Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
о
он утратил силу, позволявшую ему игнорировать мое присутствие, не то
придумал хитрую уловку, чтобы лишить меня защиты, - этого я не знал.
Повеяло слабым запахом мускуса, четче проявились ниспадающие темными
волнами волосы, точно нарисованные пастелью.
- Уходи!
- Я ничего тебе не сделаю.
- И я не хочу тебе зла, Симеон. Уходи.
- Вчера, как ты помнишь, я сотворил меч из воздуха. Не надо недооценивать
меня, хотя я и нахожусь в твоих владениях.
- Я прошу тебя уйти. Здесь ты в опасности.
- Какая же мне угрожает опасность?
- Не могу сказать. Просто знаю, что опасность существует.
- Не очень-то ты откровенен.
- Это все, что я могу сказать. Я выхватил меч, и Ребенок мгновенно
растворился в странной голубой дымке, словно прилипавшей к стенам, - и тут
же в коридор со свистом ворвался ветер, увлекая ее прочь. Туман пополз по
камню стен и втянулся в яму.
Два часа на сеанс - два часа я находился на пыльной площадке над
пропастью, ухватывая мысли и направляя их в водоворот, а какой-то иной
уровень моего сознания отслеживал течение потока. Там было Б на темной
траве... Близко склонившееся над холмом... Белое... БогБогБогБогБог... Б..,
как вихрь над водами.., над полями.., идущий, идущий... Безжалостно
приБлижающийся ко мне... Б... Б...
Я потянулся и крепче ухватился за продолжение этой мысли, отчасти потому,
что она могла привести к чему-либо интересному, отчасти потому, что была
чрезвычайно сильна, странна и казалась полной образов. Внезапно площадка под
моими ногами исчезла, и я полетел в пропасть, полную кипящей лавы.
Порыв ветра поднял меня к реке прежде, чем я рухнул в этот котел безумия.
Я летел как коршун.
Река привела меня к океану.
Вода в нем была взбаламученной и горячей - кое-где спиральными струйками
поднимался пар.
И плавали тающие льдины.
Я вынырнул на поверхность, отчаянно пытаясь удержаться на гребне
вихревого течения, направляя мысли и сражаясь исключительно за целостность
своего собственного разума. Тут меня внезапно приподняло и швырнуло на
пенный вал, взметнувшийся в тяжелое черное небо - как пуля из винтовки,
завывая и крутясь, я полетел...
...прочь из мыслей и разума Ребенка.
В комнате было темно. Гексаграммы горели на стенах, подсвечивая серьезные
лица генералов и техников, на удивление похожих на горгулий.
- Он выкинул меня вон, - тихо произнес я, нарушив звенящую от напряжения
тишину.
Все присутствующие повернулись ко мне с выражением крайнего недоверия.
Хотелось бы мне, чтобы наше с генералом примирение началось раньше, тогда
этот случай не выглядел бы столь подозрительным.
- Он просто вышвырнул меня вон из своего разума, - повторил я. - Такое со
мной случилось впервые.
Я объяснял. Они слушали. И во мне крепла неизвестно откуда взявшаяся
уверенность в том, что Ребенок смеется...
Глава 8
Множились слухи о близкой войне. Китайцы перебили персонал двух последних
посольств Западного Альянса в Азии - в бывшей Корее и на японских островах.
Японцы отказались принять ответственность за зверское убийство. По
официальной версии властей, группа китайского и японского происхождения
прорвалась через полицейский кордон, защищавший посланцев Запада, и устроила
дикий погром. Японская пресса указывала, что Запад должен был видеть
возможность подобной акции, ибо к этому вела его собственная недальновидная
политика, от которой всегда страдал Китай, и доведенные до крайней бедности
люди, чувствующие себя отброшенными на окраину цивилизации, рано или поздно
выплеснули бы гнев. Очевидцы событий утверждали, что японская полиция даже и
не пыталась остановить погромщиков, словно получила приказ не препятствовать
нападению на иностранные представительства.
Трехмерный экран показывал обезглавленные тела - к вящему удовольствию
тех, кто смаковал происшедшее. По улицам Токио маршировали колонны
манифестантов, несущих насаженные на алюминиевые колья головы. Мертвые глаза
соотечественников смотрели на нас с той стороны экрана...
Пентагон в то же утро объявил о том, что открыт луч Бенсора, способный
закоротить синапсы (области соприкосновения клеток) нервной системы
человека. Названное по имени создателя, доктора Гарольда Бенсора, это
излучение уже именовалось чиновниками Пентагона и их закадычными друзьями из
военного ведомства в Москве "поворотным пунктом в холодной войне". Я не
сомневался, что идея исходила от Ребенка, - я узнал это так же легко, как
любой человек узнает свой дурной сон, по которому кто-то снял кино. Но
цензура усвоила преподанный мною урок, и широкая публика понятия не имела о
Ребенке.
Я не раз уже размышлял, какой черт дернул этого Бенсора связать свое имя
с таким постыдным изобретением, но мгновенно терял свое внешнее
превосходство, вспоминая о том, что это оружие могли с тем же успехом
назвать лучом Симеона Келли, ибо не кто иной, как я дал ему дорогу в жизнь.
Я нес куда большую ответственность за его появление, чем кто-либо другой -
даже Ребенок. Кто знает, что можно натворить этой проклятой штукой...
На телеэкране замелькали кадры, запечатлевшие двух пленных китайцев, на
которых было опробовано это оружие. Они бились на полу своих камер, с
невидящими глазами, ничего не слыша, дергались, словно марионетки на
невидимых веревочках. Непостижимо!
Я выключил телевизор. Отодвинул свой недоеденный завтрак и достал из
шкафа пальто. Мы с Мелиндой условились встретиться у нее дома для следующего
интервью, и мне не хотелось пропускать его. Кроме того, я надеялся хоть
немного отвлечься от чувства вины, завладевшего мною.
Все интервью проходили в ее квартире, оснащенной всевозможным
оборудованием, которое она предпочитала не таскать с места на место. В этот
вечер, кроме всего прочего, мы собирались в театр, так что предстояла не
совсем деловая встреча. Да и вообще эти интервью стали для меня чем-то
большим, нежели просто работа.
Я прислушался к советам своего компьютерного психиатра и пытался принять
людское тепло. Мелинда делала встречные шаги - поцелуи, прикосновения,
словно бы невзначай оброненные слова... Мне, жаждущему общения и
человеческой теплоты, которыми я так долго был обделен, эти проявления
чувств казались маленьким чудом, почти опьяняли. Возможно, я придавал всему
этому гораздо большее значение, чем оно того стоило.
Небо, опять свинцово-серое, сыпало снегом. Стояла настоящая зима, точно с
рождественских открыток - белая, снежная и морозная. Где-то в вышине летал
"Дрэгонфлай".
- Обращалось ли ЦРУ с тобой плохо в другое время? - задала вопрос
Мелинда.
Черный микрофон растопырился над нами, как насосавшийся паук. Позади
дивана, на котором мы сидели, шуршали бобины магнитофона, аккомпанируя моему
рассказу.
- Не так часто, как доктора, которые относились ко мне вовсе не как к
человеку, а скорее как к некоему существу, которое нужно подгонять,
заставлять и колоть. Я помню, однажды...
- Подожди с воспоминаниями, - сказала она, перегнулась через спинку
дивана, остановила магнитофон и отложила в сторону микрофон. - На сегодня
достаточно. Если продвигаться слишком быстро, твой рассказ утратит
эмоциональный колорит. Стремясь поведать о слишком многом, ты тонешь в
деталях. Это случается со всеми.
- Так я и думал, - сказал я.
Она была одета в милую блузку с фестончатым вырезом, на разглядывании
которого я себя и поймал. И испытал чувство сродни шоку. Нет, я не испытал
отвращения, как некогда. На самом деле ее полная, прекрасной формы грудь
волновала меня. Вероятно, мой компьютерный психиатр был прав: это и есть
цель, вполне законное желание.
Мелинда проследила направление моего взгляда. Возможно, из-за этого и
случилось все остальное - она ожидала знака, и вот теперь увидела.
Придвинулась ближе и, наклоняясь ко мне, дразняще провела кончиком языка по
приоткрытым губам, как бы желая сказать: "Как ты себя чувствуешь? Пришло ли
время? Почему ты ничего не делаешь?"
И я повиновался ее желанию. Коснулся ее губ своими, обнял обеими руками и
почувствовал, как полная грудь прижалась ко мне. И это не было
отвратительно.
Потом я провел рукой по ее ноге, ощутив тепло бедер под юбкой. Расстегнул
блузку, высвободил грудь и прикоснулся к ней губами. Минута растянулась в
час, и наслаждения в ней было заключено на сто лет.
Мелинда стояла передо мной - смуглая стройная женщина в сиянии молодости.
Мы поцеловались и ничего не говорили, потому что слова нам больше не
требовались.
Я надолго задержался возле своей машины, глядя на снег и проходящих
пешеходов и размышляя о том, что нужно снова идти в ИС-комплекс и сражаться
с Ребенком. Впервые в жизни я был с женщиной, и она оказалась богиней. Я не
почувствовал, что меня используют, совращают или надо мной насмехаются,
пребывая на верху блаженства. Наконец я очнулся от раздумий, сел в машину,
захлопнул дверцу. И сидел минут пять, прежде чем поехал.
На моем теле еще горели ее прикосновения. На губах пылали поцелуи. Всю
дорогу до ИС...
Я влюбился. Я даже не пытался считать ее мысли - ни разу с нашей первой
встречи, а это было не в моих правилах. Мне захотелось наделить ее той же
привилегией, что и Харри, прежде чем она сделала для меня хотя бы половину
того, что сделал он, прежде чем я понял - принимает ли она меня или унижает.
Думаю, поначалу я испугался мысли, что она любит меня, а потом - что может
не любить.
Как глуп я был в тот вечер несколько недель назад, когда она впервые
увидела меня и проявила ко мне интерес - обольстительно улыбалась, как
делают все женщины. Я удрал. Не стал дожидаться, пока меня попросят показать
пару трюков, и укрылся в своем доме, воображая, будто интересуюсь ею. Дурак.
Я был тогда старше, но младше, чем сейчас.
Кучка "крикунов за мир" непонятно зачем собралась перед зданием
полицейского участка. Они разбили окна камнями. Фаланга копов выдвинулась
из-за ограды, как раз когда я проезжал мимо.
Половина демонстрантов устремилась по аллее направо, другая половина - по
улице. Они что-то распевали, хотя я не мог понять, что именно. За ними ехал
"ревунок", из его башни торчал ствол газомета, который поливал их какой-то
дрянью. Демонстранты ругали наше правительство, вражеские правительства и
все прочее заодно. Светофор мигнул, и тут я увидел, как "ревунок" проехался
по упавшей девушке, переломив ее позвоночник, словно хворостинку. Это никоим
образом не было частью стандартной процедуры разгона демонстрации. Но прежде
чем я успел подумать, что это всего лишь несчастный случай, водитель
бронированной машины наехал на паренька лет семнадцати, впечатал его в
фонарный столб и двинулся дальше.
Вспыхнул свет. Я проехал мимо, чтобы не создавать пробки.
Мне пришлось объехать один из перекрестков, на котором сидело несколько
сот человек - в знак гражданского неповиновения. Я впервые заметил, что
среди молодежи были и люди постарше. Да нет, там, пожалуй, собралось куда
больше взрослых, чем юнцов.
Выбрав другой маршрут, я погнал к ИС-комплексу. Что случилось с тех пор,
как я слушал новости в последний раз, почему среди них столько взрослых?
Сердце застучало быстрее. Что же такое случилось?
Единственное, что я мог делать, - сканировать мозг Ребенка в поисках
нового оружия, чтобы крепла мощь нашей страны и мы могли победить, если
начнется война, чтобы в конце концов вернуть видимость нормальной жизни, в
которой мы с Мелиндой найдем свою нишу и уединимся там.
Полагаю, это не слишком благородно. Но сама война не оставляет места для
благородства. Выживают самые умные и хитрые. И даже им не всегда удается
избежать потерь.
За то время, пока я добирался до здания ИС, у меня созрело решение. Я
любил Мелинду. Я боялся Ребенка. Он смог вышвырнуть меня из своего разума и,
вероятно, способен даже поглотить. Что скрывалось за его повторяющимися
предупреждениями и просьбами оставить его в покое? Вчера я нашел зацепку -
что-то в Б-ассоциациях, что-то связанное с Богом. Я не горел желанием
принести себя в жертву этому сильному измененному сознанию, однако не мог и
позволить войне, разрушению коснуться моей жизни, погубить первое теплое
отношение к женщине. Жизнь - это единственное, что достойно жизни, и я не
позволю китайцам забрать ее у меня. А потому заберусь в разум Ребенка в
последний раз, поймаю там, что смогу, и вытащу. А потом уйду, получу свои
денежки и быстренько смоюсь. И первое, что я скажу им сегодня после
возвращения: работа окончена, идите с миром.
И, как бывает с большинством планов, все пошло совсем не так, как я
предполагал.
Они ждали меня. Морсфаген стоял посреди комнаты, где царила суматоха -
рассыльные сновали туда-сюда с кипами бумаг. Генерал делал кому-то знаки,
отдавал приказания и ухитрялся каким-то удивительным образом все время
знать, что происходит с Ребенком. Харри нервно сжимал руки, хрустя пальцами.
Под глазами у него залегли глубокие тени, левую щеку кривил застарелый тик,
волосы перепутались.
Желая узнать, что же волнует его, я, нарушив правило, которое сам же и
установил, вторгся в его сознание.
На поверхности его рассудка был мысленный образ тела, плавающего в луже
крови. Под ним я прочел: "ВОЙНА". Слухи стали реальностью. Пламя разгоралось
жарче, хотя детали растворялись. Черное, разлагающееся тело в луже застывшей
крови...
Потрясенный, я сел у стола и посмотрел на Морсфагена. На лице генерала
выступила испарина. В руках он держал пачку сводок и отчетов - и руки его,
как мне показалось, едва заметно дрожали.
Черт их побери! Черт побери их всех!
- Можно узнать подробности? - спросил я.
- Союзные войска атаковали китайские дивизии, которые пересекли Амур, и
вытеснили их обратно на китайскую территорию. Убито сорок семь китайцев,
четыре японца. Семеро наших: два американца, один англичанин, остальные -
русские. Через час Завитинск словно перестал существовать. Никто не отвечает
на радиограммы. Стартовая площадка ядерных ракет не реагирует на вызовы. Из
Белогорска сообщают о толчках и странном свечении в небе. Сейсмографы
подтверждают, что взорвана компактная бомба. Наши войска на границе тоже
больше не отвечают. Азиаты, охваченные жаждой мести, вероятно, двинулись на
русские территории. Пока никаких реальных подтверждений. Можно делать
ставки.
- Я помогу.
- В этом вы чертовски правы! - Выражение лица Морсфагена при этом было не
из приятных.
- Он готов? - спросил я. Генерал посмотрел на Ребенка.
- В трансе. Мы ждали вас, чтобы ввести циннамид. Где вы были всю ночь?
Что думаете о вчерашнем?
Я пожал плечами:
- Только то, что уже сказал. Он вышвырнул меня вон, потому что мне
удалось найти мысленный поток, который он не хотел мне показывать. Ему это
удалось, так как я ничего подобного не ожидал. Я недооценил его потенциал,
но больше такой ошибки не допущу.
- Уверены?
- Насколько это возможно.
- Ну, тогда начнем.
- Сначала нужно сделать следующее, - потребовал я. - Выведите его из
транса и скажите, будто меня еще нет - я куда-то исчез, и, пока меня найдут,
вы начнете без меня. Предупредите, что станете его спрашивать под
наркотиком, и посоветуйте не сопротивляться, иначе, мол, будет хуже. Задайте
пару вопросов. Но только чтобы это выглядело убедительно. Когда он впадет в
транс, я тайно приду. Возможно, он даже не узнает о моем присутствии.
Черное раздувшееся тело (Мелинда!) в луже крови...
К чертовой матери их всех! Морсфаген распорядился вывезти мутанта из
ком-даты и предпринять предложенные мной действия.
- Ты уверен в своих силах, Сим? - спросил Карри.
Похоже, он хотел, чтобы я покончил с этим делом, но мы оба знали, что это
нереально. Только Ребенок способен изобрести абсолютное оружие, которое
сделает войну потенциально невозможной, и я не мог уйти, пока он не
справится с поставленной нами задачей, - и, возможно, должен был заставить
его делать то, чего он не хочет.
Через десять минут они вернули Ребенка в комнату. Он был в трансе и под
наркотиком.
Весь мир лег мне на плечи. Смерть шагала подле меня...
...и как кот на мягких лапках, я шел тихо-тихо, крался... Словно
привидение в старом доме - не принимая облика. Подобно весеннему бризу в
траве. Я шел, и шаги мои были легки.
Они не будили эха. А в лабиринте оказалось куда теплее, чем обычно. Стены
были неприятно горячими на ощупь - странное изменение, прежде здесь царил
холод. Я осторожно выглянул из-за угла и увидел Минотавра. Не подозревая о
моем присутствии, он читал Библию в кожаном переплете, полностью поглощенный
этим занятием.
Медленно, чтобы не потревожить, я прошел мимо. Он не заметил.
Пасифая, вот твое страшное дитя.
Минос, твой лабиринт уродлив. Его нужно раскрасить и сделать удобнее.
Тезей, оставь свой меч в ножнах, ибо не нужно убивать печального и
скромного Минотавра.
Провал светился оранжевым и пульсировал от поднимавшегося вверх
мысленного жара. Опаляя края, он растекался по тоннелям лабиринта, изгоняя
холод. В центре пропасти горела раскаленная добела точка.
Я потянулся и ухватил ближайшую мысль. Это было оружие, но вовсе не
панацея, чтобы исцелить все скорби мира, никакого абсолютного дракона,
которого я искал.
Формула вещества, вызывающего крысоподобную мутацию у нерожденных
младенцев...
Излучение, способное мгновенно вытягивать влагу из живых тканей, за
считанные секунды превращая тело в иссохшую мумию...
Там было множество ассоциаций с Б, некоторые из них вели к одной дальней
точке, природу которой я не мог определить...
...слишком много мыслей с Б. Я стал исследовать их истоки и
предназначение, но они, кажется, были совсем не тем, что нужно.
И тогда я нашел его, абсолютное оружие.
Случайная мысль. П... Поле Силы, способное не пропускать ничего, даже
воздух, не позволяющее проникнуть внутрь ни бомбе, ни бактерии... Поле...
Я поймал эту мысль и осторожно повел к основному потоку, к водовороту.
Вот оно - абсолютное оружие, которое сделает все другое ненужным.
Я думал, что действовал тонко, но я недооценил Ребенка. Позади меня
зацокали копыта.
- Пошел вон!
- Нет. Ты не понимаешь.
- Это ты не понимаешь!
Он ринулся вперед, но я быстро отступил в сторону, ударил его и толкнул
через край, в пропасть...
Теория Поля Силы провалилась в водоворот. Вскоре ее услышат в темной
комнате, запишут и передадут тому, кто воплотит в жизнь.
Откуда-то из пропасти раздался вопль, оглушительное улюлюканье, которое
разнеслось по всем тоннелям, отдаваясь эхом. Подтянувшись на краю пропасти.
Минотавр перевалился на площадку. Я понял, что кричал не Минотавр, но больше
не видел никого.
- Что это такое? - спросил я, пытаясь перекричать невообразимый шум.
Глаза его дико вспыхнули, он открыл рот, и я с ужасом увидел скользнувшую
вперед змею.
От моего удара он упал обратно в пропасть - и на этот раз полетел на дно.
Пора в обратный путь, решил я, но когда подошел к пещере, свод ее рухнул,
осыпав каменной крошкой мои ботинки. Выхода больше не было.
Я направился к морю и увидел, что водоворот стихает. Там тоже не было
выхода. Никакой надежды! Забавная ситуация. Иисус, который не может восстать
из гробницы, потому что она заперта. Но я ведь избавился от этой иллюзии,
разве нет?
Что