ся и уловил собственный запах. Не очень приятный.
   Встал, разделся, пошел в ванную и полчаса простоял под душем, смывая  все
налипшее на него за прошедшие дни, смывая вместе с грязью и  потом  все  то,
чего нельзя видеть и чуять носом,  но  что  тем  не  менее  ощущается.  Вода
журчала, лепетала, разговаривала, как море. "Вода, - думал он, - это лоно. С
водой из отверзающегося в земле чрева выползает  жизнь  и  получает  хороший
шлепок по попке от парок и фурий. И  вода  очищает  жизнь  и  уносит  грязь,
оставляя вещи первозданно чистыми, какими Природа впервые вы пускает из  рук
свои создания. Весной она падает  с  небес,  разливается  по  земле  светлым
потоком, разбрызгивается, счищает с нее пятна, оставленные дьяволом. А зимой
опускается мягким, белым покровом  целомудрия,  восстанавливает  девственную
плеву земли, чтобы все снова стало чистым, невинным и сладким".
   Внимательно вслушиваясь,  он  проговорил  с  водой  полчаса,  смеясь  над
рассказанными ею байками, вздыхая над  поведанными  секретами,  хмурясь  над
философскими комментариями, брошенными мимоходом по дороге в канализацию.
   Вернувшись в комнату, Тоэм обнаружил исчезновение своего старого костюма,
вместо которого его поджидала рабочая солдатская одежда тусклого  оливкового
цвета. Он знал - это униформа низшего класса ромагинского общества.  Натянул
грубые, но удобные вещи, соединил концы магнитной застежки на  поясе,  сунул
ноги в черные сапоги, точно такие, как старые, только длиной не до колена, а
до середины икры -  еще  один  знак  принадлежности  к  низшему  классу.  Из
запомнившихся ему исторических сведений, почерпнутых в книжках Тригги  Гопа,
можно вывести, что мятежи неизменно идентифицируются с простыми людьми, -  в
таком случае, эти люди, пусть даже простые, не меньше  всех  прочих  готовы,
желают и могут рискнуть головой.
   Он пристегнул реактивный пояс, сунул в карман газовый  пистолет,  который
остался нетронутым. Мысль о стремлении окружающих продемонстрировать свое  к
нему доверие согревала. Он позабыл о возможности верить кое-кому из людей. И
заслуживать от них того же. Открыв  дверь,  наткнулся  на  девушку-кошку.  И
сумел только охнуть:
   - У-уф!
   - Я пришла проводить тебя в столовую.  Мы  не  ждали,  что  ты  до  обеда
проспишь, - со смехом сказала она.
   - Вы тут  чересчур  хорошо  устроились.  Я  думал,  кровать  опоила  меня
дурманящими наркотиками.
   - Драконьей кровью, - подсказала она притворно-зловещим шепотом. Глаза ее
сияли как звезды.
   Она направилась в конец бокового коридора,  который  ответвлялся  от  его
собственного, и толчком распахнула дверь.
   - Сюда.
   Он придержал створку.
   - Сперва леди.
   Ему показалось, что она покраснела.
   - Спасибо, - застенчиво молвила девушка и вошла в комнату.
   Все сидели за столом. На одном конце Корги, бок  о  бок  с  Ханком.  Бейб
напротив Рыбы, а Тоэму указали на стул рядом  с  Мейной.  Сиэ  приткнулся  в
углу, бормотал что-то про себя, без конца плакал.
   - О, - сказал вдруг Тоэм, - если я занял его место...
   - Нет-нет, - возразил Корги, и глаза его налились сияющим золотом.
   - Я, в конце концов, просто незваный гость, и...
   - Он всегда сидит в углу, - пояснил Корги. Все вроде бы чувствовали  себя
неловко.
   - Можем подставить к этому столу другой, и я там  устроюсь,  -  предложил
Тоэм.
   Мелькнула кошачья лапка, тоненький пальчик коснулся его руки.
   - Я кормлю его после того, как мы все поедим. Так у нас заведено.
   Тоэм оглядел присутствующих, потом вновь перевел взгляд на Мейну.
   - Он что, сам есть не может? Глаза ее неожиданно вспыхнули ярким  светом,
полыхнувшим откуда-то из-под зеленой радужки.
   - Нет, он сам есть не может! Да, он почти беспомощен!  Тебе-то  какое  до
этого дело? Он так и сел, разинув рот.
   - Э-э-э.., я совсем не хотел...
   - Ну конечно, - поспешно вмешался Корги - Ты просто многого не понимаешь.
Мейну порой сильно заносит.
   Он послал ей суровый взгляд.
   Она уже не задыхалась от гнева и проговорила, глядя Тоэму прямо в глаза:
   - Извини. Я не хотела. Корги прав. Это нервы.
   Принялись  за  еду,  но  атмосфера,  несмотря  на   взаимные   извинения,
оставалась по-прежнему напряженной. Тоэм больше  всего  на  свете  желал  бы
пройти через все, никого не обидев. Если б  только  у  Тригги  Гопа  нашлись
материалы, способные дать темному человеку основы...
   Еда оказалась более изысканной, чем на борту корабля Хейзабоба, и  каждый
кусочек по вкусу превосходил все, что когда-либо Тоэму доводилось пробовать.
Тонкие, нежные побеги каких-то зеленых овощей подавались в  масляном  соусе,
посыпанные мелкими черными  орешками.  На  столе  стояли  три  разных  сорта
фруктовых салатов. Главным блюдом  была  запеканка  из  лапши  в  необычайно
приятном горчичном соусе с миниатюрными луковками.
   - Мы не  едим  мяса,  -  сообщил  Корги  с  другого  конца  заставленного
тарелками стола. - Почти все из нас наполовину животные с виду.  В  каком-то
смысле это  было  бы  все  равно  что  поедать  братьев.  Мы  ограничиваемся
фруктами, овощами, орехами. Мейна творит из них настоящие чудеса.
   - Мейна еще и готовит? - переспросил Тоэм, с  восхищением  поглядывая  на
нее.
   - О да. Мейна, кроме того, специалист  по  стрельбе  из  ручного  лазера.
Лучший снайпер, вернее, снайперша в наших рядах.
   Она улыбнулась Тоэму, привередливо отбирая змееподобные  стручки  зеленой
фасоли.
   - Может, тебе интересно узнать, чем каждый из нас  занимается,  -  сказал
Корги, воодушевленный излюбленной темой. -  Бейб,  хоть  и  выглядит  совсем
безобидным,  величайший  в  нашей  части  галактики  мастер  по   взрывчатым
веществам. Нам нередко приходится выручать мутиков из  лап  ромагинов.  Бейб
может сделать бомбу из льда и воды.
   - Преувеличиваешь, - заметил Бейб с полным ртом запеканки.
   - Не очень, - продолжал Корги. - Бывали случаи, Тоэм, когда нам без Бейба
не удалось бы спасти своих братьев по  духу.  Ромагины  и  сетессины  бешено
рвутся захватывать их в плен, пытать и казнить. Формально, раз  уж  они  нас
породили, должны были бы помогать или хоть обеспечить работой и предоставить
гражданство. Вместо этого нас убивают на месте. На мой взгляд, они  пытаются
очистить совесть от жутких деяний, ставших причиной нашего  появления.  Если
видеть в нас дьяволов, приписывать  нам  связи  с  дьяволом  или  с  врагом,
убийства обретают смысл. А когда всех перебьют, перед ними не  будет  больше
маячить напоминание о совершенной ошибке.
   - Суперэго, ненавистное чудовище, проклятие  всей  их  жизни,  -  добавил
Бейб.
   - Теперь Рыба, - рассказывал Корги. - Мастер на все руки. Он может ходить
по земле, дыша легкими, и плавать в море, отключив  их  и  пользуясь  второй
дыхательной системой. Ты видишь жабры. Когда приближается  корабль,  который
везет в  доки  мутиков,  чтобы  там  выгрузить  и  отправить  на  казнь,  он
подплывает, взбирается на борт и, как правило, успешнейшим образом выполняет
свою миссию.
   Рыба не потрудился  поднять  глаза.  Он,  на  взгляд  Тоэма,  держался  в
сторонке от всей компании.
   - Ханку поистине цены нет, так как он немножечко телепат.
   - Ясновидящий?
   - Да. Ромагины сказали б тебе, что таких вещей не бывает. А  он  -  живое
опровержение.
   Ханк поднял листик салата и принялся жевать.
   - Ханк сообщает нам, когда чует, что кто-то из мутиков попал в беду. Если
индивидуум, особенно мутик, попадает в тяжелую ситуацию, испытывает боль или
даже  просто  страх,  он  излучает  сильные  мысленные  волны.  Ханк   умеет
улавливать их. По его  указаниям  мы  приступаем  к  действиям.  Не  каждому
бункеру, как называем мы это место, посчастливилось заполучить телепата.
   - Ханк сообщает вам о прибытии корабля с мутиками.
   - Верно, - подтвердил Корги, глотнув вина -  янтарной  жидкости,  которая
переливалась, как кристалл, и  преломляла  свет,  будто  была  не  вином,  а
драгоценным камнем. - А у меня множественный мозг.
   - Что?
   Мейна отшвырнула очередную фасолину.
   - Множественный  мозг.  Я  вижу  происходящее  в  данный  момент  и  могу
мгновенно предсказать возможное развитие этих событий в будущем.
   - Ты видишь будущее?
   - Нет-нет. Ничего подобного, никакого волшебства  и  прочих  кошмаров.  Я
вижу  вероятности.  Существуют  тысячи,  миллионы,   бесконечное   множество
возможных вариантов будущего. Я могу проанализировать их в любую критическую
минуту. Если девяносто процентов вариантов будущего сулят нам провал, мы  не
рискуем. Если шансы в нашу пользу  составляют  пятьдесят  на  пятьдесят  или
больше, идем на дело.
   - Пятьдесят на пятьдесят не так уж и здорово, - сказал Тоэм.
   Корги пожал плечами и отхлебнул еще вина. Тоэм тоже сделал глоток.
   - И разумеется, - продолжал  Корги,  -  все  мы  способны  заглядывать  в
Запредельность,  все  обладаем  силой,  которая  раздвигает  Порог.   Таковы
парапсихические  таланты,  которые,  кажется,  каждый  из  нас  получает   в
наследство.
   Тоэм поставил бокал с вином.
   - Вот чего я никак не пойму. В чем  дело  с  этим  Порогом,  и  молекулой
скорлупы, и переброской? Корги тяжело заворочался на стуле.
   - Довольно трудно  объяснить  это  незнакомому  с  основами  физики  и  с
общепринятой терминологией. Есть способ избавить вселенную  от  ромагинов  и
сетессинов. И хочу сейчас объявить своим товарищам мутикам, что Ханк  принес
мне информацию, которая полностью переменит наш план. Все головы повернулись
к Ханку.
   - Не знаю, - начал тот, сворачивая  на  столе  псевдоруки,  -  может,  мы
сконцентрировали более мощные  силы,  чем  удавалось  когда-либо  какой-либо
другой группе. Но я, находясь в такой  близости  к  сильному  полю,  получил
сатори - озарение. Мы пытались удерживать на месте вселенную,  перемещая  ее
части - миры ромагинов и сетессинов, - и, открыв в молекуле  скорлупы  щель,
протолкнуть их туда. Меня озарило, что это ошибка, и поразило, почему,  черт
возьми, никто раньше этого не понял. Мы  приписывали  неудачи  своим  слабым
способностям и надеялись  усовершенствовать  их.  Однако  ошибка  кроется  в
методе, а не в средствах. Слушайте же - идея в том,  чтобы  переместить  всю
вселенную, а  миры  ромагинов  и  сетессинов  оставить,  где  были.  Размеры
протискивающейся  вселенной  заставят  Порог  разойтись   самостоятельно   и
придержат его в таком положении. Нам и беспокоиться будет не о чем.
   За столом несколько секунд царило молчание.
   - Клянусь Богом! - сказал Бейб. Жабры Рыбы взволнованно затрепетали.
   - Ханк, я люблю тебя, - сказала Мейна.
   - Я контактировал со Стариком, - вступил Корги, - он сказал, через неделю
будем  готовы  попробовать.  Мы  собираемся  сосредоточить   свои   силы   в
сочувствующих мутикам мирах Федерации и надеемся, что ромагины  и  сетессины
не пронюхают до того, как сумеем приступить к действиям.
   - Постойте, - дрожащим голосом проговорил  Тоэм.  -  А  как  насчет  моей
Тарлини?
   - Господи милостивый! - сказал Рыба. - Ты не соображаешь, что это гораздо
важней любой отдельной личности? Не видишь, что это все означает?
   Тоэм встал, вдруг разозлившись.
   - Я вижу, что это все означает. Вы отказываетесь помогать  и  не  держите
своего слова. Я вижу, какого свалял дурака!
   - Постой! - крикнул Корги и тоже поднялся. - Он  прав.  Мы  ему  обещали.
Можно договориться, чтобы нашу группу эвакуировали последней, а тем временем
пособим ему отыскать невесту.
   - Я согласен, - сказал Бейб.
   - Я тоже, - поддержал Ханк. Мейна сидела молча.
   - Завтра приступим к поиску, - заключил Корги.  -  А  сегодня,  поскольку
сопровождать тебя на улицах мы не в состоянии, изучай план  улиц  города.  Я
помогу. У нас есть гипнотические машины, которые кое-чему научат,  а  прочее
будем вдалбливать, пока насмерть не  врежется  в  память.  Ты  должен  знать
столицу сверху донизу и снизу доверху.
   Оба они снова сели.
   - Нам никогда не хотелось уподобляться ромагинам и сетессинам. Мы  держим
слово. Мы боремся с ложью, друзья, и с двуличием и никогда не уступим.
   Остаток дня прошел попеременно в занятиях с  гипнопедагогом  и  допросах,
которые  вели  Корги  с  Бейбом,  бомбардируя  Тоэма   вопросами,   проверяя
заученное, подтягивая в слабых местах, заставляя  мысленно  рисовать  каждое
здание, с которым знакомила его машина. За час до завтрака  Корги  предложил
принять душ и передохнуть, предупредив, что вечером  последует  продолжение.
Утомившись, он согласился.
   Покинул центральный пост управления, вышел в холлы. Он уже понял, что  их
насчитывается с десяток и все пусты, тогда  как  раньше  были  полны  других
мутиков. Дошел по коридору до поворота, который вел к его комнате, и услышал
пение.
   Веселое...
   Веселые, сладкие ноты достигали слуха, слабые, точно в  скалах  распевала
сирена...
   Мягко...
   Мелодично...
   Почти как в трансе...
   Он направился на звуки, ныряя из одного коридора в другой. И со  временем
попал в зал, задняя стена которого состояла из натурального камня, обрываясь
в нечто вроде пещеры. Здесь роботы перестали применять автопластик.
   Веселое щебетание...
   Он  приблизился  к  устью  пещеры,  проскользнул  в  естественный   вход,
огляделся.
   Мелодичная трель, как бы птичья, но не совсем...
   Известняковые сталактиты свисали вниз, сливаясь на полпути с  взмывающими
вверх сталагмитами. Камни  сверкали  разноцветными  искрами.  Пол  покрывала
целлулоидная  пленка  сырости,  с  потолка  сочились  капельки  известкового
раствора. Вода разговаривала с ним даже здесь: кап-плюх-кап-плюх.
   Веселое мурлыканье...

***

   Кап-плюх...
   Мелодичное...
   Кап-плюх...
   Теперь пение стало громче, отзывалось легким эхом. Он шел на  звук  через
узкий туннель, вылез в пещеру намного просторней,  где  небольшой  подземный
поток выливался в мелкое озерцо, отражавшее с зеркальной точностью  неровный
свод, так что вода фактически отрицала собственное существование.
   Она сидела на камне, нависшем над водою,  вздернув  колени,  свернувшись,
совсем как кошка, примостившаяся на подоконнике. Обернувшись к нему  спиной,
наполовину скрытой гладкими, блестящими волосами.
   - Как красиво, - сказал он.
   Она не оглянулась.
   - Я знала, что ты тут. Хоть и подглядывал  исподтишка,  скажешь,  нет?  -
Повернулась и улыбнулась. Он сумел только улыбнуться в ответ.
   - У меня слух, как у кошки, - рассмеялась она. - Я услышала  твой  первый
шаг из зала.
   - Я неуклюж от природы, - признал он, усаживаясь с ней рядом. - Что собой
представляют все эти пещеры?
   - Ими здесь вся земля изрыта, точно  пчелиные  соты,  потому  что  мы  их
перенесли вместе с  городом.  У  нас  есть  выход,  черный  ход,  через  эти
отверстия.
   - А песня, которую ты пела... - Одна из написанных Рыбой.
   - Рыбой?
   - В ней будто воды текут, ты не слышал? Океан  шумит.  Слова  -  сплошной
бред - написаны только затем, чтоб создать ощущение моря.
   Она снова запела, и он понял, что все точно так, почти ощутил  водовороты
и волны. Это были те самые разговоры воды, которые он часто слушал.
   - Ваша группа определенно талантливая, - вымолвил он наконец.
   - Когда  утрачиваешь  нормальность,  что-то  приобретаешь  взамен,  Тоэм.
Природа увечит  тебя  в  зародыше,  расплющивает  в  пьяном  безумии,  потом
сокрушается и в последний момент награждает множеством талантов, иногда даже
сверхчеловеческих. Каждый известный мне мутик обладает каким-то  дарованием,
каким-то прекрасным достоинством  вдобавок  к  умению  видеть  и  раздвигать
Порог.
   - Ясно.
   - Сомневаюсь, - заметила она и встала. Они двинулись краем озера.
   - Нет, - заверил он, - мне правда ясно. Я могу понять, на что это  должно
быть похоже. У меня тоже ведь не настоящее тело. Я сам  прошел  через  нечто
подобное.
   Он изложил свою историю, поведал о химических баллонах, о  трансплантации
мозга, о машине, похороненной под восемьюдесятью тремя  милями  песка  возле
Того Места, Где Обычно Стоял Город.
   - Все это очень хорошо,  -  заключила  она,  морща  маленькое,  идеальное
личико в гримаске отвращения, - но доказывает,  что  на  самом  деле  ты  не
понимаешь.
   Он взглянул на нее и почувствовал, как язык сам собою  заплелся  в  узел.
Судя по вспышкам в ее глазах, вот-вот должно было произойти  нечто.  Но  что
именно - он не знал и не имел возможности предотвратить. Не знал даже, хочет
ли предотвращать.
   - Тебе даже в голову не пришло, что с помощью этой вашей  машины,  одного
из редчайших ромагинских "Джамбо", можно дать Ханку  настоящее  тело!  Можно
вытащить Бейба из его идиотского обличья и переместить во взрослое, сильное,
большое тело, вроде твоего собственного!
   Сердце екнуло у него в груди. Дважды.
   - Ну конечно! Какой я дурак! Пошли назад. Я могу сделать это для  каждого
мутика, которого ты ко мне приведешь.
   - Нет.
   Он остановился, вытаращил на нее глаза.
   - Что значит это твое "нет"?
   - Неужели ты еще глупей, чем я думала? Нет - значит нет! Нет,  мы  ничего
не расскажем Корги. Нет, мы ничего не расскажем Бейбу. Нет, мы не переместим
никого из них в человеческие тела!
   - Ладно, брось. Пошли, найдем Корги.
   - Нет!
   - Но ты сказала...
   - Я тебя проверяла. Хотела взглянуть, понимаешь ли ты нас  хоть  чуточку,
Тоэм, великолепный Тоэм, герой Тоэм.
   - Подожди,  -  отчаянно  взмолился  он,  схватил  ее  за  руку  и  уловил
заключительные содрогания перед тем, как вулкан  начнет  извергать  лаву.  И
пожалуй, не испытал желания присутствовать  при  извержении.  Она  выдернула
руку.
   -  Это  ты  подожди!  Почему  ты  считаешь,  что  Бейб  приспособится   к
нормальному существованию, а? Он двести двадцать три года  был  мутиком.  Он
двести  двадцать  три  года  оставался  младенцем.  И  в  один  миг  получит
нормальное мужское тело и ничего не подумает на этот счет? А Ханк? Чертовски
утонченный Ханк.  Ханк,  извергающий  естественные  отходы  в  виде  зеленой
жидкости с дьявольски гнусным запахом. Думаешь, Ханк приспособится и  станет
нормальным, не получив травмы, не помешавшись рассудком?
   - Автоматические хирурги очень хорошие. Они не совершают ошибок, когда...
   Она издала нечто вроде краткого рычания.
   - Я имею в виду не  физические  последствия.  Нет,  парень,  я  говорю  о
психических. Глубоко в его душе прячутся ид, эго и суперэго,  даже  если  он
все эти годы подавлял человеческие желания и питал  лишь  присущие  мутикам,
потому что только их мог удовлетворять. Все эти годы эго лепило его, внушало
ему,  что  он  выше  нормальных,  лучше,  счастливее,   меньше   склонен   к
предубеждениям и предрассудкам, отличается свободомыслием  и  талантами.  Ты
хочешь переделать его ид, перевернуть с ног на голову,  расколотить  в  прах
старый  и  вставить  новый.  О  парень!  Ты  хочешь  сказать  ему,  что  все
человеческие желания, не  подлежавшие  удовлетворению,  снова  вдруг  в  его
полной власти. Ты хочешь расколошматить его эго, сообщив ему,  что  он  себе
врал, что нормальным быть лучше. Ты хочешь всю его жизнь растоптать в пух  и
прах, размазать, спалить и развеять по ветру оставшийся от нее пепел.  И  не
соображаешь, почему это сведет его с ума.
   - Я никогда и не думал...
   Она крутнулась на месте, обернувшись к нему лицом, в глазах горела то  ли
ненависть, то ли нет. Похоже, ясности никогда и ни в чем уже не добиться.
   - Ты никогда и не думал! Ты ни разу не  удосужился  сложить  все  вместе!
Кстати, мистер Тоэм, почему это вы воображаете, что нам  вообще  хочется  на
вас походить? Что приводит вас к мысли, будто быть нормальным такой уж кайф?
Мы требуем равенства, парень, а не единообразия. Мы стремимся жить  в  мире,
где нам не придется шмыгать в  подполье,  как  крысам.  Мы  не  желаем  быть
человекоподобными и нормальными. Мы другие. Мы не такие, но, Господи Боже ты
мой, не  уроды.  Большинство  -  почти  все  из  нас  -  удивительны,  а  не
безобразны.  Мы  -  новая  мифология  мира  сего,  герой  То