно мы ходили в
другой ресторан, на другом конце города. А тут была идея  матушки:  хотела
посмотреть, что там нового в оформлении.  В  общем  -  ерунда,  ты  знаешь
женщин...
     - Ты не ответил на мой вопрос. Он знал, что ты там будешь?
     Последовала долгая пауза раздумья.
     - Да, - ответила наконец обмякшая фигура в кресле. - Знал. Но  только
что у тебя за идея, Халлек? Я мало сплю нынче по ночам... Плохо соображаю.
     Билли было предложено высказать напрямик то, что таилось в  его  уме.
Он вдруг ощутил полную абсурдность ситуации:  слишком  слабой  и  дурацкой
была его идея. Да даже не идея, а, по сути дела, фантазия, похожая на сон.
     - Юридическая фирма, где я работаю, выделила группу сыщиков, - сказал
он. - "Бартон Детектив Сервис".
     - Слыхал о такой.
     - Они самые толковые, как говорят. Я... так сказать...
     Он интуитивно почувствовал, как  фигура  в  кресле  начала  проявлять
нетерпение, хотя Хопли  не  пошевелился.  Халлек  постарался  собраться  с
духом, надеясь, что Хопли способен его  понять,  поскольку  оба  оказались
товарищами по несчастью.
     - Я хочу найти его, - сказал Билли. -  Хочу  встретить  его  лицом  к
лицу. Хочу сказать ему о том, что произошло... Я хочу по-честному...  Если
он способен с нами такое сотворить, он, наверное, знает...
     - Наверняка, - откликнулся Хопли.
     Приободренный Билли продолжал:
     - Но я хочу поговорить с ним от себя лично. Ну, виноват,  верно.  Мог
бы и затормозить вовремя. Признаю - моя  вина.  Точнее,  вина  моей  жены,
понимаешь. Что она там выдворила. Скажу, что  и  Россингтон  виноват,  что
отмыл меня так запросто, и твоя вина, что не провел расследования,  выгнал
их из города.
     Билли снова проглотил ком в горле.
     - Но я скажу ему, что  ее  вина  была  во  всем  тоже.  Она  вышла  в
неположенном месте, Хопли. Понятно, что это  не  такая  вина,  за  которую
сажают в газовую камеру, но нарушение  закона  с  ее  стороны  тоже  имело
место. Все произошло нечаянно, и не только мы  виноваты  в  том,  что  она
погибла.
     - Ты хочешь все это ему высказать?
     - Как сказать? Желания, конечно, нет, но я намерен это  сделать.  Ну,
вышла, понимаешь, внезапно между двух машин и никуда не посмотрела.  Этому
даже в третьем классе учат.
     - Я не думаю, что она училась в третьем классе,  -  сказал  Хопли.  -
Вряд ли она вообще училась где-нибудь.
     - Все равно, - упрямо сказал Билли. - Это же простое правило.
     - Халлек, ты просто мазохист. Любишь брать на себя вину, - произнесла
тень, которая была Данкеном Хопли. - Ты пока что теряешь в весе.  Ты  что,
хочешь, чтобы эта тварь перевернула тебе нутро? Или довела твою  кровь  до
кипения? Или, может?..
     - Я не собираюсь сидеть тут сложа руки! - перебил его Билли. - Может,
он способен все отменить, Хопли! Тебе такое в голову не приходило?!
     - Я все читал о моих прыщах, - сказал Хопли. - Кажется, с  той  поры,
когда у меня первый угорь в школе появился над бровью. Они меня атаковали,
а я читал всю литературу, как с ними  бороться.  Я  вообще  люблю  читать.
Читал про всякое колдовство, и скажу тебе, Халлек, существуют  сотни  книг
на тему, как наложить проклятья, но очень мало о том, как их снять.
     - Ну ладно! Возможно, он не может. Пусть даже точно не  может.  Но  я
все равно должен с ним встретиться, черт его побери! Посмотрю ему в  глаза
и скажу: "Ты еще не всем отрезал долю от твоего пирога, старик.  Отрежь-ка
и для моей супружницы, и для твоей, между прочим!  И  раз  уж  толкуем  об
этом, для себя, старик, тоже возьми долю. Ты сам-то  где  был,  когда  она
вылезла на мостовую, не глядя по сторонам? Почему не  взял  ее  под  руку?
Почему не провел к пешеходному переходу на перекрестке? Почему?..
     - Хватит, - перебил его Хопли. - Если бы я был на суде,  ты  бы  меня
убедил, Халлек. Но ты забыл самый  главный  фактор,  который  действует  в
данной ситуации.
     - Какой фактор? - недовольно спросил Билли.
     - Человеческая натура. Мы  можем  быть  жертвами  сверхъестественного
явления, но дело приходится  иметь  с  человеческой  натурой.  Как  офицер
полиции - извини, бывший  офицер  -  я  давно  убедился  в  том,  что  нет
абсолютно правых и абсолютно неправых. Существует серый  туманный  переход
от одного к другому, где-то темнее, где-то светлее. Ты  ведь  не  думаешь,
что ее муж купится на это дерьмо?
     - Не знаю.
     - А я знаю, - сказал Хопли. - Я  знаю,  Халлек.  Я  этого  типа  вижу
насквозь настолько  хорошо,  что  можно  подумать,  он  мне  передает  все
мысленно. Всю свою жизнь он скитался, его прогоняли  "хорошие  парни"  как
только  получали  с  него  всю  марихуану,  весь  гашиш,  проигрывали  ему
последние деньги на "колесе фортуны". Всю свою жизнь он слышал от "хороших
людей", что он грязный цыган. "Хорошие люди" имеют корни, а он - нет. Этот
мужик наблюдал, как в тридцатых-сороковых годах ради  шутки  сжигались  их
шатры и кибитки. В них, возможно, сгорали детишки и немощные  старики.  Он
видел, как на их дочерей нападали,  насиловали  их,  потому  что  "хорошие
люди" считают, что цыганки трахаются, как кролики, и лишний  раз  для  них
без разницы. Видел он и как их сыновей забивали до полусмерти. За что?  Да
за то, что папаши этих "хороших ребят" проиграли свои деньги на  цыганских
аттракционах. И всегда одно и то же: приходишь  в  город,  "хорошие  люди"
получают то, чего хотят, и потом  выгоняют  тебя  вон  из  города.  Иногда
позволят задержаться на неделю на ближайшей ферме, иногда  месяц  потерпят
табор в поле возле шоссейной дороги. А потом, Халлек, непременно прозвучит
удар  хлыста.  Какой-то  преуспевающий  юрист  с  тройным  подбородком,  с
бульдожьей мордой, сбивает твою жену на улице. Ей семьдесят или  семьдесят
пять лет, она наполовину слепая, может, торопилась  в  табор,  потому  что
приспичило по нужде. Старые кости легко ломаются, прямо как стекло. И  вот
ты  ошиваешься  вокруг,  надеясь,  что  хоть  на  сей-то  раз   правосудие
сработает. Один-единственный раз за всю жизнь.
     - Ладно, хватит, - перебил его Билли. - Не надо больше. - Он рассеяно
коснулся пальцами щеки, полагая, что вспотел. Но влага на  щеке  оказалась
не потом, а слезами.
     - Да нет уж, - жестко сказал Хопли. - Ты этого всего заслуживаешь,  и
я намерен закончить. Не подумай, что я против того, что ты  задумал.  Нет,
Халлек. Дэниел Уэбстер с самим Сатаной связался, так что тут все возможно.
Просто я считаю, у тебя еще слишком много  иллюзий.  Этот  мужик  безумен,
Халлек. Он разъярен. Возможно, у него уже  настолько  крыша  поехала,  что
тебе впору искать его в дурдоме Бриджуотера.  Он  начал  мстить,  а  когда
мстишь, не замечаешь оттенков и  нюансов.  Когда  твоя  жена  с  детишками
погибают в авиакатастрофе,  тебе  не  хочется  слушать,  как  там  цепь  А
замкнулась на тумблере Б и как контроллер В не сработал  в  системе  Д,  а
пилот Х выбрал неудачное время, чтобы пройти  в  сортир  Ж.  Тебе  хочется
только засудить эту авиакомпанию или пристрелить  виновника  аварии.  Тебе
нужен козел отпущения, Халлек. Хочется с кем-то расправиться. Вот с нами и
расправляются, тем хуже для нас. Возможно, Халлек, я  немного  лучше  тебя
разбираюсь в подобных вещах.
     Медленно, медленно его рука протянулась к тензорной лампе,  повернула
ее так, что свет упал на его лицо. Халлек услышал  резкий  шумный  вдох  и
осознал, что именно он ахнул. Услышал слова Хопли:
     - Как думаешь, на скольких гулянках я буду желанным  гостем  с  такой
рожей, вернее с ее утратой?
     Кожа Хопли представляла собой  страшное  зрелище.  Кошмарные  красные
прыщи размером с чайное блюдце выросли  на  его  подбородке,  шее,  руках.
Чирьи поменьше покрывали щеки и лоб, нос усыпан крупными угрями с  черными
головками. Желтоватый гной сочился  между  этими  буграми  всех  размеров,
кое-где вытекала струйками кровь. Жесткие черные волосы, какие  бывают  на
бороде, росли беспорядочными пучками, и  Халлек  потрясенно  подумал,  что
бриться Хопли было просто невозможно. Из этого жуткого ландшафта  смотрели
глаза Хопли. Смотрели на Халлека долго и не мигая, наблюдая  на  его  лице
ужас и отвращение. Наконец он кивнул,  словно  получив  удовлетворение,  и
повернул лампу обратно.
     - Боже мой, Хопли, прости... Мне так жаль...
     - Не жалей, - сказал Хопли со зловещим спокойствием.  -  У  тебя  все
проходит не так быстро, но конец будет тот же. Мой  служебный  пистолет  в
третьем ящике этого стола,  и  я  воспользуюсь  им,  когда  станет  совсем
невмоготу, независимо от того, как обстоят дела с моим счетом в банке. Бог
не любит трусов, как говорит мой отец. Я хотел, чтобы  ты  меня  увидел  и
понял. Знаю, как  чувствует  себя  тот  старый  цыган.  И  я  не  стал  бы
произносить гладких юридических речей, Халлек.  И  не  стал  бы  думать  о
каких-то резонах. Я бы его убил за то, что он со мной сотворил.
     Кошмарная  тень  зашевелилась,  заворочалась  в  кресле.  Рука  Хопли
потянулась к щеке, и до  Билли  донесся  отвратительный  звук  лопающегося
нарыва. "Россингтон покрывается панцирем, Хопли сгнивает, а я истаиваю", -
подумал он. "Милостивый Господи, пусть все это будет сном... пусть лучше я
сойду с ума, но только не дай такому свершиться".
     - Я буду убивать его медленно, - сказал Хопли. - О  деталях  говорить
тебе не стану.
     Билли попытался заговорить, но не смог произнести ни звука,  в  горле
пересохло.
     - Я понимаю, как ты пришел  к  своей  идее,  -  сказал  Хопли.  -  Но
возлагаю очень мало надежды на успех твоей миссии. Почему бы тебе, Халлек,
не обдумать его убийство? Почему бы тебе...
     Но Халлек дошел до своего предела. Он  выскочил  из  кабинета  Хопли,
ударившись бедром о его рабочий стол. Ему почудилось,  что  Хопли  вот-вот
ухватит его рукой, коснется его. Хопли не пошевелился.
     Халлек выбежал в  ночь  и  остановился,  вдыхая  всей  грудью  свежий
воздух. Его била дрожь..



                                 13. 172

     Оставшееся до  отъезда  время  Билли  преследовала  навязчивая  мысль
позвонить Джинелли в "Три брата". Джинелли  казался  каким-то  ответом  на
проблему, а каким именно, он и сам  не  знал.  В  итоге  он  отправился  в
клинику Глассмана и начал их серию анализов на метаболизм. Если бы он  был
холостяком, одиноким человеком, вроде Хопли, он бы  отменил  все  это.  Но
была  Хейди,  о  которой  следовало  подумать,  была   Линда   -   наивная
наблюдательница,  не  понимавшая,  в  чем,  собственно,  дело.  Итак,   он
записался в клинику, скрывая свое безумное познание истины, как порядочный
человек скрывает свою привычку к наркотикам.
     По-крайней мере, это было нормальное  местопребывание,  а  между  тем
Кирк Пеншли  и  "Бартон  Детектив  Сервис"  позаботятся  о  его  деле.  Он
надеялся.
     Его всесторонне обследовали,  осматривали.  Он  пил  противный  белый
барий,  подвергался  рентгеновскому  осмотру,  его   сканировали,   делали
электрокардиограммы и прочее. Были приглашены крупные специалисты, которым
его  демонстрировали  как  диковинку  зоопарка.  "Гигантская   панда   или
последняя птичка додо", думал Билли, сидя в соляриуме с последним  номером
"Нэшнл Джиогрэфик" в руках. На руках его были заплаты из пластыря: в  него
втыкали много игл.
     На  второе  утро  у  Глассмана,  когда   он   подвергался   очередным
испытаниям, Билли впервые обратил внимание  на  два  ряда  четко  заметных
ребер на своем торсе. Впервые - за сколько лет? В школе? Нет. Никогда.  От
выпирающих костей падали рельефные тени. Выпирали тазобедренные  кости,  и
даже в районе лобка они были заметны.  Он  коснулся  их  рукой:  напомнили
рукоятку сцепления его первого в жизни автомобиля - "Понтиака" 1957  года.
Он тихо засмеялся и почувствовал на  глазах  жгучие  слезы.  Все  его  дни
теперь стали одинаковыми: переменная облачность, местами дожди.
     "Я буду убивать его медленно. О деталях говорить тебе не стану".
     "Почему?"  -  думал  Билли,  лежа  в   своей   больничной   койке   с
приподнятыми, как у ванны, боковинами. "Об остальном ты мне все сказал".
     За три дня пребывания у Глассмана Халлек потерял  семь  фунтов  веса.
"Не так уж много", подумал он с новым для себя юмором висельника. "Не  так
уж много - меньше, чем обычный куль сахара. С такими темпами я  исчезну...
когда? Примерно к октябрю!"
     "172", декламировал его разум. "172 теперь. Если бы ты был  боксером,
пришлось бы из тяжеловесов переходить в средний  вес...  а  может,  Билли,
попытаешь счастья в весе "перо"? Наилегчайшем весе?"
     Прибыли букеты цветов: от Хейди, от фирмы. Маленькая весточка  пришла
от  Линды  на  открытке.  Аккуратным  школьным  почерком  было   выведено:
"Поскорей выздоравливай, папочка. С любовью - Лин". Билли тайком  поплакал
над этой запиской.
     На третий день, надев свою одежду, он  встретился  с  тремя  врачами,
занимавшимися его проблемой. Он чувствовал себя менее уязв