эм,  причем   не
сочиненная, не  записанная  на  бумаге.  Мы  живем,  дышим,  ходим...  Мы  -
воплощение фантазий. Тебе стоило бы повидать кое-кого из  живущих  в  других
пещерах этого мира и всех прочих миров, кое-кого из погибших от рук  старика
Хейзабоба. Они прекрасны. Фантасмагория сказочных существ, которые  миллионы
лет прятались в тайниках творческого воображения, а теперь вышли из лона  на
свет и живут. Они действительно лучше нормальных.
   Он схватил ее за плечо, дернул к себе.
   - Все правильно. Я всему верю. Но почему на меня надо злиться?
   - Ты не поймешь! - прошипела она.
   - Черт побери, все кругом заявляют, что я не пойму! А объяснить  ни  один
не желает, - Ты не можешь понять.
   - Заткнись!
   - Не можешь!
   Он хлестнул ее рукой по лицу и уставился на красный оставшийся отпечаток.
От нее исходил сильный, сладкий, чуточку мускусный запах. Касаясь губами  ее
губ, он не слишком задумывался о том, что делает. По правде сказать,  вообще
ни о чем не задумывался. Просто такую вот форму  выражения  нашло  для  себя
переполнившее его ощущение бессилия и смятения. Краткий миг она отвечала  на
поцелуй, потом вырвалась и помчалась назад к бункеру. А  из  главной  пещеры
крикнула:
   - Ужин почти готов. Сегодня мужчины готовят. Может, будет не так  вкусно,
но лучше поторопись. И исчезла.

Глава 10

   - Невольничий рынок, - сказал Корги, созерцая  его  глазами,  состоявшими
лишь из туманных пятен и бликов.
   - На улице Продавцов Наслаждений.
   - А по карте в каком квадранте? - спросил Бейб.
   - Во втором.
   - Перечисли платформы, принадлежащие разным торговцам, в том  порядке,  в
каком они стоят на рынке.
   Тоэм оживил в памяти гипноуроки, вызубренные за день.
   - Реддиш, Фулмоно, Кингер, Фадстен, Фрин, Рашинджи, Таламан и Фросте.
   - Очень хорошо, - заключил Корги. - В самом деле отлично.
   -  Все  платформы  принадлежат  тем  же  людям  -   ромагинскому   совету
губернаторов. Свободной торговли  на  рынке  наложниц  не  существует,  хотя
совету губернаторов желательно произвести обратное впечатление.
   - Откуда ты это выкопал? - поинтересовался Бейб,  попыхивая  сигарой,  не
имеющей запаха.
   - Сам прочитал.., проштудировал как-то несколько исторических книжек.
   Корги  перебрал  в  уме  заготовленный  перечень   вопросов,   казавшийся
бесконечным.
   - Как ты в том квадранте отыщешь  бункер,  если  понадобится  помощь  или
укрытие?
   - Пойду в общественную  уборную  возле  тюрьмы,  займу  третью  от  конца
кабинку, нажму кирпич, десятый от пола и пятый от левой перегородки.
   - Ладно. Считаю тебя подготовленным. Отправишься на рассвете, когда рынки
готовятся к дневной торговле. Доберешься до рынка наложниц. Я  контактировал
со Стариком, рассказал ему про тебя и про план Ханка. Он  согласен  с  идеей
Ханка и признает, что тебе надо дать шанс найти Тарлини. Он  связывается  со
всеми прочими группами и эвакуирует их на дружеские разоружившиеся  планеты.
Мы по расписанию присоединяемся к большой группе мутиков  на  Колумбиаде.  И
потом вводим свой план в действие. Надеюсь, ты понял, что мы хотим  сделать.
Собираемся.., создать - слово не совсем точное, но сойдет -  вселенную,  где
не будет воинственных миров. Надеемся получить возможность жить в мире. Если
желаешь отправиться с нами, возвращайся сюда не позже,  чем  через  двадцать
четыре часа после ухода. За это время  ты  должен  найти  свою  женщину.  Мы
показали тебе весь город по картам, обучили обычаям низшего класса, чтобы ты
мог вести себя свободнее большинства представителей высших  слоев  общества.
Бейб выдаст тысячу кредиток. Если твоя женщина появится на платформах и если
повезет, на выкуп хватит. На непредвиденные  расходы  дадим  еще  пятьдесят.
Сопровождать тебя не имеем возможности. Можем лишь пожелать удачи.
   - Я отыщу ее и приведу обратно, - пообещал Тоэм и встал. -  Ну  а  теперь
думаю, еще успею соснуть до поры.
   - Обязательно, - подтвердил Корги.
   - Спокойной ночи, - сказал Бейб.
   - Спокойной ночи, - ответил он, выходя через дверь в коридор и  чувствуя,
как его провожают глаза и полуглаза. В  голове  царила  полнейшая  сумятица.
Разговор с Мейной повис на нем тяжким грузом,  внушив  непривычное  ощущение
собственной неадекватности и бессилия.  Неведомо  почему,  завтрашний  поиск
волновал его совсем не так, как следовало. Положим, Тарлини отыщется, значит
ли это, что он вернется домой? Даже совсем сбив с толку, цивилизованные миры
очаровали его. Ему уже мало деревьев с красными листьями,  рыбы  и  фруктов.
Простая жизнь улетучилась, оставив после себя пустоту в его существовании, в
нежной ткани души.
   В размышления вторгся странный шум,  настойчиво  привлекая  внимание.  Он
остановился, прислушался. И услышал  -  да,  вот  опять  -  звериные  звуки,
шорох.., и стон. Действительно, очень странно. Вроде из комнаты Сиэ.
   Снова.
   Но Сиэ вслух не кричит...
   Сиэ трясется, да...
   Сиэ плачет, конечно...
   Но Сиэ не стонет, как будто от боли...
   Как правило, нет...
   Еще раз внезапный визг, на  сей  раз  громче.  Впрочем,  казалось,  будто
источник сих звуков - что б он собою ни представлял - старается их подавить,
наложить на уста печать, сдержать рвущийся из легких вопль...
   Он тихонько подкрался по коридору к дверям, легонько толкнул, заглянул...
   И замер в ошеломлении.
   Заледенел...
   Там, в стариковской постели, была Мейна. Трико спущено сверху  до  пояса.
Груди голые, и к одной из них присосался угнездившийся, как дитя, на коленях
Сиэ. Груди выглядели не  столько  полными,  сколько  длинными,  с  мясистыми
сосками, напоминавшими вымя животного.
   Внезапно она почти судорожно вздернула голову и глянула на него.
   - Ты... - начал было он.
   - Вон! - завопила она.
   Слова застряли в  горле,  он  подавился  труднопроизносимыми  согласными,
ускользающий смысл неуверенно шевелил во рту пальцами...
   - Вон!
   Он закрыл дверь, голова пошла кругом.  Почему  Сиэ  из  всех  живущих  на
свете? Почему этот лепечущий идиот? Даже с Бейбом было бы лучше.  Не  говоря
уж, конечно, про Корги. Он повернулся и побежал, зажимая руками  уши,  чтобы
не слышать никаких стонов. Нашел свою комнату, пинком распахнул и  захлопнул
дверь, упал на кровать, не включив свет. Почему, почему, почему?  И  почему,
черт возьми, это его так волнует? Разумеется,  нехорошо  с  ее  стороны,  но
он-то с чего  взбесился?  Забудем  об  этом.  Сотрем  из  памяти.  Тебя  это
совершенно не касается. Хочется ей старика, и на здоровье. Идиота! Слюнявого
дурака!
   Дверь с грохотом отлетела, на пороге была она,  снова  одетая,  стояла  в
прямоугольнике света, лившегося в открытый дверной проем.
   - Уходи! - бросил он.
   Она захлопнула за собой дверь, включив ночничок, который осветил комнату,
но не слишком.
   - Ты, -  выдавила  она,  шипя  скорей  по-кошачьи,  чем  по-женски,  и  в
единственном этом слове заключался целый абзац.
   - Теперь моя очередь сказать "вон"!  -  Он  сжал  кулаки,  ища,  куда  бы
ударить, и не переставая гадать, откуда в нем столько ярости. - Ты у меня  в
комнате. Я хочу, чтоб тебя здесь не было.
   - Меня не интересует, черт побери, - опять зашипела  она,  а  коготки  на
подушечках ерзали туда-сюда, отступали, высовывались, вновь и вновь. - Меня,
черт возьми, ни капельки не интересует,  чего  ты  хочешь!  Какое  ты  право
имеешь соваться в чужие комнаты?
   - Я думал, с ним что-то случилось. Услышал скулеж..,  как  будто  кому-то
больно.
   - Он меня укусил. Он меня укусил, герой Тоэм, а не тебя!
   - Я думал, что он один.., этот старый дурак причинил тебе...
   - Заткнись!
   - Убирайся! - заорал он в ответ,  решившись  на  сей  раз  преодолеть  ее
злость своей собственной ненавистью и коварством.
   - Нет. Не уйду, покуда не растолкую тебе, герой Тоэм, какой ты  на  самом
деле слизняк!
   - Я не герой.
   - Знаю.
   - Уходи!
   - Нет. Я начала тебе кое-что сообщать на сей счет в пещерах до ужина.  Ты
думал приятненько провести время, привлеченный моим  сходством  с  животным,
сочтя меня похотливой. Ты думал, я так и взовьюсь от крепкого поцелуя.
   - А ты взвиваешься только от старых дурней... Она  вспрыгнула  на  спинку
кресла, уселась, храня идеальное равновесие, готовая ринуться за мышкой.
   - Это он-то старый дурень?  Да  тебе  неизвестно  и  половины  того,  что
известно ему. И никто из нас с ним не сравнится. И никто из нас даже  просто
не представляет, что он видит, герой Тоэм. Дурень.., надо же! Это ты дурень.
Чертов дурень, герой Тоэм. У него есть причина скулить, потому что он видит.
Видит!
   - Что? - спросил он, заинтригованный против собственной воли.
   - Бога! - выпалила она, перепрыгнула с кресла на шкаф, села,  обернувшись
великолепной спиной к зеркалу. - Бога, герой Тоэм! Сиэ видит Бога и не может
этого вынести. Для тебя это что-нибудь значит? Говорит тебе что-нибудь?  Сиэ
смотрит вглубь, в самое сердце вещей, дальше звезд, за границы реальностей и
полуреальностей, квазиистин и того, что мы называем Подлинной  Истиной.  Все
это для него семечки, герой  Тоэм.  Сиэ  заглядывает  в  излучины,  о  самом
существовании которых мы не  подозреваем,  и  бросает  мимолетный  взгляд  в
уголки, о которых мы позабыли или никогда не видали. Он смотрит на  то,  что
считается Богом. И это сводит его с ума. Для  тебя  это  что-нибудь  значит,
герой Тоэм?
   - Я... - Он медленно сел.
   - Нет. Ничего. Ты не понимаешь концепций. Но концепцию Бога, герой  Тоэм,
ты обязательно понимать должен. Хоть смутно. Не перенапрягай рассудок.  Ведь
в твоем маленьком примитивном мирке был  Бог,  правда?  Хоть  какой-то.  Бог
ветра. Бог солнца.  Только  Бог  не  имеет  ничего  общего  с  твоим  о  Нем
представлением, или с моим о Нем представлением, или с чьим-либо  когда-либо
существовавшим. Сиэ знает, что Он собой  представляет,  и,  узнав  это,  Сиэ
сошел с ума. Так как же, герой Тоэм, каким адским видением должен быть  Бог?
Что же это за ужас, если Сиэ в итоге  прохныкал  и  проскулил  столько  лет?
Может, он ничего не увидел -  одну  бесконечную  пустоту,  черноту,  бездну,
безбожие? Может быть, Бога  нет,  герой  Тоэм?  Впрочем,  я  так  не  думаю.
По-моему, от такого видения Сиэ смог бы оправиться.  Бог  есть.  Но  Он  так
ужасен и так многогранен в своем ужасе, что Сиэ  навеки  испуган  до  потери
рассудка.
   Тоэм стиснул руками голову, как бы желая ее  раздавить,  расколоть.  Все,
что ему было нужно, - Тарлини. Так он думал. А разве нет? Ему не следует  ни
во что больше вмешиваться.  По  крайней  мере,  не  следует  позволять  себе
вмешиваться.
   Она презрительно шипела.
   - Разумеется, я кормлю его грудью. Он сам есть не в  состоянии.  Дело  не
только в его неспособности прокормиться, а в гораздо,  гораздо  большем.  Он
живет в обратную сторону, герой Тоэм. Если б засунуть ему в живот  трубку  и
через нее питать, он был бы счастлив. Он хочет назад, в чрево,  герой  Тоэм.
Хочет, чтобы его поглотило лоно. Но желание это неисполнимо. Он хочет,  черт
побери, но не имеет возможности. Поэтому и остается только кормление  грудью
- дальше ему никогда не продвинуться. А иначе он умрет с голоду. Может, черт
побери, это было бы лучше. Может быть,  милосерднее  было  б  заставить  его
желудок замкнуться в кольцо, съежиться, биться в агонии, переваривая  самого
себя ради пропитания. Может, черт побери, мы должны всадить ему пулю в  лоб,
вышибить мозги, чтоб душа его растеклась по бетону кровавой лужей. Но  я  не
хочу. Корги не хочет. Старик не хочет, а у Старика больше мозгов и духу, чем
у всех у нас вместе взятых. В Сиэ есть нечто чудовищное, но вдобавок и нечто
святое. Нечто святое, полученное от соприкосновения с  неописуемым  демоном,
которого называют Богом, герой Тоэм.
   - Я не знал.
   - Окей, - отрезала она. - Ты не знал. И не знаешь. Только не надо считать
себя таким дьявольски великолепным! Не надо судить меня, герой Тоэм, на  том
основании, что я, по твоему мнению, должна делать и чего не должна. Не  надо
устанавливать для меня моральные нормы  и  ценности,  раз  ты  абсолютно  не
понимаешь, что я такое! Не приписывай мне добропорядочной белиберды.  Теперь
уже мог бы знать, что мир вовсе не добропорядочный.
   Он вскочил, одним прыжком преодолел разделявшее  их  расстояние,  схватил
ее, сдернул со шкафа.
   - Не тронь меня!
   - Мейна, слушай...
   Она заурчала, когда он запустил руку в ее пышные волосы.
   - Слушай, я совсем сбит с толку.  Проклятие,  я  ничего  не  знаю.  Я  не
просил, чтоб меня сюда привели. Не просил, чтоб меня вытащили из  деревни  и
швырнули в хаос.
   Она обхватила его руками и заплакала на плече.
   - Я пошел искать девушку. Сперва хотел лишь найти ее и  вернуться  домой.
Ничего больше не знаю. Я должен сейчас отыскать ее, потому что лишь  в  этом
всегда была моя цель, потому что лишь это меня заставляло  жить.  Отказаться
от этого все равно что убить мечту. Если я  зашибу  по  дороге  кого-нибудь,
может, оно того стоит, а может, нет. Но я не хочу никого зашибить.
   Она задрожала. Он поднял легкое тело, понес на постель.
   - Сиэ, - вымолвил он. - Черт, это ужасно. Ужасно не для него  одного,  но
для всех, кто его понимает.
   Ее руки ласкали его. Позабыв обо  всех  разговорах,  он  нашел  ее  губы.
Маленький розовый язычок затрепетал у него во рту. Он стиснул грудь. И вдруг
в бок впились когти. Он стряхнул  ее.  Густая  кровь  выступила  из  длинных
тонких царапин и запятнала рубашку.
   - Зачем ты это сделала?
   - Я по-прежнему для  тебя  только  животное,  герой  Тоэм.  Тебе  хочется
посмотреть, на что это будет похоже. Ты так ни разу и не  сказал:  "Я  люблю
тебя", просто принялся тискать.  Желаешь  посмотреть,  найдется  ль  во  мне
что-нибудь хорошенькое.
   - Сука! - рявкнул он, растирая израненный бок.
   - Хочешь узнать, мохнатый ли у меня животик.
   - Покажи, - ухмыльнулся он, ощущая  на  пальцах  липкую  кровь  и  пламя,
бушующее в рассудке.
   - Ты никогда не узнаешь, - заявила она и шмыгнула  к  двери.  -  Никогда,
даже за миллион лет!
   Створка хлопнула, он остался один в темноте.
   Прошло много времени, прежде чем Тоэм  встал,  зажимая  ладонью  горевший
огнем бок и пытаясь понять, что за  пламя  терзает  рассудок.  Но  не  нашел
ответа. Огонь в боку успокоил, промыв раны. Они были неглубокие, и он быстро
управился. Прижег  спиртом,  смазал  мазью,  заклеил  пластырем  размером  с
ладонь.
   Стал смывать кровь с  раковины  и  почувствовал  себя  совсем  нереально,
глядя, как алые полосы тают в струйках воды. Все начинало казаться грезой  -
десятками грез и кошмаров, громоздящихся друг на друга.
   Потом лег в постель, уставился в потолок, попытался заснуть.  Но  сон  не
шел долго-долго...

Глава 11

   На следующее утро, когда Корги, Бейб, Рыба, Ханк собрались его провожать,
Мейны не было видно поблизости. Он все время ее высматривал,  надеялся,  что
придет. Но она не пришла.
   - Так помни,  -  предупреждал  Корги  с  туманной,  подернутой  искорками
гуммигута серостью вместо  глаз,  -  у  тебя  всего  двадцать  четыре  часа.
Возвращайся с Тарлини сюда и получишь  возможность  отправиться  с  нами.  В
противном случае, боюсь, застрянешь тут, в этой вселенной,  с  ромагинами  и
сетессинами.
   - Постараюсь, Корги, - пообещал он, пожимая протянутые руки и щупальца.
   - Помни, если понадобится  помощь  или  убежище,  можешь  идти  в  другие
бункеры, - сказал Ханк.
   - Не сомневайся, - добавил Бейб.
   - Не буду, - заверил он их. И шагнул назад в туннель,  откуда  впервые  -
кажется, много-много лет назад - спустился в воздушном потоке.  Они  закрыли
за ним дверь в бункер. Воспользовавшись перископическим сканнером,  он,  как
они его учили, обследовал лежавшую над головой аллею. Никого  не  обнаружил,
включил воздуходувку, пославшую воздушные струи в обратном направлении, и те
мягко, но  решительно  повлекли  его  вверх,  вверх,  вверх,  вынесли  через
решетку, которая  следом  за  ним  легла,  клацнув,  на  место  и  послужила
посадочной площадкой, когда потоки внезапно стихли.
   Ему с трудом верилось в происходящее. Он наконец-то в столице, неподалеку
от невольничьего рынка, может быть,  в  самое  время,  чтобы  выкупить  свою
Тарлини. Попытался  припомнить,  как  она  выглядит,  но  ясной  картины  не
получил.
   День  обещал  быть  прекрасным.  Слабенькие   желтые   облачка,   которым
предстояло  рассеяться  еще  до  появления  утреннего   солнца,   оставались
единственными пятнышками на идеальном небе. Солнце только вставало и еще  не
согрело приятный прохладный ночной воздух.
   Он пустился в путь,  свернув  с  аллеи  на  улицу.  Магазины  работали  -
грандиозная сеть фирменных, ультрасовременных, без  продавцов,  и  маленькие
уличные магазинчики, похоже, всегда  процветающие  в  загнивающем  обществе,
независимо от его размеров и уровня развития. В одном  местечке  продавались
домашние  прянички,  мягкие,  солоноватые.  Он   купил   один   на   деньги,
предназначенные для непредвиденных расходов, и сжевал на  ходу.  Внутри  все
трепыхалось от возбуждения и  страха,  но  важней  всего  сохранять  внешнее
спокойствие, словно он здешний.
   Он шел мимо фруктовых лавок, где стояли огромные  корзины  с  наваленными
грудой вишнями,  представлявшими  всю  хроматическую  цветовую  гамму.  Одни
смахивали на те, что они с Ханком украли из грузовика на воздушной  подушке,
другие  вообще  ни  на  что  прежде  виденное  не  походили.  Хотелось   все
перепробовать, но он помнил об отведенном сроке в двадцать четыре  часа.  На
поиски может понадобиться все это время, если не больше. И шагал дальше.
   На рыночке под открытым небом, где в кровавых лужах лежали боковые  части
туш животных, а в некрашеных ящиках с мелко наколотым льдом - куски  вырезки
и  бифштексы,  ромагинский  правительственный  инспектор  осматривал   мясо,
пришлепывая печать, а мясник, не особо таясь, совал ему по крупной монете за
каждую одобренную тушу. Над площадкой уже скапливались мухи, и  Тоэм  хорошо
представлял, что тут будет твориться, когда дневная жара одеялом окутает все
вокруг. И чем будет пахнуть.
   Сразу за мясным рынком располагалась автоматизированная мясная лавка, где
мясо хранилось в кубических стеклянных морозильниках, постоянно выставленное
напоказ. Цены были раза в три выше, чем у продавца необработанного мяса,  но
Тоэм решил, что не задумываясь заплатил бы побольше. Если  еще  когда-нибудь
сможет проглотить кусок мяса. Даже простой взгляд на сырую плоть  вызывал  у
него тошноту. Понятно, на нем отразились привычки, предпочтения и  антипатии
мутиков.
   Мужчина в развевающейся накидке, похожей на ту, которую много  дней  тому
назад выдал ему автомат, важно шествовал по  пешеходной  дорожке.  Огромный,
жирный, со свиным рылом, он ковырял в зубах сверкающим ногтем. Представители
низших классов отступали на мостовую, освобождая путь, хоть в  том  не  было
физической необходимости - ширины тротуара хватило бы, чтоб вместить человек
семь-восемь в ряд. Впрочем, Тоэм поступил точно так же. Нельзя привлекать  к
себе внимание, возбуждать подозрения.
   Потом, переходя оживленную улицу, он увидел мальчика  с  белыми  глазами,
проезжавшего в лимузине. Рядом восседала очень богатая женщина. По поведению
мальчика никак нельзя было  судить,  узнал  тот  его  или  нет.  Тоэм  хотел
побежать за ним, но не побежал. Что-то в этом  мальчике  ему  не  нравилось.
Больше по этому поводу он сказать ничего не мог. Может быть, дело в том, что
Ханк испугался мальчика, а Ханк вроде бы мало чего пугался.  Если  уж  мутик
боится мальчишку, на то есть причина.  Нечто  большее  насылаемых  грез.  Он
переправился на другую сторону улицы  и  двинулся  к  рынку  наложниц,  куда
открывался вход с улицы Продавцов Наслаждений.
   В действительности улица Продавцов Наслаждений была никакой не улицей,  а
площадью. В центре площади в обширном  фонтане  мифологические  существа  из
ромагинской религии опрокидыва