угу,
дожидаясь того момента,  когда  время  возобновит  свой  ход.  А  может,
надеясь на то, что этого не случится.
   Затем Саша проговорила:
   - А теперь пора что-нибудь приготовить.
   - По-моему, мы только что этим занимались.
   - Я говорю про омлет.
   - М-м-м... Эти вкуснейшие яичные белки! - промычал я,  издеваясь  над
фанатичной одержимостью  Саши  идеями  "правильного  питания".  Опасаясь
холестерина, она всегда делала омлет из одних только белков, безжалостно
выбрасывая желтки.
   - Сегодня я приготовлю омлет с желтками.
   - Вот теперь я понимаю, что действительно грядет конец света!
   - Белки, желтки и много масла.
   - С сыром?
   - Ну, не оставлять же коров без работы.
   - Масло,  сыр,  желтки...  Ты  положительно  решила  покончить  жизнь
самоубийством.
   Мы изображали веселье. Но не чувствовали его.
   И оба это знали.
   И  все  же  продолжали  прикидываться,  поскольку  вести  себя  иначе
означало бы признаться в том, насколько нам обоим страшно.
 
*** 
 
   Омлет  удался  на  славу.  А  также  -  жареная  картошка  и  обильно
намазанные маслом английские булочки.
   Пока мы с Сашей кушали при  свечах,  Орсон  кружил  вокруг  кухонного
стола и жалобно скулил, а когда мы смотрели на него, вовсю изображал  из
себя голодающего ребенка из гетто.
   - Ты уже сожрал все, что я положил тебе в миску, - сказал я ему.
   Он  фыркнул,  выразив  изумление  таким  беспардонным  заявлением,  и
заскулил, обратив жалобный взгляд на Сашу, будто пытаясь  уверить  ее  в
том, что я беспардонно лгу, а у него, бедняги, и маковой росинки во  рту
не было. Вслед за этим Орсон упал на пол, перевернулся на спину  и  стал
болтать в воздухе лапами, потом вскочил, встал на задние лапы и проделал
танцевальное па вокруг своей оси. Он вел себя совершенно бессовестно.
   Я отодвинул ногой стул от стола и сказал:
   - Ну ладно, садись.
   В мгновение ока он вскочил на стул и уселся - весь внимание, не сводя
с меня нетерпеливого взгляда.
   - Только что, - начал я, - мисс Гуделл услышала от меня совершенно не
правдоподобный, почти безумный рассказ,  подтверждением  которого  могут
служить только записки вконец свихнувшегося попа.  Она  приняла  его  на
веру лишь  потому,  что  является  сексуально  озабоченной  и  постоянно
нуждается в мужчине, а я - единственный, кто соглашается с ней спать.
   Саша швырнула в меня недоеденным куском жареного хлеба с  маслом.  Он
упал на стол прямо перед носом Орсона, и тот ястребом кинулся на добычу.
   - Нельзя, брат! - сказал я.
   Пес замер в сантиметре  от  кусочка  хлеба  -  с  открытой  пастью  и
оскаленными зубами. Повинуясь моему приказу, он не стал есть  лакомство,
а лишь с видимым удовольствием обнюхал его.
   -  Если  ты  поможешь  мне  убедить  мисс  Гуделл  в  том,  что   все
рассказанное мной о проекте Форт-Уиверна является правдой, я поделюсь  с
тобой омлетом и жареной картошкой.
   - Пожалей собаку, Крис, - попросила Саша, - у нее  сейчас  разорвется
сердце.
   - У него нет сердца, - ответил я, - у него внутри только желудок.
   Орсон укоризненно посмотрел на меня, словно  упрекая  за  то,  что  я
издеваюсь над ним, тогда как он не имеет  возможности  ответить  мне  по
заслугам.
   Обращаясь к псу, я сказал:
   - Если захочешь сказать "да", кивнешь головой.
   Если "нет" - потрясешь головой из стороны в сторону.
   Понял?
   Орсон смотрел на меня, переминаясь с ноги на ногу и глупо ухмыляясь.
   - Может, ты не  веришь  Рузвельту  Фросту,  но  ты  должен  полностью
доверять девушке, которая сидит рядом с нами.  Видишь  ли,  у  тебя  нет
выбора. Дело в том, что мы с ней намерены быть вместе -  с  сегодняшнего
дня и до конца - под одной крышей, раз и навсегда.
   Орсон повернул голову к Саше.
   - Разве я не прав? - спросил я ее. - До конца?
   - Я люблю тебя, Снеговик, - улыбнулась  она,  а  затем,  обращаясь  к
Орсону, сказала:
   - С сегодняшнего дня, Пух, вас уже не двое. Теперь нас - трое.
   Орсон взглянул на меня, мигнул,  перевел  взгляд  на  Сашу,  еще  раз
мигнул и уставился на кусок жареного хлеба перед своим носом.
   - Итак, ты понял, когда нужно кивать, когда мотать головой? -  строго
спросил я.
   Поколебавшись, Орсон кивнул.
   Саша хихикнула.
   - Как ты думаешь, она - хорошая? - осведомился я.
   Орсон кивнул.
   - Она тебе нравится?
   Еще один кивок.
   По моему телу прокатилась волна радостного возбуждения. Посмотрев  на
Сашу, я увидел, что ее лицо осветилось тем же чувством.
   Моя мать, разрушив наш мир, в  то  же  время  одарила  его  чудесами,
которые раньше случались только в сказках.
   Помощь Орсона была мне нужна не только для  того,  чтобы  подтвердить
рассказанную мной историю. Я хотел поднять  наше  настроение,  заставить
нас поверить в то, что жизнь может существовать и после  Уиверна.  Пусть
сегодня человечеству противостоят такие опасные противники,  как  первый
отряд обезьян, сбежавший из лабораторий  Форт-Уиверна,  пусть  мы  стали
жертвами таинственной заразы, передающейся генетическим путем от особи к
особи, пусть не многие из нас переживут ближайшие годы и не подвергнутся
при этом  фундаментальным  интеллектуальным,  психическим  и  тем  более
физиологическим изменениям, пусть мы, сегодняшние  победители  извечного
генетического состязания, собьемся с ноги, упадем и выйдем из  гонки  на
выживание. Пусть. Но все равно сохраняется возможность того,  что  будут
другие люди - сильнее и выносливее, и они лучше нас смогут противостоять
жестокому новому миру.
   Уют в холодном доме - лучше, чем бездомность.
   - Ты думаешь, Саша красивая? - спросил я Орсона.
   В течение нескольких секунд он смотрел на Сашу оценивающим  взглядом,
затем повернул голову ко мне и кивнул.
   - Мог бы ответить и побыстрее, - с притворной обидой надулась Саша.
   - Он не стал торопиться и решил присмотреться к тебе  повнимательнее,
поэтому можешь быть уверена в том, что он искренен, - успокоил я ее.
   - Ты мне тоже нравишься, - сказала Саша псу.
   Орсон благодарно завилял хвостом.
   - Повезло мне с ней, правда, братец?
   Он с энтузиазмом кивнул.
   - А мне повезло со Снеговиком, верно? - спросила Саша.
   Орсон повернулся к ней и помотал головой: "Нет".
   - Эй! - возмутился я.
   Пес подмигнул мне, ухмыльнулся и  издал  тоненький  звук.  Я  мог  бы
поклясться, что он хихикал.
   - Даже говорить не может, а издевается, - возмутился я.
   Мы уже не делали вид, что нам весело. Нам на самом деле было весело.
   Если вам весело, вам ничто не страшно. Это - один из  фундаментальных
принципов, на которых зиждется жизненная философия Бобби Хэллоуэя,  и  с
высоты своего теперешнего - постуиверновского  -  знания  я  могу  смело
утверждать, что философ Боб предлагает гораздо более эффективный  рецепт
счастья, нежели все его высоколобые конкуренты:  Аристотель,  Кьеркегор,
Томас Мор, Шеллинг и Джакобо Дзабарелла, которые ставили на первое место
логику, порядок и метод. Все это важно, не спорю. Но можно ли  измерить,
проанализировать и понять все в нашей жизни лишь с  помощью  одних  этих
инструментов? Нет, я не становлюсь на сторону тех, кто  утверждает,  что
встречался со снежным человеком, что умеет общаться с душами умерших или
является возродившимся к жизни Кахуной, но когда я смотрю, куда  привело
нас чрезмерное увлечение логикой, порядком и методом, когда  я  наблюдаю
разразившуюся над нами генетическую бурю... Я думаю, что был бы  гораздо
более счастлив, катаясь на волнах и не думая ни о чем другом.
 
*** 
 
   С точки зрения Саши,  приближающийся  апокалипсис  вовсе  не  являлся
поводом для бессонницы. Она спала, как всегда, крепко.
   Мое же сознание, несмотря на неимоверную усталость, дрейфовало  между
беспокойным  сном  и  бодрствованием.  Я  то  погружался  в  дрему,   то
выпрыгивал из нее и бессмысленно таращился в темноту.
   Дверь спальни была заперта и, более того, приперта стулом, а на  полу
развалился Орсон, который в случае вторжения в дом посторонних  выступил
бы в роли системы раннего оповещения. На моей тумбочке лежал  "глок",  а
на тумбочке у изголовья Саши находился ее "смит-вессон" - "чифс спешиал"
38-го калибра. И все же я не чувствовал себя в безопасности и  время  от
времени тревожно просыпался от ощущения, что кто-то ломится в спальню.
   Но даже сны не баловали меня. В одном из них я увидел себя  бродягой,
бредущим вдоль шоссе в полнолуние. Я то и дело  поднимаю  вверх  большой
палец в тщетной надежде остановить машину, а в  другой  руке  у  меня  -
портфель. Точно такой  же,  как  папин,  только  тяжелый,  словно  набит
кирпичами.  Наконец  я  ставлю  его  на  землю,  открываю,   и   оттуда,
разворачиваясь кольцами, словно кобра из корзины,  начинает  подниматься
шеф полиции Стивенсон с горящими золотым огнем глазами. В этот момент  я
понимаю, что, если в моем портфеле может находиться такая странная вещь,
как мертвый полицейский, во  мне  самом  может  быть  что-то  еще  более
странное. Я расстегиваю "молнию" на своем черепе, приподнимаю его крышку
и.., просыпаюсь.
 
*** 
 
   За час до захода солнца я спустился на кухню и позвонил Бобби.
   - Как погода в обезьяньем заповеднике? - поинтересовался я.
   - Приближается буря. С моря движется грозовой фронт.
   - Ты хоть немного поспал?
   - Чуть-чуть, после того как разбежались маленькие засранцы.
   - Когда это случилось?
   -  Как  только  я  решил  поменяться  с  ними  ролями  и   сам   стал
гипнотизировать их.
   - Они наверняка застеснялись, - предположил я.
   - Верно, черт побери. У меня нервы покрепче, и они это знают.
   - У тебя много патронов к твоему ружью?
   - Несколько коробок.
   - Мы привезем еще.
   - Саша сегодня ночью не работает?
   - По субботам передача не выходит, - ответил я. - А может,  и  вообще
больше не будет выходить.
   - Это что-то новенькое.
   - Слушай, у тебя там есть огнетушители?
   - Ты, по-моему, слишком высокого мнения о себе.
   Неужели вы с Сашей - такая зажигательная парочка,  что  вас  придется
тушить?
   -  Ладно,  привезем  с  собой.   Эти   паскуды   обладают   тягой   к
поджигательству и умеют это делать.
   - Ты на самом деле думаешь, что готовится что-то настолько крутое?
   - Круче не придумаешь.
 
*** 
 
   Сразу после захода солнца мы подъехали к  "Оружию  Тора".  Я  остался
ждать в машине, а Саша отправилась в магазин,  чтобы  купить  боеприпасы
для помпового ружья,  "глока"  и  принадлежавшего  ей  револьвера  "чифс
спешиал". Покупки оказались настолько тяжелыми и  громоздкими,  что  Тор
Хейссен лично донес их до машины и помог уложить в багажник.
   Затем он подошел к пассажирскому окну, чтобы поздороваться  со  мной.
Тор  был  высоким  толстым  мужчиной  с  лицом,  усыпанным  оспинами,  и
стеклянным левым глазом. Далеко не первый красавец в городе, он когда-то
был одним из лучших копов Лос-Анджелеса и ушел из  полиции  вовсе  не  в
связи с каким-то скандалом, а из принципиальных соображений.  Теперь  он
являлся   церковным   старостой   и   жертвовал   большие    суммы    на
благотворительность в пользу сирот.
   - Слышал про твоего папу, Крис. Прими мои соболезнования.
   - Спасибо. По крайней мере он  больше  не  мучается,  -  сказал  я  и
невольно подумал: что же за болезнь свела в могилу моего отца, если люди
из Форт-Уиверна захотели подвергнуть его останки вскрытию?
   - Да,  иногда  и  смерть  благословенна,  -  проговорил  Top.  -  Она
позволяет тебе уйти, когда настает твой час. И все же многим людям будет
его не хватать. Он был хорошим человеком.
   - Спасибо, мистер Хейссен.
   - Так что же вы, ребятишки, затеяли? Объявили кому-то войну?
   - Совершенно верно, - ответил я, а Саша тем временем повернула ключ в
замке зажигания и запустила двигатель машины.
   - Саша  говорит,  что  вы  собрались  пострелять  морских  моллюсков,
верно?
   - Это, наверное, бесчеловечно, да?
   Он засмеялся, и мы отъехали.
 
*** 
 
   Мы находились на заднем дворе моего дома. Саша провела  лучом  фонаря
по лужайке, покрытой  комьями  вырванной  травы  и  кратерами,  вырытыми
Орсоном прошлой ночью, прежде чем я забрал его с собой,  отправляясь  на
встречу с Анджелой Ферриман.
   - Что вы тут закопали? - спросила она. - Скелет тираннозавра?
   - Это Орсон потрудился тут прошлой ночью, - пояснил я. - Поначалу мне
показалось, что таким образом он  демонстрирует  свою  грусть,  пытается
излить свою горечь.
   - Излить свою горечь? - переспросила Саша, наморщив лоб.
   Она уже стала свидетельницей того, как умен  Орсон,  но  все  еще  не
могла осознать, насколько сложна его внутренняя жизнь и насколько близка
она к нашей.
   Какая бы ни использовалась технология для того,  чтобы  стимулировать
умственное развитие животных, она наверняка предусматривала внедрение  в
их ДНК какого-то генетического материала, присущего человеку.
   Когда Саша наконец уразумеет это, ей придется сесть и как следует все
обдумать, проведя в подобном положении не меньше недели.
   - Теперь я понимаю: он  искал  что-то  такое,  что,  по  его  мнению,
предназначено мне.
   Я опустился на колени на траву рядом с Орсоном.
   - Слушай, братишка, я понимаю,  что  вчера  ночью  ты  был  опечален,
растерян. Ты тосковал по нашему папе и не мог вспомнить точное место.  С
тех пор прошел целый день. Ты немного успокоился. Тебе уже легче.
   Верно?
   Орсон тихонько заскулил.
   - Так давай же! Попробуй еще разок!
   Пес не заставил  просить  себя  дважды.  Без  малейших  колебаний  он
подошел к одной из ям и стал ожесточенно копать, углубляя ее. Через пять
минут его когти заскребли о какую-то металлическую поверхность.
   Саша направила луч света на  показавшуюся  в  яме  заляпанную  землей
коробку из-под печенья "Мэнсон", а я довершил работу Орсона и извлек  ее
наружу.
   Внутри оказалась плотная трубка из свернутых и  перетянутых  резинкой
желтых блокнотных листов.
   Стоило мне развернуть их и поднести первую страницу к  свету,  как  я
сразу же узнал почерк отца. Я прочитал только первый абзац:
   "Дорогой Крис. Если ты читаешь эти строки, значит, я уже умер и Орсон
показал тебе место, где спрятана коробка с моим письмом, поскольку  лишь
он один знает о его существовании. С этого,  пожалуй,  и  нужно  начать.
Позволь рассказать тебе о твоей собаке..."
   - Есть! - воскликнул я.
   Свернув страницы в трубку и сунув их обратно в коробку, я взглянул  в
небо. Ни луны, ни звезд. Лишь ветер гонит  низкие  облака,  подсвеченные
горьковато-желтым мерцанием огней Мунлайт-Бей.
   - Прочтем все это позже, - сказал я. - А сейчас надо  пошевеливаться.
Бобби там один.
 
33 
 
   Саша открыла заднюю дверцу "Эксплорера". Низко над мысом с тревожными
криками носились чайки.
   Напуганные сильным ветром, который морщинил океанскую гладь и  швырял
на берег хлопья соленой пены, они пытались в глубине  суши  найти  место
поспокойнее.
   Держа в руках тяжелую коробку с боеприпасами, я наблюдал за тем,  как
мечутся белые крылья на фоне темного грозового неба.
   Туман давно рассеялся, и  ночной  воздух  под  низкими  облаками  был
кристально прозрачен.
   Вокруг нас колыхались стебли прибрежной травы.
   На вершинах дюн крутились высокие песчаные смерчи, словно  призрачные
духи, поднявшиеся из могил.
   "Интересно, - подумал я, - только ли ветер выгнал чаек из их убежищ?"
   - Они еще не появлялись, - успокоил меня Бобби, забирая из  багажника
две коробки с пиццей. - Для них еще рано.
   - Да, - согласился я, - обезьяны в этот час обычно ужинают,  а  потом
танцуют.
   - А может, они не  придут  сегодня  ночью?  -  с  надеждой  в  голосе
спросила Саша.
   - Придут, - твердо сказал я.
   - Да, придут, - согласился Бобби и ушел в дом, неся в руках наш ужин.
Орсон последовал за ним, но не из-за страха, что где-то поблизости могут
прятаться  злобные  обезьяны,  а  исключительно  в  качестве   жандарма,
охраняющего пиццу и следящего за справедливой дележкой жратвы.
   Саша вытащила  из  "Эксплорера"  два  полиэтиленовых  пакета.  В  них
находились огнетушители,  которые  она  приобрела  в  скобяном  магазине
"Корона". Затем она захлопнула заднюю дверь машины и  нажала  на  кнопку
электронного брелока. Двери машины автоматически заперлись. Поскольку  в
одноместном гараже Бобби стоял его собственный джип,  Сашин  "Эксплорер"
мы оставили прямо перед входом в коттедж.
   Саша повернулась ко мне, и  в  этот  момент  налетевший  порыв  ветра
взметнул ее прекрасные волосы цвета красного дерева, а пробившийся из-за
туч лучик лунного света ласково  погладил  ее  по  щеке,  заставив  кожу
засветиться. Она показалась  мне  олицетворением  сил  природы,  богиней
ветра, призывающей шторм.
   - Что? - спросила Саша, не понимая, почему я так смотрю на нее.
   - Ты так прекрасна! Ты похожа на богиню.
   - Господи, сколько же ерунды у  тебя  в  башке,  -  проронила  она  с
улыбкой.
   - В этом - секрет моего обаяния.
   Песчаный смерч стал исполнять вокруг нас танец дервиша, бросая пыль в
наши лица, и мы поспешили в дом.
   Бобби ждал нас внутри. Он уже успел  убавить  свет,  и  сейчас  здесь
царил уютный полумрак. После того как мы вошли, он запер дверь.
   Окинув взглядом широкие окна, Саша проговорила:
   - Хорошо бы забить их фанерой или - еще лучше - досками.
   - Это мой дом, - сказал Бобби. - Я не  намерен  заколачивать  окна  и
жить как в тюрьме из-за нескольких поганых мартышек.
   - Я знаю этого парня много лет, - сказал я, обращаясь  к  Саше,  -  и
могу подтвердить, что он действительно никогда не боялся обезьян.
   - Никогда, - поддакнул Бобби. - И не собираюсь бояться сейчас.
   - Тогда давайте хотя бы закроем жалюзи, - предложила Саша.
   Я отрицательно покачал головой.
   - Неудачная мысль. Это  лишь  насторожит  их.  Если  обезьяны  смогут
видеть нас, а мы станем вести себя так, будто ничего не подозреваем, они
будут более беспечны.
   Саша вынула из коробок оба огнетушителя и отстегнула от  их  рукояток
пластиковые предохранительные скобы. Огнетушители весили килограммов  по
пять каждый. Такие обычно  используются  на  судах  и  крайне  просты  в
применении. Один из них Саша поставила в угол кухни, где его нельзя было
увидеть из окна, а второй прислонила к дивану в гостиной.
   Пока Саша занималась с огнетушителями, мы с Бобби сидели на  кухне  и
заряжали оружие. Делали мы это, опустив руки ниже уровня стола - на  тот
случай, если обезьянья мафия незаметно подглядывает за нами через  окна.
Саша  купила  три  запасные  обоймы  для  "глока"   и   три   скоростных
патронозарядника для своего револьвера. Сейчас мы набивали их патронами.
   - После того как вчера вечером я ушел от тебя,  я  посетил  Рузвельта
Фроста.
   Бобби взглянул на меня исподлобья.
   - И у них с Орсоном состоялась дружеская беседа?
   - Рузвельт пытался разговорить Орсона, но тот не захотел. Но там  еще
была кошка, которую звали Мангоджерри.
   - Ну конечно, - сухо ответил Бобби.
   - Кошка сказала, что люди из Форт-Уиверна хотят, чтобы я  бросил  все
это, не стоял у них на пути.
   - Ты лично говорил с кошкой?
   - Нет, ее слова передал мне Рузвельт.
   - Тогда все ясно.
   -  По  словам   кошки,   они   собираются   сделать   мне   серьезное
предупреждение. Если я не перестану совать нос в их дела,  они  намерены
убивать моих друзей - одного за другим, покуда я не перестану им мешать.
   - Значит, они намерены убить меня только для того, чтобы сделать тебе
предупреждение?
   - Так решили они, а не я.
   - А почему бы им не начать прямо с тебя? К чему весь этот символизм?
   - Рузвельт говорит, что они меня почитают.
   - Кто ж тебя не почитает!
   Даже обезьяны не заставили его  полностью  отказаться  от  привычного
скепсиса по поводу очеловечивания  животных.  Однако  сарказм  его  явно
поубавился.
   - А сразу же после того, как я покинул "Ностромо", я  получил  именно
то предупреждение, о котором говорила кошка.
   Я рассказал Бобби про шефа полиции Стивенсона, и он спросил:
   - Стивенсон