вышло.
   - Ты подвергаешься опасности слиться с тем  аналогом,  который  воплощает
твою психическую энергию в данный момент. Хотя такая энергия  податлива,  со
временем прочность облика возрастет, подавляя желание  принять  иную  форму.
Пробудь волком слишком долго  -  и  ты  обнаружишь,  что  пойман  не  только
обличьем, но и характером этой твари.
   - Ерунда, - возразил я, но не очень убедительно и так невнятно, что  лишь
подтвердило замечание Каса.
   - Ты опровергаешь свои собственные слова.
   - Я эспер, - сказал я.
   - Ну и что?
   - Я знаю толк в таких вещах.
   - Но не  понимаешь  особенностей  вселенной  подсознания.  Здесь  хватает
ловушек, которые в два счета поймают тебя -  да-да,  именно  тебя,  учитывая
твое прошлое и твое ментальное состояние.
   Я копнул землю.
   - Так помоги мне понять, - выдавил я наконец, обуреваемый сомнениями. Мне
не хотелось верить его словам. Я предпочел бы бежать, рвать мясо и играть  с
самками в темноте логова.
   - Ментальные ландшафты Ребенка  населены  лишь  созданиями  из  легенд  и
мифов. Он много читал об этом с тех самых пор, как выучил буквы,  просмотрел
сотни кинолент. Это было ему интересно, поскольку  он  надеялся  найти  цель
более привлекательную, чем та, что связана с  христианским  мифом  о  Втором
Пришествии, который он относил к себе.
   - Но тот волк совсем не мифическое создание,  -  возразил  я.  В  волчьем
обличье говорить по-человечески было нелегко.
   - Есть одна тибетская легенда о монахах, превращенных в волков. Это  были
люди, которые любили роскошь и предали истину своей религии. Они были  жадны
до  женщин,  вина,  драгоценностей  и  еды  -  до  всего,  что  служит   для
наслаждения. После того как они надругались над детьми, их Бог пришел к  ним
в обличье демона и предложил им бессмертие в обмен на  души.  Он  учинил  им
испытание, желая знать, полностью ли они предались злу или  есть  еще  в  их
душах что-нибудь хорошее. Но все девять монахов с  жадностью  ухватились  за
бесконечную земную жизнь, пожертвовав нирваной, вечной жизнью на ином  плане
бытия. Тогда Бог дал им бессмертие и сокрушил их души. Но дал  бессмертие  в
облике волков, злобных, всем ненавистных тварей, которые  не  могут  познать
женщину и вынуждены прятаться в темных логовах, тварей, неспособных  ощутить
вкус вина или жареного мяса.
   - А ты хочешь, чтобы я превратился в кентавра?
   - Да. Чем чаще ты изменяешься, тем меньше вероятность, что тебя  поглотит
какой-нибудь мифологический прототип.  А  ты,  преследуя  цель,  которой  не
достичь в человеческом облике, близок к этому.
   - Я могу сопротивляться.
   - Ты не можешь, - возразил Кае,  отбрасывая  назад  золотистые  кудри.  -
Именно ты, потому что всю жизнь, как и  Ребенок,  искал  в  неверной  логике
мифов оправдание собственному существованию.
   - В христианском мифе, - поправил я, недоумевая, зачем спорю.
   - Это тот же самый уровень. Христианский миф может поймать  тебя  так  же
легко, как и любой другой.  В  любом  мифе  ты  найдешь  ту  же  простоту  и
привлекательность, что и в христианских легендах. И ты никогда  не  покинешь
этого места.
   И тут впервые я вспомнил о Мелинде. Я выкинул  ее  из  головы,  забыл  об
интервью с ней в том, другом мире, о ее улыбке, ее стройном теле.  А  теперь
эти воспоминания заполнили мое сознание.
   Через некоторое время Кае спросил:
   - Так ты будешь?
   - Что?
   - Меняться.
   - Я полагаю.., да.
   - Тогда скорее. Я помедлил.
   - Скорее.
   И я изменился.
   Мы шли через холмы, мы скакали  под  стальными  грозовыми  облаками.  Мои
золотые волосы развевались по ветру - хвост тоже.
   Эта скачка была куда  лучше,  чем  бег  в  волчьей  шкуре,  ибо  даровала
ощущение радости и свободы.
   Однако Ребенка здесь не было. Мы искали везде.  Обследовали  даже  ровный
белый пляж, на который  набегал  прибой,  разбрасывая  раковины  и  разгоняя
крабов. Отпечатки наших копыт остались в грязи болот,  на  жирном  черноземе
долин, на прибрежном песке. Мы поднимались на немногочисленные скальные пики
и оглядывали эту часть мира в поисках пещеры  и  норы.  Со  временем,  когда
стало ясно, что здесь нет ни комнаты с синим полом, ни выхода из подсознания
Ребенка, мы достигли завесы тумана, за которой скрывалась другая часть мира.
   Пришла пора расстаться с кентавром Касом, хотя мне и  хотелось  пребывать
здесь в облике получеловека-полуконя. Он рассказал мне, как распроститься  с
обликом кентавра, оказавшись за туманной стеной, я внимательно выслушал  его
и обещал все в точности исполнить.
   В следующем ландшафте я снова принял человеческий облик, хотя  сбрасывать
прежний мне было неимоверно жаль. Здесь  вообще  отсутствовала  жизнь  -  ни
единого существа, облик которого я мог бы  принять,  так  что  не  стоило  и
волноваться  относительно  возможности  слияния  с  каким-нибудь  мифическим
персонажем. Это была страна разрушенных черных гор и скал самых  причудливых
форм. Солнечный свет отражался от зеркальных камней и  становился  удручающе
темным, коричневого оттенка.  Воздух  был  неподвижен,  как  в  закупоренном
сосуде, не потревоженный даже малейшим дуновением  ветерка.  Ни  звуков,  ни
движения. На небе, всегда  отвратительно  желтом,  как  темная  горчица,  ни
облачка.
   Я шел вперед.
   Гладкие ониксовые скалы холодили мои босые ноги. Когда  я  карабкался  на
них,  мои  пальцы  извлекали  из  сверкающей  поверхности  противные  звуки,
совершенно невыносимые в мертвой тишине.
   Это место мне совсем не нравилось, я стремился поскорее выбраться отсюда.
Но именно здесь я нашел Ребенка, нашел то место, где он был заключен в своем
безумии...

Глава 4

   Проделав по черной стране долгий путь, я добрался  до  скального  разлома
тысячу ярдов длиной и три ярда шириной, сужавшегося ближе  ко  дну  до  двух
футов. Внизу, примерно в трехстах футах, мерцал синий свет.  Он  походил  на
ласковый отблеск текущей воды, но после однообразия унылого ландшафта, через
который я пробирался последние несколько минут, и этот неяркий  свет  больно
резал глаза.
   Я крикнул, и внизу зашелестело эхо, но ответа не последовало. Если именно
здесь и ждал  меня  Ребенок,  связанный  своей  ненормальностью,  окруженный
безымянными демонами, то он не был способен отозваться.
   Я свесился через край и посмотрел на дно разлома. Потом отрастил  крылья,
как у тех, похожих на летучих мышей, тварей  с  горы.  Сначала  я  спускался
плавно, раскрыв крылья, но вскоре мне пришлось постепенно сворачивать их, по
мере того как стены сближались. Последние несколько футов я пролетел  камнем
и упал на синий пол, который оказался ледяным.
   Справа, футах в трех от  ледяного  пола,  в  скале  был  высечен  проход,
уходящий в глубь камня. Я лег на живот и пополз  по  мерцающему  льду.  Было
холодно, но неудобства я не испытывал, к тому же воздух приятно освежал. Еще
сотня футов - и черный каменный свод резко ушел ввысь. Я оказался в  пещере,
в которой мог встать во весь рост.
   Поднявшись на ноги, я пересек  пустое  пространство  и  пошел  туда,  где
инкрустированный льдом камень открывал путь вниз. Там я обнаружил  лестницу,
грубо вырубленную во льду, осторожно спустился по ней и  очутился  в  темной
комнате с синим полом, и она не была пуста - посреди нее  сидел  Ребенок,  и
его аналоговое тело было таким же, как настоящее.
   И...
   И мерзкие создания ползали вокруг него, вычерчивая  бессмысленные  круги.
Эти воплощения неотвратимого зла ужаснули меня, хотя я и знал,  что  они  не
могут причинить мне вреда. Они походили на скорпионов, размерами превышавших
длину руки. На спинах топорщились острые пластины, с каждой стороны туловища
шевелилось по двадцать паучьих ног. Ядовитые хвосты на конце  раздваивались,
и на  каждом  из  зубцов  было  по  три  острых  как  иглы  шипа.  Твари  не
устремлялись в мою сторону, не шевелили антеннами, окружавшими их  жвалы,  -
словом, не проявляли никаких признаков того, что заметили мое присутствие.
   Они все ползали и ползали, их ноги шуршали по льду.
   Количество тварей не оставалось постоянным. То их было меньше дюжины,  то
вдруг становилось больше сотни, словно морозный воздух  порождал  их,  потом
тридцать, снова дюжина, две дюжины... Как я ни вглядывался, так  и  не  смог
уловить момента, когда они появлялись или исчезали, хотя число их менялось с
каждой секундой. Мне казалось, будто я  нахожусь  в  комнате  смеха,  вокруг
кривые зеркала, и тварь на самом-то деле всего одна, а множатся или исчезают
только ее отражения - в зависимости от того или иного угла поворота зеркал.
   - Ребенок, - позвал я.
   Сморщенный гном не ответил, не обратил  на  меня  внимания.  Он  созерцал
кошмарных скорпионов,  которые  чертили  вокруг  него  круги,  держа  его  в
повиновении.
   С самого своего первого погружения в его подсознание я  не  ломал  голову
над причинами появления тех или иных ментальных аналогов,  составлявших  его
внутренний мир. Я принимал их как данность, что-то делал, затем  искал  путь
наружу, путь к свободе и возвращению в собственное тело. Сейчас, наблюдая за
этим странным парадом, я начал размышлять о том, что же  представляет  собой
это скопище монстров. Почему сущность Ребенка, его энергия и разум  уловлены
в этом месте, привязаны к этому малому кусочку  вселенной  его  подсознания?
Что такое эти скорпионы, которые окружают его и несут свою злобную стражу?
   Я присмотрелся к  ним  повнимательнее  и  обнаружил,  что  они  не  столь
реальны, как кентавр или волк. Они  менялись,  как  будто  были  жидкими,  и
внутри них бурлили фрагменты образов. Теперь для меня не составляла  секрета
их истинная природа.
   Человеческое сознание состоит из трех частей: Эго,  или  Я,  Супер-эго  -
сверх-Я и Ид - Оно.
   Первое - это то, что мы есть и что проносим через всю жизнь. Второе - то,
что мы думаем о себе и в чем пытаемся убедить других. Третье - это  все  то,
чем мы хотим быть и что хотим делать, но о чем - под  страхом  общественного
осуждения или из-за конфликта между нашим сверх-Я и чувством вины -  никогда
не дерзаем помыслить. Это то самое Оно, в котором обитают темные устремления
человеческой  души:  жажда  крови  и  желание  терзать  плоть,   сексуальные
вожделения, в том числе извращенные, побуждение к каннибализму. Мы подавляем
Оно, и большинство из нас даже не осознает, что Оно в нас живет, как червь в
яблоке, - столь всеобъемлющ для нас покров  цивилизованности.  Так  вот  эти
скорпионоподобные  монстры  и  были  вожделениями  Ребенка,  его  уродливыми
желаниями, которые он, как и все, подавлял. Я не взялся бы утверждать, каким
образом они вырвались на свободу, как окружили его, но у меня появилась пара
мыслей на сей  счет.  Вероятно,  размышляя  о  себе  как  о  Христе  Второго
Пришествия, Ребенок не мог сделать вид, что Оно не существует.  Вероятно,  в
конце концов, чтобы поддержать  свой  божественный  статус,  он  должен  был
оторвать Оно от других составляющих разума, отделить его от Я и  сверх-Я.  И
теперь эти вожделения пытались  воссоединиться  с  его  разумом,  установить
контакт  с  эфирными  частями  его  мыслительных  процессов,   которым   они
принадлежали.
   Или, возможно, Оно было выброшено из его разума,  когда  он  стал  терять
рассудок. Как бы то ни было, монстры-вожделения нашли его и  окружили  своим
злом. Он удерживал их на расстоянии своей  психической  энергии,  не  будучи
способен признать, что они - его часть. (Интересно,  он  все  еще  вынашивал
идею Второго Пришествия или  предпочел  какую-нибудь  другую  мифологическую
легенду?) - Ребенок, - снова позвал я.
   И снова не получил ответа.
   Если бы я мог освободить его, хотя бы на миг войти  с  ним  в  контакт  и
добиться пусть  небольшого  просветления,  то,  вероятно,  заставил  бы  его
открыть выход в сознание, дорогу,  которая  выведет  меня  наружу.  Но  пока
вокруг сновали скорпионы, а Ребенок был поглощен  созерцанием  этих  забытых
вожделений, я не мог дотянуться до него.
   В третий раз с тех пор, как я впервые проник в его разум, я сотворил  меч
из воздуха и,  шагнув  вперед,  располосовал  первого  попавшегося  на  пути
скорпиона. Он исчез. Я  убивал  каждую  тварь,  появлявшуюся  в  поле  моего
зрения.
   Они кричали, щелкали жвалами, царапали ледяной пол.
   Я не знаю, как долго продолжалось сражение. Может быть, много дней - хотя
здесь не было закатов и  восходов,  -  но  я  не  чувствовал  усталости,  не
нуждался в пище и питье. Со временем число скорпионов стало  уменьшаться,  и
наконец исчез последний из них. Я знал, что они сгинули не навсегда,  потому
что также являлись  сгустками  психической  энергии,  и,  следовательно,  их
невозможно было уничтожить окончательно. Но пока их круг распался.
   Ребенок  сидел  на  льду,  по-прежнему  глядя  туда,  где   еще   недавно
маршировали скорпионы, но  теперь  не  было  ничего,  кроме  изрытого  льда.
Осторожно приблизившись, я тронул его за плечо:
   - Ребенок! Тишина.
   - Ребенок! Отзовись!
   Он посмотрел на меня. Заморгал. И вдруг его  безумие,  прорвав  оболочку,
низверглось прямо на меня!
   Я был окружен расчлененными людскими телами, оторванными руками и ногами,
окровавленными  губами,  выбитыми  зубами,  обожженной  плотью,   вырванными
глазами. Отвратительные монстры  надвигались  на  меня,  хватали,  старались
опрокинуть, укусить и сожрать мою нереальную плоть.
   Я вновь оказался на грани безумия. Лишь недавно  мне  удалось  преодолеть
его, с трудом сохранив разум; если я оступлюсь и снова рухну в  эту  бездну,
выхода из нее мне уже не найти. Дважды обезуметь - это слишком, и во  второй
раз никакая логика мне не поможет.
   Я прорывался сквозь  толпу  монстров,  через  кошмарное  скопище  мертвых
мужчин и женщин.
   - Ребенок! - закричал я.
   На меня бросился уродливый гигант. Он тянул  ко  мне  огромные  семипалые
лапы; каждый палец оканчивался змеиной головой с разинутой зубастой пастью и
желтыми глазами.
   Я отшатнулся, упал и покатился по полу, по расчлененным телам.
   Пальцы-змеи промахнулись всего на дюйм.
   И тут на меня навалились искореженные тела, вцепились в меня, увлекая  за
собой в морскую пучину...
   Я вынырнул на поверхность, расталкивая бессчетные трупы мужчин и женщин.
   - Ребенок! - в отчаянии заорал я.
   Новый гигант бросился ко мне.
   В последний миг я увернулся и сделал единственное, что могло спасти меня.
Отдавшись на волю вожделений собственного  Оно,  поддавшись  жажде  крови  и
сексуальным желаниям самого низменного толка, я отпугнул толпившихся  вокруг
меня гигантов и драконов, отшвырнул  волну  человеческих  тел,  стремившихся
разорвать меня в клочья, и мгновением позже уже вновь стоял на синем ледяном
полу - возле погруженного в транс Ребенка.
   Теперь я принял облик одного из гигантских скорпионов  и  приготовился  к
нападению: защелкал клешнями, подняв напоенное ядом жало.
   Психическая энергия Ребенка воздвигла барьер между ним и мной, но я силой
своего разума пробился сквозь эту стену и, бросившись на уродца, швырнул его
на пол. На этот раз я не собирался ни спорить с ним,  ни  просить,  а  жадно
пожирал его психическую энергию, впитывал, поглощал его разум,  пока  он  не
слился с моим.
   Ребенка больше не было. Я убил его. И получил  полный  контроль  над  его
телом. Покинув убежище среди скал, я  растворил  его,  затем  воздвиг  гору,
взошел на нее, шагнул в пещеру, через которую впервые  попал  в  подсознание
Ребенка. Я  освободился  и  теперь  смотрел  на  мир  глазами  Ребенка,  его
настоящими глазами. Во плоти...

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

НЕЗАВЕРШЕННОЕ ТВОРЕНИЕ...

Глава 1

   Я  обнаружил  себя  в  теле  Ребенка  лежащим  на  больничной   койке   с
ограждением, весьма напоминающим тюремную решетку. Комната, судя  по  всему,
находилась где-то на верхних этажах здания ИС-комплекса. Свет был  выключен,
горел только неяркий голубоватый фонарик на потолке. Я увидел, что в комнате
нет никого, даже сиделки. Сколько времени Ребенок лежит  вот  так,  почти  в
коме, не имея возможности говорить, видеть и слышать, заключенный безумием в
собственном подсознании? Дни или недели? А может, годы?
   Ужаснувшись последней мысли, я приподнялся. От слабости у меня  кружилась
голова, бессильные костлявые  ручки,  казалось,  готовы  были  сломаться  от
малейшего движения, но я все же сумел доползти до края кровати. Перебравшись
через ограждение, я увидел, что мои коротенькие ножки на фут не  достают  до
кафельных плиток пола, и эти жалкие двенадцать дюймов показались  мне  столь
же трудно преодолимыми, как две или три мили. Я собрал все свое  мужество  и
прыгнул, костлявые ноги подломились, и я рухнул  ничком  и  остался  лежать,
переводя дух и собираясь с мыслями.
   Неужели для Ребенка так все и было - неспособность владеть  своим  телом,
беспомощность, зависимость? Ничего удивительного,  что  его  поиски  цели  и
смысла жизни оказались куда интенсивней моих.
   Я встал на четвереньки, ухватился за край кровати  и  поднялся  на  ноги.
Прикинул: до двери примерно десять шагов.  С  трудом  доковыляв  до  нее,  я
судорожно уцепился за ручку, чтобы не упасть снова.
   Открыть дверь без шума оказалось непростой задачей, но я постарался с ней
справиться, ибо не  хотел,  чтобы  кто-нибудь  проведал,  что  я  очнулся  и
разгуливаю. Для начала следовало кое-что выяснить,  попытаться  узнать,  как
долго я был заточен в сознании Ребенка. И конечно же, отыскать свое  тело  -
его наверняка держат где-то неподалеку - и переселиться в него,  прежде  чем
они узнают о моем возвращении. Я не  доверял  Морсфагену,  как,  впрочем,  и
любому другому профессиональному патриотически настроенному  солдафону.  Чем
меньше я буду знать о происшедшем за то время, пока я  оставался  заперт  в,
сознании Ребенка, пока пребывал во власти безумия,  тем  дальше  окажусь  от
собственного тела - а следовательно, и от независимости, тем большую  власть
надо мной они приобретут.
   Наконец дверь открылась, и я увидел пустой коридор, окрашенный в  блеклый
голубой цвет. Выйдя из комнаты, побрел вперед, держась за стену  и  стараясь
не обращать внимания на боль во впалой груди той телесной оболочки  мутанта,
в которой ныне находился.
   Мне не приходилось волноваться о сохранности тела  Ребенка,  ведь  я  уже
уничтожил его самого, впитав его психическую энергию там, в комнате с  полом
из синего льда, скрытой под  безжизненной  черной  страной.  Он  никогда  не
вернется в это тело. Я чувствовал его  лишенный  индивидуальности  интеллект
внутри своего разума,  он  усиливал  остроту  моего  восприятия  и  обогащал
способности. Но это было единственное, что осталось от Ребенка.
   Я шел по коридору, не надеясь, что он слишком долго  будет  пустовать,  а
потому горел нетерпением узнать хоть что-нибудь о  моем  положении',  прежде
чем кто-либо меня увидит. Шел, цепляясь за стену, едва переставляя  ноги.  И
когда впереди показался высокий человек в форме и вскрикнул в  удивлении,  я
упал...
   А очнулся в той же самой комнате, в той же  самой  кровати,  с  поднятыми
металлическими ограждениями. Однако кое-что изменилось.  Комната  была  ярко
освещена, возле кровати дежурила сиделка, седая матрона с приятным лицом, на
котором  отражалась  крайняя  озабоченность.  У  двери   стоял   часовой   с
расстегнутой кобурой на поясе. Зачем  понадобились  такие  предосторожности,
если я едва мог передвигаться, оставалось только догадываться.  Морсфаген  и
врач в белом халате стояли справа от моей кровати и  смотрели  на  меня.  Во
взгляде медика был профессиональный интерес.  На  лице  Морсфагена  читалась
ненависть и звериная хитрость.
   - Добро пожаловать назад, - сказал генерал.
   - Я хочу пить, - выдавил я, осознав, насколько пересохло у меня в глотке.
   Сиделка подала мне  воду,  и  я  моментально  всю  ее  выхлебал.  Льдинки
хрустели на зубах, ранили  десны,  и  все  же  вода  была  прекрасна.  Лучше
дорогого вина.
   - Больше никакой воды,