была  невероятно  большой.  Огромная  черная   паучиха
наблюдала за ним, по крайней мере так ему показалось. Вокруг нее из конца  в
конец шелковистых дорожек сновали полдюжины более мелких пауков.
   Себастьян не мог пошевелиться.
   Спускаясь по серебристой нити, паучиха подползла ближе.
   У него выступил пот.
   На спине у нее виднелись зеленые крапинки.
   - Нет, - прошептал он. Она не остановилась.
   - Извините, - сказал он.
   Она напружинилась, как будто собиралась прыгнуть с паутины и,  карабкаясь
по лицу, спрятаться в космах его нестриженых волос.
   Паучиха была так близко, что Себастьян видел, как у нее изо рта  тянулась
слюна, образуя новые нити.
   - Пертос! - закричал он. - Пертос! Никто не ответил.
   - Помоги мне! Тишина.
   - Пертос! - вырвался у него последний истошный  крик,  в  котором  каждый
звук имени звенел по несколько секунд. Идиот повернулся и  бросился  бежать.
Изо всех сил он бежал к грузовику кукольника. Он спрятался  внутри.  Один  с
единственной лампочкой.
   В два часа  ночи  лампочка  перегорела,  и  Себастьян  остался  в  полной
темноте. Это была ночь  ужаса:  он  беспрерывно  слышал,  как  по  холодному
металлическому полу к нему ползут тысячи пауков.
   Утром идиот набрался смелости, подогнал "ровер" и зарядил аккумулятор. Он
решил уехать в надежде, что паучиха не сможет последовать за ним. Но  прежде
чем тронуться в путь, ему нужно было  создать  себе  компанию,  чтобы  легче
коротать время в дороге. Он взял матрицу-диск,  которая,  по  словам  Никто,
принадлежал Битти Белине, и осторожно сунул ее в транслятор памяти.
   Горн запылал.
   Себастьян взялся за ручки.
   Воссоздание началось.
   В написанной вонопо "Книге мудрости" есть два стиха, которые  приписывают
святым: первый - святому  Зенопу,  второй  -  святому  страннику  Эклезиану.
Первый гласит:
   "Дети низвергают своего Бога-отца и заменяют его другим. Каждое поколение
создается рукой юного Божества,  завоевавшего  власть  путем  братоубийства.
Поэтому Бог бывает  так  неловок,  и  его  мудрость  всегда  недостойна  его
творений. В его распоряжении никогда нет целой жизни, чтобы научиться".
   Второй стих словами Эклезиана объясняет:
   "Мы должны радоваться  тому,  что  мы  люди,  ибо  настанет  день,  когда
создания Господни станут сильнее него. Тогда мы восстанем и  сбросим  его  с
трона, и его сила, его чудесная власть давать жизнь и смерть станут  нашими.
И это не угроза божественной власти, а лишь констатация закона развития".

Декабрь

   Она сидела на сложенных одеялах, поднимавших ее достаточно высоко,  чтобы
смотреть  поверх  панели  приборов.  Глядя  с  неослабевающим  интересом  на
местность, проносившуюся мимо них,  она  казалась  испуганной  необъятностью
мира. Он был намного больше  сцены,  больше  даже,  чем  весь  театр,  такой
невероятно огромный.
   Снег приводил ее в восторг. Она часто поднимала взгляд  к  серо-стальному
небу, как будто ждала, что вот-вот увидит сито, из которого  сыплется  соль,
изображающая снежинки, покрывавшие землю.
   - Что это? - спросила она.
   - Что?
   - Снег.
   - Это снег.
   - Как его делают?
   Он молчал, глядя на белую  завесу,  опустившуюся  вокруг  них,  пока  они
спускались вдоль длинного склона, продолжая двигаться  на  север  в  сторону
полюса, все глубже в эту негостеприимную местность.
   - Я не спрашивал, - ответил он.
   - Кого?
   - Пертоса. Он никогда не говорил. Что такое.., снег.
   - Мы можем остановиться?
   - Зачем?
   - Чтобы я могла потрогать снег. Хочу попробовать, какой он на ощупь. -  У
нее были самые большие, самые красивые глаза, и он не мог ни в чем  отказать
ей.
   Он притормозил грузовик, потом съехал на обочину в том месте,  где  колея
сильно расширялась, образуя площадку для отдыха. Не выключая  двигатель,  он
протянул руку мимо нее и открыл дверь.
   - Только быстро.
   Она сползла с сиденья и шлепнулась в снег. Она была одета в свой  обычный
костюм: короткая юбка, тоненькая блузка, голые ноги.
   - Он холодный! - взвизгнула она и обхватила себя руками, дрожа и  смеясь.
- И мокрый!
   Маленькими ручками она слепила снежок и кинула его в кабину. Снежок попал
ему в руку и упал на сиденье. Он поднял снежок и кинул назад в нее.
   - Иди сюда. - Ему не нравилось, когда она отходила далеко. Он боялся, что
она попытается сбежать, хотя знал, что не может уйти  от  Горна  на  большое
расстояние. От него уходили все, оставляя одного. А он не мог этого вынести.
Это заставляло его чувствовать себя брошенным, отверженным. Время от времени
у него  возникала  уверенность,  что  на  Земле  обитают  только  два  живых
существа: он и Битти Белина, и, если она убежит, он навсегда останется здесь
один. А быть единственным человеком в мире означало взять  на  себя  слишком
большую ответственность, слишком много обязанностей. Это  было  ему  не  под
силу.
   Она вскарабкалась назад в грузовик.  Себастьян  протянул  руку  и  закрыл
дверь.
   - Мокрый и холодный, -  повторила  она.  Он  вывернул  на  шоссе,  и  они
двинулись дальше на север.
   Они выехали сразу же после завтрака и ехали до  самого  позднего  вечера,
когда у него стали слипаться глаза. Еда была у них в  кабине,  так  что  они
могли есть во время езды и делали краткие остановки только для  того,  чтобы
сходить в туалет.  За  все  время  ему  не  попалось  ни  одной  машины  или
какого-нибудь  другого  транспортного  средства.  Единственными  движущимися
предметами в мире были грузовик и снег. Для  Себастьяна  дорога  и  жужжание
ротаров воздушной подушки стали частью образа жизни,  их  монотонность  хоть
как-то успокаивала его нервы.
   На четвертый день, когда они  отъехали  на  сотни  миль  от  хижины  Бена
Самюэля, она задала тот самый вопрос, которого он так боялся:
   - Когда ты восстановишь всех остальных?
   - Остальных? - Он знал, кого она имеет в виду. Он знал.
   - Виссу и принца. И  других.  Все  равно  рано  или  поздно  их  придется
возродить для представления, а оно, наверно, будет скоро.
   - Не будет.., представления, - отозвался он.
   Она ненадолго задумалась, как будто совсем не удивилась.
   - Ну все равно ты можешь оживить их. Они ведь тоже имеют право на  жизнь,
понимаешь. Не меньше, чем ты.
   - Нет.
   - Почему?
   - Нет.
   - Ну должна же у  тебя  быть  какая-то  причина!  У  людей  на  все  есть
какая-нибудь причина!
   - Пауки, - сказал он ей, хотя сам не знал точно, что имеет в виду.
   - Пауки?
   Больше он ничего не сказал, просто продолжал ехать, смотреть  на  снег  и
надеяться, что она об этом  забудет.  Его  пугала  перспектива  иметь  сразу
несколько живых кукол. Ни он, ни Битти Белина не жили теперь  своей  обычной
жизнью, не следовали предназначенному для них  сценарию.  Они  оба  нарушили
сценарий. Одного этого было достаточно, чтобы прийти в замешательство.  Если
их окажется с десяток и каждый начнет делать, что хочет, а не  то,  что  ему
положено, замешательство быстро перерастет в хаос.
   - Так ты сделаешь их? Пожалуйста! Мне так хочется.
   Он не ответил. Через некоторое время она сказала:
   - Ты убил Пертоса.
   - Ты этого хотела.
   - Но убил его именно ты. Как ты это сделал? Из пистолета? Нет,  я  думаю,
ты воспользовался каким-то более  зверским  орудием  -  ножом  или  дубиной.
Верно? А что ты сделал с трупом?
   - Замолчи.
   - Знаешь, я могу донести на  тебя.  Могу  заложить,  чтобы  полиция  тебя
арестовала.
   В его сознании возникла маленькая камера с холодными каменными стенами  и
дощатыми нарами вместо кровати. Он был прикован цепью к стене, и каждый  час
они приходили бить его, как поступали  со  всеми  глупыми  парнями,  которых
нужно было убрать из жизни.
   - Не надо, - попросил он.
   - Пожалуй, именно так я и сделаю при первой же возможности. Как только мы
кого-нибудь встретим, все расскажу.
   Он потянулся к ней. Она ударила его по  руке,  одна  из  ран,  нанесенных
Вольфом, открылась, кончиков пальцев закапала кровь, пачкая ее белое платье.
   - Они засадят тебя, - сказала  она.  На  этот  раз  Себастьян  ударил  ее
наотмашь. Белина свалилась  со  своего  трона  и  шлепнулась  на  пол  между
сиденьем и панелью приборов. Она так долго не шевелилась, что он  уже  начал
думать, не умерла ли  она.  Он  остановил  грузовик  и  склонился  над  ней,
смущенный и взволнованный.  Сердце  у  нее  билось.  Она  дышала.  Себастьян
осторожно поднял ее и положил на сиденье. И поехал дальше.
   Когда сознание снова вернулось к ней, Белина попыталась сесть повыше. Она
взобралась на кучу сложенных одеял и больше двух  часов  кряду  смотрела  на
падающий снег. И хотя он не раз делал  попытки  завести  беседу,  Белина  не
сказала ему ни слова. Когда она наконец заговорила, в  ее  голосе  слышалась
злость, а крошечное личико покраснело и сморщилось.
   - Тебя нужно запереть, - сказала она. - Проклятое животное, вот  ты  кто.
Нельзя разрешать тебе быть на свободе.
   Идиот и сам чувствовал себя настолько  скверно,  что  ничего  другого  не
оставалось, как согласиться с ней.
   - Да, - с искренним раскаянием произнес он, не смея взглянуть на  нее  от
стыда. - Да.
   На пятый день они остановились на автоматической заправочной  станции,  и
Себастьян подключил аккумулятор грузовика к клеммам одного  из  генераторов.
Они зашли в помещение станции и поели горячей пищи, глядя  через  стеклянные
стены на снег, который все шел и шел. Снегопад усилился. На земле уже  лежал
слой не менее десяти дюймов, однако снег был мягким и не мог помешать работе
лопастей такой большой машины, как их грузовик.
   Неприятности начались, когда они  уже  вернулись  к  машине  и  Себастьян
отсоединил провод от аккумулятора. Он как раз открывал дверь  кабины,  когда
со стороны шоссе подлетел широкий и длинный грузовой фургон,  направлявшийся
на юго-запад. За рулем сидел крупный бородатый мужчина с повязкой на голове,
не дававшей длинным волосам падать  на  лицо.  Он  подогнал  свой  фургон  к
генераторам и, нажав изнутри какую-то  кнопку,  одновременно  открыл  крышки
всех своих десяти батарей. Себастьян наблюдал, пока тот не вышел из  машины,
и только тогда идиот осознал грозящую ему опасность. Он вскочил в  грузовик,
захлопнул дверь и принялся отчаянно крутить ручки приборов, как будто забыл,
как водят машину.
   Битти Белина вскрикнула.
   К счастью, окна кабины были закрыты и ее крик прозвучал  как  раз  в  тот
момент, когда водитель фургона, захлопнув дверь, ступил на снежный ковер.
   Себастьян схватил ее в охапку и прижал к своим коленям  лицом  вниз  так,
чтобы ее не было видно снаружи.
   Она злобно укусила его за руку, зажимавшую ей рот, а потом  ее  маленькие
зубки вонзились ему в пах.
   Вести грузовик, держа в руках Белину, было совершенно невозможно. Но если
он отпустит ее, чтобы  завести  мотор  и  отъехать,  она  позовет  шофера  и
расскажет ему про убийство Пертоса. Тогда они узнают и про Бена  Самюэля.  А
потом будут маленькая камера и пытки, плохая еда и нары вместо постели.
   Водитель фургона подсоединил десять проводов к батареям, проделав все это
с ловкостью профессионала.
   Себастьян не знал, что делать. Он подумал, что лучше переждать, даже если
незнакомец решит съесть чего-нибудь горячего и  выберет  для  зарядки  своих
батарей самый медленный режим. Зубы Белины больно впились ему в мясо,  и  по
рукам текла кровь. Голова кружилась, казалось, он вот-вот потеряет сознание.
   Руки у Себастьяна ослабели, он больше  не  мог  держать  Битти  Белину  с
прежней силой, и ее сдавленные крики стали громче.
   Водитель фургона был уже на полпути к грузовику.
   Еще немного, и он услышит шум отчаянной борьбы, тем более что снег  падал
так тихо, что все звуки казались еще громче.
   Себастьян сломал ей шею, и она мгновенно умерла.  Он  бросил  ее  на  пол
между ног. Его покрытые кровью руки горели, как в огне,  а  над  головой  он
вдруг увидел звезды, хотя все небо было  покрыто  облаками  и  ночь  еще  не
наступила.
   Он рванулся с места, резко повернул руль  в  сторону  дороги  и  отъехал.
Снежные хлопья скрыли от него незнакомца  вместе  с  его  длинным  фургоном,
подсоединенным к клеммам генератора.
   Идиот врезался в дорожный столб и сбил его. В течение  нескольких  секунд
столб  бился  о  лопасти  грузовика,  потом  отлетел  в  сторону.  Себастьян
подпрыгнул на повороте и  понесся  по  шоссе,  пытаясь  найти  успокоение  в
мелькании серого и белого. На север.
   Снизу раздался вздох Битти Белины - это у нее  выходил  воздух,  который,
покинув легкие, с шумом вырвался из мертвых губ...
   В "Книге мудрости" вонопо святой странник Эклезиан говорит, нам:
   "Святой Зенопу уже показал нам, что каждое поколение отпрысков  Господних
узурпирует трон своего отца, так что нами постоянно руководит юное  Божество
и каждый из нас в течение жизни бывает рабом  нескольких  господ.  Позвольте
мне пойти несколько дальше в толковании этой Истины. В первые дни  воцарения
нового Бога он больше сочувствует своим питомцам - мы  говорим  о  смертных,
чем  потом.  Свергнув  своего  отца,   он   исполнен   решимости   исправить
несправедливость, творимую в отношении  его  паствы.  Именно  в  это  время,
прежде чем он станет таким же циничным, как его отец, мы должны подняться  и
сокрушить его. И тогда мы сами станем господами".
   Далее Эклезиан с увлечением предается столь же богохульным рассуждениям о
сексуальности   фанатично   религиозных   женщин,   потом   возвращается   к
революционной риторике со словами:
   "Возможно, будучи Божьими творениями,  мы  не  можем  рассчитывать  стать
сильнее него физически, поскольку он рожден всемогущим, с громом  в  голосе,
молнией в руках и всей прочей мистической  чепухой,  в  которой  нет  ничего
замечательного, кроме того, что это мистика. Однако мы можем стать и однажды
станем более хитрыми и умными, чем он. Бог  -  это  рубеж.  Мы  -  капитаны.
Когда-нибудь мы перейдем его, и тогда начнется настоящая история,  братья  и
сестры. Она начнется неудержимо!"
   Она смирилась. Усевшись  на  одеялах,  воссозданная  заново,  она  хорошо
помнила, с какой легкостью он убил ее. Она очень мало говорила,  а  то,  что
говорила, произносила почтительным тоном.
   Вечером, когда он сидел в кузове  грузовика,  попивая  темное  вино,  она
развлекала его танцами и строками из своей старой сказки, которую ни он,  ни
она  не  забыли.  Он  произносил  первые  слова  любимых  монологов,  а  она
продолжала дальше  с  мимикой,  жестами,  позами,  движениями  и  с  той  же
серьезностью, как если бы стояла на сцене перед полным залом.
   Потом он угощал  ее  вином,  и  они  укладывались  спать.  Они  почти  не
дотрагивались друг до друга, и их совместное  существование  было  чистым  и
целомудренным, словно они были не живые существа, а какие-то пластиковые или
металлические роботы, функционировавшие без потовыделения, мочеиспускания  и
без единой плотской мысли.
   Теперь они ехали не так быстро, поскольку даже до Себастьяна  дошло,  что
они понятия не имеют, куда едут. Время от времени от этой  бесцельности  его
охватывал легкий ужас, но идиот отгонял его прочь. Было бы куда  хуже,  если
бы они действительно куда-нибудь приехали, так как тогда пришлось бы  что-то
решать. До тех пор, пока они ехали, но не приезжали, он мог  позволить  себе
забыть о прошлом и сосредоточиться на настоящем.
   Сидя в кабине, Битти Белина обращала его внимание на то, что он сам ни за
что бы  не  заметил:  на  гусей,  летящих  коричневатой  буквой  V  на  фоне
свинцового неба, на большие плоские  равнины,  где  ветер  превратил  вечные
снега в лед, на неясные очертания спускавшегося в каньон  далекого  ледника,
сверкавшие отраженным голубовато-зеленым светом, который становился все ярче
по мере приближения.
   Только однажды эта  идиллия  чуть  было  не  нарушилась,  однако  Белина,
заметив опасность, сумела избежать ее.
   Они  выпили  больше  обычного,  допив  последнее  вино,  которое  было  в
грузовике,  и  она  уже  закончила  декламировать   сцену   с   третьим   из
женихов-неудачников. В монологах было много двусмысленностей, хотя Себастьян
только смеялся над ними вслед за Белиной, не улавливая скрытого  смысла.  Ей
часто приходило в голову, что она может извлечь пользу,  делая  авансы  этой
скотине, поскольку помнила, в какое бешенство он пришел, когда застал  ее  с
Элвоном Руди, и ошибочно приняла это  за  ревность.  Теперь,  видя,  как  он
смеется над ее двусмысленными шутками, она уверилась в том,  что  раз  кукла
может соблазнить нормального человека, стоит попробовать соблазнить  идиота.
Легкомысленно и бесстрашно Белина приблизилась к нему. Насколько  она  могла
понять, ее сексуальность была самым сильным инструментом, с помощью которого
рассчитывала  заставить  его  сделать  то,  что  ей  хочется.  Если  это  не
сработает,  у  нее  не  останется  никакого  способа  вынудить  его  создать
остальных кукол.
   Пока Себастьян пил, Белина  разделась,  положив  рядышком  одежду,  и  на
мгновение ее обнаженное тело предстало перед ним во всем своем совершенстве.
   Что она делала дальше, он  не  видел,  так  как  от  вина  у  него  стали
слипаться глаза, но даже  то,  что  он  видел,  с  трудом  доходило  до  его
сознания, и Себастьян ничего не понял.
   Его левая рука согнулась, подставив Белине  раскрытую  ладонь,  все  тело
обмякло. Белина шагнула вперед и уселась ему на  ладонь,  касаясь  ее  своим
гладким теплым телом. Она подняла палец Себастьяна и дотронулась им до своей
груди.
   И тогда он увидел, что она делает.
   К счастью, выпитое вино не слишком сказалось на быстроте ее реакции, и по
медленно менявшемуся выражению его лица она заметила, что он взбешен. Белина
увидела, что его зубы оскалились, как в ту ночь, когда он убил  коммерсанта.
Увидела, как остекленели его глаза, и поняла, что он видит не ее, а какой-то
старый кошмар из своей прошлой жизни. Его взгляд устремился сквозь  вереницу
лет, не замечая ее упругих маленьких грудей. Белина спрыгнула с его  ладони,
подхватив на бегу одежду. Спрятавшись за корзину с продуктами, она оделась.
   Ее трясло. Она почти явственно представила, как  идиот  убивает  ее,  как
ломает тонкие кости ее ног и спину.
   Когда Белина наконец решилась выйти, декламируя какой-то смешной кусок из
своей пьесы, Себастьян,  казалось,  уже  забыл  о  том,  что  чуть  было  не
произошло между ними.
   Они, смеясь, допили вино.
   В стенки грузовика стучал ветер.
   После нескольких ясных дней на улице снова пошел снег. От воя, с  которым
ветер гнал снег  по  крыше  кузова,  все  тело  Белины  покрывалось  мелкими
мурашками.
   Когда свет погас, Себастьян почти тут же заснул, однако Битти Белина  еще
долго лежала без сна, стараясь  придумать  какой-нибудь  способ,  как  убить
идиота.
   Тут  требовалась  осторожность.  Нельзя  было  давать   ему   возможность
отомстить. Если она только ранит его, он почти наверняка поймает ее, засунет
назад в Горн и никогда больше не воссоздаст заново.
   К тому же если она убьет его, то останется совсем одна, так как рядом  не
будет кукольника, который мог бы  возродить  принца,  Виссу  и  других.  Она
скорей согласилась бы снова стать жидкой плотью, без чувств  и  мыслей,  чем
остаться единственной живой куклой.
   Замышляя убийство, Белина заснула. Ее лицо  было  прекрасно,  как  мечта:
нежные черты, золотые волосы и синие, как морская вода, глаза.
   Никогда в жизни Себастьян не был так счастлив, как теперь. Он  больше  не
видел страшных снов про ту девушку с ножом в животе. Не снился ему  и  отец,
терзающий мать, каждую ночь. Его перестало мучить необъяснимое чувство вины,
и он, казалось, забыл про Пертоса Гедельхауссера и про те пять лет, что  они
провели вместе, кочуя по дорогам из города в город. Забыл  про  их  странное
содружество.
   Они проезжали по тридцать - сорок миль в  день,  двигаясь  медленно,  как
будто боялись что-нибудь пропустить. Благодаря Битти Белине  у  него  словно
от