Дин КУНЦ
   МОЛНИЯ


   ONLINE БИБЛИОТЕКА  http://www.bestlibrary.ru

Анонс

   Страшной грозой в самый разгар зимы сопровождалось рождение  обыкновенной
девочки Лоры Шейн. Невозможно было и предположить, что это необычное явление
природы хоть как-то  связано  с  появлением  двоих  неизвестных,  проявивших
непонятную заинтересованность в судьбе ребенка. Кто эти странные незнакомцы?
Какую цель преследуют? Какая тайна связана с ними?

   Посвящается Грегу и Джоан Бенфорд

   Иногда я думаю, что у нас нет более интересных знакомых, чем вы. Тогда  я
принимаю две таблетки аспирина и ложусь отдохнуть. Но я не могу расстаться с
этой мыслью.
   Плач новорожденного сливается с погребальными песнопениями.
   Лукреций

   Я не боюсь умереть. Я просто не хочу при этом присутствовать.
   Вуди Аллен

   Американские горы:
   1) небольшая гравитационная рельсовая дорога.., с крутыми  спусками,  что
позволяет осуществлять стремительное движение вниз вагончиков  с  любителями
острых ощущений.
   Из словаря издательства "Рэндом Хауз"

Часть первая

ЛОРА

   Страстная любовь к вам  делает  вас  сильным;  ваша  страстная  любовь  к
кому-то делает вас мужественным.
   Лао-Цзы

Глава первая

СВЕЧА НА ВЕТРУ

1

   В ночь, когда родилась Лора Шейн, разразилась сильная гроза и погода была
непривычной, о чем люди вспоминали потом долгое время.
   Среда двенадцатого января 1955 года выдалась холодной, серой и мрачной. В
сумерках крупные пушистые  снежинки  посыпались  из  низких  туч,  и  жители
Денвера почувствовали приближение метели со стороны Скалистых гор. К  десяти
вечера пронизывающий  ледяной  ветер  подул  с  запада,  завывая  на  горных
перевалах и шумя по диким лесистым склонам. Снежинки уменьшились до  размера
крупинок наподобие мелкого песка и  резко  хлестали  по  окнам  уставленного
книжными полками кабинета доктора Пола Марквелла.
   Марквелл, откинувшись в кресле за письменным столом, согревался с помощью
виски. Но причиной охватившего его упорного озноба был не холодный сквозняк,
а внутреннее оцепенение ума и сердца.
   За те  четыре  года,  что  прошли  со  дня  смерти  от  полиомиелита  его
единственного сына -Пенни, Марквелл пил все больше и больше. Вот  и  теперь,
дежуря в ожидании срочных вызовов из окружной больницы, он  не  удержался  и
налил себе еще немного виски.
   В просвещенном 1955 году детей вакцинировали сывороткой  доктора  Джонаса
Солка, и близился день, когда  всем  детям  до  единого  перестанет  грозить
паралич или смерть от полиомиелита. Но Ленни заразился в 1951 году,  за  год
до того, как доктор Солк приступил к  испытаниям  вакцины.  Паралич  охватил
дыхательные мускулы, а бронхопневмония осложнила течение болезни. Ленни  был
обречен.
   Низкий рокот с западных гор эхом раскатился в зимней  ночи,  но  Марквелл
сначала не обратил на это внимания. Он был столь  глубоко  погружен  в  свою
постоянную едкую черную тоску, что временами почти не замечал  происходящего
вокруг.
   Фотография сына стояла перед ним на столе. Даже по прошествии четырех лет
он испытывал муку при взгляде на улыбающееся лицо ребенка. Следовало  убрать
фотографию со стола,  но  он  продолжал  держать  ее  на  виду,  потому  что
непрестанное самобичевание было его методом искупления вины.
   Никто из коллег Пола Марквелла не подозревал,  что  он  пьет.  Внешне  он
всегда был трезв. Последствия тех промахов, которые он допускал при  лечении
некоторых пациентов, могли возникнуть и естественным путем. Но  он-то  знал,
что допустил ошибку, и,  презирая  себя,  еще  глубже  погружался  в  бездну
пьянства.
   Вновь раздался рокот.  На  этот  раз  Марквелл  угадал  в  нем  гром,  но
по-прежнему оставался равнодушным.
   Зазвонил телефон. Алкоголь сковывал его движения и замедлял реакцию, и он
взял трубку только после третьего звонка.
   - Алло?
   - Доктор Марквелл? Это  Генри  Яматта.  -  Яматта,  интерн  при  окружной
больнице, явно нервничал. - Муж только  что  привез  вашу  пациентку  Джанет
Шейн. У нее начались роды. Они с мужем задержались  из-за  бурана,  так  что
родовая деятельность усилилась.
   Марквелл пил виски  и  слушал.  Потом,  довольный  тем,  что  у  него  не
заплетается язык, спросил:
   - Она еще в первом периоде?
   - Да, но у нее  слишком  сильные  и  продолжительные  для  этого  периода
схватки. Выделение кровянистой слизи из влагалища.
   - Это обычное дело. Яматта перебил:
   - Нет-нет, это не обычные выделения. Слизь, или  кровянистые  вагинальные
выделения, была верным признаком начала и первого периода родов.  Но  Яматта
сказал, что  схватки  у  миссис  Шейн  уже  приобрели  регулярный  характер.
Марквелл явно ошибался, убеждая интерна в обычности процесса.
   Яматта продолжал:
   - Это не то чтобы кровотечение, но что-то тут не так. Атония матки, узкий
таз, общая слабость.
   - Я не обнаружил никакой  патологии,  угрожающей  беременности,  -  резко
перебил Марквелл. Но в душе он знал, что  мог  допустить  ошибку,  если  был
пьян. - Сегодня  дежурит  доктор  Карлсон.  Если  до  моего  приезда  что-то
случится, он...
   - Только что привезли  четырех  пострадавших  в  дорожных  происшествиях.
Карлсон занят по горло. Вы нам очень нужны, доктор Марквелл.
   - Я выезжаю. Буду через двадцать минут.
   Марквелл повесил трубку, допил виски и взял из кармана мятную конфету.  С
тех пор как он пристрастился  к  виски,  он  всегда  имел  при  себе  мятные
конфеты. По пути из кабинета в  переднюю  он  развернул  обертку  и  положил
конфету в рот.
   Он был пьян,  но  собирался  принимать  роды.  Могло  случиться,  что  он
окажется не  на  высоте,  тогда  конец  его  карьере,  его  репутация  будет
погублена, но ему было все равно. С каким-то извращенным  чувством  он  даже
предвкушал катастрофу.
   Он натягивал пальто, когда  раскаты  грома  разорвали  тишину  ночи.  Дом
содрогнулся вместе с ними.
   Он сдвинул брови и удивленно взглянул на окно  рядом  с  входной  дверью.
Мелкие сухие снежинки вихрились у стекла, на мгновение, едва  утихал  ветер,
повисали неподвижно, затем снова продолжали свой танец. Всего один  или  два
раза за многие годы он слышал гром во время метели, но всегда в ее начале, и
всегда он звучал приглушенно и вдалеке, совсем не так угрожающе, как теперь.
   Молния блеснула  раз,  потом  другой.  Падающий  снег  странно  мерцал  в
мигающем свете, и на секунду окно превратилось в зеркало, в котором Марквелл
увидел  призрачное  отражение  своего  лица.  Последовавший   раскат   грома
превзошел все предыдущие.
   Марквелл  отворил  дверь  и  остановился,  вглядываясь  в  буйную   ночь.
Ураганный ветер задувал снег под крышу  веранды,  наметая  сугробы  у  стены
дома. Свежее  пышное  белое  одеяло  покрывало  лужайку,  и  ветви  сосен  с
подветренной стороны провисли под тяжестью снега.
   Вспышка молнии  больно  ослепила  Марквелла.  Оглушительный  удар  грома,
казалось, звучал не только в вышине, но исходил из самых недр  земли,  будто
небеса и веси  разверзлись,  оповещая  о  наступлении  Страшного  суда.  Две
извилистые  пересекающиеся  блестящие  молнии  прорезали  тьму.   Загадочные
силуэты подпрыгивали, извивались, корчились  вокруг.  Каждая  вспышка  столь
причудливо искажала тени перил, балюстрады, деревьев,  обнаженных  кустов  и
уличных фонарей, что привычный Марквеллу мир обрел черты  сюрреалистического
пейзажа: таинственный свет озарял привычные предметы, придавая  им  странные
формы, пугающе меняя их.
   Светящиеся небеса, гром, ветер и белые набегающие волны бурана  ошеломили
Марквелла, и он внезапно, впервые за этот вечер, почувствовал, что пьян.  Он
не мог понять, что это  за  удивительные  световые  явления,  какие  из  них
настоящие, а какие  плод  его  пьяных  галлюцинаций.  Осторожно  он  пересек
скользкую веранду до ступенек крыльца, ведущих  к  заснеженной  дорожке,  и,
прислонясь  к  столбу,  поддерживающему  крышу,  запрокинул  голову,   чтобы
оглядеть рассекаемое молниями небо.
   Громовые разряды раз за разом сотрясали лужайку перед домом и саму улицу,
отчего вся картина  походила  на  кадры  старой  киноленты,  застревающей  в
изношенном проекторе. Молния высветила в ночи всего два  цвета:  собственную
ослепляющую белизну и сверкающую белизну снега, темноту беззвездного неба  и
черных, как чернила, содрогающихся теней.
   Пока он в изумлении и страхе созерцал удивительные причуды небес, наверху
разверзлась еще одна неровная трещина. Притягиваемый землей  пылающий  конец
молнии ударил в железный столб уличного  фонаря,  и  Марквелл  вскрикнул  от
ужаса. В момент контакта ночь обратилась  в  яркий  день,  а  стекла  фонаря
вылетели под силой взрыва.  В  такт  разряду  у  Марквелла  застучали  зубы,
загремели половицы веранды. Холодный воздух на  мгновение  дохнул  озоном  и
раскаленным железом.
   Тишина, покой и тьма вернулись на землю.
   Марквелл проглотил мятную конфету.
   Изумленные соседи появились на верандах своих домов. А  может  быть,  они
там  и  простояли  всю  бурю,  а  он  увидел  их,  только  когда  воцарилось
сравнительное  спокойствие  обычной  метели.  Некоторые  направлялись  через
сугробы к пострадавшему фонарю, железный  колпак  которого  полурасплавился.
Они переговаривались друг с другом и  обращались  к  Марквеллу,  но  тот  не
откликался.
   Ужасающее зрелище ничуть не отрезвило его. Боясь, что соседи заметят  его
состояние, он ушел с веранды и скрылся в доме.
   К тому же у него не было времени, чтобы болтать о погоде. Он  должен  был
позаботиться о роженице, принять младенца.
   Стараясь совладать с собой, он  вытащил  из  стенного  шкафа  в  передней
шерстяной шарф, закутал шею, завязал концы на груди. У него тряслись руки, а
пальцы заледенели, он с трудом застегнул пальто. Борясь  с  головокружением,
надел резиновые боты.
   Он не сомневался, что эта странная молния была каким-то образом связана с
ним. Своего рода знак, предзнаменование. ?Что за чепуха, - подумал он. - Это
виски играет со мной шутки?. Но это чувство  не  покидало  его  и  когда  он
направился в гараж, поднял дверь  и  вывел  машину;  цепи  на  зимних  шинах
скрипели и тихо позвякивали на снегу.
   Когда же он выехал на дорогу и остановился, чтобы выйти и закрыть  гараж,
кто-то резко постучал в окно рядом с ним. Марквелл испуганно повернул голову
и увидел  человека,  который,  согнувшись,  пытался  рассмотреть  его  через
стекло.
   Незнакомцу было лет тридцать пять. У него были крупные  правильные  черты
лица. Даже через запотевшее окно было видно, какой это красивый человек.  На
нем был морской бушлат с поднятым воротником. Пар шел у него из ноздрей,  и,
когда он заговорил, слова в ледяном воздухе облекались в облачка.
   - Вы доктор Марквелл? Марквелл опустил окно.
   - Да, в чем дело?
   - Вы доктор Пол Марквелл?
   - Да, да. Я же вам сказал. Но сегодня я здесь не принимаю, к  тому  же  я
тороплюсь в больницу к пациентке.
   Ярко-голубые глаза незнакомца напомнили  Марквеллу  чистое  зимнее  небо,
отраженное в первом тончайшем ледке замерзающего пруда. Они были  неотразимо
прекрасны, но он сразу понял, что это глаза опасного человека.
   Прежде чем Марквелл успел включить скорость и повернуть на улицу, где мог
рассчитывать на помощь, человек  в  бушлате  просунул  через  открытое  окно
револьвер.
   - Не делайте глупостей.
   Дуло револьвера впилось  в  нежную  кожу  под  подбородком,  и  доктор  с
некоторым изумлением осознал, что ему не хочется умирать. А  ведь  он  давно
убедил себя, что готов безропотно принять смерть. И вот теперь, вместо  того
чтобы приветствовать свою волю к жизни, он почувствовал  угрызения  совести.
Ведь принять жизнь означало изменить сыну,  с  которым  он  мог  соединиться
только в потустороннем мире.
   - Погасите фары, доктор. Вот так. А теперь выключите мотор.
   Марквелл вытащил ключ из замка зажигания.
   - Кто вы такой?
   - Это не имеет значения.
   - Для меня имеет. Что вам надо? Что вы собираетесь со мной делать?
   - Подчиняйтесь, и все будет в порядке. А  попробуете  бежать,  я  разнесу
вашу дурацкую голову. Да еще всажу несколько пуль в ваше мертвое  тело,  так
просто, для развлечения.  -  Он  говорил  мягким,  неожиданно  приятным,  но
одновременно твердым тоном. - Дайте мне ключи.
   Марквелл протянул их через открытое окно - А теперь выходите.
   Постепенно трезвея, Марквелл вылез  из  машины.  Свирепый  ветер  Обжигал
лицо. Он зажмурился, защищая глаза от мелкого снега.
   - Прежде чем  закрывать  дверь,  поднимите  стекло.  -  Незнакомец  стоял
вплотную, преграждая путь к  спасению.  -  Вот  так,  прекрасно.  А  теперь,
доктор, пойдемте в гараж.
   - Это какое-то безумие. Почему...
   - Живее.
   Незнакомец крепко  держал  Марквелла  под  руку  с  левой  стороны.  Если
кто-нибудь и наблюдал сцену из соседнего дома или  с  улицы,  то  темнота  и
падающий снег мешали рассмотреть оружие в руках человека.
   В  гараже  Марквелл  по  указанию  незнакомца  опустил   тяжелую   дверь.
Взвизгнули холодные несмазанные петли.
   - Если вам нужны деньги...
   - Замолчите. Идите в дом.
   - Послушайте, моя пациентка рожает в больнице.
   - Если вы не заткнетесь, я выбью вам зубы рукояткой вот этого револьвера,
и тогда вы уж наверняка замолчите.
   Марквелл поверил в угрозу. Незнакомец, как и Марквелл,  был  футов  шести
ростом и весил примерно  сто  восемьдесят  фунтов,  но  производил  пугающее
впечатление. Его светлые волосы смерзлись, и теперь ручейки сбегали по лбу и
вискам; он казался бесчувственным, как ледяное изваяние на зимнем карнавале.
Марквелл не сомневался, что в рукопашной схватке незнакомец в бушлате  легко
одолеет любого противника, не говоря уже о пьяном враче средних лет, который
уже давно не в форме.

***

   Боб Шейн задыхался в тесной комнате ожидания при родильном  отделении.  В
комнате был низкий потолок,  покрытый  звукопоглощающими  плитками,  тусклые
зеленые стены и единственное заиндевевшее окно.  В  ней  было  душно.  Шесть
кресел и два низких столика загромождали узкое  пространство.  Ему  хотелось
толкнуть дверь в  коридор,  добежать  до  главного  входа  на  другом  конце
больницы и вырваться наружу на холодный ночной воздух без запаха дезинфекции
и болезней.
   Но он должен был оставаться в комнате ожидания при  родильном  отделении,
чтобы быть рядом с  Джанет,  если  он  вдруг  ей  понадобится.  Роды  всегда
означали страдания, но только не такие мучительные  и  жестокие,  какие  уже
столько времени терзали Джанет. Врачи не ожидали серьезных осложнений, но  и
не скрывали своей озабоченности.
   Боб понял причину своей клаустрофобии  Он  не  боялся  давящих  стен.  Он
боялся смерти, смерти жены или еще не родившегося ребенка -  или  смерти  их
обоих.
   Кто-то открыл дверь, и в комнате появился доктор Яматта.
   Поднимаясь  с  кресла.  Боб  натолкнулся  на  столик,  и  журналы  веером
рассыпались по полу.
   - Как она, доктор?
   - Все так же. - Яматта был невысок, худощав, с добрым  лицом  и  большими
печальными глазами. - Доктор Марквелл скоро будет здесь.
   - Но ведь вы и так делаете все, что нужно?
   - Не сомневайтесь. Мы делаем все, что в наших силах.  Просто  я  подумал,
что вам будет приятно узнать, что скоро приедет ваш лечащий врач.
   - Да... Конечно...  Благодарю  вас.  Послушайте,  доктор,  а  я  могу  ее
увидеть?
   - Пока нет, - отозвался Яматта.
   - Тогда когда же?
   - Когда.., когда ей станет легче.
   - Я не понимаю. А когда ей станет легче?  Когда,  черт  возьми,  все  это
кончится? - Он тут же пожалел о своей несдержанности. - Я.., простите  меня,
доктор. Просто... Просто я боюсь.
   - Понимаю. Я все понимаю.

***

   Внутренняя дверь вела из гаража в дом Марквелла. Они прошли через  кухню,
зажигая по пути свет. Комки тающего снега падали с их ботинок.
   Бандит заглянул в столовую,  гостиную,  кабинет,  приемную  для  больных,
затем скомандовал:
   - Теперь наверх.
   В спальне Марквелла он зажег одну из ламп. Взял у туалетного столика стул
с прямой высокой спинкой, обитый материей с ручной вышивкой, и поставил  его
посередине комнаты.
   - Прошу вас, доктор, снимите перчатки, пальто и шарф.
   Марквелл подчинился, бросая одежду на пол, и по приказанию бандита сел на
стул.
   Незнакомец положил револьвер на комод и вытащил из кармана моток  крепкой
веревки. Он полез под бушлат и вынул короткий нож с широким лезвием, который
он, видимо, держал в ножнах у пояса. Он  разрезал  веревку  на  куски,  явно
намереваясь привязать Марквелла к стулу.
   Марквелл посмотрел на оружие на комоде, прикидывая,  не  удастся  ли  ему
схватить револьвер. Встретился взглядом с ледяными голубыми глазами и понял,
что его замысел  столь  же  ясен  врагу,  как  простодушная  уловка  ребенка
взрослому.
   Светловолосый улыбнулся, словно говоря:
   "Ну давай, чего ждешь?.
   Пол Марквелл хотел жить. Покорно, не сопротивляясь, он позволил незваному
гостю привязать себя за руки и за ноги к стулу.
   Затягивая узлы, но не слишком туго, незнакомец выражал непонятную  заботу
о своем пленнике.
   - Я не хочу затыкать вам рот. Вы пьяны, кляп может вызвать у вас рвоту, и
вы задохнетесь. Так что придется мне вам поверить. Только не пытайтесь звать
на помощь, а то я вас убью на месте. Понятно?
   - Да.
   Когда  бандит  не  ограничивался  несколькими  словами,  а  держал  более
продолжительную речь, он говорил с легким акцентом, столь  неприметным,  что
Марквелл не мог определить, из каких он мест. Он съедал окончания  некоторых
слов, и временами в его произношении проскальзывали еле  уловимые  гортанные
нотки.
   Незнакомец присел на край постели и положил руку на телефонный аппарат:
   - Дайте номер больницы. Марквелл удивился:
   - Зачем вам?
   - Не ваше дело, давайте номер, и все тут. А не дадите,  я  не  стану  его
искать в телефонной книге, а выколочу его из вас.
   Напуганный Марквелл дал номер.
   - Кто там сегодня на дежурстве?
   - Доктор Карлсон. Херб Карлсон.
   - Он надежный человек?
   - Что вы хотите сказать?
   - Он лучше вас как доктор или такой же пропойца?
   - Я не пропойца. Я...
   - Вы безответственный эгоистичный алкоголик и полная развалина, и вы  это
знаете. А теперь отвечайте на мой вопрос: Карлсон - надежный человек?
   Внезапно  подступившая  к  горлу  тошнота  была  лишь  частично   вызвана
чрезмерным потреблением виски; другой причиной была истина,  прозвучавшая  в
словах незваного гостя.
   - Да, Херб Карлсон - надежный человек. И очень хороший доктор.
   - А кто сегодня старшая сестра? Марквелл на секунду задумался.
   - Кажется, Элла Хэнлоу. Точно не знаю. Если не Элла, то Вирджиния Кин.
   Незнакомец набрал номер окружной больницы и сказал,  что  он  говорит  от
имени доктора Пола Марквелла. Он попросил к телефону Эллу Хэнлоу.
   Порыв ветра налетел на дом, загремел плохо запертым  окном,  засвистел  в
стропилах и вновь напомнил Марквеллу об урагане. Он  смотрел  на  снег,  что
валил за окном, и опять им овладело чувство неясного беспокойства. Ночь была
до такой степени переполнена событиями - молния, этот непонятный пришелец, -
что внезапно он ощутил ее нереальность.  Он  сделал  попытку  выпутаться  из
веревок, притягивающих его к стулу, уверенный, что они? лишь  часть  пьяного
сновидения и распадутся, как паутина, но они не поддались,  и  от  усилия  у
него закружилась голова.
   Тем временем незнакомец говорил в трубку:
   - Это сестра Хэнлоу? Доктор  Марквелл  не  сможет  сегодня  приехать.  Вы
говорите, что у его пациентки Джанет Шейн тяжелые  роды?  Вот  как?  Да,  он
знает. Он хочет, чтобы роды принимал  доктор  Карлсон.  Нет-нет,  боюсь,  он
никак не сможет приехать. Нет, не из-за погоды. Просто он напился.  Нет,  вы
не ослышались. Он опасен для больных. Нет... В таком состоянии он  не  может
взять трубку. Сожалею. В последнее время он много пил,  но  скрывал  это,  а
сегодня он совершенно невменяем. Что-что? Я  сосед.  Ладно.  Благодарю  в