а от амфитеатра Ли понял, что, каков бы ни был механизм, отправивший их в прошлое первоначально, сейчас этот процесс сработал снова. Ли ясно помнил, как в него стреляли, как он стал причиной аварии машины грабителей, как потерял руку на рельсах и как наступила тьма, которая исчезла, как только он открыл глаза в залитом солнцем амфитеатре.
     У Ли не было ни малейшего представления о том, как далеко они углубились во время на этот раз. На несколько часов? На несколько дней?
     Но за время пребывания на остановке, наблюдая за проезжающими машинами, Ли понял, что они "уехали" в прошлое гораздо дальше.
     Он видел старый "форд-капри".
     Вернее, эта машина должна была бы быть старой. Она обязана была иметь вид проржавевшего ведра со стучащим двигателем. Но это был сверкающий новенький экземпляр. Регистрационный номер мог бы дать Ли дополнительную информацию, но сам Ли вдруг понял, как глубоко ему наплевать на то, насколько далек этот год от его недавнего прошлого.
     Шок все еще держал его в отупении.
     Ли хотелось одного - как можно скорее оказаться в городе и опрокинуть несколько стаканчиков чего-нибудь покрепче.
     Нет, к чертям эти "несколько"! Он хотел надраться до умопомрачения.
     Двухэтажный автобус, гремя, одолел подъем на холм и остановился. Дверь с шипением открылась.
     Во всяком случае, этот автобус не слишком отличался от тех, с которыми привык иметь дело Ли. Он вошел внутрь и протянул водителю монету в пятьдесят пенни.
     - До Кастертона, пожалуйста.
     - А помельче нет, сынок?
     - А сколько надо?
     - Восемнадцать новеньких.
     Ли принялся шарить в узких карманах черных брюк, к которым он с каждым мгновением ощущал все большую неприязнь.
     Шофер нетерпеливо выстукивал что-то пальцами на руле, одновременно мурлыча мотивчик себе под нос, все время, пока Ли рылся в пригоршне медной мелочи, выискивая восемнадцать однопенсовых монеток.
     - И не забудьте свой билет, - напомнил водитель, когда Ли уже направился к своему месту.
     Через несколько секунд Ли уже сидел в кресле, задумчиво скручивая в трубочку билетик и тупо поглядывая на пролетающий мимо пейзаж. Большинство встречных машин он не мог даже определить, но он видел их в старых телевизионных передачах, сюжеты которых относились к семидесятым годам.
     Однако и это было ему безразлично. Сначала Ли приписывал это безразличие шоку от того, что он дважды чуть не погиб на протяжении нескольких последних часов. Физическая боль тех событий все еще ощущалась им как реальность. Он время от времени потирал свой живот там, где пули прошли насквозь через кожу и плоть.
     Но теперь Ли пришло в голову, что для того, чтобы вызвать такое состояние, потребовалось нечто большее, чем шок. То, что он был так безразличен к окружающему, проистекало из полной отключенности от реального мира. Может быть, я чувствую себя так потому, что больше не контролирую свою жизнь? Кто-то совсем другой дергает меня за веревочки? Вот он едет на автобусе в город. Но в любой момент он может зажмуриться и оказаться снова в амфитеатре с остальными случайными спутниками по путешествию во времени.
     Единственная реальность, на которой он мог сосредоточиться, была жажда, сжигавшая его горло, и тоска по первому огромному стакану пива.

2

     Николь Вагнер начала спуск по стволу конского каштана. Неуклюжая шкура гориллы непрерывно цеплялась за сучки.
     Николь тяжело дышала, ее длинные золотистые волосы растрепались, запачкались, в прядях запутались обрывки зеленых листьев.
     Она пришла к выводу, что, попав в крону, она пролетела между ветвями примерно половину расстояния до земли, пока не упала лицом вниз на толстую и - увы! - очень твердую ветвь. Груди и живот Николь до сих пор болели от этого столкновения.
     Теперь в ее голове жила лишь одна мысль: поскорее спуститься на землю и убежать.
     Уильям Босток очень скоро поймет, что она не сломала шею. И, безусловно, отыщет дорогу, чтобы спуститься в карьер.
     - Давай... Давай, Николь... скорей... скорей... - задыхаясь, шептала она себе. Надо спуститься с дерева. Надо бежать.
     Назад в амфитеатр. Это самое лучшее. Там люди. Там Босток не осмелится тронуть ее.
     Она глянула вниз сквозь сплетение ветвей. Земля была футах в пятнадцати.
     Осталось лишь сползти по стволу, уцепиться за нижнюю ветвь, повиснуть на ней и спрыгнуть на землю.
     А потом делать ноги. С предельной скоростью.
     Николь уселась на самую нижнюю ветвь. Ветвь была толщиной в талию самой Николь, она покряхтывала и клонилась под тяжестью ее тела. Ноги Николь двигались, будто она сидела на качелях.
     Николь набрала побольше воздуху. Еще секунда...
     - А ну, подлянка!
     Звериный рев почти оглушил Николь.
     Она громко вскрикнула, когда Босток вынырнул откуда-то и схватил ее за ногу.
     Видимо, отыскал тропу вниз скорее, чем она рассчитывала.
     И схватил за ногу.
     Николь громко крикнула, когда он рванул эту ногу на себя.
     Бостоку удалось одним рывком почти наполовину стащить ее с дерева.
     Ее ягодицы потеряли контакт с веткой и наполовину висели в воздухе. Единственное, что удерживало Николь от падения на землю, было то, что она успела обеими руками вцепиться в более высокую ветку, находившуюся на уровне ее лица.
     Ветвь была тонкая - в руку ребенка - и такая гибкая, что сгибалась под тяжестью тела девушки.
     Вскрикнув от страха, Николь лягнула свободной ногой. Но Босток стоял крепко, широко расставив ноги, и цепко удерживал Николь за левую голень. С каждым его рывком она опускалась почти на фут - так сильно гнулась ветка, служившая опорой для рук девушки.
     И каждый раз, когда Босток чуточку распрямлял ноги, готовясь к новому рывку, ветвь тоже распрямлялась и уносила Николь на фут вверх.
     Господи! Этот мужик играл роль звонаря, а она была веревкой, привязанной к языку колокола.
     Вверх и вниз, вверх и вниз...
     Было похоже, что ее суставы не выдержат такого давления и выскочат из чашечек.
     Не сможет она долго держаться, не сможет.
     Придется выпустить ветку.
     Боль в суставах и в спине стала уже невыносимой.
     И дышать нечем.
     Босток снова рванул ее вниз.
     И она пошла вниз, как веревка от колокола.
     И вдруг Николь резко вознесло вверх, так, будто она сидела на качелях, унесло вверх, к той ветке, за которую она держалась руками.
     Он отпустил меня.
     Не веря, что это действительно случилось, Николь даже затрясла головой, стараясь догадаться, почему он разжал руки.
     Николь поглядела вниз, продолжая раскачиваться, подобно гимнастке под куполом цирка. Босток сидел на земле, держа в руках оторванную от шкуры гориллы ступню. Он зло скалился на нее и страшно ругался.
     Слава Богу, подумала Николь с глубокой благодарностью. Шкура порвалась и соскользнула с ноги, заставив Бостока, так сказать, сесть в лужу.
     С огромным трудом Николь подтянула колени к животу, чтобы Босток не смог дотянуться до нее. Она понимала, что он не отступится и не уйдет. Нет, черт бы его побрал! Похоже, у него темперамент бульдога, да он и похож на бульдога со своим плоским лицом и короткими крепкими ногами.
     Ветвь то поднималась, то опускалась ниже. Николь все же удалось закинуть одну ногу на ветку и сесть на нее верхом.
     - Слезай! - злобно рычал Босток, с трудом вставая на ноги.
     Она поглядела вниз. Укороченное перспективой тело Бостока казалось еще более коренастым. Поднятое к ней лицо лоснилось потом. Глаза горели яростью.
     Николь отрицательно покачала головой. Это было явное "нет". Она не хотела, чтобы ей разбили череп окровавленным булыжником.
     На этот раз Босток изменил тактику. Ее он не мог схватить, но, подпрыгнув, ухватился за тонкие ветки той основной ветви, на которой Николь сидела верхом. Как только ему это удалось, он стал трясти дерево так, как это делают сборщики яблок.
     Быстро, все еще сидя верхом, Николь сдвинулась к самому стволу, туда, где ветвь была особенно толстой.
     Скоро ветвь перестала шевелиться, как бы сильно ни тряс ее Босток.
     Следующие пять минут Николь провела, наблюдая за тем, как Босток делает все, что в его силах, чтобы или заставить ее упасть с дерева, или добраться до нее иным способом.
     После того, как он в бешенстве тряс все ветки, до которых мог дотянуться, в тщетной попытке стряхнуть Николь с дерева, он принялся отыскивать в высокой траве камни и швырять их в нее.
     Однако Николь устроилась так, что оказалась под защитой ветвей. Ни один камень даже не задел ее. Следующим номером в программе Бостока была попытка взобраться на дерево и схватить ее там.
     Хотя он и выглядел сильным, но низкий рост и недостаток ловкости сильно ограничивали его возможности. Не помогало и то обстоятельство, что на стволе, во всяком случае - до высоты шести футов, не было ни одной приличной ветки или выступов на коре, на которые можно было бы поставить ногу или ухватиться рукой.
     Ему все-таки удалось вцепиться пальцами в сук, расположенный под девушкой, который мог бы послужить стартовой площадкой для дальнейших усилий.
     Однако, как только он сжал свои толстые, короткие, похожие на сосиски пальцы вокруг сука, Николь спустилась вниз так, чтобы можно было дотянуться до них.
     Используя весь вес своего тела, она голой левой ногой, с которой Босток сорвал кусок шкуры, наступила и ударила по костяшкам со всей доступной ей силой.
     После седьмого или восьмого удара по пальцам Босток яростно выругался, разжал кулаки и съехал вниз, обдирая кожу лица о кору - в результате чего сильно пострадали его нос и подбородок.
     Босток выругался еще громче.
     - Я еще доберусь до тебя! - орал он.
     У Николь дрожала каждая косточка в теле, но ей все же удалось ответить спокойно, без особого напряжения:
     - Не выйдет!
     - Еще как выйдет, сука! - Босток снова превратился в прежнего хитрюгу, стоял крепко и следил за каждым движением Николь. - Я отсюда не уйду. А ты не сможешь торчать тут на дереве всю жизнь, так что ли?
     Она глядела на него и ничего не отвечала. Тогда он сказал каким-то особенно жирным голосом:
     - Что ж, я намерен оставаться здесь сколь угодно долго.
     - Вас поймают.
     - Не поймают. Тело Марион еще долго не обнаружат.
     Улыбаясь, Босток повалился навзничь в траву, заложив одну руку за голову. Любой наблюдатель решил бы, что он наслаждается полуденным отдыхом где-нибудь в заднем дворике своего коттеджа. Теперь он мог наблюдать за Николь со всеми удобствами, даже не поворачивая головы.
     Девушка скорчилась на дереве, прижавшись к стволу и тоже наблюдая за Бостоком. Глаза у него были безумные. Это Николь видела отчетливо. Сумасшедший, мерзавец и изверг - вот были слова, которые цепочкой бежали в ее мозгу. Сумасшедший, мерзавец и изверг.
     Она знала - выбора у нее нет. Больше от нее ничего не зависело. Им предстояла долгая вахта.

3

     Райана Кейта до города подбросила парочка австралийских туристов, которые тоже были в амфитеатре, и он тут же отправился в ближайший супермаркет. Этот магазин назывался "Хиллардс", и Кейт слышал о нем впервые. Даже запах в нем был не такой, как в других: пахло сильным средством для опрыскивания растений. Во всяком случае, так считал Райан. Некоторые товары на полках были Кейту вообще не знакомы, но в его нынешнем состоянии он не стал останавливаться и рассматривать их. Он пришел сюда не затем, чтобы любоваться товарами в витринах. Двигаясь, будто его вел автопилот, не замечая других покупателей, хихикающих над костюмом Оливера Харди, Райан быстро выбрал две бутылки водки, а затем чуть ли не бегом проследовал к кассе.
     Сейчас для него не было ничего более желанного и важного, нежели выпивка, способная оглушить его томящийся мозг.
     Как только девушка-кассир нажала на все соответствующие кнопки на своем аппарате, Кейт протянул ей кредитную карточку. Затем долго ждал, пока она достанет из-под прилавка машинку для расчетов по кредиткам. Кассирша засунула кредитку в прорезь, положила поверх листок копировальной бумаги, а затем с некоторым усилием нажала на рычаг.
     Времени на это ушло много. И Райан это понял. Голова под котелком отчаянно чесалась, но он и не подумал снять шляпу.
     Он просто ждал.
     На дне корзины дивная водка сверкала, как не могла бы сверкать и святая вода.
     Искушение откупорить бутылку тут же, не отходя от прилавка, было почти непреодолимым. Голова чесалась еще сильнее. Судя по ощущению, под котелком завелись сороконожки, и их многочисленные заостренные ножки впивались ему в скальп, пока они шастали там, осторожно раздвигая волосы.
     - Эта карточка неправильная, - сказала девушка.
     Райан взглянул на нее, все больше хмурясь по мере того как ее слова проникали в его затуманенный мозг. Наконец он ответил:
     - Но вы же принимаете кредитки "Виза", не так ли? Таково объявление у входа.
     - Да.
     - Она действительна. Срок действия истекает в апреле следующего года.
     Девушка поглядела на него с недоумением, потом осмотрелась вокруг, как бы ожидая, что вот сейчас откуда-то появится скрытая камера, а предъявитель карточки скажет, что все происходящее - забавный розыгрыш. "Оливер Харди предъявляет фальшивую кредитную карточку кассиру". Далее следует многоголосый "студийный" смех.
     Но ничего похожего не было видно. Ни скрытой камеры, ни широкой улыбки на лице предъявителя. Спокойно, хотя и повысив голос на случай, если голос улавливается скрытым микрофоном (кассирша была все еще уверена, что участвует в организованной кем-то шутке), девушка четко произнесла:
     - Срок действия кредитной карточки истекает в апреле 1999 года. Но и дата выдачи тоже ошибочна: январь 1996 года.
     - И что?
     - Но ведь у нас сейчас 1978-й, не так ли?
     То, как после этого поступил человек в костюме Оливера Харди, было для кассирши полным сюрпризом.
     Он издал чудовищный вопль и заорал: "Дерьмо собачье!" После чего схватил по бутылке водки в каждую руку и рванул к двери.

Глава 19

1

     Зита припарковала свою машину в центре города. Летний день привлек изрядное число новых лиц, которые заметно увеличили толкотню на тротуарах.
     - Да благословит Господь Бог Мургатройд  <Мургатройд - одно из действующих лиц романа Агаты Кристи "Объявленное убийство". Вероятно, наблюдения Зиты над женской модой напомнили ей весьма своеобразный стиль одежды этой дамы.> на Небеси! - воскликнула она тоном, средним между удивлением и отвращением. - Вы только гляньте на эти фасоны! Неужели и мы когда-то носили этот сплошной траур на небогатых похоронах?
     - Вот это, значит, и есть то, что считалось шиком в семидесятых, - откликнулся Сэм, морща нос. - Любые оттенки бурого и серого. Как им только удалось наскрести столько этих оттенков?
     На заднем сиденье Джад буквально прилип к окну. Он крутил головой то влево, то вправо, и Сэм удивлялся, как это Джад не натер на шее мозоли белым воротничком.
     - Небеса Господни! - то и дело вскрикивал Джад в тоне глубочайшего недоумения. - Вы только поглядите! "Кресчент" - все еще киношка! А что там дают? Черт возьми, у меня такое зрение стало, что ничего не разберу. Не вижу анонса!
     - "Челюсти", - ответил негромко Сэм. - Вернее, то, что называется у нас "Челюсти" номер первый. До паршивых продолжений еще далеко.
     - Небеса Господни! Небеса Господни! Знаете, я как-то поверить не могу, что Кастертон за последние двадцать лет так сильно изменился. Вы только поглядите на оформление витрин! Дешевая пластмасса повсюду.
     - "Старый Харкер" - скобяные товары. Они все еще выставляют ведра на веревках, и можно видеть... О! А вот и Вулворт! Видите - вывеска старая. Готов спорить, они все еще торгуют теми бисквитами - по фунту в упаковке.
     Сэм все посматривал на Джада Кэмпбелла. Тот вел себя как ребенок, которого привезли на ярмарку. Малыш бегает то сюда, то туда, не пропуская ни карусели, ни ларьков со сладостями, ни зазывал с барабанами - все это для него чистое волшебство, предел привлекательности.
     Между тем Зита была увлечена чудесным зрелищем костюмов, в которых щеголяли горожане. Сэма тоже удивляли тротуары, полные народа, причем мужчины были в основном одеты в оттенки коричневого - от кофе с молоком до цвета выжатого чайного мешочка. С его точки зрения это был поток, который из хрустального превратился в мутный и грязный. Единственным ярким пятном была девушка в пуловере грязно-голубого вылинявшего цвета.
     Это была мода, вышедшая из моды, забытая вместе с породившим ее вкусом. На отрезке времени, равном двадцати секундам, Сэм видел с полдесятка мужчин среднего возраста, явно подражавших Элвису Пресли (вернее сказать, печальному Элвису из его покрытых изрядным жирком зрелых лет). У них были те же взлохмаченные челки, укрепленные аэрозольным лаком, те же бачки и даже очки со стальной оправой. Их рубахи были расстегнуты до пупа, открывая жирненький животик и многочисленные золотые амулеты, погруженные в дремучие заросли темных волос на груди. С другой стороны, часть более юного поколения казалась беглецами из "Лихорадки в ночь на субботу" - с их хлопающими по асфальту туфлями на толстенных "платформах", широко расстегнутыми воротниками и расклешенными штанами. Особенно странно выглядели завитые на перманент волосы, что придавало их владельцам нечто африканское. Однако эффект был подпорчен тем, что из-под локонов и косм виднелись прыщавые бледные лица.
     "Черт, - думал Сэм, - мы откатились назад только на двадцать лет, но мир кажется нам совсем другим". Грязно-коричневая одежда, уродливое пластмассовое оформление витрин, машины тоже другие, хотя он мог назвать лишь несколько марок, так как большинство моделей были британские и европейские, а не американские. Правда, ему удалось увидеть несколько забавных "фольксвагенов-жуков", похожих на ящики "вольво" и редких "датсунов".
     А Джад, сидя на заднем сиденье, развлекался вовсю, пребывая в полной эйфории и говоря, как показалось Сэму, на каких-то импортных языках. Ему явно были знакомы машины, которые давным-давно исчезли с британских шоссе.
     - "Зингер-газель"! У меня была такая. Обошлась в 75 фунтов, а мотор был упрямый, как мул. Потом у нее все внутренности повываливались. "Хилман Имп"! Боже, гляньте только - "форд-кортина", первая модель, окраска под металл. Бог мой, как люди останавливались полюбоваться на это чудо! Тогда окраска под металл еще была новинкой... И мопеды! Никогда не видел столько мопедов. И ни одной спутниковой тарелки! А вон и Грязнуля Гарри! Вон тот бродяга, что валяется на скамейке с бутылкой сидра в руке. Господи, да он, пожалуй, единственное, что в этом городишке не изменилось. Все тот же измызганный комбинезон и веллингтоновские сапоги... А вот и супермаркет Хилларда. Его потом сожрала "Теско" в... О боги! - высунул он голову из окна автомашины. - Человек на мотоцикле! Человек на мотоцикле! Это же Тони Невел из кастертоновской "Газетт"! Боже мой. Боже мой, да он же умер в 1991-м... Я был на его похоронах, когда гроб опускали... Ужас, ужас. - Джад вдруг резко откинулся на спинку сиденья. Похоже было, что кто-то всадил ему нож в живот. Он был потрясен. Даже дышал как-то странно - толчками. В глазах стояли слезы. - Боже, Боже! Нет, этого быть не может! Я даже не ожидал, что все обернется таким шоком. Я вижу... Я собственными глазами вижу людей, которые умерли много лет назад.
     Зита оглянулась на него, ее карие глаза выражали искреннее сочувствие.
     - Вам не по себе?
     - Небольшое потрясение, вот и все. - Джад положил ладони на грудную клетку и несколько раз глубоко вздохнул. - Полагаю, нынешняя жара вряд ли содействует улучшению самочувствия.
     - Может, принести что-нибудь прохладительное? - спросил Сэм, открывая свою дверь.
     - Да, был бы весьма благодарен.
     Зита снова взглянула на Джада и мягко сказала:
     - Лучше закрыть окно. А я включу кондиционер. Сразу почувствуете себя лучше.
     Он откинулся на спинку и улыбнулся. Улыбка была усталая, даже вымученная.
     - Кондиционер. Если мы заберемся еще дальше в прошлое, то