тыре кружки чая, надеясь, что от  них  клетки  моего  мозга
заработают.
   Когда Бернадетта вышла из зала, унося тарелки на камбуз, я пошел за ней.
   - У тебя уже не такой бледный вид. Ник.
   - Мне куда лучше. Позволь помочь тебе их вымыть.
   Она стала поливать тарелки горячей водой.
   - Это очень любезно с твоей стороны, но тебе надо отдохнуть.  И  я  люблю
мыть посуду. И всегда пою, когда ее скребу. Ты знаешь, как...
   Я схватил ее за руку и задрал рукав. Красной буквой С показалась родинка.
   - Бернадетта, это была ты!
   Она подняла удивленные темные глаза:
   - Извините, мистер Атен, я не знаю, о чем вы говорите. И не  смотрите  на
меня так, вы меня пугаете.
   Близнецы-китаянки, которые пекли хлеб в другом конце камбуза,  обернулись
и стали смотреть на меня.
   - Бернадетта, ты отлично знаешь, о  чем  я  говорю.  Где  светлый  парик,
Бернадетта? Ты приходила в... Эй! Бернадетта, вернись!
   Она обернулась на бегу, и улыбка полностью преобразила ее лицо.
   - Сначала меня поймай!
   Я устремился за ней по коридору,  потом  в  дверь  и  лабиринт  следующих
коридоров, потом по мостам, соединявшим баржи.
   В глазах мелькало, я еле-еле трусил за ней; о том, чтобы бежать,  и  речи
не  было.  Бернадетта  была  в  хорошей  форме.  Она  легко  могла  от  меня
оторваться, но все время приостанавливалась, чтобы я догнал. На  той  барже,
где хранились запасы, она отомкнула какую-то дверь и нырнула внутрь.
   Я за ней.
   Ожидая увидеть склад. А оказался в помещении вроде кабинета профессора.
   Я заморгал на свет. Толстые ковры, дорожки, письменный стол,  вращающееся
кресло возле стола, где стоял компьютер, полки компьютерных дисков.
   На стенах никаких примитивных картинок  палочных  человечков.  Графики  и
диаграммы. Карта мира, испещренная красными  и  черными  пометками.  Красных
было больше.
   В открытую дверь была видна спальня.
   - Ты этого не ожидал. Ник?
   Я оглянулся на нее, пораженный. И голос ее  изменился.  Потерялся  акцент
простенькой девчонки из лесной глуши. И она  не  отвернулась  с  застенчивой
улыбкой. Смотрела она прямо и улыбалась уверенно.
   - Нет. Я такого совсем не ожидал, Бернадетта. Это кабинет Адама?
   - Нет, мой. Что ж, настало время... Хочешь узнать одну тайну?
 
Глава сорок седьмая 
Вот что свело взрослых с ума 
 
   - Сядь, Ник. Если ты хочешь ответов, они у меня есть. И  ответов  больше,
чем ты можешь себе представить.
   Я сел рядом с ней на диван. Бернадетта смотрела  на  меня,  как,  бывало,
смотрел дядя Джек на гитары в музыкальных магазинах -  взвешивая,  оценивая,
на что они способны.
   - Ник, этот вопрос может показаться тебе дурацким, но интересно  ли  тебе
знать, что случилось со взрослым населением? И что станется с  ними  -  и  с
нами - в будущем?
   - Да, конечно. Но зачем...
   - Ник, мне придется поставить тебе  некоторые  требования.  Первое:  будь
очень терпелив. Мне многое надо будет рассказывать, и кое-что тебе покажется
донельзя  странным.  Второе...  пожалуйста,  прими  мои  извинения.  Я  тебя
недооценила. Ты с виду вроде  плохого  мальчишки,  которому  на  все  вообще
плевать, но под этой твоей черепушкой работает мозг. Хотя я тебя и обдурила,
прикидываясь я-просто-дурочкой. Еще одно:  как  ты  теперь  знаешь,  я  тебя
каждую ночь насиловала. - Она усмехнулась. - Но не для  того,  чтобы  тешить
свою извращенную похоть. Все, что я делаю, как бы это ни выглядело, я  делаю
с целью. Кстати, ты больше не болеешь. Должна покаяться, что  эти  последние
дни я тебе подливала наркотик.
   - Что это за блядская шутка? - Я резко  вскочил,  кровь  в  ушах  яростно
зашумела. - Я не могу себе позволить здесь сшиваться,  мне  надо  домой!  На
карту поставлена жизнь трехсот детей! Ты явно отлично знаешь, что происходит
там, в мире. Целые общины детей падают по  одной  под  ударами  Креозотов...
Женщина, мы вымираем, а ты держишь меня здесь, накачивая по уши наркотиками,
чтобы вытрахать из меня последние мозги!
   Она смотрела на меня, не отводя глаз.
   - Ударь меня. Ник. Только прошу тебя: бей в лицо, а не в живот.
   - Боже мой... хотелось бы мне  влепить  тебе  пощечину,  но  я  этого  не
сделаю. Теперь каждый из нас на счету. Понимаешь, я только  что  из  лагеря,
где разорвали на куски больше сорока человек. - Я перевел дух. - Да пошевели
ты мозгами, Бернадетта! Забудьте вы эти гимны, говенные картинки на стенах и
вернитесь в реальный мир! Где хорошие ребята работают до смерти, дерутся  до
смерти и умирают лютой смертью!
   Она кивнула. В ее лице я не увидел раскаяния. Если что  там  и  было,  то
такое чувство, будто удовлетворительно ответил на вопросы на собеседовании.
   - Ник, пожалуйста, послушай. Я знаю, что ты расстроен...
   - И еще как!
   - Сядь. Я знаю, что ты хочешь попасть домой в Эскдейл. Там  есть  кто-то,
кто тебе очень дорог, по имени Сара.
   - Каким дьяволом тебе это известно?
   - Вы говорите во  сне,  мистер  Атен.  -  В  улыбке  Бернадетты  читалось
сочувствие. - Ты хочешь попасть туда как можно скорее, но поверь  мне.  Ник,
ты здесь еще минимум на пару дней застрял. Погода улучшается,  но  дороги  в
горах все еще забиты снегом. Ты погибнешь, если попробуешь пробиться.
   - Но я должен...
   - Да, всего только пара дней. Уже начинает таять. Если повезет, то  будет
несколько ясных дней перед зимними снегопадами. Пива хочешь?
   - Могу прикончить баночку... Ладно, Бернадетта, ты сказала,  что  у  тебя
есть ответы. Я весь внимание.
   - Терпение, мистер Атен. Принесу пива,  потом  поговорим.  Но  сначала  я
должна попросить, чтобы ты мне кое-что обещал.
   Я пожал плечами:
   - Выпаливай.
   - Пока ты будешь еще на Ковчеге, ты должен оставаться  у  меня.  Если  ты
выйдешь, и дети узнают, что  происходит  и  какова  я  на  самом  деле,  все
погибнет. - Она положила мне  пальцы  на  губы,  когда  я  попытался  что-то
сказать. - Нет, это не выверты  моего  эго.  То,  что  я  делаю,  -  это  не
гарантирует нашего выживания, но очень, очень помогает. А когда я  говорю  о
нашем выживании, я имею в виду наш вид - человеческую расу.
   Я кивнул. Мог в черепе уже вертелся на рабочих оборотах. Сюрпризы сегодня
сыпались густо и быстро.
   - Сейчас прибудет пиво. Садись сюда. Ник.  Наркотик  полностью  выйдет  у
тебя из крови только через несколько часов.
   Пока она шла к хорошо упакованному холодильнику, я вяло оглядел  карты  и
графики. И  еще  полки,  набитые  книгами  с  названиями  вроде  ?Психология
архетипов? или ?Человек и его символы?.  Написанными  людьми  с  незнакомыми
именами вроде Фрейд, Юнг, Прогофф и Лоуренс ван д„р Пост.
   Бернадетта вернулась  с  пивом,  и  в  динамике  затрещал  чей-то  голос.
Бернадетта подошла к стойке с аппаратурой и взяла микрофон.
   - Привет, Абраксас... Все спокойно  в  Луксоре?  Отлично...  Абраксас,  я
сейчас не  могу  разговаривать,  срочные  дела.  Свяжусь  с  вами  в  19.00.
Отлично... до связи. - Она села обратно и дала мне  банку  пива.  -  Видишь,
Ник, я знаю, что происходит во внешнем мире.
   - И ты со многими говоришь по этой штуке? Последний лагерь, в  котором  я
был, держал связь с уцелевшими по всему миру.
   - Знаю. Я даже слышала, как твое имя называла некто по имени Шейла.
   Кровь зашумела у меня в ушах, и мне пришлось отвернуться.
   - Да, Ник. - Она сжала мою руку.  -  Я  знаю,  что  случилось.  В  начале
нападения они начали вещание. И остановились только... сам догадываешься.
   - Не догадываюсь - знаю.
   - Смотри сюда. - Она  показала  на  карту  мира,  испещренную  черными  и
красными пометками. - Я здесь  обозначила  общины,  которые  ведут  вещание.
Наверняка должны быть и тысячи других, которые радиопередач  не  ведут.  Как
ваша в Эскдейле. Красные птички - это уцелевшие коммуны. Черные  -  это  те,
которые перестали передавать. Почему - к  несчастью,  очевидно.  Обезумевшие
взрослые работают эффективно. Они  выбирают  цель,  потом  что-то  запускает
механизм нападения, которое они ведут абсолютно самозабвенно. Им все  равно,
сколько из них погибнет. Лишь бы добиться  полного  разрушения  общины  -  и
смерти всех ее участников до последнего человека.
   - Ты так говоришь, будто за всем этим есть  какой-то  общий  план.  Будто
взрослыми кто-то управляет.
   - Управляет, Ник.
   - Кто?
   - Это долгая история. И раньше, чем мы к ней приступим, расскажи мне  про
Ника Атена. - Она широко усмехнулась. - Хотя мы трахались,  как  бешеные,  я
ничего про тебя не знаю. Хотя... - она кивнула на рацию, -  Шейла  говорила,
что ты вызвал что-то близкое к религиозному поклонению.
   - Синдром мессии?
   - А, значит, ты об этом слышал. Да, в часы великих опасностей  существует
инстинктивная тяга к появлению мессии, или героя, который снова спасет мир.
   - Ну, так во мне они получили не того человека. Я оказался просто говном.
   При этих словах у меня в мозгу промелькнули миллионы образов. Сара. Дэвид
Миддлтон, умоляющий меня взять власть и потом вышибающий себе  мозги.  Я  не
был дома, когда мама с папой убивали Джона.  Певучие  Сестрицы,  висящие  на
стене сарая. Вина, моя вина! Всех их я мог спасти, будь  я  хоть  наполовину
так хорош, как люди обо мне думали.
   Я выхлестнул пиво одним глотком. Оно  успокоило  пересохшую  глотку,  как
бальзам.
   - Кажется, это тебе было нужно, - сказала Бернадетта:
   - Я принесу еще.
   Когда она вернулась, мы обменялись рассказами. Как  всегда  в  то  время,
люди рассказывали друг другу, что случилось в день, когда мир сошел с ума.
   Бернадетта жила с матерью, которая работала хирургом, в деревне  у  конца
озера.
   В воскресенье,  ДЕНЬ  ВТОРОЙ,  Бернадетта  проснулась  в  девять.  Ничего
необычного не было. Она думала, что мать отсыпается после трудной  недели  в
больнице. К середине дня она пошла проверить.
   Мать она нашла в постели мертвой от  передозировки  лекарства.  Рядом  на
столе лежал ее дневник. Запись  кривыми  печатными  буквами  лишь  отдаленно
напоминала обычную скоропись матери.
   Запись была сделана в ночь наступления безумия в два часа пополуночи.
   Ненавижу Берни. Шумы в комнате. Голоса кричат. Никого  нет.  Они  кричат:
убей Берни, убей ее. Спаси себя, убей Берни.  Не  понимаю.  Голоса  требуют.
Ненавижу Берни... нет? нет. Я ее люблю.  Явные  признаки  душевной  болезни.
Ощущение огромной опасности. Единственное спасение - убить Берни.  Нет,  это
Берни в опасности.
   2.45. Последние двадцать минут каталась  по  спальне,  кусая  простыни  и
собственные руки. Такое чувство, что сражаюсь с  кем-то  у  меня  в  голове.
Кем-то  очень  сильным.  Сумела  проглотить  транквилизаторы,  Теперь  очень
спокойная, голова очень ясная. Но я знаю,  что  это  ненадолго.  То,  что  в
голове, захватывает надо мной власть.
   Когда оно победит, я, Мэри Кристофер, исчезну навеки.  Тогда  то,  что  в
моей голове, с помощью моего тела убьет Берни. Я знаю, что мне делать.
   Прощай, Берни. Прости, что пришлось оставить тебя вот так.
   Ты всегда была для меня всем, Берни.
   Люблю тебя.
   Мама.
   Потом какие-то каракули, в которых уже не было смысла.  Когда  Бернадетта
очень аккуратно клала дневник обратно в ящик, ее глаза блестели.
   - Через несколько часов, - сказала она, - я увидела, что  не  только  моя
мать лишилась разума. Так было со всем взрослым населением.  А  что  было  с
тобой. Ник?
   Я рассказал. Когда я дошел до похищения и странного эксперимента, который
родители устроили, хватая детей и завозя их на сотни миль, Бернадетта  вдруг
выпрямилась.
   - Можно мне записать наш разговор?
   - Валяй, если хочешь.
   - Дело не в ?хочешь?, а  в  ?должна?.  Я  должна  собрать  всю  доступную
информацию о поведении взрослых, какую смогу.  Каждая  кроха  знаний  о  них
увеличивает наши шансы на выживание.
   Я рассказал все. Особенно ее заинтересовало  систематическое  уничтожение
Полольщиков в Лейберне.  Как  взрослые  аккуратно  пересчитали  всех  членов
общины - и сопоставили со счетом всех убитых.
   Через два часа, когда я  уже  охрип,  рассказывая,  Бернадетта  отключила
магнитофон:
   - Ладно, мне пора. Перед ленчем у нас гимны.
   - Но ты же собиралась рассказать, что случилось со взрослыми. Почему  они
сошли с ума? Почему убивают своих детей?
   - Все в свое время. Устраивайся, будь как дома. В холодильнике есть  еда,
которую можно разогреть в микроволновке, кухня вон за той желтой  дверью.  А
на диске полно фильмов, если хочешь смотреть телевизор. А сейчас -  я  знаю,
что у тебя полно вопросов, но ответы получишь позже.
   Ответы, которые мне предстояло получить - не только о том, что  случилось
со взрослыми, но ответы на вопросы, которые люди уже задавали  десять  тысяч
лет, - чуть не разнесли мой мозг в клочья.
 
Глава сорок восьмая 
Тайны 
 
   Три часа я проторчал у Бернадетты. На ленч разогрел себе в  микроволновке
лазанью,  заглотал  пару  банок  пива  и  посмотрел  по  телевизору   ?Жизнь
прекрасна? с диска.
   Странно это было. В своем  роде  так  же  странно,  как  видеть  массовую
миграцию Креозотов, или  залитые  водой  города,  которые  я  проезжал,  или
массовое распятие на шоссе. Я тут сидел в уютном гнездышке с бутылкой пива в
руке и  смотрел,  что  вытворяет  Джимми  Стюарт  в  маленьких  американских
городах.
   Как будто я  был  в  чьем-то  доме,  и  все  в  порядке,  и  взрослые  не
превратились в озверевших обезьян, убивающих своих детей.
   Через некоторое время чувство реальности стало выскальзывать  у  меня  из
пальцев, и я открыл окно и поглядел через озеро на заснеженные горы.
   Нет, вот он я, сижу  в  этом  убежище,  которое  его  обитатели  называют
Ковчегом. Куча стальных  барж,  плавающих  посреди  сорока  квадратных  миль
холодной воды. Эскдейл где-то за шестьдесят миль. Что думает Сара обо мне? И
думает ли вообще? И жива она или нет?
   Я глубоко вдохнул холод ледяного воздуха.  Мир  снова  резко  собрался  в
фокус.
   - Надеюсь, ты не собираешься пускаться вплавь. -  Бернадетта  закрыла  за
собой дверь. - Погибнешь от холода и близко не доплыв до берега.
   Я улыбнулся:
   - Ну нет, раньше, чем я что-нибудь буду  делать,  я  хочу  услышать,  что
случилось в ту апрельскую субботу.
   - Возьми себе стул, и начнем.
   Перед тем как сесть, она включила  рацию.  Из  динамика  затрещал  низкий
говор на иностранном языке.
   - Вот все это... - Я оглядел комнату. - Адам об этом что-нибудь знает?
   - Ты имеешь в виду, знает ли он о заговоре?
   - Заговоре?
   - Да, он в нем участвует. И ты тоже. Да сядь ты,  Ник!  Я  тебе  расскажу
кое-какие вещи, и тебе станет яснее дня, почему я сделала то, что сделала.
   - Как, например, подбор возрастов в твоей общине? Я в  том  смысле,  что,
кроме тебя, Адама,  Тимоти  и  этих  двух  китаянок,  все  остальные  моложе
одиннадцати.
   - Тут есть причина,  -  кивнула  она.  -  Создавая  общину,  я  намеренно
выбирала маленьких детей, чей ум я могу  формировать.  Ясно,  что  Тимоти  -
особый случай. Китаянки-близнецы из христианской  миссии,  и  они  ревностно
религиозны.
   - Как Адам?
   - Да, он тоже был религиозен. Он собирался стать монахом.
   - Ты говоришь - был?
   - После коллапса в апреле он сошел с рельсов. Он проводил целые часы либо
проклиная Бога, либо обходя все окрестные церкви и предавая их  огню.  В  то
время наша группа жила в гостинице. Дошло до того, что пришлось запереть его
в комнате. Он даже пытался себя убить.
   - Кто-то сотворил с ним чудо. Посмотреть на его энергию и стойкость,  так
решишь, что у него миссия от Бога.
   - В каком-то смысле это так и есть.
   - Заблудшая овца вернулась в стадо?
   - Нет, не в этом смысле. Но вера у него есть.
   - Ты нарочно говоришь таинственно или я тупее свиной задницы?
   Бернадетта рассмеялась:
   - Прости, я уже долго держу  тебя  в  темноте.  А  теперь...  Ты  в  Бога
веришь?
   - Нет.
   Я  ожидал,  что  она  начнет  продавать  мне  какую-нибудь  религию,  как
Свидетель Иеговы - ?от двери к двери?, но вместо этого она  испустила  вздох
облегчения.
   -  И  хорошо.  Будь  ты  религиозным,   мне   пришлось   бы   дать   тебе
отредактированную  версию  событий,  чтобы  не  задеть  твои  чувства.   Для
религиозных людей то, что я собираюсь рассказать, слишком всему противоречит
и слишком... тревожит.
   Я наклонился вперед:
   - Говорите, говорите. Вы меня заинтересовали.
   - Тогда слушайте, мистер Атен. Правду, всю правду и ничего, кроме правды.
Мой следующий к вам вопрос: верите ли вы, что существует сила,  невидимая  и
нам неподвластная, но такая,  которая  в  состоянии  воздействовать  и  даже
определять нашу жизнь?
   - Нет. Ни в какой степени.
   - Влюблялся когда-нибудь?
   - Да, но...
   То, что должно было последовать после ?но?, так  и  не  было  сказано.  Я
вспомнил, как вдруг начинал пылать к той или иной девушке и придумывал  себе
поводы, чтобы пройти мимо ее дома десять раз за день в  надежде  случайно  с
ней встретиться или хоть увидеть ее. Я этого делать не хотел. Меня вело  это
проклятое чувство, которое называется влечением.
   Бернадетта улыбнулась, зная, что поймала меня на этом.
   - Еще несколько примеров, как эта сила воздействует  на  нашу  жизнь.  Мы
достаточно молоды, чтобы помнить, каково это -  быть  подростком.  Вместе  с
прыщами наваливаются грузы странных чувств и желаний.  То,  что  тебе  и  не
снилось в одиннадцать лет, делает тебя одержимым в четырнадцать.  Ты  часами
торчишь перед зеркалом, рассматривая форму своего  носа,  ты  слышишь  ночью
грустные песни и ощущаешь себя человеком  с  другой  планеты,  и  люди  тебя
больше не понимают.
   - Да, это бывает с каждым.
   - Согласна. А есть вещи, которые для каждого свои. Слыхал когда-нибудь  о
синдроме пустого гнезда? Это бывает с женщинами, когда дети у них  вырастают
и покидают дом. Они проходят через период, когда чувствуют себя бесполезными
и годными только в  утиль.  Потом,  бывают  люди,  которые  никак  не  могут
избавиться от пронизывающего чувства одиночества, даже  в  толпе.  Некоторые
ощущают, что жизнь их бессмысленна или лишена  чего-то  очень  важного.  Это
могут быть богатые люди с хорошей семьей, но  они  не  могут  избавиться  от
чувства, что в жизни образовалась дыра, и как ни старайся, заполнить  ее  не
получается. Иногда это приводит к пьянству или наркотикам.
   - О?кей, - сказал я. - Значит, некоторые люди чувствуют, будто есть такая
сила,  которая  управляет  их  жизнью.  Но  это  касается  только  отдельных
личностей. Вроде как некоторые впадают в депрессию без реальных причин.
   - Нет, Ник. Та сила, о которой мы говорим, воздействует на всех в большей
или меньшей степени. На всех. На тебя, на меня, на Папу Римского, Президента
Соединенных Штатов. Вот, например: случалось тебе пугаться  сна,  радоваться
сну или даже видеть сон, вызывающий половое возбуждение?
   Когда я вспыхнул, она улыбнулась. И стала говорить дальше,  уже  попав  в
ритм:
   - Почему люди интересуются таким бессмысленным времяпрепровождением,  как
футбол, теннис, бега, музыка, танец, собирание марок,  телевизор  и  миллион
еще других? - Она перевела дыхание. - Так вот, представь себе, Ник: вот  зал
с сотней людей. Ты выходишь на сцену. Ты собираешься говорить речь.  Что  ты
чувствуешь?
   - Нервничаю. - Я усмехнулся. - Очень, очень  нервничаю.  Ноги  дрожат,  в
брюхе колобродит, во рту пересохло. Может быть, начну заикаться.
   - Я тоже. Почему? Откуда все эти физиологические  симптомы,  которые  нас
мучают, когда мы говорим речь, сдаем экзамен или идем на первое свидание?
   Я пожал плечами:
   - Такова человеческая природа.
   - Да, человеческая природа. И это  естественно,  что  на  наше  поведение
влияет сила, которую мы не  контролируем,  не  видим  и  даже  полностью  не
понимаем. - Она открыла банку пива и с шумом перелила ее в стакан. -  Вот  я
сделаю это на глазах у двадцати человек - чтобы журчала жидкость. Что будет,
как ты думаешь?
   - Кому-то захочется пойти в туалет.
   - Значит, шум текущей жидкости в