а сунул в рот. - Какого черта! Почищу зубы, как только доберусь до дома. Слушайте, - сказал он, садясь, - а вы в субботу пойдете на ярмарку?
     Тони еще крепче сжал трубку зубами.
     - Внеси меня в список.
     - Сэм?
     - Еще бы! Если удастся... О черт! Нет, я не смогу.
     - Почему же нет? Знаешь, какая там шикарная карусель?
     Сэм почувствовал, как холодным камнем разочарование тяжело залегло в животе.
     - В субботу я уезжаю домой. Вот ведь блин! А я и думать забыл.
     - Обратно в Нью-Йорк? - недоверчиво спросил Тони. - Не может быть. До начала школы еще две недели.
     - Знаю. Но мой родитель прилетает из Майами, и я должен последние две недели каникул провести с ним. Вот дерьмовщина какая!
     - Ничего. Ты ж с радостью избавишься от этой деревенской глуши. - Тони глотнул из бутылки. - Обратно к Большому Яблоку, <"Большое Яблоко" - презрительная кличка Нью-Йорка.> значит? Бьюсь об заклад, приятно, должно быть, побродить по его греховным улицам?
     - Ага, - без всякого энтузиазма отозвался Сэм. - Еще бы, о'кей.
     По правде говоря, он вовсе не шастал по этим грязным, пахнущим злом местам. Для большинства ребят Нью-Йорка этот город был распроклятущей тюрьмой. Если ты не в школе, то торчишь дома в закрытой на замки и засовы квартире. В его районе выходить на улицу после наступления темноты было нельзя. Ночью эта территория принадлежала уличным бандам, сутенерам, торговцам наркотиками и любой дебильной заднице с пистолетом в руках.
     Нет, будь оно все проклято, нет! Пусть они все сдохнут! Пусть сдохнут со своими звонками и свистками, сливающимися в один оглушительный вой сирен! Он хочет остаться здесь - среди этих холмов, этих полей и этих лесов Вермонта! Он хочет остаться с друзьями, такими открытыми, честными и беззаботными. Сквозь ветви груши, сквозь небывалый урожай сочных плодов он видел белый деревянный дом, где он живет сейчас с теткой и дядей. Здесь можно оставлять окна открытыми для притока свежего воздуха. Здесь нет необходимости в запорах, в сигнальных системах и в электронных системах слежения, которые должны останавливать мерзавцев, жаждущих перерезать вам горло бритвой, пока вы мирно спите в вашей постели. Здесь можно жить, не слыша постоянного жужжания кондиционеров. Здесь не надо дышать воздухом Большого Яблока, напоенным автомобильной вонью и ужасом. Будь оно все проклято! Здесь дивное место, и он его полюбил.
     - О-ох! - Тони искоса глянул на небо. - А по виду эта черная Берта все же собирается писать на наш праздник.
     Крупная капля дождя хлопнулась на журнал, оставив влажное пятно на голом животе Джины Ла Туше - белокурой секс-бомбы из Арканзаса. (Манжеты у нее явно не подходили к воротнику, как справедливо отметил Тони Уортц.)
     - Ты спасай леди, Джулс, - сказал Тони, складывая журнал, - а я уволоку пойло. Сэмми, дружище, хватай сигареты. Найдется у тебя местечко, чтобы спрятать их от тетки?
     - Нет проблем, - ответил Сэм, но в это время еще одна крупная капля шлепнулась на коробку патронов.
     - А вот этим детишкам никак не следует мокнуть, - шепнул Тони, снимая шляпу. Он быстро сложил в нее коробки с боеприпасами, а затем прикрыл их полиэтиленовым пакетом. - Вот и все, парни! Куда бы нам теперь податься?
     Сэм раскрыл рот, чтобы ответить. Однако он не уверен, что хоть одно слово успело слететь с его губ. Он даже не уверен, что помнит произошедшее в течение следующих двух-трех минут. Потому что именно тогда его вселенная - пространство, время и вообще все сущее - вывернулась наизнанку в одной-единственной ослепительной вспышке бело-голубого света.

2

     Туча плыла на север, теснимая теплыми влажными воздушными массами Мексиканского залива. Она родилась во время тропического урагана, ломавшего пальмовые стволы, уничтожавшего табачные плантации и срывавшего железные крыши с домов на всем пространстве между Ямайкой и Кубой. Его прохождение должно было поднять цены на бананы в супермаркетах всей страны спустя шесть месяцев после конца урагана. Фермеры уже сжигали погибший урожай, размышляя о том, как заставить правительство компенсировать им денежные потери от этого бедствия.
     Но все это происходило очень далеко от фруктового сада в Вермонте.
     А сейчас туча медленно погибала. Через час-другой ей предстояло раствориться в чистом и холодном воздухе над одетыми сосновыми лесами горными массивами американо-канадской границы. Однако чуть позже часа дня в этот четверг туча все же решилась на последний акт насилия (если вам угодно очеловечивать что-то около миллиарда капель воды, заряженных электричеством) и разрядила несколько сотен миллионов вольт в форме молнии, ударившей в землю.
     А в данном случае ближе всего к понятию "земля" подходила груша, на которой сидела троица двенадцатилетних мальчишек.

3

     Воспоминания Сэма Бейкера насчет удара молнии так и оставались смутными в течение многих лет после самого происшествия. Вспоминалась серия каких-то образов. Они будто раскаленным клеймом легли на ткани мозга, но, как Сэм ни старался, дать себе отчет в последовательности появления этих картин он не мог.
     Он помнил, как стоял под грушей. Трава казалась пронзительно зеленой - куда более зеленой, чем была до того. (Стебельки травы сварились в собственном соку при ударе молнии, объяснил ему дядя.) Груша превратилась в черный скелет. Плоды, испекшиеся прямо на ветвях, теперь валялись на траве, их белая мякоть лезла через лопнувшую кожуру наружу. В воздухе висел густой сладкий аромат печеной плоти плодов. Еще Сэм вспоминал, что сам он висел в пространстве. Вися словно в невесомости, он уносился куда-то вверх, где, казалось, бушевала буря крутящихся пылинок. Только эти пылинки были пронзительно синего цвета, и они кружились вокруг него подобно вихрю сверкающих искр.
     А еще он запомнил невероятную тишину.
     Полное, абсолютное молчание, которого, как он потом понял, вообще не могло быть, так как разряд молнии должен был сопровождаться почти немедленным оглушительным ударом грома.
     Появились эти образы или галлюцинации - сами выбирайте любую этикетку - до того или после того, как он увидел себя стоящим под сожженным грушевым деревом, Сэм не знал. А доктор в больнице считал, что у него после шока возник сильнейший стресс - как физиологический, так и ментальный, в результате чего все воспоминания должны были распасться на перемешавшиеся между собой фрагменты.
     Сэм запомнил также кучи одежды, валявшиеся на земле и тихо тлеющие. То, что он сперва принял за красные пуговицы на рубашке, оказалось маленькими язычками пламени. Запомнил он и солнцезащитные очки, принадлежавшие Джулсу, валявшиеся на земле. Одно стекло у них было разбито. Он видел горевшее ложе ружья, чей стальной ствол был изогнут в виде вопросительного знака. Может, это был символ всего этого удивительного происшествия? Самым же странным был ангел, который лежал на спине в траве и казался спящим. Сэм решил, что это ангел, так как у него было золотое лицо. Он видел нос, подбородок, закрытые глаза - все обтянутое золотой кожей. Только спустя несколько месяцев Сэм узнал, что это было мертвое тело Тони Уортца. Латунные патроны расплавились при взрыве молнии и залили лицо Тони, покрыв его своеобразным золотистым аэрозолем. Доктора, полицейские, друзья, родственники, все говорили Сэму, что Тони ничего не почувствовал. Он был уже мертв, когда расплавленный металл стал растекаться по его лицу.
     Никому не дано пережить такой удар молнии. "Почему же я пережил его? Как получилось, что я стоял в самом центре этой электрической печи - живой? Физически я не получил никаких серьезных ранений, если не считать сгоревших бровей да ободранного плеча - результат падения с дерева", - спрашивал себя Сэм много лет спустя.
     В больнице шериф стоял возле постели Сэма, вертя в пальцах шляпу, и пытался ответить ему на этот вопрос.
     - Последствия удара молнии и в самом деле бывают очень странными. Знаешь, я однажды видел, как молния ударила в группу игроков в гольф прямо на поле. Она как будто выбирала одних, не трогая других, хотя они стояли почти рядом друг с другом - вот как мы с тобой. Я понимаю, что потеря двух друзей для тебя очень тяжела. Такую боль просто не перенесешь. Ну, разве что ты сможешь найти утешение в религии...
     Сэм покачал головой, а потом закрыл глаза. Воспоминания о случившемуся долго не покидали его мозг. Они были такими яркими, такими красочными, такими отчетливыми и в то же время нереальными, будто он забавлялся игрой с выносным пультом цветного телевизора. Он помнил, как стоял там - под обугленным остатком того, что только что было грушей. У его ног догорали трупы друзей. Тони Уортц в своей "бронзовой" маске. Шмель неторопливо ползет по его сгоревшему лбу и останавливается на кончике сверкающего носа. Запах печеных груш и их сиропно-сладкий аромат. Трава неописуемого зеленого сверкающего оттенка. И среди зеленых стебельков - кучка серебряных центов и десятицентовиков, спекшихся в комок. Белые бабочки, размером с книжку в мягкой обложке, порхают с места на место.
     Но были и другие картины, которые, казалось, не имели непосредственного отношения к тому, что сказано выше. Перемешанные с впечатлениями от действительности, возникали примитивные изображения человека, висящего на большом деревянном кресте. У него черные, цвета воронова крыла волосы и какие-то необыкновенно яркие красные туфли на ногах. А возле креста сидела призрачная девица, тихо напевавшая хрипловатым голоском: "Выходите вечерком, выходите вечерком, девушки Буффало".
     Бородатое лицо с глазами, чуть прикрытыми веками, как это бывает с только что задремавшим человеком, возникло перед Сэмом внезапно. Потом человек открыл глаза. И в тот момент, когда веки приподнялись, из глазницы вылетело нечто, ударившее Сэма прямо в губу так сильно, будто ему вонзили туда острую булавку.
     Сэм от неожиданности пошатнулся и чуть не упал.
     А девушка в это время все еще продолжала напевать себе под нос:
     Выходите вечерком, выходите вечерком,
     Девушки Буффало...
     "Конечно, это были всего лишь сны, слышишь, всего лишь сны, Сэм Бейкер", - говорил он себе. Не более чем галлюцинация, вызванная этим проклятым шоком.
     Ведь сразу после удара молнии произошло вот что: прибежала его тетка и обнаружила их всех.
     Он помнил, что она тут же бросилась в дом и вернулась оттуда с мокрой фланелевой тряпкой, с помощью которой она тщательно вытерла ему лицо, пока он стоял неподвижно, точно статуя. Странно все-таки! Зачем было тетке вытирать ему лицо? Он этого так и не узнал, а тетка не объяснила ему причины. Решила почему-то, что это жизненно важно, и ничего странного не увидела. И тщательно вытерла пятна сажи, пепел от сгоревших бровей этой мокрой тряпкой, а у его ног продолжали лежать прожаренные до самого сердца тела его друзей.
     Потом, когда он жил уже в Нью-Йорке, он частенько не мог заснуть по ночам и сидел на постели с электрогитарой на коленях, и его пальцы бегали по струнам, ища ноты, ища нужные звуки, чтобы выразить, как это страшно - глядеть прямо в глаза смерти, быть с нею один на один. Он хотел сложить об этом песню.
     Нужных звуков он так и не нашел. Не нашел ничего похожего на то, что искал. Ну а тем временем городской транспорт играл ему свои собственные меланхолические песни, которые почему-то напоминали ему отдаленное громыхание грома.
     И тогда он засыпал, продолжая вспоминать те каникулы в Вермонте, когда ему было только двенадцать. Тогда он впервые в жизни закурил сигарету, впервые пил виски, впервые стрелял из ружья. О Боже, тот четверг поистине был замечательным днем.

Глава 2

     Через четырнадцать лет после того удара молнии, который сбросил Сэма Бейкера с грушевого дерева и убил двух его друзей, Сэм ногой открыл дверь аппаратной в телестудии и зашагал в гостиную, предназначенную для отдыха сотрудников. Там он первым делом налил себе чашку честно заработанного кофе.
     После того как он просидел без перерыва в кресле режиссера спортивной программы битых четыре часа, руководя передачей футбольного матча в прямом эфире на всю территорию Соединенных Штатов, благослови их Господь, он с удовольствием бы снял с себя голову и положил ее в холодильник, чтоб немного охладить. В мозгу что-то шипело, как шипит жарящийся ростбиф. Во всяком случае, так казалось Сэму. Ну и денек выдался, черт бы его побрал! Две телекамеры на стадионе сломались нахрен, комментатор забыл фамилии игроков и первый тайм мямлил нечто невразумительное. Грозы, проходившие над Нью-Йорком, творили в метровом диапазоне черт-те что.
     Теперь Сэм мечтал лишь о нескольких бокалах пива - самого холодного - в ирландском баре, находившемся на противоположной стороне улицы. А уж потом он отправится домой, завалится в кровать, где несколько часов сна, возможно, приведут в порядок его раскалывающийся на части мозг. Черт побери, тот, кто считает, что работа на ТВ - блистательное занятие, должен прежде всего проверить свою башку да предмет состояния ее содержимого или наличия такового вообще.
     Как совершенно справедливо указывает плакат над кофеваркой: "Работая здесь, вы не обязательно должны быть психом, но психам тут легче".
     Сэм устроился в одном из низких глубоких кресел, закрыл воспаленные глаза я принялся мелкими глоточками за кофе.
     - Боже мой, мистер Бейкер, как, должно быть, завидуют вам люди! Вам платят такие огромные деньжищи за то, чтобы вы могли посиживать тут с закрытыми глазами да попивать бесплатный кофе!
     Этот голос был подобен удару по его раскалывающейся голове, но Сэм улыбнулся и даже шутливо отдал честь.
     - Я не сплю. Я только пытаюсь восстановить исчезнувшую волю к жизни.
     Мужчина лет пятидесяти, с гривой развевающихся седых волос, с розовым галстуком-бабочкой, сунул окурок сигары в землю стоявшего на окне зеленого растения, а затем налил себе кофе. Джо Кейн принадлежал к тому типу людей, чья жизнерадостность не поддается никакому воздействию. Даже после десятичасового дежурства в качестве заместителя главного менеджера студии. Ухмыляясь, он отпил глоток и сказал:
     - Самое оно! А ты не находишь, что кресло режиссера программы широковато для тебя, Сэм? Слишком просторно, а потому клонит ко сну?
     - Кому, мне? Сэму Вундеркинду? Нет, разрази меня гром! - Он ухмыльнулся. - Дай мне шесть часов на сон, и я буду готов для полуденной смены уже завтра, как часы.
     - Значит, это ты должен быть на "Всё о футболе" завтра в двенадцать?
     - А как же!
     - Понятно. - Джо Кейн поглядел на свое отражение в кофейном стаканчике, на лбу прорезались морщины, будто он решал важную проблему. - Тогда мне придется пересадить Кэтти в еще теплое кресло режиссера.
     Господи, да никак меня увольняют? Эти слова пронеслись в мозгу Сэма точно молния. Он выпрямился в кресле, внезапно полностью пробудившись.
     - Что случилось, Джо? Я руковожу программой "Всё о футболе" уже шесть месяцев. Вроде она у меня идет живо, а?
     - Как котеночек, Сэм.
     - А мне было померещилось, что мне собираются показать, где находится выход!
     - Уволить? - Джо поднял свои белые брови в шутливом изумлении. - Нет, Сэм, тебя не увольняют. Даже напротив. Со всеми своими призами за руководство спортивными передачами, что украшают твою каминную полку, ты мне представляешься умником куда больше, нежели это полезно для здоровья.
     - Кажется, ты предоставляешь мне выбор: услышать сначала хорошие вести или сначала плохие? Я прав?
     - Ну, что-то в этом роде, Сэм.
     - О'кей, выпаливай.
     Джо сел против Сэма и оглядел комнату, чтобы убедиться, что они в ней одни. Потом наклонился вперед, показывая, будто готов поделиться большим секретом.
     - Леди, что сидит наверху, - начал он почти шёпотом, - нуждается в ком-то, чтобы заткнуть дыру в наших рядах... то есть наших руководящих рядах.
     Сэм тоже наклонился вперед, склонив голову набок, вслушиваясь и стараясь уловить, выгоняют ли его, или собираются спустить до уровня руководства передачами о погоде или еще менее престижной программой.
     Джо между тем продолжал шептать, не желая быть услышанным сотрудниками, шаставшими по коридору.
     - Дэнни Терпински собирается уйти в отпуск.
     - Дэнни? Да он же никогда не отдыхает! Господи, да его задница остается прибитой гвоздями к режиссерскому креслу даже тогда, когда он только ненадолго выходит из комнаты.
     - Ладно, разъясню. Этим утром в кабинете главного менеджера имела место весьма мелодраматическая сцена. Дэнни Терпински был вызван на ковер перед самым ленчем и обнаружил там не только верхнюю леди, но еще и собственную жену и даже сестру. Представляешь картинку?
     - Да, кажется, начинаю воображать общий план, - сказал Сэм, поднося ко рту невидимую бутылку. - Глюк, глюк?
     - Быстро схватываешь. Руководство и семья набросились на Дэнни и заставили его согласиться на "Луга трезвости" или еще что-нибудь со столь же дерьмовым наименованием. Его сунули в карету "скорой помощи" так быстро, что он даже не успел забежать в кабинет за своим пиджаком. Короче, он получил три недели на то, чтобы распроститься с водкой, иначе он вылетит отсюда на своем тощем заду.
     Сэм кивнул, ощущая одновременно и намек на собственную вину, и облегчение от того, что дурная новость не имеет к нему прямого отношения.
     Джо ткнул пальцем в кофейную чашку Сэма и произнес:
     - Так что держись вот этого... и все будет о'кей. Сечешь?
     - Так точно, кэп! Но при чем тут я? Дэнни Терпински не занимается спортивными передачами. Он сидит только на шоу-бизнесе.
     - Ну так приготовься теперь к хорошим новостям, Сэм. Тебя повышают. И первое твое задание таково, что твои коллеги устроили бы из-за него драчку с членовредительством.
     У Сэма снова возникло тяжелое предчувствие.
     - И каково же оно?
     - Ты будешь руководить прямой передачей рок-концерта.
     - Рок-концерта? Мне же никогда еще не приходилось заниматься этим! А если я из него сделаю окрошку?
     - Не сделаешь. Верхняя леди верит в тебя.
     - Но, Джо...
     - Джо тут ни при чем. Работа на свежем воздухе; она ничем не отличается от условий, в которых идут передачи футбола, легкой атлетики или бейсбола. Так что сможешь орудовать хоть с закрытыми глазами. - Улыбка слиняла с лица Джо. - Уж не собираешься ли ты упустить такую возможность, Сэм?
     Сэм покачал головой и усмехнулся. Избавиться от этого задания можно было только одним способом - выйти из здания студии и никогда не возвращаться обратно.
     - Никогда, - сказал он, стараясь вкладывать в свои слова больше уверенности. - Как ты сказал, тут открываются большие возможности. А когда?
     - В четверг на той неделе. Это звезды эстрады, Сэм. Уделай их, а там ты уже кум королю. Вопросы?
     - Только один: где? В Карнеги-Холле?
     - Нет. Вообще не в этом городе.
     - В Бостоне?
     - Чуть дальше к востоку от него. - Джо помолчал, с наслаждением поджаривая изнывающего от неизвестности Сэма. - В Англии.
     - В Англии?
     - Ты наверняка слыхал - есть такой островок за Атлантикой. Ты его отыщешь в любом атласе. И не бойся, вода там годится для питья, и говорят они вроде на нашем языке, хоть и не совсем похожем. - Хмыкнув при виде выражения лица Сэма, Джо встал со стула, бросил картонный стаканчик в мусорный ящик и закончил: - А вообще-то поторапливайся, Сэм. Билет заказан на рейс... точно через... - он глянул на ручные часы, - точно через тринадцать часов. Доброго тебе пути. И не забудь прислать нам почтовую открытку и парочку чучел лейб-гвардейцев.
     Снаружи донесся раскат грома - будто шевельнулись древние боги.

Глава 3

     Бен Мидлтон совершал свой последний вечерний обход. Он обошел все загончики, тихонько разговаривая с собаками, которые были его "платными гостями". Он пытался заверить их в том, что хозяева их любят по-прежнему и что они вскоре вернутся из отпуска, чтобы забрать своих любимцев домой.
     Бену стукнуло шестьдесят, он был невысок, толстоват, на голове носил копну тонких, каких-то по-ребячьи тонких светлых волос, глаза имел большие и тоже детски гол